Гордон Г. Эмиль Гилельс. За гранью мифа

Подождите немного. Документ загружается.

Вторжение в историю. Гилелъс на Всесоюзном конкурсе

знательной жизни. Одно из них

—

выступление Эмиля Гилельса на

Первом Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей весной

1933 года, сильнейший "стресс" моей молодости. Прошло более со-

рока лет. Многие незаурядные исполнения давно уже стерлись в па-

мяти. Впечатления же от игры Гилельса будто отчеканились в созна-

нии: не по годам зрелый и углубленный Брамс (Вариации на тему

Генделя), волевая, ритмически упругая g-molГнaя Фуга Баха-Годов-

ского, изящная, изысканная Токката Равеля и, наконец, неповто-

римая, феерическая Фантазия Листа на темы «Свадьбы Фигаро»

Моцарта...

Я абсолютно убежден, что уже в шестнадцать лет Гилельс был пиа-

нистом мирового класса... С той поры я слышал десятки уникаль-

ных виртуозов. Почти на каждом международном конкурсе появля-

ются этакие суперспортсмены, преодолевающие с удивительной

легкостью трансцендентальные технические трудности. Но назовите

мне тех, кто по-настоящему захватывал Вас своей игрой, кто добился

подлинных исполнительских высот. Искусство Гилельса уже в моло-

дости являло собой редчайший сплав художественного интеллекта,

творческого воображения, природного пианизма, отличного чувства

формы и стиля. Словом, всего, чем обладают редкие музыканты, до-

бившиеся высочайших вершин в искусстве».

Вполне можно остановиться. Теперь, с разрешения читателя, —

и собственные «показания».

Г. С. Домбаев, бывший ректор Горьковской консерватории, про-

фессор Гнесинского института, в разговоре со мной, когда речь за-

шла о Гилельсе, неожиданно вспомнил конкурс

—

он был членом жю-

ри: «Вы себе не представляете... это звучание... эти шелестящие

терции...»,

—

вдруг его глаза увлажнились, и он на мгновение даже от-

вернулся... А со времени конкурса прошло сорок пять лет!

И еще поведал мне Домбаев закулисную тайну: в преддверии кон-

курса все уже было решено

—

кто получит, вернее, кому дадут первое

место. Открываю секрет: «задуман» был Игорь Аптекарев, очень ода-

ренный пианист (из-за болезни практически переставший играть),

—

А. Б. Гольденвейзер отмечал у него «отличные пианистические дан-

ные». Но... менее чем за час все планы были опрокинуты. Даю слово

самому Домбаеву; в его неизданных воспоминаниях содержатся инте-

реснейшие подробности.

«Прослушивание уже близилось к концу, определился высокий

уровень пианистов и даже наметился лидер. Но вечером одного из са-

мых последних дней объявили выступление совершенно неизвестного

Вторжение в историю. Гилелъс на Всесоюзном конкурсе

пианиста. На эстраду вышел небольшого роста сосредоточенный,

серьезный юноша, поклонился слушателям и быстро сел за рояль.

За столом жюри я сидел рядом с М. М. Ипполитовым-Ивановым.

При выходе на эстраду этого пианиста Михаил Михайлович накло-

нился ко мне и тихо сказал: "Ну, за что же мы, несчастные, должны

долго слушать этого мальчугана?"

Когда "мальчуган" заиграл, можно было подумать, что рояль, все

дни стоявший на эстраде, заменили другим, значительно лучшим ин-

струментом

—

так прекрасно зазвучала музыка под пальцами юноши.

Своим магнетизмом юный пианист заворожил весь зал... когда же он

сыграл завершавшую программу Фантазию Листа на темы из оперы

Моцарта "Свадьба Фигаро", стало ясно, что перед нами безоговороч-

но лучший из пианистов и единственный лидер фортепианного

конкурса. (Надо было видеть, как добродушно смеялся М. М. Ипполи-

тов-Иванов, над своим неудачным "прогнозом"!) По окончании про-

граммы не только переполнившие зал слушатели, но, вопреки пред-

варительному уговору, все члены жюри стоя (!) дружно и долго

аплодировали юному пианисту. Этот юноша, не достигший и семнад-

цати лет, был Эмиль Гилельс!

Так триумфально вошел в большую музыку совсем юный пианист,

чтобы затем пожизненно занять положение одного из самых лучших

пианистов мира. Примечательно, что, несмотря на этот триумф, об-

суждение выступления Эмиля Гилельса на заседании жюри не обо-

шлось без курьеза.

Все выступавшие члены жюри говорили, что Гилельс безусловно

лучший пианист среди участников конкурса, но некоторые добавля-

ли к этому, что пианист очень мал, а потому не может быть отмечен

премией, а что его надо поощрить наряду с группой талантливых де-

тей (от 8 до 14 лет), которые в те же дни публично выступали, но вне

конкурса. Признавая этот вопрос не художественным, а правовым,

один из членов жюри заявил, что в условиях конкурса не были указа-

ны возрастные границы участников, что заявление Гилельса об учас-

тии в конкурсе было принято, что он был допущен к конкурсу, нако-

нец, выступил и сыграл всю конкурсную программу, а потому должен

быть обсужден наряду со всеми участниками конкурса и получить то,

чего заслуживает. После этого убедительного заявления обсуждение

закончилось единодушным присуждением Эмилю Гилельсу единст-

венной первой премии».

Наконец, еще одну, последнюю, «версию»

—

сколько их было! —

беру из книги Хентовой: «К самому концу первого тура, вечером, ког-

Вторжение в историю. Гилелъс на Всесоюзном конкурсе

да оживление [слушателей] стало спадать, у консерватории появился

коренастый хмурый юноша и скромно одетая женщина лет тридцати.

Женщину узнавали. С ней здоровались. Она останавливалась, от-

вечая на какие-то вопросы.

Юношу никто не замечал. Он стоял в стороне у подъезда, испод-

лобья оглядывая шумную толпу. Ему было зябко в потертом коротком

пальто. Черный бант, неумело завязанный тугим узлом, сдавливал

шею.

Он очень волновался, но внешне был совершенно спокоен.

Выступления заканчивались. Устало жюри. Устала публика. Впе-

чатления притуплялись. Хорошее уже не волновало, плохое не возму-

щало.

Появление на эстраде юноши прошло незамеченным.

Он деловито подошел к роялю, поднял руки, помедлил и, упрямо

сжав губы, заиграл.

В зале насторожились. Стало так тихо, что, казалось, люди засты-

ли в неподвижности. Взгляды устремились на эстраду. А оттуда шел

могучий ток, захватывая слушателей и заставляя их подчиняться ис-

полнителю. Напряжение нарастало. Устоять перед этой силой было

невозможно, и после финальных звуков "Свадьбы Фигаро" все рину-

лись к эстраде. Правила были нарушены. Аллодировали слушатели.

Аплодировало жюри. Незнакомые люди делились друг с другом сво-

им восторгом. У многих на глазах показались слезы радости.

И только один человек стоял невозмутимо и спокойно, хотя все

волновало его,

—

это был сам исполнитель.

Так страна узнала Гилельса.

Ему было тогда шестнадцать лет».

Узнала не только страна: имя Гилельса прочел Рахманинов,

—

его

близкий друг Владимир Робертович Вильшау, рассказывая в письме

о музыкальной жизни Москвы, написал ему (сам Вильшау на конкур-

се не был): «Выделился хорошо организованный конкурс молодежи,

где было очень много хорошего, особенно отличился юноша по ф-п

по фамилии Гилельс».

Чем же так потряс и ошеломил Гилельс слушателей? Не давая

здесь общую характеристику его игры, отмечу, что в глазах большин-

ства критиков первейшее достоинство Гилельса — техника. Это не

так. Избалованную московскую публику удивить техникой было не-

возможно: совсем еще недавно она была завоевана «чемпионами» пи-

анизма

—

такими, как Горовиц, Цекки, Аррау... Нет, Гилельс оставил

неизгладимое впечатление потому, что был, прежде всего, личностью

Вторжение в историю. Гилелъс на Всесоюзном конкурсе

в музыке

—

ярко очерченной, не похожей ни на кого другого. С уди-

вительной проницательностью «разгадал» Гилельса американский

музыковед Герберт Пайзер. В 19S9 году, в заметке, посланной в газе-

ту «Нью-Йорк тайме» из Вены, где Гилелъс только что выступил на

конкурсе, он писал: «Я не принадлежу к тем, кто приписывает огром-

ный дар Гилельса технике. В игре юного Гилельса нет ни излишней

техники, ни чего-либо показного. Его чрезвычайно серьезный под-

ход исключает это».

Такого профессионализма не хватает, к сожалению, многим пи-

шущим. Здесь же критик предсказывал: «Запомните это имя... оно бу-

дет потрясать континенты».

Но вернемся в Москву. Имя победителя было у всех на устах. Га-

зеты и журналы наперебой публиковали материалы о конкурсе; каза-

лось, общество только музыкой и занято. Конкурсу был придан госу-

дарственный статус. Почему так? Потому ли, что в стране шли

процессы

—

взять хотя бы голод 33-го года,

—

от которых надо было

отвести глаза? Или же нужно было продемонстрировать заботу

и внимание, которыми окружает советская власть культуру и искусст-

во? А может быть

—

и то и другое. Но как бы то ни было, конкурс дей-

ствительно стал выдающимся событием.

На заключительный концерт лауреатов прибыло все правительст-

во во главе со Сталиным.

Откроем книгу Е. Громова «Сталин. Власть и искусство». Автор,

ссылаясь на мемуары министра иностранных дел СССР А. А. Громы-

ко, пишет: «Сталин с увлечением слушал классическую музыку, когда

за рояль садился великий пианист Эмиль Гилельс. Ему вождь оказал

поддержку в самом начале его блистательной карьеры».

Дальше особенно интересно: «Гилельса мало знали в Москве до

его победы на Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей

в 1933 году. На заключительном концерте этого конкурса присутство-

вал генсек». И Громов цитирует журнал «Театр» за декабрь 1939 го-

да: «Он [Сталин] аплодировал шестнадцатилетнему Эмилю Гилельсу

после того, как пианист блестяще сыграл "Фигаро" Моцарта-Листа.

Иосиф Виссарионович пригласил Эмиля Гилельса к себе в ложу, рас-

спрашивал о его жизни и об учебе. Вскоре Эмиль переехал в Москву.

Его окружили вниманием и заботой».

Какой сюжет! Мальчик, никому не известный еще считанные дни

назад, разговаривает теперь со Сталиным!

Не удивительно: такое событие породило разнообразный фольк-

лор, трактующий произошедшее с некоторыми отклонениями в дета-

Вторжение в историю. Гилелъс на Всесоюзном конкурсе

ЛЯХ, наподобие несовпадений в рассказах о звонке Сталина Пастер-

наку или Булгакову.

Могу «расшифровать» эту беседу. Поздравив Гилельса с победой,

Сталин «выразил уверенность», что теперь Гилельс будет жить

в Москве, в столице, и ему будут созданы все условия для жизни и ра-

боты. «Нет,

—

ответил Гилельс (это Сталину-то

—

узнаете почерк?!),

—

я поеду в Одессу — кончать консерваторию». Неожиданно Сталин

проявил «полное удовлетворение», оценив смелость и «самостоя-

тельность».

Теперь вариант Л. Маркеловой (дочери П. П. Когана): «...В тот

вечер, или, точнее сказать, в ту ночь, ибо уже было около двенадца-

ти, Эмиль неожиданно появился на пороге нашего дома. Он был яв-

но взволнован и видно было, что ему необходимо "исповедаться".

Отказавшись от ужина, только проглотив стакан чаю, он, в лицах

(помните, читатель, его способности?

—

Г. Г.), передал нам содержа-

ние удивительной встречи. Вот вкратце ее описание.

— Когда я кончил играть,

—

рассказывал Эмиль, поглядывая, ка-

кое впечатление производят его слова, — меня пригласили в ложу

к товарищу Сталину. Там были и другие члены правительства. Мне

предложили сесть, и я отказался: как-то неудобно

—

спиной к товари-

щу Сталину. А он стал задавать мне вопросы, и мне приходилось от-

вечать через плечо. Первое, что он сказал:

— Ты что, сразу собираешься уезжать в Одессу?

— Да,

—

сказал я.

— А если мы попросим тебя немного задержаться, побывать у нас

в Кремле?

— Хорошо,

—

ответил я.

Сталин рассмеялся и произнес:

— Ну, тогда до скорой встречи!

А потом, словно про себя, тихо добавил вслед:

— "Рыжее золото"!

На этом месте Эмиль смутился и, взглянув на часы, быстро рас-

прощался. А я приплюсую сюда миниатюрную новеллу, в качестве

диссонанса в торжественную минуту. Приехав в Москву на конкурс,

Эмиль с матерью, Эсфирь Самойловной, остановился в доме своей

сводной сестры на Красной Пресне. Так вот в ту памятную ночь, по-

сле триумфа и беседы со Сталиным, Эмиль шел пешком от нас —

с Разгуляя на Красную Пресню. Не было денег на такси. Об этом, по-

нятно, никто не догадывался, а юноша стеснялся сказать. Сознался

лишь много времени спустя».

Студенты Одесской консерватории. В центре Эмиль Гилельс.

Начало 30-х годов

С Бертой Михайловной Рейнгбальд.

На первомайской демонстрации в Москве. Сжва направо:

Борис Гольдштейн, Яков Флиер, Роза Тамаркина, Елизавета Гилельс,

Галина Козолупова, Яков Зак, Эмиль Гилельс.

В одесском порту. Второй слева Я. Зак.

На конкурсе в Брюсселе. Второй слева Э. Гилельс,

первый справа А. Б. Микеланджели.

Советские участники конкурса. Слева направо: Э. Гилельс,

П. Серебряков, И. Михневский, Я. Флиер.

Член жюри Брюссельского конкурса С. Е. Фейнберг с лауреатами

Э. Гилельсом и Я. Флиером.