размерам — очевидно, поселки, из которых совершались здесь захоронения, не были
крупными.
Этот вывод находит широкое подтверждение в свидетельствах письменных
источников, топонимики и данных археологии поселений: доминирующей формой
были не большая «кучевая деревня» и не изолированная усадьба, а небольшое
поселение, дворы в котором были расположены на известном расстоянии один от
другого. В Северной Галлии и Бельгии ареал распространения обособленных дворов
совпадал с ареалом преобладания германского языка, причем степень доминирования
таких усадеб возрастала по мере продвижения с юга на север (Steinbach, 1927, S.
44,55f.). Хутора (Weiler, villare) характерны для значительной территории расселения
германцев в период после завоеваний. Например, в Верхней Швабии в начале VI в.
были распространены поселения с двумя-тремя дворами, и число дворов постепенно
увеличивалось по мере роста населения и расчисток новины (Bog, 1956, S. 13).
Однако не всегда эти хутора разрастались, и, как утверждает К.З. Бадер, даже в
зрелое средневековье хутор оставался в Германии преобладающим типом сельского
поселения; противоположность деревни и обособленной усадьбы обострилась,
собственно, только к концу средневековья. Эти хутора могли населять сородичи, но
родственная группа не являлась основой поселения (Bader, 1957, S. 33f.), и топонимы
с членом-ingen, ранее считавшиеся наименованиями родовых поселков, на самом
деле не свидетельствуют о том, что в этих поселках обитали сородичи, потомки
одного предка.
Что же касается формы поселения, которая нашла свое отражение в
Салической правде, то, как показал Н.П. Грацианский, составители судебника имеют
в виду небольшие поселки в один, два или несколько дворов, нередко
расположенных по соседству; по мере освоения пустоши и вырубки леса эти поселки
могли объединяться либо же разрастался отдельный хутор. Исходя из
предположительного состава стад домашнего скота, упоминаемых в титулах
судебника о краже животных (L Sal., II, 7, 14—16; III, 6—7, add. 5; XXXVIII, 3—4),
исследователь высказывает мысль о том, что стадо от 12 до 25 (и даже более)
рогатых животных или стадо в 15, 25 или 50 свиней, 40 баранов и до 12 лошадей —
это стада незначительных размеров, они не могли принадлежать крупным деревням.
Точно так же и постановление о краже быка, который обслуживал стада трех вилл (L
Sal., Ill, 5), имело в виду, очевидно, небольшие поселения (Грацианский, 1960, с. 331
и сл.; возражения см.: Неусыхин, 1956, с. 16, 17).
Салическая правда не дает ясных указаний на существование больших
деревень и не противоречит выводам, к которым приходят современные
исследователи: германские поселения в канун средневековья были по преимуществу
мелкими. Если титул De migrantibus и рисует виллу, в которой проживают несколько
хозяев, то все же нет оснований полагать, что их было здесь много; в других же
титулах судебника villa выступает преимущественно как обособленная усадьба
(Грацианский, 1960, с, 333 и cл.; Dolling, 1958,8.7). Франки и другие германцы в тот
период селились просторно, не стесняя друг друга и выбирая себе удобные места на
местных полянах, на опушке леса, близ рек и водоемов. Полевые участки,
принадлежавшие жителям хуторов и небольших деревень, были расположены не
чересполосно, как в последующий период, а обособленно один от другого, и
разделялись межами. Эти поля (Eschfluren) обрабатывались индивидуально и не были
подчинены принудительному севообороту, который сложится лишь с переходом к
трехпольной системе земледелия, — в условиях господства двухполья не возникало
потребности в разделении поля на коны (Gewanne) (Steinbach, 1960, S. 10 ff.).
Коренная ошибка представителей старой марковой теории (Г. Вайца, Г.Л. фон
Маурера, О. Гирке, А. Мейцена, Г. Ханссена и др.) заключалась в том, что полевое
устройство и деревенскую общинную организацию, с которыми историки были