Хазанов А.М. Социальная история скифов

Подождите немного. Документ загружается.

ляет слово «μίηδίμζ», которое обычно переводится как «родственники» [Геро-

дот, 1888, стр. 331—332; Латышев, 1947, № 2, стр. 269—270; Геродот, 1972,

стр. 203] и в этом своем значении действительно употребляется Геродотом

[Powell, 1938, s. v.]. Но главное, что эти «родственники» выступают уже совсем

в иной роли. Рассказывая о том, что из черепов убитых врагов, притом не всех,

а злейших, скифы изготовляют чаши для питья, Геродот добавляет: «Так по-

ступают они и «с родственниками (έη ηωκ μίηδίωκ), если рассорятся с ними и

если перед лицом царя один одержит верх над другим. Когда явятся гости, ко-

торым скиф желает оказать внимание, то он приносит такие черепа и рассказы-

вает, что это были его родственники, но вступили с ним в борьбу и он одержал

верх над ними. Это рассказывается как геройский подвиг».

Приведенное сообщение очень трудно для понимания. Причины, делающие

из родственников злейших врагов, убийство которых рассматривается как ге-

ройский подвиг, не названы. Неясно, перед лицом какого именно из скифских

царей-басилевсов происходили поединки родственников. Но, главное, неясно,

что же следует понимать в данном случае под

словом «μίηδίμζ».

Тот же термин «μί μζηείμζ» применительно к скифам употребляется Лукиа-

ном (Тох., 47, 48), но совсем в других ситуациях. По Лукиану, родственники

активно помогают желающему отомстить за обиду; составленное из родствен-

ников войско является наиболее стойким в бою; сила и влияние человека на-

ряду с собственной доблестью и наличием у него друзей-побратимов опреде-

ляются также числом его родственников.

Таково то немногое, что удается извлечь из письменных источников отно-

сительно низших звеньев скифской социальной организации.

Опыт реконструкции: Низшим звеном социальной организации в любом

первобытном и традиционном обществе была семья

, в любом кочевом обще-

стве — тоже. Поэтому с полной уверенностью надо допустить аналогичную ее

роль и у скифов. Если предположение, сделанное в предыдущей главе, пра-

вильно, то у кочевых скифов преобладали численно небольшие малые и рас-

ширенные семьи, одновременно являвшиеся основными экономическими

ячейками общества, владельцами скота и движимого имущества.

Из этнографических материалов хорошо известно, что следующим таксо-

номическим звеном у кочевников являются различные типы семей-

но-родственных групп, состоящие из отца и отделившихся от него сыновей,

братьев или других ближайших родственников и т. д. Именно для таких групп,

основанных на узах кровного родства, больше, чем

100

для любых других, были характерны черты взаимопомощи и взаимоподдержки.

Обычно семьи, входившие в подобные группы, кочевали вместе или поблизо-

сти друг от друга, в зависимости от конкретных обстоятельств составляя ядро

кочевой общины или же являясь ее составной частью.

Возможно, под «ближайшими родственниками», которые, по Геродоту,

принимали наиболее активное участие в похоронах умершего скифа, надо под-

разумевать именно членов подобной семейно-родственной группы. Вопреки

мнению Н. Г. Елагиной [Елагина, 1963, стр. 77], здесь явно имеется в виду не

семья, потому что Геродот, как правило, употребляет слово «μζ πνμζήημκηεξ»

для обозначения более широкого круга родственников (ср.: Her., I, 216; II, 85,

86, 90, 120; III, 14, 24; IV, 14, 26; V, 4; VI, 57, 75, 128) [см. также: Powell,-1938,

s. v.]. Вместе с тем в отличие от массагетов и исседонов, у которых непосред-

ственное участие в похоронах принимали все родственники, у скифов это был

долг только ближайших из них. Только они обвозили покойника по всем его

«друзьям», а затем хоронили. Судя по материалам Никопольского могильника,

на тризне при похоронах рядовых скифов поедалось всего от 1 до 3 коней

[Граков, 1962, стр. 82]. Выходит, что число лиц, пировавших на ней, было не

слишком большим. Следовательно, предположение о том, что μζ άβπμηάηω

πνμζήημκηεξ скорее всего являлись семейно-родственной группой, не противо-

речит и археологическому материалу.

Не исключено, что аналогичные семейно-родственные группы прослежива-

ются и на археологическом материале, относящемся к земледельцам лесостепи

и к оседавшим на землю кочевникам. На Западном Вельском городище рас-

копаны три крупные жилые землянки, связанные с зольником, имевшим куль-

товый характер [Архив ИА АН УССР, инв. № 1958/30, 1959/70]. На Каменском

городище обнаружено несколько больших многокомнатных домов, располо-

женных поблизости друг от друга и также связанных общим культовым соору-

жением [Граков, 1954, стр. 63, 170].

В функциональном отношении семейно-родственные группы у скифов мог-

ли соответствовать тем, которые М. О. Косвен именовал патронимиями [Кос-

вен, 1963, стр. 91 и сл.], а Дж. Мэрдок [Murdock, 1965, стр. 65 и сл.] и вслед за

ним М. В. Крюков [Крюков, 1967] — кланом.

Для представления о следующих звеньях социальной организации кочевых

скифов вновь приходится обращаться к этнографическому материалу. Для ко-

чевников характерна многоступенчатость всех ее уровней, в том числе и низ-

шего. Семейно-родственные группы входят в состав более широких, основан-

ных на отдаленном родстве, те, в свою очередь, в подразделения следующего

таксономического уровня и т. д.

101

Наличие у скифов подобной структуры можно только предполагать, но

строго обосновать это предположение невозможно. Одним из ее подразделе-

ний, например, могли быть весьма многочисленные и территориально разбро-

санные «друзья», которые хотя и не принимали непосредственного участия в

похоронах, но все же отдавали дань уважения умершему. Несмотря на то что

Геродот употребляет слово «ό θίθμξ» довольно однозначно, я все же полагаю,

что в данном случае речь у него идет не о друзьях в современном смысле слова.

Сомнительно, чтобы в скифском обществе дружеские связи могли настолько

превалировать над родственными, чтобы подменять их даже в погребальном

обряде. Ведь если следовать за Геродотом буквально, то получается, что дань

умершему отдавали только его ближайшие родственники и «друзья». Нельзя

также думать, что под «друзьями» имеются в виду побратимы. Немного дальше

я специально остановлюсь на обычае побратимства у скифов, пока же отмечу,

что, по Лукиану (Тох., 37), побратимами могли стать не более трех человек.

Скорее всего под «друзьями» Геродот подразумевает не ближайших родст-

венников, а более широкий их круг, сородичей или какую-то их часть, живших

разбросанно и в соответствии со своей отдаленной степенью родства с покой-

ником принимавших лишь ограниченное участие в его похоронах. Конечно, не

исключено, что имеются в виду не родственники, а члены каких-то объедине-

ний, основанных на ассоциативных связях. Но те немногие намеки на сущест-

вование последних, которые можно извлечь из источников, еще меньше под-

даются соотнесению со словами Геродота, чем предложенное толкование.

Мое понимание «μί θίθμζ» как какого-то круга отдаленных родственников не

противоречит предположению Н. Г. Елагиной, усматривающей в них членов

кочевой общины [Елагина, 1963, стр. 78—79]. Община кочевников имеет ряд

общих черт с соседской общиной земледельческих народов, но формально она

выступает как организация, основанная на принципах родства, и поэтому со-

ответствует одному из его уровней.

Однако как в таком случае трактовать сообщение Геродота о столкновениях

«родственников»—«μί μίπδίμζ», ставших злейшими врагами? Ведь если пони-

мать его буквально, то напрашивается вывод о далеко зашедшем распаде в

Скифии родственных связей.

Сообщение комментируют различным образом. А. С. Лаппо-Данилевский

полагал, что слово «μίπδίμζ» в данном случае следует понимать в обыкновен-

ном смысле, cognatus, a не compatriotes. По его мнению, «μί μίπδίμζ» — это до-

мочадцы, родственники, живущие в доме, а то, что их убивают

102

в поединке перед царем, указывает на ограниченность власти главы семьи

[Лаппо-Данилевский, 1887, стр. 495]. Однако с этнографической точки зрения

подобные внутрисемейные конфликты крайне маловероятны. И. В. Яценко и

присоединившаяся к ее мнению Н. Г. Елагина усматривают здесь борьбу меж-

ду родственниками, сородичами за наследство или семейное имущество

[Яценко, 1959, стр. 107; Елагина, 1963, стр. 78]. Подобное мнение кажется

слишком произвольным. О борьбе за наследство у Геродота не говорится ни

слова. К тому же такие вопросы в кочевых обществах, да и в других, в стади-

альном отношении близких скифскому, как правило, регулируются обычным

правом, а не вооруженными поединками. Наконец, с этнографической точки

зрения вооруженные конфликты не только между домочадцами, но и между

сородичами, притом конфликты не единичные, а принявшие массовый харак-

тер, раз их пришлось регламентировать, тоже кажутся сомнительными.

Наиболее вероятным представляется мнение М. И. Артамонова, предпо-

ложившего, что под «μί μίηδίμζ» надо понимать соотечественников, а разреше-

ние их конфликтов путем поединка перед лицом басилевса означало стремле-

ние регулировать кровную месть [Артамонов, 1972, стр. 64]

Действительно, если допускать, что в конфликт были вовлечены близкие,

кровные родственники, непонятно, почему их поединки должны были непре-

менно совершаться перед лицом басилевса, кем бы он в данном случае ни был,

а не перед вождями более низкого ранга, которые также обладали судебными

полномочиями (Luc, Anach., 11). Однако для разрешения тех конфликтов, о

которых сообщает Геродот, их авторитета и власти, очевидно, было недоста-

точно. Поэтому можно предположить, что вовлеченные в конфликт лица не

были ни близкими родственниками, ни сородичами, ни тем более членами се-

мейно-родственных групп. И все же для определения их Геродот счел воз-

можным употребить слово «μίηδίμζ», указывающее на их родство. Вероятно,

это родство ощущалось и самими участниками конфликта, но как родство

фиктивное, генеалогическое, связывающее у кочевников всех членов того или

иного племенного объединения. Ведь в конечном счете все скифы считались

потомками Таргитая и его сыновей!

Однако в подобной трактовке сообщения Геродота, несмотря на всю ее

заманчивость, присутствует один сомнительный момент, несколько снижаю-

щий ее убедительность. Геродот употребляет слова «μίηδίμξ», «μίηδίμζ» в зна-

чении «родственник», «родственники» 11 раз, и всегда речь у него идет о ре-

альном кровном родстве (Her., I, 108; III, 33, 65, 119; IV, 65, 104; V, 5, 41; VII,

39). Правда, у других авторов оно нередко употребляется и в более широком

смы-

103

сле [Дворецкий, 1958, т. II, стр. 1155; Liddell and Scott, 1966, s. v.], и остается

предполагать, что также в более широком смысле употреблено оно в данном

случае Геродотом. Но, конечно, такое предположение — всего лишь одно из

многих возможных.

Род

Наличие у скифов родовой организации утверждают практически, все ис-

следователи [Лаппо-Данилевский, 1887, стр. 495; Семенов-Зусер, 1931, стр.

13—14 и др.; Граков, 1947, стр. 28; Граков, 1971, стр. 34; Артамонов, 1947а,

стр. 72—73; Яденко, 1959, стр. 108; Елагина, 1963, стр. 78— 79; Тереножкин,

1966, стр. 47]. Разногласия существуют только относительно ее роли в скиф-

ской социальной структуре. Между тем письменные источники почти не со-

держат указаний на существование у скифов рода. Иногда под родами понима-

ют четыре βέκδ из первой этногонической легенды [Граков, 1947, стр. 28; Ела-

гина, 1963, стр. 80] — как я стремился показать, без достаточных оснований.

Только Лукиан (Scyth., 1, 3) отмечает наличие в Скифии помимо царского и

других знатных и незнатных родов.

Иногда предполагают, что существование рода в Скифии косвенно под-

тверждается практикой устройства над могилами курганных насыпей, так как

работа такого объема якобы под силу лишь большому коллективу [Артамонов,

1948а, стр. 68; Либеров, 1950, стр. 84; Вязьмiтiна, 1962, стр. 233]. Однако, по

Геродоту, непосредственное участие в похоронах рядового скифа принимали

лишь ближайшие родственники, которые, кстати, вполне могли и сами воз-

двигнуть небольшую метровую насыпь. Поэтому в основном приходится по-

лагаться на соображения общего порядка.

Наличие патриархального рода у иранских народов хорошо засвидетельст-

вовано Авестой и некоторыми материалами более позднего времени [Дьяконов

И. М, 1956, стр. 183— 185; Дьяконов М. М., 1961, стр. 60—61; История тад-

жикского народа, 1963, стр. 143—146; Периханян, 1968, стр. 38]. Род vis яв-

лялся важным звеном общественной структуры, занимая промежуточное по-

ложение между собственно семьей nmana и ведущей свое происхождение от

реального общего предка семейно-родственной агнатной группой nafah, с од-

ной стороны, и племенем zantu и племенным объединением, страной dahyu — с

другой. «Дом (т. е. семья), род, племя, страна»— такова традиционная формула

в Авесте. Зороастрийская традиция считала, что в племя должно входить не

менее 30 семей, в род — не менее 15. Известны патронимические имена мно-

гих знатных родов.

Надо отметить, что уже во времена Авесты родо-племен-

104

ная организация у оседлых иранцев, особенно ее высшие звенья, постепенно

сменялась территориальной. Но в древнейших частях памятника род еще вы-

ступает как важный общественный институт.

Если рассматривать Авесту как памятник, в известной мере отражающий

общеиранское наследие, притом не только в духовной, но и в социальной сфе-

рах, то допустимо заключить, что род существовал и у предков скифов. В сво-

ем развитии они, по-видимому, отставали и от Восточного Ирана, и от Запад-

ного и, следовательно, должны были сохранять больше архаических черт в со-

циальной организации. Возникает вопрос: как отразился на ней переход об-

щества к кочевым формам скотоводства? В его решении вновь приходится

опираться на сравнительно-этнографические материалы.

Различными исследователями неоднократно отмечалось, что почти непре-

менным атрибутом любого кочевого общества является наличие развитой и

многоступенчатой родо-племенной структуры, бывшей, по-видимому, усло-

вием его нормального функционирования. Основой этой структуры по-

всеместно является тот институт который С. М. Абрамзон называет «генеало-

гическим родом [Абрамзон, 1951], Е. Бэкон — «обоком» [Bacon, 1958], а Л.

Крэдер — «генеалогическим кланом» [Krader, 1963, стр. 10]. Она имеет черты

сходства и с «коническим кланом» П. Кирхоффа [Kirchoff, 1955], но принцип

генеалогического старшинства редко проводится у кочевников сколь-

ко-нибудь последовательно.

Даже с формальной стороны этот институт, за которым в советской этно-

графической литературе сохранилось не слишком удачное наименование

«род», довольно сильно отличается от собственно рода (клана, сиба), каким он

обычно реконструируется многими советскими исследователями для так назы-

ваемой классической первобытности. Считается, что «классический род» пред-

ставляет собой целостную структуру с четко определенными границами. Та-

ковым он остается и в рамках более крупной структуры (фратриальной, пле-

менной), образуя в ее пределах автономную подструктуру. Границы рода у ко-

чевников значительно более расплывчаты и неопределенны. Между семьей и

племенем существует целый ряд таксономических подразделений. Поэтому

исследователи нередко находятся в затруднении, какое именно из них считать

родом, тем более что последний даже терминологически не всегда отделяется

от других подразделений.

Принцип кровного родства, на котором основан «классический род», не

распространяется за его пределы. У кочевников же родственный (фактически

псевдородственный) принцип охватывает всю общественную структуру, в ко-

торой родство сородичей выступает лишь как одна из отметок на

105

вертикальной шкале. Пожалуй, крайним случаем расширительного применения

псевдородственного принципа являлись воззрения древних евреев, возводив-

ших все человечество к одному предку — Адаму. Скифы в этом отношении

были более умеренными. Но и их этногоническое предание, возводившее всех

скифов к одному первопредку — Таргитаю, тем самым распространяло прин-

цип генеалогического родства на все скифское объединение.

«Классический род» экзогамен. Род у кочевников может быть и эндогам-

ным

, например у арабов, и агамным. Но и экзогамия в нем претерпевает су-

щественные изменения. Распространяясь лишь на ограниченное число поколе-

ний, она становится действительным ограничителем брачных отношений меж-

ду кровными родственниками. Религиозные функции «классического рода» для

рода кочевников не обязательны.

Наконец, следует обратить внимание, что у кочевников отсутствует терми-

нологическое разделение между унилинейными кровнородственными группа-

ми, исключающими одного из супругов и включающими всех кровных родст-

венников независимо от их местожительства, с одной стороны, и такими груп-

пами, которые, сохраняя унилинейное ядро, включают обоих супругов, но ис-

ключают кровных родственников, ушедших в результате брака за пределы

данной группы. На практике же род у кочевников всегда выступает как сово-

купность отдельных семей, хотя женщины полностью инкорпорировались в

род мужа лишь у маньчжуров, а у тюрко-монгольских кочевников — только

частично [Krader, 19g3, стр. 341].

Подобный род присущ практически любому кочевому обществу. И трудно

думать, что социальная структура скифов, в главном совпадающая с той, кото-

рая рисуется по данным этнографии для остальных кочевников (ср. легенду о

Таргитае и его сыновьях), применительно к роду обладала принципиальными

отличиями.

Те намеки в известиях Геродота и Лукиана, которые можно условно соотне-

сти со скифским родом, позволяют заключить, что сородичи оказывали друг

другу помощь в делах кровной мести, а вероятно, и в других ситуациях, что

они совместно выступали в сражениях, скорее всего составляя войсковое под-

разделение. Возможное участие их в похоронах предполагает какие-то идеоло-

гические формы осознания своего единства. Не исключено, что крупные мо-

гильники IV—III вв. до н. э., принадлежавшие кочевым скифам, являлись ро-

довыми кладбищами.

Наконец, руководствуясь сравнительно-этнографическими материалами,

можно также допустить, чтo род или какие-то его подразделения имели отно-

шение к владению пастбищно-кочевой территорией.

106

Вместе с тем имеются и намеки на определенное ослабление родовых связей

в скифском обществе. Нельзя все же исключать возможности, что именно со-

родичи решали свои конфликты поединком перед лицом басилевса. Кроме то-

го, обращает на себя внимание распространение в Скифии обычая побратим-

ства.

Обычай побратимства у скифов

. Хотя этот обычай у скифов давно уже

привлекает к себе внимание исследователей, мнения о нем расходятся доволь-

но сильно. Одни рассматривают его как доказательство прочности родовых уз

в Скифии [Артамонов, 1947а, стр. 73], другие, напротив, как свидетельство их

распада [Тереножкин, 1966, стр. 38]. Наконец, выдвинуто предположение, что

обычай был распространен преимущественно в дружинной среде [Мелюкова,

1950, стр. 31; Яценко, 1959, стр. 112].

Впервые обычай побратимства у скифов засвидетельствован Геродотом (IV,

70): «Если скифы заключают с кем-либо клятвенный договор, то поступают

при этом так: в большую глиняную чашу наливается вино, к нему примешива-

ется кровь договаривающихся, причем этим последним делают уколы шилом

или небольшие разрезы ножом на теле, потом погружают в чашу меч, стрелы,

секиру и метательное копье. По совершении этого они долго молятся, затем

пьют смесь как сами договаривающиеся, так и знатнейшие из присутствую-

щих». Правда, о том, что сам обряд связан с побратимством, у Геродота не го-

ворится. Но сопоставление его известия с рассказом Лукиана, сообщающим ряд

дополнительных подробностей, не оставляет в этом сомнений.

Скиф Токсарис из одноименной новеллы (L u с, Тох., 37) рассказывает: «Мы

приобретаем себе друзей не на пирушках, как вы (т. е. греки.— А. X . ) , и не по-

тому, что известное лицо является нашим ровесником или соседом; но, увидев

какого-либо человека хорошего и способного на великие подвиги, мы все уст-

ремляемся к нему, и то, что вы делаете при браках, мы делаем при приобрете-

нии друзей; усердно сватаемся за него и во всем действуем вместе, чтобы не

ошибиться в дружбе или не показаться неспособным к ней. И когда ка-

кой-нибудь избранник сделается уже другом, тогда заключается договор с ве-

ликой клятвой о том, что они и жить будут вместе, и в случае надобности умрут

один за другого. И мы действительно так и поступаем; с того времени, как мы,

надрезав пальцы, накапаем крови в чашу и, омочив в ней концы мечей, отве-

даем этой крови, взявшись вместе за чашу, ничто уже не может разлучить нас.

В союзы дозволяется вступать самое большее трем лицам, (потому что, кто

имеет много друзей, тот кажется нам похожим на публичных блудниц, и мы

думаем, что дружба такого человека, разделенная между многими, уже не мо-

жет быть столь прочной».

107

Тот же Лукиан (Тох., 1—8) засвидетельствовал существование в Скифии

культа кораков — «божеств − покровителей дружбы» или же скорее просла-

вившихся своей дружбой героев, которых греки отождествляли с Орестом и

Пиладом

. Любопытно заметить, что традиция, связывающая Ореста и Пилада

с Северным Причерноморьем, существовала в Греции по крайней мере с V в. до

н. э., когда она была зафиксирована Эврипидом, а возможно, с еще более ран-

него времени

. По Лукиану (Тох., 5—7), в Скифии имелся даже храм Ореста и

Пилада, точнее, их скифских аналогов. Его известие подтверждается Овидием

(Ex Ponto, III, 2), который сообщает, что, по словам местного жителя, уроженца

Тавриды, в Скифии почиталась дружба Ореста и Пилада.

Скифское побратимство нашло отражение и в иконографическом материале:

обряд, описанный Геродотом и Лукианом, изображен на золотых нашивных

бляшках из Солохи и Куль-Обы.

Приведенные материалы позволяют считать твердо установленным сущест-

вование в Скифии обычая побратимства, по всей видимости получившего там

широкое распространение. Очевидно, он нашел свое отражение и в скифской

культовой практике в виде особых божеств или героев — покровителей друж-

бы, в честь которых совершались жертвоприношения. Сам обряд заключения

побратимства (чаша с кровью заключающих дружбу, причащение в ней ору-

жия) ясно указывает на имевшуюся в нем также сильную рели-

гиозно-магическую струю.

Однако вскрыть социальную подоплеку широкого распространения обычая

побратимства на примере одного общества, даже более богатого источниками,

чем скифское, трудно. Для того чтобы понять сущность побратимства как об-

щественного явления, необходимо обратиться к сравнительно-историческому и

этнографическому материалу.

Этот материал согласно свидетельствует о двух вещах. Во-первых, легко

выясняется, что побратимство — обычай если не универсальный, то, во всяком

случае, распространенный очень широко, буквально во всех частях света, за ис-

ключением Австралии. Во-вторых, так же легко заметить, что этот обычай, бу-

дучи чаще всего оригинальным в генетическом отношении, в самых различных

обществах и в самые различные эпохи обнаруживает много общих типологи-

ческих и особенно стадиальных черт.

В первобытном обществе и даже на начальном этапе его разложения этот

обычай если и существует, то лишь в зародышевой форме, например в виде

возрастных классов, члены которых, однозначно интегрированные в социаль-

ную систему, будучи ровесниками и совместно проходя инициации,

108

на протяжении всей жизни остаются тесно связанными и оказывают друг другу

помощь и поддержку [см., например: Schurtz, 1902; Bernardi, 1952; Prins, 1953].

Но возрастные классы и сходные с ними институты — еще не настоящее по-

братимство. Принадлежность к ним и выбор партнеров определяются не инди-

видуальными склонностями, а автоматической принадлежностью к определен-

ному коллективу, не говоря уже о возрастной группе. Для развития побра-

тимства нужна индивидуальная личность, а она в первобытном обществе дела-

ла только первые шаги по пути своего становления [Кон, 1967, стр. 185 и cл.]

Своего расцвета побратимство достигает в относительно узких исторических

пределах — в эпоху классообразования, чтобы затем, сохраняясь нередко в

раннеклассовых обществах, быстро сойти на нет по мере дальнейшего общест-

венного развития или же уцелеть в виде пережитка, своего рода этнографиче-

ского реликта там, где для этого имеются благоприятные условия специфиче-

ски локального порядка. Социологическое объяснение этому найти нетрудно.

Эпоха классообразования — время крушения старых социальных связей, осно-

ванных на родственных узах. Сородичи и даже соплеменники не живут ком-

пактно, а разбросаны на довольно значительной территории. Кровнородствен-

ные группы эпохи классообразования несут в себе социальное и имущест-

венное неравенство. В то же время индивид вступает в самые разнообразные

отношения с более широким кругом лиц, чем прежде. Его социальные и эко-

номические связи усложняются.

В таких условиях он ищет новые линии защиты, которые могли бы более

эффективно охранять его интересы. Укрепляющихся соседских связей для это-

го явно недостаточно. Ведь соседские связи выступают как отношения не ме-

жду индивидами, а между семьями, к тому же носят преимущественно терри-

ториально-экономический характер. Кроме того, соседской общине в любой ее

форме присущи и свои внутренние противоречия. Центральная власть обычно

также еще слишком слаба, чтобы взять на себя охрану всех интересов и прав

индивида. Например, у скифов поединки перед лицом басилевса, какими бы

причинами они ни вызывались, свидетельствуют о весьма архаических спосо-

бах решения внутриобщественных конфликтов, а также о том, что роль цен-

тральной власти в их решении была не слишком велика — скорее регламенти-

рующей, чем разрешающей.

Поэтому поиски новых социальных связей, целью которых является охрана

интересов индивида, нередко выливаются в различные формы, имеющие сугу-

бо личностный характер, т. е. выступающие как отношения между отдельными

индивидами безотносительно к их кровнородственной или терри-

109