Г.А. Арбатов. Затянувшееся выздоровление (1953 - 1985 гг.)
Свидетельство современника
... В конце 1952-го – начале 1953 года печать, особенно передовые
статьи газеты «Правда», игравшие роль своего рода камертона для всей
пропаганды, начинают пестрить терминологией 1937 года. Вновь и вновь
повторяются заклинания о «капиталистическом окружении» (это в условиях,
когда столь разительные перемены произошли во многих странах Европы и в
Китае!), о «законе», согласно которому классовая борьба обостряется по мере
успехов социализма, а действия врагов становятся все более изощренными…
Такой кампании ненависти и истерии я еще не видел. Хотя на работе в
издательстве (как и в Московском государственном институте
международных отношений, где я учился после демобилизации из армии)
мне и моим сверстникам довелось, конечно, получить уйму представлений,
впечатлений, а кто к этому был расположен – и рабочего опыта по части
методов духовного насилия, закрепощения, даже умерщвления мысли. У нас
на глазах развертывались одна за другой послевоенные идеологические
кампании – против «низкопоклонства» перед Западом, «космополитизма»,
«уклонов» в литературе, кино, музыке, генетике, языкознании и других
областях. Видели мы (и многие в душе это глубоко переживали, хотя редко
кто решался открыто выступить против – такое было бы почти
самоубийством), как жестоко прорабатывают, «избивают» людей, ни в чем не
повинных, – чтобы понять это, у большинства из нас уже хватало ума и
опыта. И точно так же многие уже понимали, что в качестве научной истины
провозглашают нелепости. Равно как и то, что всем, кто вслух усомнится в
виновности невиновных или в истинности нелепостей, грозит безжалостная
расправа. Все это достойно дополняли все более свирепые секретность и
цензура, доносительство и страх, как серная кислота разъедавшие, но, к
счастью, до конца не разъевшие наши умы и души.
Я тогда по молодости лет не очень задумывался не только о смысле
жизни, но и о смысле государственной политики. Но несколько позже понял,
что одной из главных целей происходившего было внушить всем нам главное
правило поведения подданного диктатуры: бойся своих мыслей, каждая своя
мысль может быть опасна (не только крамольно, но и неосторожно
думающих ведь сажали систематически). И внушалось это достаточно
эффективно. Уже потом мне приходило в голову, что о большой политике я,
возможно, не задумывался в сталинские времена не столько по молодости,
сколько следуя инстинкту самосохранения…
…Из запомнившихся тогдашних разговоров: отец строго делил своих
партийных сверстников, людей, участвовавших в революции и в том, что за
ней последовало, на три категории.
Первая это фанатики. Такие, как говорил он, наверное, есть при каждой
идее, каждом деле; это скорее даже не убежденность, а состояние ума и
состояние психики. Они будут верить, несмотря ни на что. Были такие и