Допустим, на миг что это так, но откуда арабские надписи VIII века? Ведь общеизвестно, что вообще в
Закавказье нет арабских надписей VIII века! И здесь А. А. Хачатрян выходит из положения очень легко:
надпись, относящуюся к 870/71 г., он относит к 775/76 г.; надпись 1077/78 г. — к 786/87 г.; надпись 1110/1111 г.
— к 770 г. Впрочем, оставим все это на совести автора. Заметим лишь, что подобные недостойные приемы
наглядно показывают степень достоверности изысканий ряда армянских историков и сделанных из них
«научных выводов».
Ш. В. Смбатян пишет, что слово «Албания» не являлось этнонимом, а лишь географическим
названием, что «будучи отсталыми в экономическом отношении они (т. е. албаны. — Г. Г.) не играли
значительной роли в политической и экономической жизни Албании и, восприняв от армян христианскую
религию, вскоре деэтнизировались» [38, б]. Между тем в «Истории албан» (кн. II, гл. 48) отмечено, что в
Албании первая церковь была построена раньше, чем в Армении (церковь в Гисе), а также, что Албания стала
верующей раньше, чем Иберия. В примечаниях к «Истории албан» Ш. В. Смбатян пишет, что в «исторической
Агвании», т. е. Албании, во времена каталикоса Ильи «жили только армяне» [38, прим. 26]. По его мнению,
естественной границей между Великой Арменией и Албанией служила река Кура [38, 5]. Об Албании
античных авторов, помещавших ее к северу от Куры, он пишет, что «до V века не было народности, которая
могла быть гегемоном в этом государстве» [там же, 18}. Спорить с Ш. В. Смбатяном не стоит, потому что его
рассуждения совершенно необъективны, а главное идут вразрез с установленными историческими фактами. Он
несправедливо критикует В. Л. Гукасяна (кстати, он, видимо, не знает, что Г. Л. Ворошил и В. Л. Гукасян —
это один и тот же человек и критикует отдельно Г. Л. Ворошила и В. Л. Гукасяна — см. 38, 210, прим. 142) за
то, что тот не соглашается с мнениями армянских ученых.
Неверные суждения в отношении албанского этноса и албанской территории есть и у А. А. Акопяна
[128]. Он также считает, что правобережье Куры являлось северо-восточной Арменией и что Кура была не
только границей между Арменией и Албанией, но и границей армянского этноса с албанцами, обитавшими, по
его мнению, только к северу от Куры [128, 15, 16, 21]. Если междуречье было армянской областью, как пишет
автор, со времени Ервандитов (VI в. до н. э.) и даже входило в состав Урарту [128, 15} и его население состояло
из армян, то неясно, почему тогда это междуречье называлось Албанией от этнонима албан, или почему
топоним Аран не является армянским словом?
А. А. Акопян полагает, что не существовало этноса, который называл себя «албан»: «Все это
заставляет нас думать, что этноним «албанцы» не был и не стал к III веку н. э. самоназванием населения
Албании и давался насельникам Албанского царства соседними народами» [128, 106]. Он недоволен
античными источниками за то, что они употребляли название «албанцы» (там же) и нетрудно понять почему.
А. А. Акопян считает, что царь Аран (I в.) был наместником Восточной Армении [128, 64] А. А.
Акопян прекрасно понимает, что его концепции об исконной армяноязычности населения междуречья Куры и
Аракса противоречит то обстоятельство, что там, по сообщениям источников, обитали саки, албаны, савдеи,
гаргары и удины, а они не были ни по этнической, принадлежности, ни по языку армянами. Поэтому он
считает, что топоним «Гаргарское поле», восходящий, несомненно, к этнониму гаргар у Моисея Хоренского и
Товма Арцруни, находился не к югу от Куры, на нынешней Карабахской равнине, как верно считают многие
исследователи, в том числе и ряд армянских ученых, а к северу от Куры [128, 70]. Он пишет, что гаргары не
являлись албанским племенем. По его мнению, этот этноним употребляется источниками в «качестве
пейоративного названия населения левобережной Албании и соседнего горного района» [128, 74], и что
никакая албанская письменность не была создана для албан в Албании [128, 72]. Говоря о том, что населением
междуречья были армяне (по его мнению армяно-албанская граница до 428 года проходила по реке Куре —
122, 71), А. А. Акопян, старался найти археологические факты в пользу своего мнения. Он считал, что это
положение подтверждается тем, что к югу от Куры распространились кувшинные захоронения, а эта культура
оставлена армянами. «Однако сводное исследование археологического материала показывает, что весь
материал «культуры кувшинных погребений» составляет часть археологической культуры древней Армении,
характеризующей армянский этнос этого периода» [128, 16]. Ему, конечно, известно, что кувшинные
погребения распространены и на севере от Куры, и здесь они отмечаются даже до VII века, т. е. до арабских
завоеваний. А. А. Акопян это объясняет очень просто — как результат «интенсивных культурно-
экономических связей» [128, 17].
Что касается сообщения Страбона, согласно которому «К области албанцев принадлежит и область
Каспиана» (Страбон, XI, 4, 5), то А. А. Акопян пишет [128, 37], что эти каспии обитали к северу от албан, а не к
югу от Куры.
Армянские исследователи, исходя из сообщения Фавста Бузанда, что в 385 г. «армянское царство
разделилось, распалось, уменьшилось и потеряло свое прежнее величие» (Фавст Бузанд, кн. VII, гл. 1), обычно
считали, что Великая Армения распалась в 387 году, (а на самом деле этот распад и утеря ряда областей
произошел еще в 60-х годах I века до н. э.) и после этого Утик (т. е. равнинная часть междуречья Куры и
Аракса) и Арцах были сасанидами присоединены к Албании. А теперь ряд армянских исследователей (Б. А.
Улубабян, Б. А. Арутюнян, А. А. Акопян) считает, что Утик присоединен к Албании в 428 г. (мнение о падении
Великой Армении в 428 г., о чем пишет А. А. Акопян, было высказано еще К. Паткановым, см. предисловие к
4, с. 14), а Арцах в 450—451 гг. [128, 110, 114].
Остается непонятным, почему Сасаниды отторгнули Арцах, Утик и другие области от Армении и
отдали албанам, когда, как писал Н. Г. Адонц, персидская часть Армении вместе с Иберией, Албанией и