Хубов Г. Арам Хачатурян

Подождите немного. Документ загружается.

важную роль в творческой жизни, в творческом разви-

тии Хачатуряна — и не только потому, что оно достав-

ляет и композитору и слушателям живую радость непо-

средственного общения, а значит, и взаимного художе-

ственного обогащения. Описанный выше «счастливый

случай», быть может, и не открыл в Хачатуряне фено-

мен дирижера, но он дал выход громадной внутренней

силе самобытного артистизма, свойственного самой

природе его дарования.

В творческом процессе композитора сочинение со-

вершенно неотделимо от исполнения, причем момент ис-

полнения порой является «возбудителем» сочинения, —

что, как мы помним, особенно заметно в импровизацион-

ное™ и концертантности стиля хачатуряновской музы-

ки (импровизация предполагает идеальную слитность

исполнения и сочинения).

Артистизм Хачатуряна глубоко коренится в замеча-

тельных традициях народного искусства его родины; по-

добно вдохновенным мастерам этого искусства, он, по

складу своей художнической натуры, не только сочини-

тель, но и исполнитель собственных произведений. Об-

стоятельства жизни не позволили ему с детства развить

свои исполнительские способности хотя бы до степени

профессионального уменья. Когда же он стал компози-

тором, органическая потребность исполнения сочиняе-

мой музыки не только не ослабла, но, естественно, уси-

лилась. И тут природный артистизм помогал Хачатуря-

ну если не восполнять, то во всяком случае стушевывать

недостатки и пробелы своего исполнительского образо-.

вания.

Проявления хачатуряновского артистизма еще в кон-

серваторские годы были удивительны, иногда трудно

объяснимы. Так, например, не занимаясь специально

игрой на фортепьяно, он способен был поразить даже

самых искушенных слушателей «пианизмом» исполнения

собственных, технически вовсе не легких фортепьянных

пьес. Вот характерный «случай» — Хачатурян его и те-

перь хорошо помнит.

В 1932 году, будучи студентом Московской консерва-

тории (по классу композиции), он написал фортепьян-

ную Токкату. Н. Мясковский решил показать пьесу

своего ученика К. Игумнову. По его просьбе Хачатурян

сам сыграл Токкату. Игумнова очень заинтересовало не

311

только сочинение, но и исполнение; он отметил пианизм

Хачатуряна и спросил — у кого и на каком курсе зани-

мается молодой автор по специальному фортепьяно. —

Я был очень польщен, но крайне смущен, — говорит Ха-

чатурян, — и до сих пор не понимаю, как мог Игумнов

принять меня за пианиста!

Однако вряд ли Игумнов ошибся; во всяком случае

не в главном. Он верно почувствовал артистизм Ха-

чатуряна. Конечно, проявления артистизма отнюдь не

ограничены пианизмом, но истинный пианизм немыс-

лим без артистизма.

Как могла строгая аудитория Московского Дома уче-

ных принять Хачатуряна за дирижера, когда он впервые

в жизни и без специальной подготовки стал за пульт?

Очень просто — она сразу почувствовала в нем артиста

и, зная его как талантливого композитора, доверилась

обаянию его авторского исполнения. А. Хачатурян, пре-

красно понимая, что нельзя безнаказанно пользоваться

этим доверием, не восполняя и совершенствуя свои зна-

нья и уменья, стремился оправдать его последующими

занятиями техникой и мастерством дирижирования. И

он добился многого.

Не трудно подтвердить это авторитетными отзывами

музыкантов. Сошлюсь на мнение Ю. Шапорина — ма-

ститого композитора и многоопытного педагога. Побы-

вав на авторском вечере Хачатуряна, осенью 1953 года,

он писал: «Не скрою, я был приятно удивлен, убедившись

в том, что Хачатурян-дирижер обладает выразительной

пластикой рук, умением из отдельных образов сочине-

ния лепить форму целого. Сильной стороной его испол-

нительской манеры является хорошее внутреннее ощу-

щение ритма, которое он уверенно сообщает оркестру.

Мне думается, при дальнейшей работе в этой сфере из

Хачатуряна может выработаться интересный дирижер,

способный талантливо интерпретировать не только свои

сочинения, но и сочинения других авторов»

Выступая с первоклассными симфоническими орке-

страми в Москве и ь Лондоне, в Ленинграде и Риме,

Тбилиси и Хельсинки, Ереване и Праге, Киеве и Буэнос-

Айресе, Баку и Рио-де-Жанейро и во многих других го-

родах, Хачатурян утвердил за собой репутацию истин-

«Советская музыка», 1953 год, № 12, стр. 66.

312

ного артиста, вдохновенного музыканта, глубокого и

темпераментного толкователя своих произведений. И в

этом смысле он ничуть не уступает иным профессиональ-

ным дирижерам.

Исполнительская деятельность Хачатуряна-дириже-

ра не модное увлечение; она продиктована внутренней

потребностью его артистической натуры. Важное зна-

ченье этой деятельности будет вполне очевидно, если к

сказанному выше добавить еще, что постоянная работа

с оркестром служит Хачатуряну—симфонисту par excel-

lence—неоценимым средством критической самопровер-

ки, заставляя вновь и вновь задумываться над больши-

ми и малыми проблемами творческого бытия. Однажды

сам он заметил полушутя, полусерьезно:

— Хачатурян-дирижер далеко не всегда бывает до-

волен Хачатуряном-композитором.

В этом афористическом признании сказано многое.

Артистизм художнической натуры Хачатуряна искал

выхода в исполнительской деятельности; общительность

—

повлекла его к педагогике. Жажда непосредственного

общения с композиторской молодежью особенно усили-

лась в эти годы, когда Хачатурян, обладая уже боль-

шим жизненным и творческим опытом, временно оказал-

ся в стороне от кипучей музыкально-общественной рабо-

ты, которой он отдавал столько энергии и энтузиазма.

В 1950 году, как уже говорилось, он с удовольствием

принял предложение вести классы композиции в Москов-

ской консерватории и в Институте имени Гнесиных.

Многим, в том числе и пишущему эти строки, каза-

лось ранее, что у Хачатуряна нет ни склонности, ни спо-

собности к педагогическому труду. Однако это мнение

было обманчиво. Долгое время он, действительно, не

проявлял активного желания заниматься педагогиче-

ской работой, но, заинтересовавшись ею, выказал несом-

ненные способности. Они составляют, конечно, отнюдь

не самую сильную сторону его жизнедеятельности. Но

это — «грань» его таланта, а не что-то случайное, по-

стороннее. Что же привносит она в общую характери-

стику творческого облика Хачатуряна, чем обогащает ее?

В общении с молодежью, в занятиях со студентами

Хачатурян ревностно следует заветам и традициям свое-

313

го учителя — Николая Яковлевича Мясковского. Рас-

сказывая о принципах и методах его педагогической ра-

боты, Хачатурян говорит: «Н. Я. знал, что молодому ху-

дожнику в стадии формирования таланта присуща осо-

бая чуткость, ранимость. Вот почему он был так такти-

чен, осторожен в обращении с молодыми композитора-

ми. Это был мудрый педагогический прием. Из этого

вовсе не следует, что ученик был предоставлен сам себе.

Н. Я- Мясковский влиял на наше развитие незаметно,

исподволь. Ему важно было распознать индивидуаль-

ность студента, открыть для себя свойства его таланта,

и тогда он развивал все лучшее, что было заложено в

ученике. Не случайно из класса Мясковского вышло

столько различных композиторов.

На занятиях Н. Я. поражал нас огромной эрудицией.

Это был человек поистине энциклопедических знаний. Я

помню стихийно возникавшие у него на уроках увлека-

тельнейшие беседы о музыке... Он очень любил подтвер-

ждать свои мысли примерами из музыкальной литерату-

ры, которую знал досконально. Примеры были самые

разнообразные: форма или отдельные детали формы, по-

лифонический прием, оркестровый тембр, гармония, раз-

витие материала, типы код, каденций и т. д.»

Вот этим общим принципам и методам Хачатурян

стремится быть верен и в своей педагогической работе,

пока еще скромной. И по значенью, и по масштабам она,

разумеется, не сравнима с гигантским трудом Мясков-

ского, воспитавшего не одно поколение советских компо-

зиторов. Не обладая опытом и феноменальной эрудици-

ей своего учителя, Хачатурян больше подражает ему,

нежели продолжает (т. е. развивает) его традиции. Но,

если судить по результатам, делает это он довольно

удачно. Недостаток эрудиции восполняется интуицией;

недостаток опыта — обаянием самобытного таланта, ав-

торитетом признанного мастера.

Хачатурян-педагог главное внимание уделяет полно-

му, всестороннему развитию творческой индиви-

дуальности молодого композитора, его ясной идей-

А. Хачатурян. Из воспоминаний (о Н. Я. Мясковском).

«Советская музыка», 1956 год, № 5, стр. 115. Дополняющие вы-

держки из этих интереснейших воспоминаний см. на стр. 36—37

настоящего издания.

314

ной направленности, свободному выявлению нацио-

нальной природы его дарования и, конечно, ма-

стерству. В этой связи, среди питомцев Хачатуряна, име-

на которых уже завоевали большую или меньшую из-

вестность, небезынтересно выделить — марийского ком-

позитора А. Эшпая, румына Ан. Виеру, украинца

Р. Бойко, русского Л. Лапутина, армянина Э. Оганеся-

на. Не подтверждают ли они плодотворность педагоги-

ческой деятельности Хачатуряна? Правда, он занимает-

ся преимущественно с аспирантами, либо студентами

старших курсов, получившими солидную музыкально-

техническую подготовку. Это и облегчает, и усложняет

его задачу. Облегчает прежде всего потому, что у Хача-

туряна не хватило бы ни уменья, ни терпенья вести си-

стематические занятия кропотливой музыкальной техно-

логией (как он выражается). Усложняет же потому, что

работа с подготовленными студентами налагает на пе-

дагога большую ответственность, требует от него самого

углубленной и тщательной подготовки.

Тут не обойдешься прописными истинами школьных

заданий и нравоучений. Любая пьеса молодого автора

может стать предметом творчески деятельной беседы, за-

трагивающей самые сложные проблемы содержания и

формы, стиля, мастерства. Любой вопрос, возникший

в такой беседе, может разрастись в горячую дискуссию,

которою надо уметь чутко руководить, не навязывая «го-

товых решений» (как это нередко практикуется), но до-

биваясь верных выводов убеждающей логикой обоснован-

ных музыкально-эстетических суждений.

Все это нелегко дается Хачатуряну, тем более, что

даже мудрые и, как будто, проверенные опытом прин-

ципы Мясковского, коими он руководствуется в своей

педагогической деятельности, требуют серьезно проду-

манного толкования, конкретного разъяснения, дальней-

шей творческой и теоретической разработки.

Он, например, часто напоминает своим студентам,

молодым композиторам, глубокую мысль Мясковского,

придавая ей значение художественного принципа. Мысль

эту Мясковский выразил афористично: «Если есть идея

и темы, сочинение готово». Хачатурян излагает ее так:

«1) если у композитора есть идея (содержание, направ-

ленность); 2) если есть музыкальный замысел (конст-

рукция, форма, план); и, наконец, 3) если есть музы-

315

кальные темы, то сочинение можно условно считать го-

товым. При наличии этих трех компонентов остается

лишь их техническое воплощение»

Простое сопоставление сказанного в одной краткой

фразе — Мясковским и в трех разъяснительных тезисах

— Хачатуряном еще не говорит в пользу последнего, по-

казывая, как непривычно трудно ему бывает конкретизи-

ровать и растолковать смысл художественного принци-

па, обобщающего в лаконичной форме творческий (и пе-

дагогический) опыт мастера. Но в этом сопоставлении

замечаем мы и другое: Хачатурян, став педагогом, вновь

скромно и усердно учится у своего педагога.

Непосредственное общение с композиторской моло-

дежью вызывает приток новых мыслей, возбуждает ин-

терес к проблемам эстетики. Он все больше и, глав-

ное, глубже размышляет о путях развития современного

искусства, о волнующих вопросах народности и реализ-

ма, традиций и новаторства и т. д. Он стремится осмыс-

лить, обобщить и многое в личном творческом опыте,

что таилось под покровом художнической интуиции.

Такая работа отнимает немало времени и сил, но

она и немало дает не только Хачатуряну-педагогу, но и

Хачатуряну-композитору — мыслящему художнику и

музыкально-общественному деятелю. Не случайно, я ду-

маю, именно теперь (в пятидесятые годы), наряду с жи-

выми публицистическими выступлениями, появляются

остро-проблемные статьи А. Хачатуряна — «Как я по-

нимаю народность в музыке» (1952), «О творческой сме-

лости и вдохновении» (1953), «Правда о советской музы-

ке и советском композиторе», «Десятая симфония

Дм. Шостаковича» (1954), «Волнующие проблемы»

(1955). Эти и некоторые другие содержательные статьи

(в частности — воспоминанья-раздумья о наших класси-

ках С. Прокофьеве и Н. Мясковском), — привлекшие

вниманье общественности, позволяют говорить о сложив-

шейся системе эстетических взглядов Хачатуря-

Из воспоминаний, стр. 117. Рельефно выделяя и подчеркивая

в сочинении главное — идею и темы, ее воплощающие, —

Мясковский высказывает мысль плодотворную, богатую внутрен-

ним содержанием, которое Хачатурян в своем «комментарии» рас-

крывает далеко не полно.

316

на, становление которых мы наблюдали на протяжении

тридцати ле. его творческой деятельности.

Он выступает горячим, убежденным поборником со-

циалистического реализма, видя в нем могучую силу

развития и расцвета искусства нашей современности.

Его высказывания, проникнутые духом истинной партий-

ности, отличаются широтой кругозора, строгой идейно-

художественной взыскательностью, непримиримостью к

чуждым веяниям и влияниям. «Опираясь на мудрые ука-

зания Партии, выражающие требования нашего народа

к искусству, — пишет он, — беспощадно разоблачая от-

сталое, косное, реакционное в искусстве, мы должны лю-

бовно и бережно поддерживать все, что способствует

подъему творчества, все, что служит народу в его побед-

ном движении к коммунизму»

Напоминая о необходимости глубоко изучать, знать

жизнь народа, Хачатурян подчеркивает важнейшую, ре-

шающую роль мировоззрения и мастерства художника в

овладении методом социалистического реализма, откры-

вающим широкий простор творческой инициативе, сме-

лому новаторству, свободному выявлению индивидуаль-

ных стилей; только чуткий художник — мастер с пере-

довым мировоззрением может быть (по мысли Хачату-

ряна) — «вдохновенным и бескорыстным пев-

цом своего народа, своей эпохи, которую он умеет отоб-

ражать правдиво и ярко». Он резко осуждает как фор-

малистские ухищрения и извращения в искусстве, так и

рутинную посредственность, приспособленчество, ре-

месленный примитивизм. «Плохую услугу музыкальной

культуре нашей Родины оказали те товарищи, — гово-

рит он, — которые захваливали примитивные, посред-

ственные сочинения, единственным «достоинством» коих

были громкие, многообещающие заголовки и отсутствие

внешних признаков формализма, но которые по своей

внутренней сути являлись продуктами формального,

умозрительного творчества. Я не побоюсь поставить по-

добные анемичные, наспех написанные, никого не раду-

ющие «творения» на одну доску с пустыми и невырази-

Здесь и далее в изложении эстетических взглядов Хачатуря-

на приводятся выдержки из его статей, упомянутых выше.

317

тельными опусами изощренного формалистического

«искусства». И те и другие никому не нужны. И те и дру-

гие мешают развитию настоящего реалистического искус-

ства. Ведя решительную и последовательную борьбу

против безыдейного формалистического трюкачества в

музыкальном искусстве, следует всегда помнить и об

опасности, таящейся в снисходительном отношении к

приспособленчеству, халтуре, в потакании отсталым, не-

требовательным вкусам».

Любовью к истинно прекрасному искусству нашей сов-

ременности, сознанием высокой ответственности компо-

зитора перед Родиной, народом внушены эти резкие, но

верные слова. Фальшь, рутина, холодный расчет серень-

кого благополучия ненавистны Хачатуряну.

С законной гордостью он заявляет: «Я понимаю ком-

позитора, как творческую личность, как сына своего на-

рода, человека своей эпохи, которому есть что сказать,

и который знает, как сказать». Утверждая незыбле-

мость и плодотворность великих классических традиций,

питающих развитие советской музыки, он страстно опол-

чается против чуждых и этим традициям и советской

музыке «охранительных» тенденций, против любых по-

пыток нивелировать богатейшее многообразие художни-

ческих индивидуальностей. Он ратует за «свободное со-

ревнование творческих течений, развивающихся в русле

большого, высокоидейного искусства социалистического

реализма». С увлечением рисует он радужные перспек-

тивы такого соревнования, обещающего изобилие хоро-

ших и разных произведений во всех жанрах.

А. Луначарский говорил, что «подлинный революци-

онный, социалистический реалист — человек напряжен-

ных эмоций, и это придает его искусству огонь и яркость

красок». Вот характеристика, чрезвычайно близкая Ха-

чатуряну — и его творчеству, и его эстетическим взгля-

дам и вкусам. Советскую музыку он мыслит именно так

— как искусство идейно-возвышенное и страстное, как

искусство большой жизненной правды, творческой сме-

лости и вдохновения.

Размышляя об идеалах социалистического реализма

в музыке наших дней, он не случайно останавливается

на творчестве таких, особенно ему близких мастеров,

как Сергей Прокофьев и Дмитрий Шостакович (конеч-

но, вовсе не ограничивая ими круг талантливых совет-

318

ских композиторов). «Идейно значительные произведе-

ния Прокофьева и Шостаковича, — пишет он, — с боль-

шой художественной силой воплощают темы и образы

нашей напряженной, насыщенной революционной энер-

гией действительности. Я имею в виду не только тема-

тику отдельных произведений, не только программное

отображение волнующих страниц нашей истории, собы-

тий и фактов нашей эпохи, но и самое ощущение ритма

современной жизни, «настройки» духовного мира совет-

ского человека... Я слышу биение пульса нашей револю-

ционной действительности даже в таких произведениях,

как «Александр Невский», тема которого относится к да-

лекому прошлому русского народа, как глубоко лири-

ческая Пятая симфония Шостаковича». Эти конкретные

«художнические» высказывания, мне кажется, хорошо

выявляют суть эстетических воззрений Хачатуряна на

реализм в современной музыке, хоть и не претендуют на

глубину теоретической разработки. Они многое освещают

и в его собственных творческих исканиях.

Само собою разумеется, что основой основ реализма

в музыке и для Хачатуряна служит народность. Об

этом уже не раз приходилось мне говорить на страницах

книги, когда разбирались произведения нашего компо-

зитора; приводились и выдержки из его интереснейшей

статьи «Как я понимаю народность в музыке». Остает-

ся напомнить и, по возможности, обобщить главное,

наиболее существенное.

Отмечу прежде всего, что Хачатурян рассматривает

народность в неразрывной связи с национальным нача-

лом (именно началом, а не колоритом) музыкального

искусства. И здесь весьма характерна широта его взгля-

дов. Он рассуждает так:

— Музыкальный язык творит народ. Он создает то

неповторимое и порой столь трудно определимое своеоб-

разие интонационного- строя музыки, которое и позволя-

ет нам безошибочно отличать национальную принадлеж-

ность того или иного произведения искусства. Прекрас-

ные мелодии, создаваемые народом, не только выражают

чувства и мысли многих поколений простых людей, но и

определяют бесконечное многообразие форм, жанров,

стилистических особенностей национального искусства

данной страны. Композитор-профессионал является за-

конным наследником и «хозяином» всего этого несмет-

319

ного богатства. Он может и должен щедрой рукой чер-

пать нз могучего потока народных мелодий, рождая

свои образы, создавая новые художественные цен-

ности.

Так, в жизненных связях с народным искусством

выявляется индивидуальная неповторимость музы-

ки композитора и ее национальная характерность.

Метод и приемы использования народного мелоса

определяются конкретной творческой задачей. Хачату-

рян не отвергает и прямого цитирования народных

тем, если это обусловлено художественным замыслом

произведения; бережно сохраняя облик народной ме-

лодии, композитор «стремится обогатить ее гармонией

и полифонией, расширить и усилить ее выразительность

колористическими средствами оркестра, хора и т. п.».

Но наиболее плодотворен — согласно взглядам Хача-

туряна — принцип свободного и смелого творческого

обращения с национальным мелосом, когда «компози-

тор, отправляясь от первоистоков народной темы, от ха-

рактерных народно-песенных оборотов, создает свою,

качественно новую мелодию». Этот принцип требует от

художника не только любви, но и глубочайшего знания

народного искусства, уменья проникнуться его духом,

стилем, характером.

— Именно этот метод свободного обращения с на-

циональным мелосом, — говорит Хачатурян, — особен-

но восхищает меня при изучении шедевров русской му-

зыкальной классики; к этому же неоднократно стремил-

ся в своем творчестве и я, пытаясь следовать опыту

больших мастеров прошлого

Хачатурян решительно возражает против узкого,

ограниченного понимания народности и национального

начала в музыке. Сближая эти понятия (однако, не под-

меняя одно другим), он постоянно подчеркивает их мно-

гогранность. И здесь он верен традициям русской клас-

сической эстетики. Известный тезис Белинского: «Жизнь

всякого народа проявляется в своих, ей одной свойствен-

ных формах, следовательно, если изображение жизни

верно, то и народно», — служит исходной точкой

О претворении принципов народности в музыке Хачатуряна

и о ее национальной природе см. также заключительную главу

книги.

320