80
одинаковой мере.
Классовая принадлежность, хотя и более свободная и отнюдь не
такая предопределенная социальным происхождением, как в разных
группах и сословиях феодального общества, обычно устанавливалась
по рождению, и только необычайная одаренность или удача могли из-
менить ее. Социальный статус был решающим для участия индивида в
политике, и, за исключением случаев чрезвычайных
для нации
обстоятельств, когда предполагалось, что он действует только как
национал, безотносительно к своей классовой или партийной
принадлежности, рядовой индивид никогда напрямую не сталкивался с
общественными делами и не чувствовал себя прямо ответственным за
их ход. Повышение значения класса в обществе всегда сопровождалось
воспитанием и подготовкой известного числа его членов
к политике
как профессии, работе, к платной (или, если они могли позволить себе
это, бесплатной) службе правительству и представительству класса в
парламенте. То, что большинство народа оставалось вне всякой
партийной или иной политической организации, не интересовало
никого, и один конкретный класс не больше, чем другой. Иными
словами, включенность в некоторый класс
, в его ограниченные
групповые обязательства и традиционные установки по отношению к
правительству мешала росту числа граждан, чувствующих себя
индивидуально и лично ответственными за управление страной. Этот
аполитичный характер населения национальных государств выявился
только тогда, когда классовая система рухнула и унесла с собой всю
ткань из видимых и невидимых нитей, которые
связывали людей с
политическим организмом, с государством.
Крушение классовой системы автоматически означало крах
партийной системы, главным образом потому, что эти партии,
организованные для защиты определенных интересов, не могли
больше представлять классовые интересы. Продолжение их жизни
было в какой-то мере важным для тех членов прежних классов, кто
надеялся вопреки всему восстановить
свой старый социальный статус
и кто держался вместе больше не потому, что у них были общие
интересы, но потому, что они надеялись возобновить их. Как
следствие, партии делались все более и более психологичными и
идеологичными в своей пропаганде, с более апологетическими и
ностальгическими в своих политических подходах. Вдобавок они
теряли,
не сознавая этого, тех пассивных сторонников, которые
никогда не интересовались политикой, ибо чуяли, что нет партий,
пекущихся об их интересах. Так что первым признаком крушения