Иноземцев В.Л. Социально-экономические проблемы XXI века: попытка нетрадиционной оценки
Подождите немного. Документ загружается.
владели иностранные инвесторы в самих США. Характерно, что около 70 процентов этих
приобретений было сделано американскими корпорациями только в течение первой
половины 90-х годов, а суммы, которые Соединенные Штаты способны инвестировать в
экономику зарубежных стран в 1997-2000 годах, оцениваются в 325
млрд. долл.
251
Рассматривая инвестиционные потоки в современном постиндустриальном мире,
необходимо иметь в виду два момента.
С одной стороны, нетрудно заметить, что инвестиции в США, возросшие с 1970 по 1990
год более чем в 30 раз
252
, весьма явным образом распределяются по странам-донорам. В
1990 году корпорации только семи стран - Великобритании, Японии, Канады, Франции,
Германии, Швейцарии и Нидерландов - приобрели более чем по 10 американских
компаний, причем доля Великобритании составляла около 31 процента, а Японии - менее
14 процентов
253
. Характерно, что эти же семь стран оставались главными партнерами и в
1996 году: они обеспечивали суммарно 85 процентов всех инвестиций в США и
выступали реципиентами для более чем 60 процентов всех американских
капиталовложений за рубежом
254
. Переориентация американских инвестиций в развитые
страны особенно заметна в последние десятилетия: если в 1970 году в Европу
направлялось около трети всего их объема
255
, то сегодня суммарные инвестиции в ЕС
составляют около 50 процентов. Хотя в хозяйственном отношении США тесно связаны со
странами Латинской Америки и имеют большой товарооборот с Азией, на долю Японии и
новых индустриальных стран Азии приходится не более 8, а на долю Мексики - менее 3
процентов американских иностранных инвестиций
256
.
С другой стороны, обращают на себя внимание структура и направления как зарубежных
инвестиций американских компаний, так и вложений в США. 74 процента американских
инвестиций в начале 90-х годов направлялось в Европу (в ЕС и страны-участники
Европейского соглашения о свободной торговле) и Японию. При этом 63 процента
вложений в европейские страны предназначалось сервисному сектору, а 31 -
промышленному производству
257
, что отражало сам характер европейской экономики.
Вложения в недвижимость фактически отсутствовали. Напротив, европейские инвесторы
в США предпочитали вкладывать средства в различные отрасли промышленности (49
процентов), а также банковскую и финансовую сферу (25 процентов), что отражало-
специфику американской хозяйственной системы
258
. Как европейцы, так и американцы
инвестировали основную часть средств в высокотехнологичные отрасли, куда
направлялись более 80 процентов германских инвестиций и около 63 процентов
американских. Так, например, "Ай-Би-Эм", которая использует в Японии 18 тыс.
работников и имеет годовой объем продаж в 6 млрд. долл., является сегодня одним из
ведущих японских экспортеров компьютерной техники
259
. Напротив, японские компании в
США инвестируют в промышленное производство не более 18 процентов общих
капитальных вложений, направляя 41 процент в торговлю и около 30 - на приобретение
компаний, специализирующихся в области финансов и недвижимости
260
; в Европе доля
японских инвестиций, направляемых в промышленность, не превосходит 16 процентов
261
.
Испытывающие значительный дефицит технологий и научных разработок, Япония и
страны Юго-Восточной Азии фактически не вкладывают средства в приобретение
высокотехнологичных компаний в США и Европе, предпочитая быстро окупающиеся и
отчасти спекулятивные вложения. Поэтому трудно не согласиться с мнением Р.Райча,
который не видит опасности в растущих иностранных инвестициях в США и считает, что
"когда американский метод определения и решения проблем подкрепляется
иностранными деньгами, это может иметь для США лишь благоприятные последствия"
262
.
Таким образом, американские, европейские и в несколько меньшей степени японские
компании инвестируют основные средства в страны с приблизительно одинаковым
уровнем развития, отличающиеся стабильной хозяйственной ситуацией. При этом
инвестиции имеют в основном долгосрочный, а не спекулятивный характер. Анализ
движения средств на американском фондовом рынке позволяет специалистам утверждать,
что подъем 1996-1999 годов в подавляющей части объясняется внутренними
инвестициями
263
; то же самое можно сказать и о рынках европейских стран. В целом же
более 80 процентов всех прямых иностранных инвестиций направляются сегодня в
развитые страны; следует предположить, что эта цифра будет возрастать, так как в
течение последних лет большинство из 16 государств, являющихся основными
реципиентами иностранных инвестиций, существенно упростили соответствующие статьи
своего законодательства или приняли конкретные меры по поощрению внешних
капиталовложений
264
. Доля развивающихся стран в общем объеме мировых
капиталовложений уверенно уменьшалась с середины 70-х годов, сократившись до 17
процентов в 80-е годы по сравнению с 25 процентами в 70-е
265
. В 80-е и 90-е годы
наступила еще большая поляризация: ввиду быстрого развития дешевых производств в
Юго-Восточной Азии значительные инвестиционные потоки были переключены на этот
регион. В результате суммарные инвестиции США, европейских стран и Японии друг в
друга, а также в Сингапур, Китай, Малайзию, Индонезию, Таиланд, Гонконг и Тайвань
обеспечивали 94 (!) процента общего объема прямых иностранных инвестиций в мире
266
.
В середине 90-х годов наметился рост инвестиций в Восточную Европу и страны бывшего
советского блока; однако последние события - крах азиатских рынков в 1997 году и
финансовая несостоятельность России, падение на большинстве восточноевропейских
бирж - делают перспективы роста инвестиций за пределы постиндустриального мира еще
более проблематичными.
Наконец, нам осталось рассмотреть третью группу процессов, наиболее красноречиво
характеризующую влияние постиндустриальных стран на мировую экономику. Речь идет
о динамике международных финансовых рынков, опосредующих мировое хозяйственное
развитие и в значительной мере определяющих его направления.
Здесь прежде всего обращает на себя внимание явное доминирование в мировых
финансовых трансакциях американской валюты. В сере-
дине 90-х годов в долларах производилось около половины международных торговых
операций, осуществлялось 44 процента инвестиций в различные финансовые
инструменты и более 40 процентов валютообменных операций
267
. С начала 90-х годов
доллар заметно укрепил свои позиции в качестве мировой резервной валюты, причем в
значительной мере за счет развитых постиндустриальных стран. Только в 1995 году, когда
было отмечен рекордный прирост (на 168 млрд. долл.) долларовых резервов, достигших
882 млрд. долл., более его половины было обеспечено покупкой американской валюты
центральными банками Японии, Италии и Испании
268
. Доля доллара в валютных резервах
постиндустриальных стран возросла с 45 процентов в 1990 году до 58 в 1997-м, тогда как
доля всех европейских валют, включая ЭКЮ, составляет несколько более 30 процентов
269
.
Заметим, что даже в Азии, несмотря на стремление Японии создать там "зону иены", на
протяжении всех 80-х годов доля доллара в валютных резервах росла быстрее, чем доля
иены (с 48,6 до 62,7 против с 13,9 до 17,1 процента)
270
. Основным направлением
инвестиций приобретаемых долларов служит помещение их в ценные бумага
американского казначейства. Так, на конец 1994 года иностранными инвесторами их было
приобретено на сумму около 689 млрд. долл.; при этом большая часть этих активов
оказалась сосредоточенной в Европе и Японии, а на долю стран, не относящихся к
постиндустриальному миру, пришлось 232 млрд. долл., или всего 6,5 процента общего
количества данных ценных бумаг, находившихся на тот момент в обращении. Нельзя
также не отметить, что 55 процентов всех находившихся в собственности иностранцев
облигаций американского казначейства принадлежали центральным банкам или иным
официальным институтам
271
. Популярность американских ценных бумаг резко выросла в
условиях финансовой нестабильности на международных рынках: так, если в 1992-1993
годах иностранные инвесторы держали не более 20 процентов всех обязательств
американского казначейства, то к концу 1997 года этот показатель вырос почти до 37
процентов
272
.
Основные финансовые центры сосредоточены сегодня в пределах постиндустриального
мира в гораздо большей степени, чем промышленное производство или научные
институты. Активное развитие валютных и фондовых рынков началось с середины 70-х
годов и происходит все более ускоряющимися темпами. Дневной оборот валютообменных
операций, составлявший в 70-е годы около 15 млрд. долл., достиг 60 млрд. долл. в начале
80-х и 1,3 трлн. долл. в 1995 году; в 1983 году годовой объем подобных трансакций
превосходил объемы международной торговли в десять раз; к 1992 году это превышение
достигло 60 раз
273
. В то же время международные межбанковские заимствования
исчислялись суммой в 6,2 трлн. долл.; 65 процентов этих заимствований обеспечивали
банки США, Швейцарии, Японии, Великобритании, Франции, Германии и
Люксембурга
274
; заимствования на международных рынках в начале 90-х годов росли с
годовым темпом до 34 процентов
275
. В начале 80-х годов в основных финансовых центрах
мира распространились операции с разного рода производными инструментами -
фьючерсными и форвардными контрактами, деривативами и так далее. Только с середины
80-х до начала 90-х годов объемы большинства подобных рынков выросли от 10 до 20
раз
276
, достигнув небывалых размеров. Как отмечает Д. Кортен, "в середине 1994 года
общая стоимость контрактов по выпущенным деривативам составляла, по оценкам,
примерно 12 триллионов долл. - и, как ожидалось, должна была достичь 18 триллионов к
концу 1999 года. Согласно оценкам журнала The Economist, в 1993 году общая стоимость
основного производительного капитала всех экономик мира равнялась примерно 20
триллионам долл."
277
. Согласно оценкам Международного валютного фонда, уже сегодня
трастовые и хедж-фонды способны в считанные дни мобилизовать для атаки на ту или
иную национальную валюту до 1 трлн. долл.
278
, а оценки консультационной компании
McKinsey & Со определяют объем мировых финансовых рынков на уровне более 83 трлн.
долл. к 2000 году
279
.
Несмотря на то, что многие исследователи склонны видеть в этих тенденциях опасность,
обусловленную высокой степенью риска современных финансовых трансакций, проблема,
на наш взгляд, может иметь и другую сторону. За счет активизации международного
движения капитала развитые страны создают искусственную переоценку своего
национального богатства, обеспечивая тем самым, в частности, и защиту внутреннего
рынка капитала от проникновения извне. По мере того, как растет основной показатель
интернационализации капитала - соотношение между ВВП и объемом международных
операций с акциями и облигациями, - не достигавший в развитых странах в 1980 году и 10
процентов, (в 1992 году он составил в Японии 72,2, в США - 109,3, а во Франции - 122,2
процента)
280
, растут обороты фондовых бирж и основные фондовые индексы. Как
следствие, в 1992 году "финансовые активы развитых стран, входящих в ОЭСР, составили
в общей сложности 35 трлн. долл., что в два раза превысило стоимость продукции,
выпускаемой этими странами... [Ожидается] что к 2000 году совокупный капитал
достигнет 53 трлн. долл. в постоянных ценах, то есть в три раза превысит стоимость
выпущенных в этих странах товаров"
281
.
Одной из ярких особенностей современной финансово-экономической ситуации является
то, что цены активов компаний ведущих западных стран не соотносятся сколь-либо
определенным образом с развитием материального сектора. Так, если в США с 1977 по
1987 год рост промышленного производства не превысил 50 процентов, то рыночная
стоимость акций, котирующихся на всех американских биржах, выросла почти в пять
раз
282
, а объемы торгов на Нью-йоркской фондовой бирже и совокупный капитал
оперирующих на ней финансовых компаний возросли более чем в 10 раз
283
; при этом
коррекция, происшедшая в октябре 1987 года, составила не более 25 процентов. На
протяжении следующего десятилетия экономический рост был более низким, однако
прежнее достижение на фондовом рынке было повторено, и к августу 1997 года индекс
Доу-Джонса вырос в 4,75 раза, увеличившись более чем в два раза только с начала 1996
года. В 1997 и 1998 годах в результате потрясений на развивающихся рынках коррекции
основных индексов оказались еще более значительными, однако и они были
недолговременными. К началу 1999 года показатели вернулись в рекордные ин-
тервалы, при этом индекс Dow Jones Industrial Average поднялся 11 января до 9643,32
пункта со своего минимального в 1998 году (31 августа) значения в 7539,07 пункта, тогда
как NASDAQ Composite достиг отметки в 2344,41 пункта (8 октября 1998 года он был на
уровне 1419,12 пункта
284
). Элементарные вычисления позволяют оценить годовые темпы
роста этих индексов приблизительно в 80 и 260 процентов соответственно. Приводя к
переоцененности американских и европейских компаний (а рост фондовых индексов в
странах ЕС в 1996-1999 годах оказался еще более впечатляющим, чем в США), эти
процессы не угрожают в существенной степени собственно хозяйственному прогрессу.
Если вплоть до 1973 года в ходе кризисов нельзя было не заметить высокой корреляции
между движениями на фондовом рынке и реакцией производственного сектора, то в
последние годы она снижается, если не устраняется вообще. В 1986-1989 годах валовый
национальный продукт США обнаруживал устойчивую тенденцию к росту в среднем на
3,3 процента в год (в частности, на 3,1 процента в 1987 году)
285
, при том, что падение
фондового индекса в октябре 1987 года было почти таким же, как при крахе, положившем
начало кризису и стагнации конца 20-х - начала 30-х годов, в течение которого страна
пережила падение ВНП на 24 процента.
Все эти процессы не стали еще предметом осмысления с нетрадиционных точек зрения.
Анализируя ситуацию конца 1987 года, Ж.Бо-дрийяр писал: "Если что и становится
понятным в этой ситуации, так это степень различия между экономикой какой мы ее себе
представляем и какой она является на самом деле; именно данное различие и защищает
нас от реального краха производящего хозяйства"
286
. Между тем возможен и иной подход,
в основе которого лежит предположение о том, что реальное богатство
постиндустриальных обществ достаточно точно отражено в финансовых показателях их
развития, так как за ним стоит не только совокупность материальных активов, цена
которых снижается и будет снижаться, но и ценности, воплощенные в человеческом
капитале, значение которых растет и будет расти. При таком допущении оказывается, что
в ходе постэкономической трансформации в пределах развитых стран сосредоточивается
гораздо более мощный хозяйственный потенциал, чем это предполагается в большинстве
случаев.
Завершая рассмотрение процессов, определяющих относительную обособленность
постэкономического мира, нам осталось коснуться проблемы движения людских потоков.
Если сравнивать интенсивность миграции с активностью финансовых операций, бросается
в глаза, что движения широких масс людей в рамках постиндустриального мира не
наблюдается. Безусловно, коммуникации и транспорт становятся более совершенными, а
туризм остается одной из наиболее быстрорастущих сфер бизнеса, однако масштабы
иммиграции в границах совокупности стран-членов ОЭСР снижаются. Отмечая, что
"глобализация продвинулась намного дальше в сфере финансовых операций и
организационных структур, нежели в развитии рынка труда", М. Уотерс обращает
внимание на то, что сокращение иммиграции в развитые страны стало реальностью
начиная с середины 70-х годов
287
, когда принципы постиндустриализма оказались
доминирующими. В особой степени это касается стран ЕС, где при фактическом
отсутствии ограничений на передвижение и работу лишь 2 процента рабочей силы
находят свое применение вне национальных границ, и только для относительно отсталой
Португалии соответствующий показатель оказывается выше 10 процентов
288
. Эти
процессы, на наш взгляд, указывают на успехи постэкономического общества, равно как и
на его отделенность от остального мира.
Если в первой половине XX века и даже в первые послевоенные десятилетия значительная
часть граждан, прибывавших в США (из Европы) или в западноевропейские страны (из
государств Восточного блока), могла быть отнесена к высококвалифицированным
работникам, то сегодня постэкономический мир вынужден защищаться от иммигрантов из
бедных стран, движимых чисто экономическими соображениями и не обладающих
навыками квалифицированного труда. В 50-е годы 68 процентов легальных иммигрантов,
прибывавших в США, происходили из Европы или Канады и принадлежали к среднему
классу; в 70-е и 80-е более 83 процентов их общего числа были азиатского или
латиноамериканского происхождения и, как правило, не обладали достаточным
образованием. К концу 80-х годов десятью странами, обеспечивающими наибольший
поток переселенцев в США, были Мексика, Филиппины, Корея, Куба, Индия, Китай,
Доминиканская Республика, Вьетнам, Ямайка и Гаити
289
.
В результате с 1980 по 1995 год приток низкоквалифицированных иммигрантов в США на
20 процентов повысил предложение на рынке труда среди лиц, не имеющих законченного
школьного образования; средний же уровень образованности у легальных иммигрантов в
1995 году был в четыре раза ниже, чем у среднего американца
290
. Между тем в США
существует продолжительная традиция пополнения нации за счет иммигрантов, и
повышение их доли в рабочей силе до 9,7 процента к 1995 году зачастую рассматривается
как положительный фактор
291
; при этом не нужно забывать, что около 15 процентов
легальных иммигрантов составляют высококвалифицированные специалисты, в первую
очередь из стран Азии и Восточной Европы. Достаточно сказать, что в конце 80-х - начале
90-х годов из Сингапура уезжало (преимущественно в США) около 1 процента населения,
в основном высококвалифицированного
292
, а среди китайских студентов, поступивших в
американские вузы, доля возвращающихся по окончании учебы на родину не превышает
10 процентов
293
. Однако даже несмотря на эти обстоятельства, американские законодатели
начинают все строже подходить к иммиграционным вопросам, ограничивая приток
иностранцев в страну.
Аналогичные тенденции, причем гораздо более явно выраженные, прослеживаются в
странах ЕС. В середине 90-х годов значительное число переселенцев из стран-членов ЕС
проживало лишь в Германии (1,7 млн. чел.) и Франции (1,3 млн. чел.)
294
; при этом общее
количество иностранных рабочих, прибывших в Сообщество из-за его пределов,
составляло более 10 млн. чел., или около 11 процентов рабочей силы
295
и в целом
соответствовало доле безработных в населении ведущих стран Европы. Следует заметить,
что в европейских странах возникают крупные сообщества выходцев из-за рубежа; не
говоря о традиционно многонациональной Великобритании, сегодня в Германии
проживают до 80 процентов всех живущих в Европе турок и 76 процентов выходцев из
Югославии, во Франции - 86 процентов тунисцев, 61 процент марокканцев и столько же
алжирцев
296
. Список может быть продолжен. Как правило, иммигранты в европейских
странах пополняют низшие классы общества
297
и создают жесткую конкуренцию местным
работникам; согласно статистическим данным, на протяжении последних двадцати лет
средние заработки легальных иммигрантов в Европе составляли от 55 до 70 процентов
доходов европейцев, выполнявших аналогичные виды работ
298
. При этом уровень
безработицы среди легальных иммигрантов во Франции в два, а в Нидерландах и
Германии - в три раза выше, нежели среди родившихся в этих странах граждан
299
.
Поэтому понятно складывающееся в последние десятилетия напряженное отношение
европейцев к выходцам из других стран: согласно последним опросам общественного
мнения, среди молодежи европейских стран, наиболее подверженной безработице,
негативное отношение к иммигрантам разделяют от 27,3 процента французов до 39,6
процента немцев и 41 процента бельгийцев
300
. Ближайшие десятилетия, на наш взгляд,
станут для США и ЕС периодом жестких ограничений использования иностранной
рабочей силы.
185 - См.: International Herald Tribune. 1997. July 10. Р. 2.
186 - См.: Henzler H.A. The New Era of Eurocapitalism // Ohmae K. (Ed.) The Evolving Global
Economy. Making Sense of the New World Order. Boston, 1995, P. 7-8.
187 - См.: Pierson Ch. Beyond the Welfare State? P. 126.
188 - См.: Brown L.R., RennerM., Flavin СП.. et al. Vital Signs 1997-1998. P. 112.
189 - См.: Sandier Т. Global Challenges. An Approach to Environmental, Political, and
Economic Problems. Cambridge, 1997. P. 185.
190 - См.: Davidow W.H., Me/one M.S. The Virtual Corporation. Structuring and Revitalizing
the Corporation for the 21st Century. N.Y., 1992. P. 189.
191 - См.: Gates S. Copmete, don't Delete // The Economist. 1998. June 13. P. 24.
192 - См.: Marber P. From Third World to the World Class. The Future of Emerging Markets in
the Global Economy. Reading (Ma.), 1998. P. 71.
193 - См.: Castells M. The Rise of the Network Society. P. 108.
194 - См.: Braun Ch.-F., von. The Innovation War. Industrial R&D... the Arms Race of the 90s.
Up-per Saddle River (N.J.), 1997. P. 57.
195 - См.: Doremus P.N., Keller W.W., Pauly L.W., Reich S. The Myth of the Global
Corporation. Princeton (NJ), 1998. P. 102-103.
196 - Рассчитано no: Financial Times FT 500 1998 // Financial Times. 1998. January 22.
Annex. P. 5-6.
197 - См.: Ashkenas R., Ulrich D., Jick Т., Kerr St. The Boundaryless Organization. Breaking
the Chains of Organizational Structure. San Francisco, 1995. P. 263.
198 - См.: The Economist. 1998. July 25. P. 111; подробнее см.: Morton С. Beyond World
Class. P. 208-209.
199 - См. Morgan G. Images of Organization. Thousand Oaks - L, 1997. P. 327.
200 - См. Latouche S. The Westernization of the World. The Significance, Scope and Limits of
th Drive towards Global Uniformity. Cambridge, 1989. P. 127-128.
201 - См. Morgan G. Images of Organization. P. 336.
202 - См. Barnet R.J., Cavanagh J. Global Dreams. Imperial Corporations and the New World
Orde . N.Y., 1994. P. 210.
203 - CМ. Statistical Abstract of the United States. 1996. Wash., 1996. P. 673.
204 - CM. Korten D.C. When Corporations Rule the World. L., 1995. P. 224.
205 - См. World Resources 1998 - 1999. P. 153.
206 - См. Dicken P. Global Shift: The Internationalization of Economic Activity. L, 1992. P. 48.
207 - См. Greider W. One World, Ready or Not. P. 21.
208 - См. Dunning J. Multinational Enterprises in a Global Economy. Wokingham, 1993. P. 15.
209 - См.: Hirst P., Thompsom G. Globalization in Question. The International Economy and the
Pos-sibilities of Governance. Cambridge, 1996. P. 53.
210 - См.: The Economist. 1998. June 27. P. 123.
211 - См.: Abramowitz M., David P.A. Convergence and Deferred Catch-up: Productivity
Leadership and the Waning of American Exceptionalism // Landau R., Taylor Т., Wright G.
(Eds.) The Mosaic of Economic Growth. P. 44.
212 - См.: Hirst P., Thompsom G. Globalization in Question. P. 22.
213 - См.: Kenwood A.G., Lougheed A.L. The Growth of the International Economy 1820-1990.
An In-troductory Text. L. - N.Y., 1992. P. 286.
214 - См.: Korten D.C. When Corporations Rule the World. P. 18.
215 - См.: Hopkins Т.К., Wallerstein E., et al. The Age of Transition. Trajectory of the World-
System 1945 - 2025. L., 1996. P. 71.
216 - См.: Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights. P. 370; Kiplinger K. World Boom
Ahead. Why Business and Consumers Will Prosper. Wash., 1998. P. 27.
217 - CМ.: Judy R. W., D'Amico C. Workforce 2000. P. 23.
218 - См.: Piore M.J., Sabel Ch.F. The Second Industrial Divide. Possibilities for Prosperity.
N.Y., 1984. P. 186.
219 - См.: Krugman P. Peddling Prosperity. Economic Sense and Nonsense in the Age of
Diminishing Expectations. N.Y. - L, 1994. P. 231.
220 - См.: Eliott L., Atkinson D. The Age of Insecurity. P. 226.
221 - См. Krugman P. Does Third World Growth Hurt First World Prosperity? // Ohmae K.
(Ed.) The Evolving Global Economy. P. 117.
222 - См. The Economist. 1997. April 12. P. 119.
223 - См. Ohmae K. The Borderless World. Power and Strategy in the Global Marketplace. L.,
1990 P. 138-139.
224 - См. Dent Ch.M. The European Economy: The Global Context. L. - N.Y., 1997. P. 134.
225 - См. Ibid. P. 136.
226 - CМ. Spulber N. The American Economy. The Struggle for Supremacy in the 21st Century.
Cambridge, 1997. P. 22.
227 - См.: Krueger A.O. Threaths to 21st-century Growth: The Challenge of the International
Trad-ing System // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of Economic Growth. P.
204.
228 - См. Burtless G., Lawrence R.Z., Litan R.E., Shapiro R.J. Globaphobia. P. 22.
229 - См. Krugman P. Peddling Prosperity. P. 258.
230 - См. Krugman P. Por Internationalism. Cambridge (Ma.) - L, 1996. P. 47.
231 - См. Krugman P. Peddling Prosperity. P. 258.
232 - См. Judy R.W., D'Amico C. Workforce 2000. P. 26-27.
233 - См. Ashkenas R., Ulricri D., Jick Т., Kerr St. The Boundaryless Organization. P. 268.
234 - См.: DentCh.M The European Economy. P. 169.
235 - См.: Jovanovic M.N. European Economic Integration. Limits and Prospects. L. - N. Y.,
1997. P.243.
236 - См.: Spulber N. The American Economy. P. 101.
237 - См.: Jovanovic M.N. European Economic Integration. P. 247.
238 - См.: World Economic Outlook. October 1997. P. 51.
239 - См.: Hirst P. , Thompsom G. Globalization in Question. P. 125.
240 - См.: Jovanovic M.N. European Economic Integration. P. 247.
241 - См.: World Economic Outlook. October 1997. P. 54.
242 - См.: Adams Ch. Caution Tempers Exporter's Enthusiasm for Cut // Financial Times. 1998.
Oc-tober 10-11. P. 5.
243 - См.: Dent Ch.M. The European Economy. P. 173.
244 - См.: Grilli E.R. The European Community and the Developing Countries. Cambridge,
1993. P. 162-163.
245 - См.: Encarnation D.J. Rivals Beyond Trade. America versus Japan in Global Competition.
Ithaca - L, 1992. P. 155.
246 - См.: Plender J. A Stake in the Future. The Stakeholding Solution. L, 1997. P. 118.
247 - См.: Reich R.S. Tales of a New America. The Anxious Liberal's Guide to the Future. N.Y.,
1987. P. 82.
248 - Reich R.B. Who Is Them? // Ohmae K. (Ed.) The Evolving Global Economy. P. 173.
249 - См.: Spulber N. The American Economy. P. 175.
250 - См.: Lash S., Uriy J. Economies of Signs and Space. P. 20.
251 - См.: Garten J.E. The Big Ten. The Big Emerging Markets and How They Will Change
Our Lives
252 - См.: Kanter P.M. Worid Class. P. 124.
253 - См.: Encarnation D.J. Rivals Beyond Trade. P. 145.
254 - См.: Burtless G. , Lawrence R.Z., Litan R.E., Shapiro R.J. Globaphobia. P. 36, 39.
255 - См.: Hopkins Т.К., Wallerstein E., et al. The Age of Transition. P. 51.
256 - См.: Burtless G., Lawrence R.Z., Litan R.E., Shapiro R.J. Globaphobia. P. 85, 86.
257 - См.: Jovanovic M.N. European Economic Integration. P. 327.
258 - См.: Burtless G., Lawrence R.Z., Litan R.E., Shapiro R.J. Globaphobia. P. 37.
259 - См.: Reich R.B. The Work of Nations. Preparing Ourselves to 21st Century Capitalism.
N.Y., 1992. P. 123, 120.
260 - См.: Doremus P.N., Keller W.W., Pauly L.W., Reich S. The Myth of the Global
Corporation. P. 119.
261 - См.: Dicken P. Global Shift. P. 78.
262 - Reich R.B. The Work of Nations. P. 150.
263 - См.: Henderson С. Asia Falling. Making Sense of the Asian Crisis and Its Aftermath.
N.Y., 1999. P. 52.
264 - См.: Rowen H.S. World Wealth Expanding: Why a Rich, Democratic, and (Perhaps)
Peaceful Era is Ahead // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of Economic
Growth. P. 105.
265 - см.: Paterson M. Global Warming and Global Politics. P. 175-176.
266 - См.: Heilbroner R., Milberg W. The Making of Economic Society. P. 159.
267 - См. Cavanaugh F.X. The Truth about the National Debt. Five Myths and One Reality.
Boston, 1996. P. 71.
268 - См. Ayres R.U. Turning Point. P. 217.
269 - См. The Economist. 1998. October 10. P. 121.
270 - См. Cargill T.F., Hutchison M.M., Ito T. The Political Economy of Japanese Monetary
Policy. Cam-bridge (Ma.) - L, 1997. P. 85.
271 - См. Cavanaugh F.X. The Truth about the National Debt. P. 74, 71.
272 - См. Time. 1998. January 12. P. 25.
273 - См.: Sassen S. Losing Control? Sovereignty in an Age of Globalization. N.Y., 1996. P. 40.
274 - CМ.: Sassen S. Losing Control? P. 12.
275 - См.: Hirst P., Thompsons G. Qlobalization in Question. P. 40.
276 - Cм.: Ibid. Р. 41.
277 - Korten D.C. When Corporations Rule the World. P. 196.
278 - Cм.: The Economist. 1997. September 27. P. 91.
279 - CМ.: Mattiews J.T. Power Shift: The Age of Non-State Actors // Neef 0., Siesfeld G.A.,
Cefola J. (Eds.) The Economic Impact of Knowledge. P. 98.
280 - См.: Castells M. The Rise of the Network Society. P. 85.
281 - Greider W. One World, Ready or Not. P. 232.
282 - См.: Statistical Abstract of the United States 1994. Wash., 1994. P. 528.
283 - См.: Harvey D. The Condition of Postmodernity, P. 335.
284 - См.: Financial Times. 1999. January 12. Р. 35.
285 - CМ.: Statistical Abstract of the United States 1995. Wash., 1995. P. 451
286 - Baudrillard J. The Transparency of Evil. P. 26.
287 - Waters М. Globalization. L. - N.Y., 1995. Р. 93, 90.
288 - См.: Mcflae H. The Worid in 2020. Р. 271.
289 - См.: Lind M. The Next American Nation. P. 132-133.
290 - См.: Burtless G.. Lawrence R.Z., Litan R.E., Shapiro R.J. Globaphobia. P. 86-87.
291 - См.: Dent H.S., Jr. The Roaring 2000s. P. 34; Judy R.W., D'Amico C. Workforce 2000. P.
98.
292 - См.: Bello W. , Roserrfeld S. Dragons in Distress. Asia's Miracle Economies in Crisis. San
Francisco, 1990. P. 333.
293 - См.: French P., Craooe М. One Billion Shoppers. Accessing Asia's Consuming Passions
and Fast-Moving Markets - After the Meltdown. L, 1998. P. 109.
294 - См.: Jovanovic M.N. European Economic Integration. P. 338.
295 - См.: Morgan G. Images of Organization. P. 313.
Разобщенность современного мира
Последние годы истекающего столетия поставили проблему разделенности цивилизации
особенно остро. Причины тому многочисленны и разнообразны.
Во-первых, в течение всей предшествующей истории субъектами противостояния на
международной арене становились блоки и союзы стран, которые, с одной стороны, были
объединены сходными экономическими и политическими характеристиками и при этом, с
другой стороны, находились в оппозиции союзам и блокам государств, имевшим
примерно такой же политический, военный и хозяйственный потенциал. Именно поэтому
на протяжении долгих столетий центры соперничества оставались относительно
локализованными: на Западе это была Европа, на Ближнем Востоке таким центром
оставалось Восточное Средиземноморье, в азиатских странах соперничали в первую
очередь Китай, Монгольская империя и государства Центральной Азии. Колонизация,
откуда бы она ни исходила (и примеры тому дает экспансия монголов в Центральную
Азию и Восточную Европу, испанцев и португальцев - в Латинскую Америку, англичан и
французов - в Африку и Индию, русских - в Сибирь и Центральную Азию),
воспринималась как присоединение к метрополии территорий, заведомо более слабых в
военном и хозяйственном отношении, но не как соперничество за мировое господство.
Впоследствии борьба великих держав приняла мировой масштаб, но кардинальным
образом ситуация не изменилась: Священный Союз и наполеоновская империя, США и
Испания, Тройственный Союз и Антанта, державы оси и союзники во Второй мировой
войне, наконец, НАТО и Организация Варшавского договора - во всех этих случаях со-
юзничали относительно равнопорядковые по мощи и влиянию государства. Их
объединяли определенные социальные и хозяйственные модели, и они могли эффективно
соперничать друг с другом, имея значительные источники внутреннего саморазвития.
Поэтому в различные исторические эпохи конфликты и противостояния, в наибольшей
мере изменившие лицо цивилизации, были конфликтами равных, в иных случаях они
принимали форму быстрых завоеваний, на основе которых возникали империи, по самой
своей природе обреченные на нестабильность.
Во-вторых, вплоть до начала XX века относительная неравномерность хозяйственного
развития отдельных государств не представлялась чем-то фатальным и непреодолимым. В
условиях политической независимости и индустриального (а тем более
доиндустриального или протоиндустриального) производства фактически каждая страна,
не находившаяся, впрочем, на явной периферии мирового прогресса, могла обеспечить
себе положение державы, лидирующей в мировом масштабе. Достаточно вспомнить
возвышение промышленной мощи Англии в условиях, когда финансовое доминирование
Испании и мануфактурное превосходство Северной Италии и Голландии в Европе
казались незыблемыми, а также военно-политические успехи наполеоновской Франции,
создавшей крупнейшую в истории европейскую империю. И в одном, и в другом случае
мы видим сильную волю государства к занятию лидирующего места на континенте,
подкрепленную продуманной внешней и внутренней политикой. В XIX веке миру явились
два новых феномена - с одной стороны океана несколько десятков мелких и разрозненных
германских княжеств за пятьдесят лет превратились в мощнейшую экономическую силу с
явно выраженными претензиями на мировое господство; с другой его стороны США, еще
в 60-е годы раздираемая гражданской войной сельскохозяйственная страна, стала первой
державой капиталистического мира. В этом случае капиталистическая хозяйственная
система продемонстрировала огромные возможности ускоренного развития, основанного
на достижениях индустриализма; "все развитые страны стали капиталистическими, [и]
равным образом, все страны, принявшие капитализм, достигли высокой степени
развития"
301
.
В-третьих, что также весьма существенно, определенную роль в этих процессах играла и
регионализация, проявлявшаяся в двух основных аспектах. С одной стороны,
хозяйственные успехи каждой из названных стран зависели в гораздо большей степени от
умелой мобилизации собственных ресурсов, нежели от взаимодействия с другими
государствами и блоками. С другой стороны, относительная отсталость многих других
стран не была достаточно очевидной для них самих; сложившиеся жизненные традиции,
весьма слабые контакты с внешним миром не вызывали стремления к экономическому
соперничеству. Лозунг "догнать и перегнать" был фактически неведом человечеству
вплоть до начала Первой мировой войны.
Итак, до середины XX столетия стратегии хозяйственной экспансии основывались на
характере организации внутренних возможностей нации; они предполагали возможность
успешного догоняющего развития на основе индустриализации и были нацелены на
относительно независимое от других стран развитие, не претендующее на немедленное
достижение того уровня прогресса, который был обеспечен в основных центрах инду-
стриаьной цивилизации. Проблема "догоняющего развития" стала особенно актуальной в
50-е и 60-е годы в силу трех обстоятельств. Во-первых, весьма наглядные уроки
ускоренной индустриализации и мобилизационного развития были продемонстрированы
Германией и СССР - основными соперниками на европейском театре военных действий;
достижения советской промышленности в 50-е и 60-е годы также были более чем
впечатляющими. Во-вторых, проблемы взаимоотношений метрополий с их бывшими
колониальными владениями и перспективы хозяйственного роста последних стали
исключительно важными в условиях развертывающегося соперничества
капиталистической и коммунистической систем в "третьем мире". И наконец, в-третьих,
впервые резко обозначились вопросы зависимости западной цивилизации от стран
периферии в области поставок сырья и возможного характера взаимодействия с ними в
условиях глобализации мирового хозяйства.
В то время западный мир рассматривал себя в качестве естественной части мирового
индустриального порядка, у которой с остальными его элементами намного больше
сходства, нежели различий. Р.Арон отмечал, что "Европа состоит не из двух коренным
образом отличных миров: советского и западного, а представляет собой единую
реальность - индустриальную цивилизацию"
302
. Весьма характерно, что в социально-
экономических исследованиях того времени хозяйственный прогресс фактически
отождествлялся с примитивно понимаемым промышленным ростом; источник этого роста
виделся в дополнительных внутренних инвестициях, а результат - в приближении к
западным стандартам потребления. Так, Г. Лейбенштайн в конце 50-х полагал, что
исходной точкой индустриализации является "впрыск" инвестиций в объеме не менее 15
процентов национального дохода
303
; Э. Хиршман отмечал, что отсутствие необходимых
инвестиционных ресурсов в развивающихся странах обусловливает исключительную роль
Запада в обеспечении их ускоренной индустриализации
304
, а У. Ростоу однозначно