Иншаков С.М. Зарубежная криминология

Подождите немного. Документ загружается.

заключения, другой — к 30 годам и т. д. Однако в уголовном кодексе указывается, что

тюремное заключение не должно превышать 20 лет. Поэтому можно было

ходатайствовать о том, чтобы наказание в 40 лет было смягчено и заменено 20 годами.

Решением короля наказание было смягчено и сведено к 8, 16 и т. д. годам заключения.

Вслед за тем оказалось, что эти законы вообще слишком суровы, и декретами

министров наказания были еще смягчены. В результате этих новых определений тот,

кто был приговорен к 40 годам заключения, теперь получил 14 дней. Такова

непоследовательность, проистекающая из теории Фейербаха".*

Сам Гегель предпринял попытку разработать более последовательную теорию

преступления и наказания. Природу преступности Гегель усматривал в особой

сущности правовых законов: "Существуют законы двоякого рода: законы природы и

законы права. Законы природы абсолютны и имеют силу так, как они есть... В природе

величайшая истина состоит в том, что закон существует. В законах права предписание

имеет силу не потому, что оно существует, и каждый человек требует, чтобы оно

соответствовало его собственному критерию".

Божественное, абсолютное, не

зависящее от сознания людей право (справедливость) существует как проявле-

ние абсолютной идеи: "Право есть нечто святое вообще уже потому, что оно есть

наличное бытие абсолютного понятия".' Абсолют по Гегелю есть Бог. Человечество

стремится уловить абсолютное право и отразить его в законах. Однако не всегда это

отражение адекватно: "Здесь, следовательно, возможна коллизия между тем, что есть, и

тем, что должно быть, между в себе и для себя существующим правом, остающимся

неизменным, и произвольным определением того, что есть право".

Существуют

"противоположности между правом в себе и для себя и тем, чему произвол сообщает

силу права".

Эти противоположности — источник возможной оценки права как

несправедливого, а соответственно и субъективного оправдания его нарушения. Каждый

человек может иметь собственное представление о справедливости и может

конструировать свое собственное право — нормы поведения, которые он считает

справедливыми. Эти нормы не всегда совпадают с принятыми в обществе правовыми

законами. И человек нередко предпочитает ориентироваться именно на собственные

нормы, а не на государственные законы.

Эта идея Гегеля имеет очень глубокий смысл: чем справедливее законы, чем

большее число граждан признает их таковыми, тем меньше желающих их нарушать, тем

ниже уровень преступности. К сожалению, не часто законодатель стремится воплотить

гегелевскую установку в жизнь — отсюда и растущий уровень преступности.

Гегель признавал право за каждым разумным человеком конструировать свое

право. Но при этом человек должен быть готовым приложить это право и к себе: "Право

государства заключено в самом деянии преступника, которым он сам признает, что его

надлежит судить. Будучи убийцей, он устанавливает закон, что уважать жизнь не

следует. Он высказывает в своем деянии всеобщее; тем самым он сам выносит себе

смертный приговор".

Наказание по Гегелю делает честь преступнику: "В том, что

наказание рассматривается как содержащее его собственное право, преступник

почитается как разумное существо. Эта честь не будет ему воздана, если понятие и

мерило его наказания не будут взяты из самого его деяния; так же и в том случае, если

рассматривать его как вредного зверя, которого следует обезвредить или стремиться

запугать или исправить его".

Мы видим, что Гегель вслед за Кантом тоже отрицал общую и частную превенцию.

Наказание есть прежде всего проявление справедливости. Этот подход имеет гуманную

сущность: если в случае убийства, человек дает право убить и его, то в случае кражи

колосков с колхозного поля, человек дает право на причинение ему лишь аналогичного

ущерба. В правовой практике различных государств этот принцип практически никогда

не соблюдался. Наказание всегда преследует цель запугать преступника реального и

потенциального.

Гегель пытался выработать четкие научные критерии назначения наказания.

Теоретическая часть ему удалась вполне: "Снятие преступления есть возмездие

постольку, поскольку это возмездие есть по своему понятию нарушение нарушения и

поскольку преступление по своему наличному бытию имеет определенный

качественный и количественный объем и тем самым его отрицание как наличное бытие

имеет такой же объем".' В практической части, в выработке конкретных критериев

наказаний за определенные преступления учение Гегеля осталось проблематичным. В

случае убийства адекватный объем наказания вполне очевиден: жизнь за жизнь.

Сложнее, например, с воровством: "Лишь со стороны этой внешней формы воровство,

грабеж, а также наказание в виде денежных штрафов и тюремного заключения и т. п.

совершенно несравнимы, но по своей ценности, по тому их всеобщему свойству, что

они нарушения, они сравнимы".

Каким же образом их можно сравнивать? "Искать

приближения к равенству в этой их ценности — дело рассудка".

Философ, вероятно,

считал, что углубление в детали юриспруденции — не его кредо, дело не его рассудка.

Возможно, его призыв обращен к нам, уважаемые читатели. Остается лишь надеяться,

что с высот современных достижений науки нам удастся увидеть путь к решению

древнейшей проблемы, найти этот критерий равенства преступления и наказания.

Анализируя феномен преступности, Гегель высказал ряд интересных мыслей о

способах воздействия на него. Огромное значение он придавал разумности

государственного устройства. Иногда Гегеля представляют конформистом, готовым

оправдать любой факт окружающей реальности, любую государственную политику. В

самом деле, Гегелю принадлежат слова: "Что действительно, то разум-

но". Однако их нередко вырывают из контекста. Эта фраза имеет продолжение: "Но

не все, что существует, действительно".' Действительным Гегель признает лишь

государство, в котором гармонично сочетаются интересы общества и отдельной

личности: "Государство действительно, и его действительность заключается в том, что

интерес целого реализуется, распадаясь на особенные цели. Действительность есть

единство всеобщности и особенности... Если этого единства нет в наличии, нечто не

действительно, хотя бы и можно было принять, что оно существует. Дурное государство

— такое, которое лишь существует, больное тело тоже существует, но не имеет

подлинной реальности. Отсеченная рука еще выглядит как рука и существует, но она не

действительна; подлинная действительность есть необходимость: то, что действительно,

необходимо внутри себя".

Гегель весьма осторожно оценивал возможности принуждения: "Человека можно

как живое существо принудить, т. е. подчинить власти других его физическую и вообще

внешнюю сторону, но свободная воля в себе и для себя принуждена быть не может...

Принудить к чему-то можно только того, кто хочет, чтобы его принудили".

"Народ

может испытывать принуждение и все-таки умереть свободным, тогда он уже свободен

от принуждения".

Может быть и наоборот. Задача здоровых сил общества —

поддерживать и развивать внутреннюю свободу в своем народе.

Гегель весьма скептически оценивал практику полицейской государственности.

Задачи полиции он видел не в усиленном контроле за частной жизнью. "Цель

полицейского надзора и опеки — представить индивиду всеобщую наличную

возможность для достижения индивидуальных целей. Полиция должна заботиться об

уличном освещении, строительстве мостов, установлении твердых цен на товары

повседневного потребеления, а также о здоровье людей".

В царской России эти идеи

Гегеля пытался реализовать министр внутренних дел А. Н. Хвостов. Борьбу с

дороговизной он считал главной задачей своего министерства. В 1915—1916 гг. в

составе МВД было создано "Общество по борьбе с дороговизной".

Эта проблема

остается актуальной для России и сегодня.

Весьма интересные мысли Гегель высказывал о борьбе с коррупцией: "В Афинах

существовал закон, предписывающий каждому гражданину отчитываться, на какие

средства он живет; теперь же полагают, что это никого не касается".' Наш Президент в

1996 г. отклонил аналогичный закон, принятый Думой и утвержденный Советом

Федерации. Жаль, что он не прислушался к напутствию великого философа.

Идеи Гегеля имели огромное влияние на современников, исподволь его теория

готовила серьезные перемены в практике воздействия на преступность — ее основной

вектор был устремлен в будущее. В то же время концепции общей и частной превенции,

разрабатываемые представителями классического направления уголовного права,

оказались более привлекательными для европейского законодателя, и именно они стали

на длительный период ориентирами уголовно-правовой практики.

Сущность классической школы

Работы Беккариа, Говарда, Бентама, Фейербаха и их последователей сформировали

классическое направление уголовного права. В рамках этой школы развивались и

криминологические идеи, которые органически увязывались с уголовным правом.

Основные идеи классической школы сводились к следующему:

— человек является носителем свободной воли, и преступление есть результат его

произвольного выбора; в силу того, что лицо, обладая нравственной свободой, избирает

зло, оно должно нести наказание за свой выбор;

— процесс принятия решения о совершении преступления носит исключительно

рациональный характер. Человек совершает преступление лишь в случае, если считает

его полезным для себя после взвешивания всех pro и contra;

— усиливая наказание, общество делает преступления менее привлекательными,

что позволяет удерживать людей от их совершения;

— искусство законодателя и его гуманизм заключаются в том, чтобы ужесточение

наказания проводилось не по принципу "чем больше, тем лучше", а по принципу "ужес-

точать лишь настолько, чтобы сделать преступление непривлекательным".

Ученым классической школы пришлось выдержать немало критики.

Представителей классической школы иногда

упрекают в том, что они упустили из поля зрения личность преступника. Э. Ферри,

в частности, указывал: "Для криминалистов, судей и законодателей область правосудия

содержит в себе три момента: преступление, суд и наказание. Классическая школа не

знает преступника, который между тем является началом и вместе с тем конечной целью

деятельности общественной обороны от преступности".

Данный упрек вряд ли можно

считать обоснованным. Конечно, концепция преступника у них была несколько

схематичной и упрощенной, чрезмерно рационалистичной (с гипертрофированным

"принципом пользы"). Но в этом их вряд ли можно упрекать — они работали на уровне

развития психологической и философской мысли того времени. Ведь лишь в XX в.

психологи установили, что характерной чертой человека является: думать одно,

говорить другое, а поступать вопреки и первому, и второму. В то же время идеи этой

школы не случайно получили название классических, поскольку они живы до сих пор и

с незначительными модификациями являются основой системы воздействия на

преступность во многих странах, несмотря на революционные попытки отказаться от

них.

§ 3. Первые статистические исследования преступности (А. Герри, А.

Кетле)

Жизнеспособность идей классической школы многократно подвергалась серьезным

испытаниям и нередко общество пыталось предать их забвению. Первыми толчками,

заколебавшими почву под ногами классической школы, оказались статистические

исследования, проведенные во второй четверти XIX в. Ученых этого направления

иногда называют представителями картографической школы, что не совсем точно,

поскольку они анализировали не только географическую зависимость преступности. В

1827 г. во Франции опубликовали первый уголовно-статистический ежегодник. Его

составитель министр юстиции Франции Андре-Мишель Герри (1802—1866). Он

установил закономерности распределения преступности по возрастным группам (пик ее

приходится на возрастную группу 25—30 лет). Ему удалось вскрыть парадоксальный

факт: в наибеднейших департаментах Франции уровень преступности был самым

низким. Из министерского кабинета этот факт легче всего было интерпретировать как

аргумент в пользу от

сутствия связи между бедностью и преступностью. В то же время Герри удалось

установить связь между преступностью и дефектами систем воспитания.

Наиболее обширные статистические исследования различных областей социума

(включая и криминальную) в этот же период провел бельгийский профессор математики

и астрономии Ламбер 'Адольф Жак Кетле (1796—1874). За выдающиеся успехи в

различных областях науки Кетле был избран академиком Брюссельской академии наук

и литературы. Интересно, что лишь после этого он удостоился чести быть назначенным

королевским указом на должность профессора военной академии. Кетле — один из

немногих исследователей преступности, которому благодарные потомки поставили

памятник на центральной площади столицы его родины.

Параллельно с Огюстом Контом Кетле заложил основы социологии. В том же году,

когда Конт издал свой "Трактат о позитивной философии", Адольф Кетле выпустил в

свет свою первую статистическую работу.' В отличие от Конта исследования Кетле

имели более предметный и более практически значимый характер. Первое исследование

Кетле посвящено закономерностям рождаемости и смертности брюссельского

населения, в этой области ученый выявил определенное постоянство и цикличность.

Затем Кетле пришла мысль воспользоваться тем же статистическим методом для

изучения закономерностей преступности. Исследования показали, что число

совершенных преступлений и проступков остается из года в год почти неизменным.

Стабильна и структура преступности. В одной из первых фундаментальных работ по

социологии — "Человеческие возможности, или Опыт социальной физики" ученый

писал: "Существует бюджет, который выплачивается поистине с ужасающей

аккуратностью и правильностью. Это — бюджет тюрем, рудников и эшафотов... Мы

можем с полной достоверностью предвидеть, сколько человек запачкают свои руки

кровью ближнего, сколько будет подлогов, отравлений; мы можем это сделать с такой

же точностью, с какой мы предсказываем количество смертных случаев и рождений в

ближайший год".

Эти открытия имели огромный общественный резонанс. Под

сомнением оказалась не только теоретическая идея свободы воли. Те, кто прочел книгу

Кетле, невольно задавались вопросом: "Да существует ли вообще добродетель или

грех, раз человеческие поступки совершаются под влиянием строгих, независящих от

человека законов?"

Исследования Кетле показали, что преступления — не механическая сумма

произвольных деяний. Там, где на первый взгляд все зависит лишь от решения лихого

человека, выявляется действие каких-то скрытых сил. Ведь в одной и той же стране

ежегодно совершается практически одинаковое количество убийств. Их не может

оказаться в десять раз меньше или в десять раз больше.

Развивая эти исследования статистики Маури и По-летти установили, что число

посягательств на личность изменяется ежегодно не больше чем на 4%, а колебания

преступлений против собственности достигают не больше 2%. Они доказали, что

существует закон, согласно которому колебания цифры преступности не может

превысить 10%.' Эти положения классиков социологии не мешало бы постоянно иметь в

виду современным политическим деятелям, которые подчас вынашивают планы

расправиться с преступностью в течение ста дней.

Какие-то неведомые силы держат число преступлений на одном уровне. В

очередной фундаментальной работе "Социальная система", вышедшей в 1848 г., Кетле

пишет:

"Цель моя — показать, что в мире, где многие упорно видят только беспорядочный

хаос, существуют всесильные и неизменные законы".

Законы, управляющие

различными социальными процессами (в том числе и преступностью) столь же прочны,

столь же непреложны, как законы, управляющие небесными телами. Эти законы

существуют вне времени, вне людских прихотей. Вскрыть их должна созданная А.

Кетле наука — социальная физика.

Таким образом, главный фундаментальный вывод, сделанный Кетле, заключается в

том, что все совершаемые в обществе преступления суть одно явление, развивающееся

по определенным законам. Попытка избавиться от преступности, строго карая

нарушителей, обречена на неудачу. Необходимо выявлять законы развития

преступности, силы, которые влияют на ее рост или уменьшение. И именно в

соответствии с этими закономерностями необходимо воздействовать на данное явление

с тем, чтобы добиться бла

гоприятных для общества перемен. И в своих рекомендациях Кетле достаточно

радикален: "Если мы изменим общественный строй, то мы сейчас же увидим, как

изменятся явления, которые прежде происходили с таким постоянством".' Большевики в

России оказались первыми, кто реализовал на практике данную рекомендацию Кетле, а

позднее, когда в 1945 г. мировое сообщество разделило побежденную Германию на

зоны, был проведен грандиозный социальный эксперимент, подтвердивший истинность

предсказаний Кетле: в социалистической Германии уровень преступности за несколько

десятилетий стал почти в десять раз ниже, чем в Германии капиталистической.

Кетле установил, что практически все явления в обществе взаимосвязаны, и одни

из них обуславливают другие. Так появилась на свет знаменитая теория факторов. К

числу факторов, приводящих отдельного человека к преступлению, по мнению Кетле,

относятся "среда, в которой он живет, семейные отношения, религия, в которой он

воспитан, обязанности социального положения — все это действует на его

нравственную сторону. Даже перемены атмосферы оставляют на нем свой след:

несколько градусов широты могут изменить его нрав; увеличение температуры

разжигает его страсти и располагает его к мужеству или к насилию".

Ученый установил, что при стабильности социальных условий стабильны и

социальные процессы: "Таким образом, в государстве должны повторяться одни и те же

явления: в нем будет одно и то же число новорожденных, умерших, браков, если только

законы, обычаи, нравы, просвещение и все условия этого государства оставались одни и

те же. Одна свободная воля человека, по-видимому, могла бы изменить ход дела; но мы

знаем, что ее деятельность заключена в весьма тесных пределах и что она совершенно

уничтожается перед причинами, управляющими социальной системой".

На основании анализа социальных причин преступности А. Кетле приходит к

выводам, имеющим немалое практическое значение: "Нет сомнения, что достаточно

было бы изменить причины, управляющие нашей социальной системой, чтобы

изменились также и печальные результа-

ты, встречаемые ежегодно в летописи убийств и самоубийств. Только слепой

фатализм может думать, что факты, повторяющиеся с такою правильностью, не могут

измениться при улучшении нравов и учреждений человеческих; но для производства

заметных перемен нужно действовать на массы, а не на отдельные личности. Насколько

реформы будут полезны или вредны — покажет нам будущая статистика".

А. Кетле одним из первых указал на значительное влияние общественного мнения,

которое то может оказывать на социальные процессы, включая преступность, как в

благоприятном, так и в отрицательном направлении.

В концепции причин преступности А. Кетле органически сочетались

социологические и антропологические идеи (что было характерной чертой практически

всех исследователей преступности XIX в.). Антропологические идеи А. Кегле авторы

учебников обычно не рассматривают, дабы легче было поместить ученого в

прокрустово ложе определенной схемы. Однако, по нашему мнению, нельзя пройти

мимо ряда теоретических положений этого автора — теоретических положений,

которые во многом предвосхитили экстравагантные открытия Ч. Ломброзо. А. Кегле

достаточно определенно высказывался о жесткой связи между телом и душой:

"Между физической природой человека и его нравственными и умственными

качествами существует столь тесная связь, что самый поверхностный наблюдатель не

может не видеть ее".

"Нравственные болезни то же, что и физические: между ними есть

заразительные, есть эпидемические, есть наследственные. Порок передается в иных

семействах, как золотуха и чахотка. Большинство преступлений, причиняющих скорбь

стране, вытекают из нескольких семейств, над которыми следовало бы учредить особый

надзор и уединить их, подобно тому, как уединяют больных, в которых предполагают

зародыш заразы".

Таким образом, Кетле определил свободную волю в достаточно узкие

рамки социальных условий и физической природы человека.

Кетле начал разрабатывать теорию о склонности человека к преступлению. Он

пытался на основе теории вероятностей вывести формулу, для математически точного

расчета этой величины у каждого человека.

И хотя термин

"опасное состояние личности" впервые прозвучал на итальянском языке

(pericolosita — его автором был Энрико Ферри, употребивший его в своей докторской

диссертации, защищенной в начале 70-х гг. XIX в.), основы этой теории были заложены

Адольфом Кетле.

В книгах Кетле можно найти и зачатки теории подражания Тарда ("иногда

источник преступления лежит в духе подражательности, в высшей степени присущей

человеку и обнаруживающейся во всем")', и основы ставшей весьма популярной в XX в.

теории стигмы ("Вас удивляет число повторяющихся проступков, но вы сами

порождаете их. Вы сначала клеймите, а потом требуете, чтобы опозоренные вами

явились в своем прежнем блеске").

Великому бельгийскому ученому удалось не только приоткрыть густую завесу,

наброшенную на тайну нашей социальной системы и на вечные принципы,

управляющие ее судьбами, но и заложить основы многих криминологических теорий,

развитых его последователями.

§ 4. Основы радикального направления в криминологии

Основоположники рабочего движения К. Маркс (1818— 1883) и Ф. Энгельс (1820

—1895), моделируя общество, соответствующее идеалу справедливости и братства

людей, немало внимания уделяли вопросам борьбы с преступностью. К. Маркс,

получивший степень доктора философии в возрасте двадцати трех лет, и Ф. Энгельс, в

двадцатипятилетнем возрасте написавший фундаментальную исследовательскую работу

"Положение рабочего класса в Англии" обогатили криминологическое учение

радикальной концепцией воздействия на преступность.

Отличительными особенностями их криминологической концепции были, во-

первых, макроуровень разрабатываемых ими мер (предполагалась их реализация

одновременно в ряде государств, если не во всех странах мира); во-вторых —

революционное реформаторство как основа воздействия на преступность (имелось в

виду, что первым шагом всех, в том числе и криминологических, преобразований и

совершенствований общественной системы должно стать отстранение от

государственной власти господство-

вавших правящих сил, которые не могли и не желали принимать действенных мер

воздействия на преступность).

Основоположники теории научного коммунизма, взяв за образец схемы

общественных отношений в первобытной общине, где уровень преступности был

крайне низок (настолько низок, что не требовалось специальных органов для борьбы с

этим феноменом: без судов, тюрем и полиции все шло своим чередом), пытались на той

же основе смоделировать общество будущего, где будет господствовать социальное

равенство, к минимуму сведутся различные противоречия, где отпадет необходимость в

государственном принуждении: преступность начнет исчезать без специальных

полицейских мер.

К. Маркс и Ф. Энгельс достаточно глубоко и объективно (без поправки на

возможную негативную реакцию правящих кругов) проанализировали причины

преступности в капиталистическом мире. К числу основных факторов преступности они

относили социальное неравенство, эксплуатацию трудящихся, органическими

последствиями которой являются безработица, крайняя бедность и нищета, низкий

уровень образования и воспитания в рабочей среде.

В декабре 1847 г. в Брюсселе в Немецком рабочем обществе К. Маркс прочел ряд

лекций, которые позднее были опубликованы под названием "Наемный труд и капитал".

В этой работе К. Маркс вскрыл сущность социального неравенства. Используя образные

сравнения, он отмечал:

"Как бы ни был мал какой-нибудь дом, но, пока окружающие его дома точно так

же малы, он удовлетворяет всем предъявляемым к жилищу общественным требованиям.

Но если рядом с маленьким домиком вырастает дворец, то домик съеживается до

размеров жалкой хижины. Теперь малые размеры домика свидетельствуют о том, что

его обладатель совершенно нетребователен или весьма скромен в своих требованиях; и

как бы ни увеличивались размеры домика с прогрессом цивилизации, но если соседний

дворец увеличивается в одинаковой или в еще большей степени, обитатель

сравнительно маленького домика будет чувствовать себя в своих четырех стенах все

более неуютно, все более неудовлетворительно, все более приниженно.

Таким образом, хотя доступные рабочему наслаждения возросли, однако то

общественное удовлетворение, которое они доставляют, уменьшилось по сравнению с

увеличившимися наслаждениями капиталиста, которые рабочему недоступны, и вообще

по сравнению с уровнем развития общества. Наши потребности и наслаждения

порождаются обществом; поэтому мы прилагаем к ним обществен