Хелд Д. и др. Глобальные трансформации. Политика, экономика, культура

Подождите немного. Документ загружается.

бедных потоков, в рамках которой почти весь финансовый капитал и товары со всего мира

проходили через британские руки и институты, перевозились с континента на континент на

британских судах и оценивались в фунтах стерлингов» (Hobsbawm 1969, р. 14 ср.: р. 314).

Британская морская и военная мощь укрепила позицию Лондона как центра мировой торговли

и финансов (см. гл. з и 4). Однако до настоящего времени ни одна держава не обладала

единоличной гегемонией; по крайней мере, два мощных государства всегда боролись за

влияние в самой Европе, а их интересы постоянно сталкивались на колониальных

территориях. К тому же расширение мировой торговли вовлекло в эту борьбу не только

представителей государства (ТШу, 1990, р. 189). Колонии стали «драгоценными камнями в

короне» новых империй (см.: Furnivall, 1948; Spear, 1960; Fieldhouse, 1966; Pakenham, 1992;

Ferro, 1997). Каждая империя стремилась обеспечить себе монопольное управление торговым

и ресурсным потоком для собственного обогащения, облагая налогами торговые монополии и

заключая специальные коммерческие соглашения. Другим движущим фактором в этих

процессах являлось, конечно, повышение национального престижа.

Экспансия Европы по всему земному шару, как заметил один обозреватель, «усилила

требования к организациям, способным к действиям подобного масштаба. Все основные

институты современного общества — государство, корпоративное предпринимательство,

наука — были сформированы благодаря этой экспансии и извлекли из нее огромную пользу»

(Modelski, 1972. Р- 37)- В частности, имперская экспансия стала главным источником роста

государственной активности и власти. В то время как оснащение, планирование и

финансирование заморских путешествий, равно как и налаживание административного

управления на новых территориях истощали национальные ресурсы, правительства пожинали

кое-какие плоды «открытия» и эксплуатации неевропейских стран. Исполнительная власть и

государственная бюрократия набирались опыта и вместе с тем обогащались в имущественном

отношении, что поднимало их авторитет в глазах местной общественности и местного

населения. Преимущество оказывалось на стороне тех государств, где наряду с военной и

судостроительной отраслями промышленности была надежная административная

инфраструктура, состоятельное население и широкая база налогообложения. В XVII—XVIII

вв. этим преимуществом обладали государства с абсолютистским и конституционным строем;

в XIX в. оно перешло на сторону возникших национальных государств.

Хотя ранний современный колониализм опоясал многие части мира, а экспансия европейско-

атлантических морских империй установила прочные связи между регионами, исторический

водораздел в усиливающейся взаимосвязи политических сообществ наступил, вероятно, во

второй половине XIX в. Толчком к формированию глобальных процессов как в смысле

протяженности, так и интенсивности послужила стремительная экспансия европейских

держав, начавшаяся тогда же с борьбы разных региональных центров за возможность

максимально расширить свою экспансию (Geyer and Bright, 1995; Ferro, 1997, p. 345—350).

Несомненно, быстро развивающаяся Британская империя и другие колониальные европейские

государства были самыми мощными движущими силами глобализации в конце XIX в. К

концу этого столетия территория Британской империи была настолько велика, что включала в

себя почти четверть всей мировой суши, на которой проживало более четверти населения

земного шара (см. карту 1.1). Бри-

танская империя, если воспользоваться словами одного исследователя, «простерла свои длинные

когти над миром» (Fernandez-Armesto, 1995, P- 264). Речь шла не просто об интенсификации

европейской экспансии в пределах временного континуума, который охватывает и более ранние

века, а о создании новой системы отношений господства и подчинения между главными

регионами мира, обеспеченной новыми коммуникационными и транспортными

инфраструктурами, которые облегчили работу новых механизмов политического контроля.

Европейский колониализм нередко был движим духом «первопроходцев», усиливаемым и

поддерживаемым заинтересованностью в эксплуатации местных условий и инфраструктур. В

Африке, например, империалисты больше всего преуспевали тогда, когда следовали

рекомендациям Британской парламентской комиссии: «Сохраняйте то местное правительство,

которое уже существует; ограничьтесь контролем за их конфликтами и поддерживайте мир между

ними» (цит. по: Fernandez-Armesto, 1995. Р- 419; см.: Pakenham, 1992). Управление и контроль над

обширными заморскими территориями были необычно дороги и совершенно непрактичны до тех

пор, пока везде, где возможно, не было введено использование существующих политических

структур и ресурсов. До конца XIX в., когда стали доступными и получили широкое

распространение новаторские достижения в области связи и передвижения: новые поколения

паровых двигателей, азбука Морзе, телеграф, кабельная связь и т. д. — связь с разбросанными по

всему свету территориями поддерживалась с трудом, на них царил произвол никем не кон-

тролируемых колониальных администраторов и происходили такие события, о которых в

имперских центрах знали очень мало или узнавали слишком поздно. Хотя изменения в

коммуникационной и транспортной технологиях были далеко не достаточны для того, чтобы стать

панацеей для политических элит и классов в Лондоне, Париже и Вашингтоне, они полагали, что

без капиталовложений в них и развертывания их всюду, где только представлялось возможным, не

смогут полностью соблюдать свои растущие интересы на заморских территориях и управлять

персоналом (см., например: Pakenham, 1992, ch. 3).

Но, возможно, самое важное, чем был отмечен этот период экспансии — это, как ни странно,

начало перехода от имперских и территориальных форм контроля, которые были весьма

проблематичными и уже изживавшими себя, к новым, отнюдь не территориальным формам власти

и господства. Постепенно, в течение последней трети XIX и в начале XX в., европейские империи

изменили свои способы управления, дополнив непосредственное вмешательство или непосред-

ственное администрирование новыми формами инфрастуктурного взаимодействия и управления.

М. Гейер и К. Брайт пишут об этом следующее: «После пространственной экспансии и захвата

территорий... новая попытка, с учетом новых возможностей, синхронизировать глобальное время

и скоординировать взаимодействия во всем мире... что стало возможным благодаря

коммуникационным системам контроля... и к концу столетия мир начал опутываться глобальными

цепями властных структур» (Geyer and Bright, 1995. Р- 1047)- Европейские государства

развивались в направлении от экстенсивного распространения их власти над другими

территориями к формированию механизмов и организаций, которые могли бы обеспечить им

контроль инфраструктурный. Со временем режимы личной власти и непосредственного контроля,

с их случайностью и ненадежностью, уступили место новым транснациональным формам

организации. Чаще все-

го это были более анонимные системы власти — управляемые и контролируемые новыми

транснациональными организациями и/или многонациональными корпорациями, — которые

постепенно начали жить своей жизнью независимо от национальных государств, которые

способствовали их появлению. Вместо территориальных империй, охватывающих множество

регионов и стремящихся подчинить их единой политической системе, начал складываться

новый политический порядок, опирающийся на многочисленные правительственные

организации, межнациональные традиции и структуры обмена — в промышленности и

банковском деле, в сфере информации и связи, в области туризма и культурного обмена.

Влияние западной коммерции, торговли и политической организации должно было пройти

период непосредственного правления и вызвать к жизни новые модели нетерриториальной

глобализации — глобализации без территории (см.: Pieterse, 1997). Насущные национальные

экономические интересы часто побуждали европейские страны сохранять свое

главенствующее положение на бывших колониальных территориях, заменяя «явную власть»

«невидимым правлением» банков, компаний и международных организаций (Ferro, 1997, P-

349—350; см. ниже, гл. 3—5)- Конечно, во многих случаях этот процесс мог окончательно

завершиться лишь после Второй мировой войны и формального признания независимости

бывших колоний.

Тем не менее, со времени основания Международного телеграфного союза в 1865 г., стало

появляться множество межправительственных учреждений, ответственных за регулирование

и упорядочивание различных областей деятельности. Речь шла не о создании единой власти

для управления мировыми делами, а, скорее, об установлении регулирующих режимов с

целью оказывать предсказуемое, в принципе, и организованное влияние на

транснациональные процессы. К 1914 г., как показывает таблица i.i, существенные аспекты

глобальных отношений уже стали предметом международной регуляции со стороны мировых

организаций, которые тем самым создавали новую инфраструктуру для транснационального

управления и контроля за экономическими, социальными и культурными процессами. В

течение всего этого периода, когда формировалась система международного правления,

регулирующая деятельность постепенно распространялась за пределы европейских стран, все

больше приобретая характер глобальной юрисдикции. Распространение этих различных форм

публичной и частной интернациональной регуляции имело серьезные последствия:

«Телеграммы, письма и посылки наводнили международные сети... Тоннаж товаров —

особенно промышленных изделий, — отправляемых по железным дорогам и транспортным

коммуникациям Европы, все время увеличивался. Национальные суды защищали

иностранных владельцев авторских прав, патентов и торговых марок. Производители все чаще

пользовались такими же нормами. Отвечали они и интересам наиболее квалифицированных

рабочих Европы. Торговля рабами пришла в упадок. Меньшее эпидемий стало заноситься из-

за границы» (Murphy, 1994, Р.106).

Создавая структуру международного порядка, способствующего устойчивости и

распространению промышленного капитализма, новые международные учреждения заложили

основы более всесторонней, хотя все еще фрагментарной, системы глобальной регуляции XX

в.

Таблица 1.1 Всемирные организации в 1914 (по основным сферам деятельности и датам основания)

СВЯЗЬ И КОММУНИКАЦИИ

Инфраструктура

1865 Международный телеграфный союз

1875 Всемирный почтовый союз

1884 Международная ассоциация железнодорожных путей сообщения

1890 Центральный офис международного железнодорожного транспорта

1894 Постоянная международная ассоциация мореходных союзов

1905 Дипломатическая конференция по международному морскому праву

1906 Всемирный радиотелеграфный союз

1909 Постоянная международная ассоциация дорожных союзов

Промышленные стандарты и интеллектуальная собственность 1875 Международная палата

мер и весов

1883 Международный союз по защите индустриальной собственности

1886 Международный союз по защите литературных и художественных произве-

дений

1912 Международный комитет аналитической химии питания людей и животных

Торговля

1890 Международный союз по публикации таможенных тарифов

1893 Гаагская конференция по международному праву частной собственности

1913 Международный комитет по коммерческой статистике

ПРЕДОТВРАЩЕНИЕ ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ СОЦИАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ

Труд

1901 Международное ведомство труда

Сельское хозяйство

1879 Международная комиссия по тополям

1901 Международный совет по изучению океана

1902 Международный сахарный союз

1905 Международный институт сельского хозяйства

УСИЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОЙ СИСТЕМЫ

Общественный порядок и администрирование

1875 Международная пенитенциарная комиссия

1910 Международный институт административных наук

Регулирование межгосударственных конфликтов 1899 Постоянный арбитражный суд

1907 Международный дворец правосудия

Таблица 1.1. продолжение

УКРЕПЛЕНИЕ ОБЩЕСТВА

Права человека

1890 Международный комитет по борьбе с работорговлей

Социальное обеспечение

1907 Информационно-исследовательское бюро по оказанию помощи иностранцам

Здоровье

1900 Ревизионная комиссия по установлению причин смерти

1907 Международная служба общественной гигиены

1912 Международная ассоциация общественных бань и чистоты

Образование и научные исследования

1864 Международная геодезическая ассоциация

1903 Международная ассоциация сейсмологов

1908 Международная комиссия по преподаванию математики

1909 Центральное бюро международной картографии

Источник: Murphy, 1994> P- 47—48

1.1.5 СОВРЕМЕННОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО И МИРОВОЙ ПОРЯДОК

Центральное место в этом новом международном порядке занимает современное национальное

государство. Современное государство, будучи государством национальным, представляет собой

политический механизм, отличающийся как от управляющих, так и от управляемых, обладающий

высшей юрисдикцией на всей отведенной ему территории, претендующий на монополию

принудительной власти и признаваемый легитимным в результате минимальной поддержки или

хотя бы лояльности со стороны своих граждан. Как и все другие дефиниции, используемые при

анализе политической реальности, эта тоже является противоречивой (см.: Held, i995> ch. 3)- Но

для наших целей здесь она особенно полезна, поскольку подчеркивает ряд действительно новых

особенностей как самого современного государства, так и международного сообщества

государств. К числу этих особенностей, каждая из которых нуждается в кратком пояснении, следу-

ет отнести территориальность, монопольный контроль над средствами насилия, безликую

структуру власти и четко выраженное требование легитимности.

Во-первых, следует отметить, что, хотя все государства заявляли о своем праве на обладание

определенной территорией, только при современной системе национального государства были

постепенно установлены точные границы. Процесс деколонизации, начавшийся после войны,

сыграл в этом отношении особую роль. Во-вторых, претензия на монопольное владение силовыми

структурами и средствами принуждения (воплощенными в регулярной армии и полиции) могла

быть удовлетворена только после «умиротворения» народа и ликвидации альтернативных силовых

и властных центров в пределах национального государства. Это условие современного

государства не соблюдалось в полной мере в Европе вплоть до XIX в., оставаясь во многих

странах самым хрупким элементом го-

сударственной системы. В-третьих, идея безликого и суверенного политического порядка, т. е.

структуры власти, ограниченной рамками закона и обладающей высшей юрисдикцией на данной

территории, не могла стать превалирующей, пока политические права и обязанности

рассматривались как нечто тесно связанное с религией и претензиями традиционно

привилегированных слоев общества, таких как монархи и дворянство. Этот вопрос оставался

спорным в Европе в XVIII и XIX вв. и до сих пор еще остается спорным в тех странах, где о

«верховенстве закона» можно говорить лишь условно. В-четвертых, когда апелляция к

«божественному» или «светскому» праву перестала восприниматься и оказывать воздействие,

именно лояльность граждан стала тем, чем должно было заручиться современное государство,

непременно претендующее на легитимность, поскольку оно отражает и/или представляет

потребности, желания и интересы своих граждан.

Со Второй мировой войны современное национальное государство стало основным типом

политического правления на всем земном шаре. С распадом колониальной системы и крахом

советской империи число национальных государств стремительно возросло (см. диаграмму 1.1 на

с. 6з). Кроме того, современное национальное государство приобрело специфическую

политическую форму, основным вариантом которой является либеральная или представительная

демократия. Либеральная демократия означает, в первую очередь, что решения, оказывающие

воздействие на сообщество, принимаются группой представителей, которые были избраны путем

голосования, т. е. являются лицами, легитимно уполномоченными управлять страной,

руководствуясь нормами права. В сфере внутренней политики либеральная демократия

характеризуется тем, что имеется набор правил и установлений, каждое из которых необходимо

для ее успешного функционирования и без которых она не может быть реализована в полной мере.

Эти правила и установления таковы: 1) гарантированный конституцией контроль за

деятельностью правительства, осуществляемый избранными представителями; 2) учрежденные

механизмы мирного замещения избранных представителей путем регулярно проводимых, равных

и свободных выборов; з) право голоса для всего взрослого населения, участвующего в таких

выборах (кроме законно лишенных права голоса, что может быть обусловлено серьезным

психическим расстройством или приговором суда за совершенное уголовное преступление); 4)

право выдвигать свою кандидатуру или быть выдвинутым на общественную должность. Кроме

того, либеральная демократия предполагает: 5) реальное право каждого гражданина на свободу

слова, включая критику действий правительства и социально-экономической системы, которую

оно представляет; 6) доступность источников информации, неподконтрольных правительству или

любой другой единственной организации или группе; и, наконец, 7) обладание правом

формировать и присоединяться к независимым объединениям, будь то политические, социальные

или культурные, которые могли бы оказывать влияние на общественную жизнь законными и

мирными способами (Dahl, 1989, р. 221,223).

Число стран, руководствующихся этими правилами и установлениями, значительно увеличилось в

XIX и XX вв., в результате чего либеральная демократия стала преобладающим типом

современного национального государства (см.: Ware, 1992; Held, 1993; Potter et al., 1997).

Можно выделить три «волны» демократизации (с некоторыми заметными по-

Врезка i.i Волны демократизации по Сэмюэлю Хантингтону (Huntington, 1991)

Первая продолжительная волна, 1828 — 1926 Примеры: США, Британия, Франция,

Италия, Аргентина, британские доминионы

Первая попятная волна, 1922 — 1942 Примеры: Италия, Германия, Аргентина

Вторая короткая волна, 1943 — 1962 Примеры: Западная Германия, Италия, Япония,

Индия, Израиль

Вторая попятная волна, 1958 — 1975 Примеры: Бразилия, Аргентина, Чили

Третья волна, 1974 — Примеры: Португалия, Испания, многие страны Латинской

Америки, Азии, Африки, Восточной Европы

Источник: Potter et al., 199/, Р- 9

пятными движениями), которыми отмечена консолидация и распространение либеральной

демократии в течение определенного отрезка времени; первая — с начала XIX в. до середины 2О-

х гг. XX в.; вторая — со Второй мировой войны до начала бо-х гг.; и третья — с 1974 и далее (см.

врезку i.i; Huntington, 1991)-

Самая последняя волна привела к тому, что либеральная демократия заняла доминирующее

положение во многих мировых регионах. В 1974 г. по крайней мере 68% всех стран с полным

основанием можно было назвать авторитарными; к концу 1995

- почти 75% всех стран приняли за

норму процедуру альтернативных выборов и предоставили своим гражданам некоторые

формальные гарантии политических и гражданских прав. При нынешнем стечении обстоятельств

число либеральных демократических государств, по-видимому, еще больше возрастет. «Третья

волна» началась в Южной Европе и перекинулась в Латинскую Америку, в некоторые части Азии

и африканские страны, расположенные южнее Сахары, в Восточную Европу и — в конце 8о-х —

начале 9о-х гг. — в бывший Советский Союз. Таблица 1,2 дает представление о распределении

этих изменений по мировым регионам и по отношению к трем типам режима: авторитаризму

(который характеризуется всесилием государства, отсутствием альтернативных выборов и

серьезными ограничениями гражданских и политических прав); частичной демократии (с

некоторой подотчетностью правительства по отношению к гражданам, осуществляемой путем

выборов, но с сокращенными процедурами выборов, правами и автономией объединений) и

либеральной демократии (с подотчетным правительством, свободными и справедливыми

альтернативными выборами, гражданскими и политическими правами, автономными

ассоциациями и т. д.). Конечно, не существует никакого обязательного эволюционного пути от ав-

торитаризма к либеральной демократии; установление либеральной демократии в том или ином

политическом сообществе нередко оказывалось пробным и потенциально обратимым.

Таблица 1.2 Свидетельства демократизации, 1975 и 1995

Страны в 1975 (количество = 147) Страны в 1995 (количество = 164)

Частич- Либе-

ная ральная

Автори- демокра- демокра- Автори- демокра- демокра-

тарные тия тия тарные тия тия

Западная

Европа,

Северная

Америка и

Австралия 2 0 22 0 0 24

Латинская

Америка 15 2 5 2 5 15

Азия 18 4 3 11 5 9

Африканские

страны южнее

Сахары 43 2 3 12 16 20

Средний

Восток

и страны

Персидского

залива 14 3 2 13 3 2

Восточная

Европа

и СССР/быв-

ший СССР 9 0 0 5 14 8

Всего 101 11 35 43 43 78

Процентное

соотношение 68,7% 7,5% 23,8% 26,2% 26,2% 47,6%

Источник: Potter

al., 1997,

Р- 7

Будучи построено на основе возникшей концепции современного национального государства, развитие

либеральной демократии происходило внутри весьма ограниченного политического пространства (ср.:

Walker, 1988; Connolly, 1991; McGrew, 1997)- Ибо современная демократическая теория и практика

основывалась на Вестфальских принципах. Национальные сообщества и теории национальных

сообществ основывались на предположении, что политические сообщества, в принципе, могут

управлять своими судьбами, а граждане вполне могут идентифицироваться друг с другом и благодаря

этому предпринимать совместные действия, ориентируюсь на то, что по их представлению является

наилучшим для всех и каждого из них, т. е. на идею общественного блага (Sandel, 1996, p. 2O2).

Считается само собой разумеющимся, что преодоление внутренних противоречий, народ, обладающий

правом голоса, форма и возможности представительства, характер и значения согласия — фактически,

все основные элементы политического самоопределения — могли быть точно определены в

географическом отношении: системы представительства и демократической подотчетности

Таблица 1.2 Свидетельства демократизации, 1975 и 1995

Страны в 1975 (количество = 147) Страны в 1995 (количество = 164)

Частич- Либе-

Автори-

ная

демокра-

ральная

демокра- Автори-

ная

демокра-

ральная

демокра-

тарные тия тия тарные тия тия

Западная

Европа,

Северная

Америка и

Австралия

Латинская

2 0 22 0 0 24

Америка Азия 15 18 2 4 5 3 2 11 5

15 9

Африканские

страны южнее

Сахары

Средний

Восток

43 2 3 12 16 20

и страны

Персидского

залива

14 3 2 13 3 2

Восточная

Европа и

СССР/быв-

ший СССР 9 0 0 5 14 8

Всего 101 11 35 43 43 78

Процентное

соотношение 68,7% 7,5% 23,8% 26,2% 26,2% 47,6%

Источник: Potter et al., 1997. Р- 7

Будучи построено на основе возникшей концепции современного национального государства,

развитие либеральной демократии происходило внутри весьма ограниченного политического

пространства (ср.: Walker, 1988; Connolly, 1991; McGrew, 1997)- Ибо современная

демократическая теория и практика основывалась на Вестфальских принципах. Национальные

сообщества и теории национальных сообществ основывались на предположении, что

политические сообщества, в принципе, могут управлять своими судьбами, а граждане вполне

могут идентифицироваться друг с другом и благодаря этому предпринимать совместные действия,

ориентируюсь на то, что по их представлению является наилучшим для всех и каждого из них, т. е.

на идею общественного блага (Sandel, 1996, p. 2O2). Считается само собой разумеющимся, что

преодоление внутренних противоречий, народ, обладающий правом голоса, форма и возможности

предста-вительс гва, характер и значения согласия — фактически, все основные элементы

политического самоопределения — могли быть точно определены в географическом отношении:

системы представительства и демократической подотчетности

должны быть четко связны с пространственными границами зон действия власти на данной

территории. Кроме того, как следствие этого, могли быть проведены четкие различия — и на их

основе созданы национальные институты — между «внутренней» и «внешней» политикой, между

внутригосударственными и иностранными проблемами.

Конечно, конструкция национального демократического сообщества нередко подвергалась

серьезным испытаниям в ходе той борьбы, которую вели между собой различные социальные,

экономические и культурные группы, споря о природе такого рода объединения и о своем

собственном статусе в его рамках. Если бы не массовая и часто жестоко подавляемая борьба

рабочего класса, активистов феминизма и поборников гражданских прав в XIX—XX вв.,

действительно всеобщее избирательное право не было бы принято во многих странах (см.: Potter et

al., 1997)- Структура наций и национальных идентичностей служит предметом не менее горячих

споров. Мы еще раз обратимся к культурной политике национального строительства и

национализма в гл. 7> но сейчас стоит остановиться ненадолго на сложных взаимоотношениях

между этими явлениями и процессом образования современного государства. Государства — это

институты, нации — коллективы, состоящие из представителей различных классов, которым

свойственно чувство идентичности и общей политической судьбы, разделяемой реальными,

воображаемыми и сконструированными культурными, лингвистическими и историческими

общностями людей. Национализм предписывает личности страстную преданность как этой

идентичности и этому сообществу, так и политическому плану построения такого государства, в

котором данная нация стала бы господствующей. Закрепленные границы современного

территориального государства почти всегда охватывают разные этнические, культурные и

лингвистические группы, которые по-разному ощущают свою идентичность и преданы разным

ценностям; отношения между этими двумя сущностями — нациями и национальным государством

— складывались по-разному, а иногда вступали в резкое противоречие. Кое-где национализм

оказывал существенную помощь в деле построения благополучного государства — французский

национализм и Франция служат тому примерами. Некоторые нации и некоторые разновидности

национализма вступили в оппозицию с другими национальными проектами — таков каталонский

национализм в Испании. Некоторые националистические движения выступали в качестве

оппозиции по отношению к многонациональным имперским государствам, как, например,

венгерский национализм, направленный против Австро-Венгерской империи; другие возникли как

оппозиция иностранным колониальным властям — вспомним хотя бы индийский национализм.

Тем не менее, вопреки разнообразию видов национализма и его неоднозначным отношениям с

государствами, теория демократии, особенно в XIX и XX вв., считала совершенно естественной

связь между народом, гражданством, избирательными механизмами, природой согласия и

границами национального государства. Судьбы разных политических сообществ могут

противостоять друг другу и друг с другом переплетаться, но наиболее подходящим местом,

определяющим дальнейшую «национальную судьбу» народа, является именно политическое

сообщество в рамках закрепленных за ним территориальных границ. В современном мире

ключевые принципы и практическая деятельность либеральной демократии остаются связанными

преимущественно с принципами и

институтами суверенного национального государства. Кроме того, современная

демократическая теория и демократическая политика предполагают симметрию и

соответствие между гражданами-избирателями и теми, кто принимает решения. Через урну

для избирательных бюллетеней граждане-избиратели, в принципе, могут контролировать тех,

кто принимает решения; а те, в свою очередь, получив одобрение своего электората, могут

принимать законы и проводить легитимную политику в интересах своих непосредственных

избирателей, а в конечном счете — всех людей, живущих на данной территории с четко

зафиксированными границами.

Соответственно, сердцевину или «глубинную структуру» современной системы

демократических национальных государств характеризует ряд поистине поразительных

особенностей: демократия в национальных государствах и недемократические отношения

между государствами; укрепление подотчетности и демократической законности внутри

государственных границ и преследование национальных интересов (и максимального

политического преимущества) за пределами этих границ; демократия и права гражданства для

тех, кого считают «своими», и сплошь и рядом отрицание этих же прав за теми, кто живет по

ту сторону границы. Однако в наше время эти различия не кажутся уже столь четкими,

поскольку сама политическая глобализация способствует усилению «глобальной политики».

1.2 ВОЗНИКНОВЕНИЕ ГЛОБАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ

Сегодня фактически все национальные государства постепенно переплелись с

функциональными частями более крупной модели глобальных преобразований и глобальных

потоков (Nierop, 1994,P- 171)- Межнациональные структуры и отношения охватили

фактически все сферы человеческой деятельности. Товары, капитал, люди, знания, связь и

оружие, так же как и преступления, загрязняющие вещества, моды и верования, быстро

пересекают территориальные границы (McGrew, 1992). Из состояния «изолированных

цивилизаций», или просто международного сообщества государств, мир превратился в

глобальную, внутренне взаимосвязанную систему с интенсивными моделями обмена и

отчетливыми моделями власти, иерархии и неравенства.

Чтобы понять преобразования, которые воздействовали и продолжают воздействовать на

государственное и политическое принятие решений, необходимо уточнить некоторые

понятия, в частности, такие понятия, как «глобальная политика», «глобальное управление»,

«международный режим», «государственный суверенитет». Без ясного представления о том,

что означают эти термины, трудно понять многочисленные глобальные процессы и

структуры, которые изменили природу политики и, в особенности, природу современного

политического объединения, по той причине, что с их помощью можно установить показатели

глобализации политики.

1.2.1 ГЛОБАЛИЗАЦИЯ ПОЛИТИКИ

«Глобальная политика» — термин, характеризующий протяженность политических отношений в

пространстве и времени, а также распространение политичес-

кой власти и политической активности за пределами современного национального государства.

Политические решения и действия в одной части мира могут довольно быстро отразиться во всем

остальном мире. Кроме того, центры политического действия и/или принятия решений могут,

благодаря современным средствам коммуникации, превращаться в сложные системы совместного

принятия решений и политического взаимодействия. Подобного рода «дальнобойность» часто

способствует «углублению» глобальных политических процессов, так что, в отличие от древних и

современных империй, «события, происходящие вдалеке» оказывают более интенсивное

воздействие на социальную жизнь и состояние умов тех или иных мест или политических

сообществ. Вследствие чего события, происходящие на глобальном уровне, часто приводят к

почти мгновенным локальным последствиям, и наоборот.

Идея «глобальной политики» меняет традиционные представления о различии между

внутригосударственной и международной, внутренней и внешней, территориальной и не

территориальной политикой, укоренившиеся в общепринятых концепциях «политического» (см.:

Walker, 1993). Эта идея проливает свет на богатство и сложность взаимосвязей, которые — в

условиях глобального строя — выходят за рамки государств и обществ. Хотя правительства и

государства все еще остаются мощными действующими единицами, они теперь делят глобальную

арену с массой других властных институтов и организаций. Государству противостоит огромное

число международных правительственных организаций (IGO — International Governmental

Organization), международных властных институтов и структур, которые действуют независимо от

расстояния посредством квази-наднациональных институтов, таких, например, как Европейский

Союз. Негосударственные участники или транснациональные образования, подобные

многонациональным корпорациям, транснациональным группам давления, межнациональным

профессиональным ассоциациям, социальным «движениям» и т. д., — также принимают активное

участие в глобальной политике. И так же поступает множество субнациональных акторов и

национальных групп давления, действия которых часто выплескиваются на международную

сцену. Соответственно, глобальная политическая арена может восприниматься как многовластная

«смешанная система действующих лиц», в которой политическая власть и источники

политического действия распространены повсеместно (Mansbach et al., 1976; Rosenau, 1997). Выше

изложенная концепция сама по себе бросает вызов общепринятой Вестфальской системе

международных отношений, в основе которой лежит государство, и представлениям о глобальном

политическом порядке с позиций реализма.

Глобальная политика ориентируется сегодня не только на традиционные геополитические

интересы, включающие в себя оборону и военные отношения, но также и на множество

разнообразных экономических, социальных и экологических проблем. Загрязнение окружающей

среды, наркотики, права человека и терроризм находятся в числе все возрастающего количества

межнациональных политических проблем, которые не вписываются в рамки юрисдикции,

действующей на определенной территории, нарушают сложившийся баланс глобальных

политических сил, требуют международного сотрудничества для своего эффективного

разрешения. Оборона и проблемы безопасности не занимают первого места в списке основных

глобальных проблем, не находятся они даже и в центре

внимания национальных правительств. Понятие «глобального управления» помогает

сформулировать и осмыслить эту проблему.

Под глобальным управлением понимаются не только официальные институты и организации,

которыми создаются и поддерживаются (или не создаются и не поддерживаются) правила и

нормы, управляющие мировым порядком — государственные институты, межправительственное

сотрудничество и т. д., — но также и все те организации и группы влияния — от

многонациональных корпораций, транснациональных социальных движений до множества

неправительственных организаций, — которые преследуют цели и задачи, достижение и решение

которых зависит от транснациональных правящих и властных институтов (см.: Rosenau, 1997)-

Понятно, что Организация Объединенных Наций, Всемирная торговая организация и множество

акций национальных правительств входят в число главных компонентов глобального управления,

но ими список ни в коем случае не исчерпывается. Если из понятия глобального управления

исключить социальные движения, неправительственные организации, региональные политические

ассоциации и т. д., то нельзя будет вполне адекватно понять его формы и динамику. Глобальная

политика предполагает широкое понимание глобального управления как необходимого элемента в

изменяющейся констелляции факторов политической жизни.

Увеличение числа новых форм политического воздействия и организаций отражает быстрое

распространение транснациональных связей и возникающее у большинства государств желание

иметь дело с коллективными политическими проблемами (см.: Luard, 1977; Krasner, 1983). Кроме

того, как будет показано ниже, это отражает и растущее давление неправительственных

образований, способствующее развитию новых форм подотчетности в международной

политической жизни. Чтобы уловить некоторые из скрытых изменений в этой области, важно

понять, что такое «международный режим».

Международный режим может быть определен как «неявные или явные принципы, нормы,

правила и процедуры принятия решений, по поводу которых в данной сфере международных

отношений предполагается общее согласие» (Krasner, 1983, p. i). Режимы являются не просто

временными или ad hoc — специально для данного случая выработанными — соглашениями;

скорее, их можно считать «промежуточными переменными» между основными властными и

экономическими структурами международной системы, с одной стороны, и определенными

результатами — с другой. Например, неудача рынков в регулировании поставок и распределении

товаров и услуг или при решении неотложных транснациональных проблем может стать для

государств и политических деятелей побудительной причиной установления особых режимов.