Хазанов А.М. Социальная история скифов

Подождите немного. Документ загружается.

менные группы V в. до н. э., кочевые и земледельческие, имена которых боль-

шей частью остаются неизвестными, скрываются у Геродота под широким и

многозначным термином «εεκεα», указывающим на их этническую специфику.

В третьем случае эти племена составляли основу скифских κμιμί, хотя, конеч-

но, полного тождества между ними могло и не быть. Таким образом, можно

вывести определенное соответствие: βέκμξ → έεκμξ → κμιόξ, осознавая всю его

условность и приблизительность.

Можно попытаться определить функции племени как формы социальной

организации в структуре Скифского царства. Первая его очевидная функция —

административно-политическая. Каждое племя имело свою территорию коче-

вания или обитания. У него был также свой аппарат управления, возглавляв-

шийся племенным вождем-номархом, очевидно подчинявшимся центральной

власти.

Вторая функция племени, наиболее выпукло выступающая в рассказе Геро-

дота, — военная. Племенное ополчение, очевидно, являлось подразделением в

общескифской войсковой организации. Не реже раза в год номарх устраивал

его сбор, на котором, выражаясь современным языком, по отношению к наи-

более доблестным воинам применялись меры морального и материального

поощрения, а к их не столь удачливым товарищам — порицания. Номарх у Ге-

родота выступает прежде всего как военный предводитель. Неясно, во всех ли

скифских номах военная организация фактически сливалась с племенной и

всюду ли она имела такое же важное значение. Очевидно, в первую очередь

это относилось к кочевникам, составлявшим основной костяк скифского вой-

ска и доминировавшим в военно-политическом отношении в Скифском царст-

ве

Третья функция племени по отношению к центральной власти — фискаль-

но-податная. Прямо о ней Геродот не упоминает, но сам термин «ном», всегда

выступающий у него для обозначения не только административ-

но-политической, но одновременно и податной единицы, свидетельствует об

этом достаточно недвусмысленно. Под податями в первую очередь надо пони-

мать уплату дани. Вероятно, существовали и другие повинности, намеки на

которые содержатся у Геродота (IV, 71, 72). Можно предположить, что пода-

тями и повинностями больше всего были обложены земледельческие племе-

на-номы, находившиеся в зависимости от кочевников.

Наконец, племена-номы осознавали свое единство. В «каждом номе имелось

племенное святилище. Вероятно, сохранялось и (представление о генеалогиче-

ском родстве всех соплеменников.

Область или провинция Из всех выделенных звеньев скифской общест-

венной структуры область или провинция,

120

,ήπνά является наиболее гипотетической. Предположения о том, что άνπαί сле-

дует отождествлять с тремя ßαζζθεζαζ, составлявшими в совокупности Скифское

царство, нельзя исключать полностью. Но в таком случае остается непонятным,

как соотносятся с ними царские скифы, скифы-кочевники и особенно ски-

фы-пахари и скифы-земледельцы, т. е. те из «этносов» Геродота, в которых я

склонен видеть какие-то племенные группировки или объединения. Ведь у ко-

чевников даже высшие звенья социальной организации обычно строились с

учетом реально существовавших этнических подразделений. Напротив, если

допустить, что ανπή соответствует έεκμξ во втором его значении, картина по-

лучится не столь противоречивой.

Тогда можно предположить, что эти εεκεα были первоначально племенными

группировками или объединениями, состоявшими из отдельных племен. Войдя

в состав Скифского царства, они, очевидно, в какой-то мере смогли сохранить

свою внутреннюю организационную структуру, в частности деление на от-

дельные племена. Так племенные объединения стали провинциями, а входив-

шие в их состав племена — номами. Положение этих провинций следует опре-

делять лишь после того, как будет установлена политическая сущность Скиф-

ского царства и охарактеризованы взаимоотношения его кочевых и оседлых

элементов. Дальше я подробно остановлюсь на этих вопросах. Пока же можно

предположить, что по крайней мере земледельческие провинции Скифского

царства к середине V в. до н. э. входили в него на условиях вассаль-

но-даннической зависимости с сохранением большой внутренней автономии.

Их социальная организация, по-видимому, в основном сохранялась в неизмен-

ности, но ее высшие звенья были включены в административно-политическую

структуру Скифского царства.

Получается, что скифы-пахари и скифы-земледельцы составляли отдельные

провинции (области, архэ) Скифского царства, причем нельзя исключить, что

каждый из упомянутых этносов являлся основой не для одной, а для не-

скольких провинций. Каковы были высшие звенья социальной организации

скифов-кочевников, неизвестно. Они могли составлять отдельную архэ,

опять-таки одну или несколько, но могли и непосредственно входить на правах

отдельных номов в скифские басилеи. Последнее допустимо и для некоторых

земледельческих племен. Наконец, не исключено, что архэ являлись более

поздними, звеньями скифской административно-политической структуры, чем

басилеи и номы. Возможно, они возникли лишь тогда, когда племена лесостепи

были подчинены кочевниками и вошли в состав Скифского царства. Все это,

конечно, лишь весьма гадательные предположения.

121

Царства, или басилеи. Греческий термин «ααζζθείαζ» лучше отражает сущ-

ность этих образований, чем русский «царства». По Геродоту, они являлись

наиболее крупными административно-политическими подразделениями трие-

диной Скифии, и это вполне соответствовало реальной действительности. Если

принять гипотезу В. Бранденштайна о том, что первоначальных βέκδ в Скифии

было три, а не четыре — ни подтвердить, ни опровергнуть ее я не берусь,— то

не являлся ли каждый βέκμξ этнической основой одной из трех первоначальных

скифских басилей, из которых главная была в основном населена царскими

скифами, а остальные находились в зависимом от нее положении?

Три басилеи были не только административно-политическими, но и воен-

но-организационными единицами Скифии и, как таковые, выступали в войне с

Дарием. Границы скифских басилей неизвестны. Очевидно только, что основ-

ные центры их находились в степной зоне от Дуная до Дона. Их внутреннее

устройство также не вполне ясно. По-видимому, они состояли или, точнее, им

подчинялись отдельные номы и провинции. Во главе басилей стояли члены

скифского царского рода.

Может быть, даже не только в главной басилее, но и в остальных кочевали и

господствовали какие-то группы царских скифов. Думается, не будет преуве-

личением сравнить скифские басилеи с улусами, которые получали члены цар-

ского рода в державе хунну или царевичи-чингисиды в империи Чингисхана и в

тех государствах, которые возникли в результате ее распада.

Скифское царство. Скифское царство имело триединый характер, т. е. со-

стояло из трех басилей. Одна из басилей, возглавлявшаяся верховным царем

всей Скифии, была больше остальных. Очевидно, именно она включала в себя

территорию царских скифов. Может быть, в басилеи входили провинции-архэ

— первоначально, по-видимому, племенные объединения, которые, в свою

очередь, состояли из отдельных номов. Последние, очевидно, создавались на

племенной основе. Не исключено, что провинции не были обязательной про-

межуточной ступенью между басилеей и номом. Скорее всего они существо-

вали у тех племенных группировок, которые, формально или фактически, во-

шли в состав Скифского царства, но сохраняли значительную внутреннюю ав-

тономию и отчасти свою прежнюю социальную организацию.

Племена, по крайней мере у кочевников, состояли из родовых подразделе-

ний, вероятно имевших многоступенчатую структуру. Последние, в свою оче-

редь, состояли из семейно-родственных групп также, вероятно, различных так-

сономических уровней.

122

Такой представляется социальная организация скифов к середине V в. до н.

э., разумеется, в самом общем и приблизительном виде. На практике картина

могла во многом отличаться от той, которую удается реконструировать по

имеющимся источникам. Не исключено, что административно-политическое

устройство Скифии, как оно описано Геродотом, могло отражать не только ре-

альную картину, но и унифицированную идеальную модель. Ясно лишь, что

скифская общественная структура была достаточно децентрализованной.

Вероятно, основные черты скифской социальной организации сложились не

позднее VII в. до н. э. Судя по этногонической легенде, уже тогда Скифское

царство было триединым и состояло из отдельных племен, идеологически свя-

занных представлением об общности своего происхождения. О дальнейшей

эволюции скифской социальной организации после V в. до н. э. можно только

догадываться. Б. Н. Граков предположил, что в IV в. до н. э., при царе Атее,

был устранен триединый характер царства, управление которым приобрело бо-

лее централизованный вид [Граков, 1950а; Граков, 1954, стр. 21; Граков, 1971,

стр. 40]. Действительно, в более поздних источниках упоминания о трех баси-

леях не встречаются. Но и из ранних авторов сообщения о них сохранились

только у Геродота. Поэтому вполне вероятное предположение Б. Н. Гракова все

же остается гипотетическим. Исторические судьбы поздней Скифии — огра-

ничение ее территории Крымом и Нижним Поднепровьем, отпадение ряда

(подчиненных земледельческих племен и, главное, оседание значительной

массы кочевников — не могли не вызвать важных перемен. Археологически

поздняя Скифия рисуется прежде всего как совокупность укрепленных и неук-

репленных поселений с прилегающей сельскохозяйственной округой Погребо-

ва, 1958; Елагина, 1958; Шульц, 1971; Высотская, 1972]. Может быть, в это

время общинно-территориальные связи стали преобладать над ро-

до-племенными. Но и это всего лишь догадки.

Вопрос об общине

В заключение следует остановиться на проблеме скифской общины, сразу

же оговорившись, что никаких прямых указаний на ее существование в источ-

никах не содержится, за исключением упоминания Лукиана о том, что скиф-

ские герои, побратимы Амизок и Дандамис, «живут спокойно и со всеми по-

честями и получают пропитание от скифской об-

123

щины» (ύπμ ημο ημζκμύ ηωκ ΢ηο&ώκ) (Тех., 41). Но В данном случае под общи-

ной могло подразумеваться скифское общество в целом или какая-то неопре-

деленная его часть. Между тем после выхода в свет статьи М. И. Артамонова

«О землевладении и земледельческом празднике у скифов» [Артамонов, 1948],

посвященной интерпретации одного из известий Геродота, наличие у земле-

дельческой части скифского общества общины с ежегодными переделами зем-

ли стало рассматриваться как твердо установленный факт [Граков, 1954, стр.

23; Граков, 1971, стр. 34, 45; Яценко, 1959, стр. 103; Хазанов, 1972, стр. 167].

Произошло то, что нередко случается в истории науки: от частого повторения

недоказанные предположения стали восприниматься как бесспорные истины.

Поэтому представляется целесообразным вновь рассмотреть фактические ос-

нования гипотезы.

Изложив скифскую этногоническую легенду, Геродот (IV, 7) добавляет не-

сколько слов о судьбе упавших с неба священных золотых даров. «Вышеупо-

мянутое священное золото цари их очень ревностно охраняют и ежегодно чтут

богатыми жертвами. Кто с этим священным золотом во время праздника заснет

под открытым небом, тот, по словам скифов, уже не проживет года; поэтому

ему дается столько земли, сколько он сам объедет на коне в один день». Далее

Геродот отмечает, что священное золото хранится в самом большом из трех

скифских царств-басилей.

В известии Геродота лишь один момент представляется более или менее

ясным. Обычай временной замены царя-жреца его двойником, принимающим

на себя все беды подлинного владыки, зафиксирован у многих народов и об-

стоятельно освещен Д. Фрэзером. Очевидно, такую же роль у скифов играл че-

ловек, засыпавший у священного золота [Dumézil, 1941, стр. 221; Артамонов,

1948, стр. 8]. По вероятному предположению Б. Н. Гракова, им был тот из стра-

жей священного золота, длительное время бодрствовавших около него, кото-

рый первым терял силы [Граков, 1971, стр. 45]. Сон, следовательно, играл осо-

бую ритуальную роль.

М. И. Артамонов полагал, что праздник в честь священного золота был важ-

нейшим земледельческим праздником скифов, и притом весенним, так как по-

сле него производилось наделение землей, которое обычно совершается перед

началом полевых работ. По его мнению, естественно предположить, что наде-

ление магического «заместителя» царя землей происходило вместе с общим

переделом земли. Далее делается вывод, что у скифов в V в. до н. э. существо-

вало общинное землевладение с периодическим переделом земли, причем бо-

гатые и знатные семьи получали большее количество земли по сравнению с

рядовыми общинниками.

Однако известие Геродота не дает никаких оснований

124

для подобных ответственных выводов. В гл. II я пытался доказать, что скиф-

ская этногоническая легенда родилась не в среде скифов-пахарей, а у царских

скифов, и предложил свою интерпретацию празднества в честь священного зо-

лота. По существу, гипотеза о земледельческом происхождении легенды слу-

жит М. И. Артамонову единственным основанием приписывать земледельцам и

само празднество. Между тем из сообщения Геродота это никак не следует;

напротив, скорее надо предполагать обратное.

Священные золотые дары хранились в самой большой из трех скифских ба-

силей, т. е., очевидно, у царских скифов. Непонятно, почему политически гос-

подствующие в Скифском царстве кочевники должны были посвящать свой

важнейший праздник и свои главные реликвии событию, связанному с хозяй-

ственным циклом некоторых из подчиненных им племен. Кстати, о времени го-

да, когда совершался праздник, у Геродота не говорится ни слова. Столь же

бездоказательно и предположение о существовании у земледельческой части

скифов общинного землепользования с ежегодным переделом земли. Допус-

тим, М. И. Артамонов прав и празднество в честь священного золота действи-

тельно имело земледельческий характер. Но откуда следует, что оно было по-

священо переделу земли? Только из того, что человек, который засыпал у свя-

щенных даров и должен был умереть в течение года, в качестве компенсации

получал в подарок столько земли, сколько мог объехать верхом на лошади в

один день. А откуда следует, что у скифов была община? Только из того, что у

них якобы существовали ежегодные переделы земли. Таким образом, каждое из

этих недоказанных положений служит основанием для последующих, причем

многие из них противоречат и духу и букве рассказа Геродота. Из самого рас-

сказа следует только то, что в качестве материальной компенсации за сон у

священных даров и последующую смерть потерпевшим предоставлялось до-

вольно большое земельное пространство, причем неизвестно, в собственность

ли, во владение или только в пользование — все это разные экономические ка-

тегории.

И характер празднества, каким оно мне представляется, и размеры про-

странства

, и сам способ его отмеривания (объезд на коне) скорее предпола-

гают в получателе кочевника, а не земледельца. Получается, что у кочевни-

ков-скифов земля (пастбища, зимники и т. д.) могла быть закреплена за от-

дельными группами и лицами или находиться в их преимущественном пользо-

вании. Но и так хорошо известно, что в нормальных условиях различные

группы кочевников всегда передвигаются по строго определенным маршрутам,

имея закрепленные именно за ними пастбища, летовки, зимники и пр. Так об-

стояло дело у кочевников нового времени

125

и средневековья, так же, по-видимому, обстояло дело и у древних номадов. Во

всяком случае, про хунну Сыма Цянь недвусмысленно сообщает: «Каждый

имеет выделенный участок земли, по которому кочует в поисках травы и воды»

[Таскин, 1968а, стр. 34, 37].

Прежде чем перейти к выводам, еще несколько слов о связи, существующей

между судьбой человека, заснувшего у священных даров, и землей, которую он

получает в вознаграждение. В индоевропейских языках отмечается связь зна-

чений «отмерять», «отделять» с предопределенной долей, понимаемой кон-

кретно, в пространственном и временном планах, как отрезаемый надел. Спе-

циалисты считают вероятной связь этого конкретного (пространственного (и в

том числе земельного) представления с архаической процедурой отмеривания,

истоки которой лежат в хозяйственной практике. Дальнейшее его развитие

связано с ритуализацией самой процедуры и использованием ее в гаданиях, су-

дебной практике и т. д., что датируется еще временем индоевропейского един-

ства [Иванов, Топоров, 1966, стр. 69—70]. Может быть, отголоски подобных

представлений, зародившиеся некогда у оседлых предков скифов, сохранялись

и во времена Геродота и нашли свое отражение в некоторых ритуалах праздне-

ства в честь священных золотых даров. Но от существовавших в повседневной

действительности правил землепользования они уже могли быть весьма далеки.

Итак, для каких-либо суждений об общине у скифов середины V в. до н. э.

данных нет. Конечно, это не означает, что таковой у них не было. Напротив,

исходя из уровня развития скифского общества и сравнительного этнографиче-

ского материала, кажется очень вероятным, что и у кочевых и у оседлых ски-

фов существовали какие-то формы соседской общины. Но в конкретном мате-

риале такие догадки подтверждения не находят.

Для более позднего времени также нет никаких данных, за одним исключе-

нием. Вокруг скифских земледельческих поселений последних веков до нашей

эры — первых веков нашей эры на Нижнем Днепре и в Крыму иногда удается

проследить границы огороженных земельных участков [Шульц, 1957, стр. 84,

прим. 2; Шульц, 1971, стр. 134; Шишкин, 1966, стр. 118; Щеглов, 1971, стр. 17;

Высотская, 1971, стр. 157; Высотская, 1972, стр. 168—169]. Так, неподалеку от

городища Заячье в Крыму на сотни метров тянутся выложенные камнем поле-

вые межи, ограничивавшие земельные участки шириной от 11 до 50 м. Своей

конфигурацией и каменными оградами они напоминают античные клеры, но

планировка этих участков менее регулярная. Наличие их позволяет предпола-

гать достаточно развитые формы землепользования, связанные если не с соб-

ственностью, то с проч-

126

ным посемейным владением земельными наделами. С исторической точки

зрения все это лучше всего соответствует соседской общине.

Социальная организация скифов

и ее место среди общественных структур

евразийских кочевников

Социальной организации скифов, по крайней мере до тех пор, пока кочев-

ники в их обществе преобладали над земледельцами, были присущи три глав-

ные особенности. Во-первых, в основе ее лежали родо-племенные связи, поко-

ившиеся на фиктивных принципах генеалогического родства. Даже вошедшие в

состав Скифского царства племена и племенные объединения, в этническом

отношении не всегда близкие собственно скифам, рассматривались как связан-

ные с ними общностью происхождения. Фиктивное родство, по-видимому,

служило также средством, идеологического освящения политических (притя-

заний скифов на господство над теми этносами, которые никогда не входили в

состав их царства (ср. эллинскую версию скифской этногонической легенды).

Кровнородственные связи должны были быть особенно сильными на низших

уровнях скифской социальной организации, на высших же они дополнялись

территориальными связями и переплетались с ними. Вплоть до массового осе-

дания кочевников на землю развитие территориальных связей, по-видимому,

определялось преимущественно административными потребностями управле-

ния большой территорией, в состав которой входили области, заселенные зем-

ледельцами. Разделение первым скифским царем, легендарным Колаксаем,

территории своего царства на три части ввиду ее обширности представляется в

этом отношении весьма показательным, так же как деление Скифии на про-

винции и номы.

Во-вторых, для родо-племенной структуры скифского общества характерна

многоступенчатость всех уровней, которые по имеющимся источникам удается

проследить далеко не полностью. Только самые низшие звенья ее покоились на

реальных кровнородственных связях, более высокие, вероятно, были связаны

родством отдаленных степеней, а самые высшие — чисто фиктивным генеало-

гическим родством. Еще сильнее различались они в функциональном отноше-

нии. Низшие уровни — семейно-родственные группы — выглядят тесно спа-

янными в социально-экономическом отношении. Выше наблюдается ослабле-

ние родственных уз. Возможно, на каком-то из уровней, приблизительно соот-

ветствовавших родовому, на первый план выступали общинные связи, камуф-

ли-

127

ровавшиеся покровом родства, но об этом источники ничего не говорят. Нако-

нец, высшие звенья рассматриваемой структуры, начиная с племенной, факти-

чески выступают как разновидность административно-политической орга-

низации.

В-третьих, родо-племенная структура скифского общества одновременно

являлась основой его войсковой организации. Основную массу скифского вой-

ска составляло ополчение, выступавшее по басилеям, племенам и,

по-видимому, родам во главе с соответствующими предводителями.

Предложенная реконструкция скифской социально-политической структуры

может показаться слишком сложной, но она ни в коей мере не является уни-

кальной. Все ее главные отличительные черты в той или иной степени были

присущи кочевникам евразийских степей и других регионов Старого Света в

средние века и в новое время [см., например: Абрамзон, 1951; Krader, 1963;

Першиц, 1968; Першиц, 1971; Агаджанов, 1969; Марков, 1971].

Как ни мало известно о социальной структуре древних кочевников евразий-

ских степей, есть все основания полагать, что ей также были присущи отме-

ченные особенности.

Про общество хунну в III в. до н. э. Сыма Цянь писал: «Ставятся левый и

правый сянь-ваны (букв, мудрый ван); левый и правый великий военачальник;

левый и правый гудухоу... От левого и правого сянь-ванов до данху, сильных,

имеющих десять тысяч всадников, и слабых, имеющих несколько тысяч [всад-

ников],— всего двадцать четыре начальника, для которых установлено звание

— вань-ци... Каждый имеет выделенный участок земли, по которому кочует в

поисках травы и воды, причем наиболее крупными владениями располагают

левый и правый сянь-ваны и левый и правый лули-ваны... Каждый из двадцати

четырех начальников также сам назначает тысячников, сотников, десятников,

небольших князей, главных помощников, дувэев, данху и цец-зюев» [Таскин,

1968а, стр. 40].

Существуют различные точки зрения относительно сущности этой органи-

зации [ср.: Гумилев, 1960, стр. 71—72; Руденко, 1962, стр. 66—71; Таскин,

1968, стр. 34—35]. Но ее сложный и многоступенчатый характер не вызывает

сомнений.

Таньшихуай, основатель сяньбийского могущества, во II в. н. э., как некогда

легендарный Колаксай, разделил свои земли на три части. И как у скифов во-

жди каждого из «царств» именовались одинаково с верховным царем всей

Скифии, так и у сяньби не только Таньшихуай, но и соответствующие предво-

дители имели титул «дажэнь» [Бичурин, 1950, т. I, стр. 155; Думай, 1968, стр.

117]. В конце III в. н э. объединение тоба также было разделено на три части

[Бичурин, 1950, т. I, стр. 169]. Из свидетельства Полиена (VII, 4)

128

можно заключить, что трехчленное деление было присуще и сакскому обще-

ству.

Родо-племенная организация, совпадавшая с военной, являлась структурной

основой общества хунну, которая, по мнению В. С. Таскина, демонстрирует

«поразительное сходство» с социально-политической структурой империи

Чингисхана [Таскин, 1968, стр. 35—36]. У сарматов, несколько отстававших в

своем развитии от скифов и хунну, родо-племенные связи играли еще большую

роль [Хазанов, 1971, стр. 35—36]. Возможно, и в сарматских племенных объе-

динениях действовал принцип генеалогического родства. Аммиан Марцеллин

писал про аланов (XXXI, 2, 17): «Разделенные... по обеим частям света, аланы

(нет надобности перечислять теперь их разные племена), живя на далеком рас-

стоянии одни от других, как номады, перекочевывают на огромные простран-

ства; однако с течением времени они приняли одно имя и теперь все вообще

называются аланами за свои обычаи, и дикий образ жизни, и одинаковое воору-

жение».

Таким образом, формы социальной организации у всех евразийских кочев-

ников демонстрируют значительное сходство. У всех у них она покоится на

родо-племенной основе. Территориальные связи развиваются лишь в случае

завоевания земледельческих областей или по мере развития процессов седен-

таризации. В этом отношении нет никаких оснований для разделения древних

кочевников и кочевников более позднего времени.

Конечно, нельзя полностью противопоставлять родо-племенной принцип

организации общества территориальному. Кочевникам было совсем не чуждо

представление о принадлежности земли той или иной группе. Хорошим при-

мером в этом отношении являются опять-таки хунну. Модэ

(Мао-дунь)-шаньюй ради мира с соседями отдал им лучшего коня и одну из

своих жен, но категорически отказался отдать кусок пустующей земли; более

того, со словами: «Земля — основа государства, разве можно отдавать ее» —

он приказал отрубить головы всем советовавшим это сделать [Таскин, 1968а,

стр. 38—39]. Но в кочевом обществе территориальные связи в чистом виде

обычно не проявляются, а бывают опосредствованы и закамуфлированы ро-

до-племенными. У кочевников индивид связан с данной территорией не пото-

му, что он на ней родился, не своей принадлежностью к территориальной об-

щине в самом широком понимании этого термина и не правами владения или

собственности, а своей принадлежностью к определенному родо-племенному

подразделению, которое кочует на данной территории.

Причины столь поразительной живучести и способности к регенерации ро-

до-племенной организации у кочевников нель-

129