Гейбуллаев Г.А. К этногенезу азербайджанцев. Том 1
Подождите немного. Документ загружается.
Дагестана жили родственные албанцам племена...» [295, 806]. В 60-х годах эта концепция отразилась и в
«Истории Дагестана», где мы читаем: «очевидно под этим термином (албан. — Г. Г.) скрываются предки
современных горских народов Дагестана» [67, 106]. В 60-х годах это мнение было поддержано и Ю. Б.
Юсифовым [517], но позже он от него отказался и писал, что «кавказоязычность албанов не доказана» [520, 34,
35, прим. 101]. М. Н. Погребова отмечала: «Восточное Закавказье, очевидно, издревле входило в сферу
распространения северо-восточно-кавказских (нахско-дагестанских) языков» [438, 10]. Однако считается, «что
там обитали и ираноязычные племена» [438, II]. В 1981 г. вышла статья И. Г. Алиева в соавторстве с М. Н.
Погребовой. В отношении Албании авторы писали, что «у нас нет серьезных оснований думать, что до северо-
восточно-кавказских (точнее, дагестанских) языков в этом регионе были распространены какие-либо другие
языки» [134, 127]. Далее авторы отмечают: «Во всяком случае мнение о пребывании тюрок в зоне юго-
восточного Закавказья в древности не выдерживает критики» (там же). Вновь в поддержку этой концепции
недавно выступил И. Г. Алиев. Он в 1988 г. писал что, возникновение албанского союза племен происходило
«на базе части нахско-дагестанско-хурритских племенных групп» [137, 17} и что «албанские диалекты
относятся к дагестанским языкам, ибо уже немало фактов свидетельствует в пользу древнеудинской
принадлежности мингечаурских надписей, языком которых, конечно, мог быть албанский, точнее — один из
албанских диалектов» (там же).
Доля правды в этих достаточно неконкретных и расплывчатых высказываниях, бесспорно, есть. Но
неясно, во-первых, в каком значении употребляется этноним албан — конкретном или собирательном? Если в
том смысле, как обозначались и кавказоязычные силвы, лбины, эры, леги, удины и другие албанские племена,
то тогда действительно надо признать, что часть албанов была кавказоязычной, вернее, что их язык относился к
лезгинской группе дагестанских языков, но никак не к так называемой нахско-дагестанско-хурритской и т. д.
языковой группе. Во-вторых, следует кроме того четко определить, албанов какой части Албании относят к
дагестанцам? Если к ним относят и албанов междуречья Куры и Аракса — то это не более, чем беспочвенная
фантазия. Кроме того, неясно, предками каких именно современных народов Дагестана могли быть
предполагаемые «кавказоязычные» носители этнонима «албан», и к какому языку из известных языков
кавказоязычных народов был близок албанский язык или же являлся его древним предшественником? Ведь в
Дагестане и на Северном Кавказе живут многие различные по языку кавказоязычные народности со своими
древними самоназваниями. Нельзя представить, что все их предки обитали в Албании, тем более, что членение
языков этих народов из общего праязыка исследователи относят к более отдаленным по времени периодам. В
исследуемое же время большинство предков современных дагестанских народов уже являлось
самостоятельными и жили они почти на тех же территориях, что и сегодня. Г А, Климов писал: «К
восточнокавказской (нахско-дагестанской) группе в общей сложности относят до 28 языков» [323, 17] и
«древнейшие письменные свидетельства застают эти народы (Чечни и Дагестана.—Г. Г.) уже на исторической
территории Дагестана» [323, 14]
В «Истории Азербайджана», изданной в 1979 г. написано, что албаны, лбины, чилбы, гаргары, савдеи
(иными словами, почти все упоминаемые в древних источниках племена Албании. — Г. Г.) были
кавказоязычными [65, 52].
Как видим, у различных исследователей фигурируют различные формулировки: албанский язык был
просто «кавказским» (И Г Алиев), «северокаввказским» (Г, А. Меликпшвили) «горнокавказским», (И.Г.
Алиев), «дагестанским» [63, 1, 51], относился к «лезгинской группе северо-восточно-кавказской группы
языков» (И. М. Дьяконов„ М.Н. Погребова и др.). Таким образом, ясности и в этом вопросе нет и на
сегодняшний день.
Существовало и мнение о возможности отождествления албанов с предками современных удинов—
кавказоязычной этнической группой Азербайджана. Г. А. Климов писал: «Дело в том, что в армянской
традиции в качестве потомков кавказских албанцев рассматриваются удины, носители одного из лезгинских
языков восточнокавказской группы» [323, 96]. О таком отождествлении писали 3. И. Ямпольский [536, 83], С.
Т. Еремян [295, 304] А. Г. Шанидзе [510, 8]. 3. И. Ямпольский отмечал, что ути (уди) «является этнонимом,
самоназванием кавказских албанцев...» [536, 83 . У С. Т. Еремяна встречается выражение: «народность
албанцы, которые, по всей вероятности, себя называли ути, удины» [295, 304]. В другом месте он пишет, что
«термина «албанцы»— собирательный, покрывающий собою объединение ряда племен, из которых наиболее
крупными были утии или удины, несколько тысяч которых сохранилось до наших дней» [295, 327}. Это же
мнение высказано 3. М. Буниятовым. Он писал, что от албанов «не осталось почти никакого следа, за
исключением нескольким тысяч удинов, живущих сейчас на северо-западе Азербайджанской ССР и
являющихся прямыми потомками албанов» [183, 178]. Выдвигалась гипотеза, что удинский язык с V века
служил языком христианской религии Албании [198, 155]. Однако это мнение не выдерживает критики по той
простой причине, что удины, были лишь одним из албанских племен. Утийцы не могубыть отождествлены с
носителями этнонима албан потому, что по сообщению Моисея Калакантуйского (кн.1. гл,4), утийцы являлись
пришельцами, т.е. они не были коренным населением страны, как албаны. У И.Г.Алиева несколько иное
мнение :древнеудинский язык являлся одним из албанских диалектов [137, 19].Но в целом он считает, что
«албанские диалекты относятся к дагестанским языкам» (там же). Если согласиться с этим мнением, т. е. если
признать, что существовали различные албанские диалекты, то, значит, должен был существовать и один
общий албанский язык кавказской группы, ибо нельзя допустить, что существует письменный язмк и в то же
время нет общего разговорного языка. Это мнение И. Г. Алиева, видимо, основывается на сообщении Страбона
о том, что в Албании говорят на двадцати шести языках (Страбон, XI, 4, 6)
*
. Но, во-первых, тот же Страбон
отмечает, что им нелегко понимать друг друга (там же). Следовательно, эти языки не могли быть диалектами;
во-вторых, сам И. Г. Алиев неоднократно, вслед за И. Марквартом и Н. Г. Адонцом, писал, что утийцы пришли
сюда из Атропатены на рубеже нашей эры (см. ниже, с. 145). В этом случае как можно отождествлять язык
утийцев с языком албанов, известным с IV века до н. э.? «Арранский язык», засвидетельствованный в зоне
БардьГ^ртбскими авторами Х века (ал-Истахри, Ибн Хаукал и ал-Мугаддаси) считается кавказоязычным, а
иногда просто удинским. Откуда возникло мнение о тождественности арранского и удинского языков? Это,
видимо, связано с тем, что в «Истории албан» отмечено, что г. Барда возник в области Ути (а в «Армянской
географии VII века» есть выражение: «собственно Ути с городом Партавом» 4, 51), а арранский язык арабские
географы отмечают в районы Барды. Отсюда будто бы можно заключить, что этот арранский язык и есть
удинский. Исходя из этого неверного умозаключения, С. Т. Еремян писал об «идентичности утийского или
удинского языка с арранским, т. е. албанским языком, поскольку этногеографический термин «Арран» является
другой формой того же названия «Алван», «Албан». Следовательно, можно считать правильным уже давно
существующее мнение о том, что сохранившийся доныне удинский язык является древним албанским языком»
[295, 327]. В новейшей литературе удинский язык включается в подгруппу лезгинской группы восточно-
кавказских языков и далее, на основе мнения А. Г. Шанидзе [510], отмечается, что «к этой же подгруппе
принадлежал, вероятно, мертвый албанский (агванский) язык» [289, 165]. Полагают также, что этот «арранский
удинский язык» был вытеснен из употребления армянским, персидским ( а затем подчёркнуто нами – Г.Г.)
тюркским (азербайджанским) языками» (411, 41).
Была ещё попытка (С.Т.Еремян. А.П.Новосельцев) сичтать этноним албан происходящим от этнонима
лбин — названия одного из албанских племен [298, 148—149; 411, 40]. С. Т. Еремяну принадлежит мнение, что
«лбины родственны албанцам» [295, 304]. Но и это мнение следует признать неприемлемым, потому что во
всех античных и древнеармянских источниках лбины и албаны в Албании отмечены как разные этносы. Кроме
того, албанские католикосы Абас (552—596) и Виро (596—630) называли себя католикосами албанов, лбинов и
чолов [Моисей Каланкатуйский, кн. II, гл. 15], а отсюда следует, что албаны существовали сами по себе,
отдельно от лбинов. А. В. Урушадзе, полагал, что потомки кавказских албан — это мегрелы [494]. На это уже
явная фантазия, не заслуживающая даже научного обсуждения.
Сторонники кавказоязычности всех албан считали кавказоязычным древнее население, жившее не
только к северу от Куры, где наряду с носителями этнонима албан действительно обитали кавказоязычные
племена (предки аварцев, цахуров, лезгин, крызцев-хапутлинцев, хиналугцев и др. — см. ниже, с. 151—167)
Албании, но и в междуречье Куры и Аракса. В этой области раннесредневековые источники помещают
албанов, каспиев, утиев, гаргаров, цавдеев, а в более древнее время там обитали и саки. Сторонники этой
концепции кавказоязычными считают не только албанов и каспиев, но и гаргаров (П. К. Услар, Е. И. Крупнов,
А. Г. Шанидзе, С. Т. Еремян и др.). Ряд исследователе считает кавказоязычными и хонов, т. е. гуннов
армянских источников (И. А. Орбели, К. В. Тревер, М. И. Артамонов). Там же обитали, как отмечено, и саки,
но их считают ираноязычными.
Упомянутые выше исследователи, как видим, не могли определить этническую принадлежность
албанской народности и поэтому не могли объяснить ее последующее «исчезновение». Следует признать
правильным, что часть албанов как в узком,
так широком смысле после VII—VIII вв. арменизировалась и огрузинилась по языку (см. ниже), но вопрос о
судьбе другой, большей, принявшей исламскую религию их части остался не выясненным.
3. М. Буниятов вслед за И. П. Петрушевским [427, 52], выдвинул следующее предположение: «Быть
может какая-то часть жителей Арана (албанов) очень рано подверглась арабизации и слилась с арабами и уже
вместе с ними,) позднее, после прихода тюрок-сельджуков, подверглась тюркизации. Другая же часть албанов,
жившая в горных районах Арана, подверглась арменизации» [183, 178] А. П. Новосельцев писал что часть
«албанцев, принимая ислам, иранизировалась и арабизировалась...» [411, 42].Такое утверждение, однако, не
соотносится с историческими фактами, потому что никакой иранизации и арабизации части албанцев в
Албании после аоабского завоевания не происходило.
Что касается этнического состава Атропатены древнего периода, античного времени и раннего
средневековья, то здесь общепринятая концепция сводится к следующему. На территории Иранского
Азербайджана древнейшими источниками засвидетельствованы народы и страны Манна (мана) и Матай
(мадай). На этой территории и прилегающих к ней областях, начиная с III тыс. до н. э. отмечены племена (или
племенные общности), наименования которых в ассирийских и урартских источниках зафиксированы в формах
кути (гути), су (сувби), субар или лулубе (лулуме), кашшу, турукку (конечный «у» в конце последних двух
этнонимов является добавленным в семитском аккадском языке, а «шш» и «кк» есть результат удвоения «ш», и
«к»; поэтому эти этнонимы звучали каш-ы и турук-и и др.). Полагают, что в 111—1 тыс. до н. э. этнический
состав Манны и Мидии почти не изменился. С начала первого тысячелетия до н. э. на территории Ирана
появляются ираноязычные (арийские) племена, а затем в VIII – VII вв. ираноязычные скифы, киммерийцы и
*
Здесь и далее ссылки на общеизвестных античных авторов даны по: В. В. Латышев. Известия древних писателей
греческих и латинских о Скифии и Кавказе, т. 1—11, СПб., 1893—1904 (см. Литература, № 36); а также пол. Г. Алиев.
Античные источники по истории Азербайджана. — Баку 1986 (см. Литература, № 2). Эти сноски даны в круглых скобках в
общепринятой нотации. Ссылки на прочную литературу даны в квадратных скобках
саки, поэтому отмеченные в ассирийских, урартских и древнеперсидских источниках топонимы и антропонимы
Мидии в основном считаются ираноязычными.
Геродотом и позднеантичными авторами там упомянуты племена аризант, маг, буди, бус, струхат,
паратакен, карх, дорейти, пантимат, кадус, каспи, ути, матиен, гел и др. Все они (кроме каспи, ути, матиен)
были якобы иранскими племенами.
Существуют различные, порой противоречащие друг другу точки зрения в отношении этнической и
языковой принадлежности местных племен, живших на территории Манны и Мидии. Существующая
концепция в основном выдвинута западными исследователями Э. Херцфельдом, Г, Хюзингом, Ю. Прашеком,
Е. А. Спейзером, Р. Гиршманом, Дж. Камероном, Р. Дайсоном, Р. Фраем и другими. Нет надобности вдаваться
здесь в подробный разбор их мнений, потому что это сделано в работах советских исследователей И. М.
Дьяконова, Г. А. Меликишвили и И. Г. Алиева. Эти ученые не внесли ничего нового в данный вопрос и в
сущности повторили уже высказанные мнения. Поэтому мы лишь вкратце познакомим читателя с основными
положениями указанных ученых-иранистов по этой проблеме. Некоторые из них (Г. Хюзинг, Э. Херцфельд, Е.
А. Спейзер и др.) язык кутиев, лулубеев, касситов и эламитов объединяли в однуязыковую семью, названную
им «загро-эламскои», «загросскои», «каспийской». Р. Гиршман предполагал, что на территории Манны был
распространен эламский язык. Дж. Камерон местное население Манны по языку считал «каспийским или
кавказским». По Р. Дайсону, маннеи были хурритоязычными. Р. Фрай писал, что «трудно определить, были ли
язык (или языки), на котором говорили на территории Манна, родственным эламскому или хуррито-
урартскому [498, 96— 97]. Он же считает, что «маннеи, как урартийцы и хурриты, связаны, вероятно, с
палеокавказской группой языков» [498, 49}. Ему же принадлежит мнение, что язык страны Манны был близок
к эламскому [498, 97]. А. Камменхубер отрицал принадлежность языков лулубеев и кутиев к хурритскому
языку [578].
Теперь вкратце приведем высказанные (вернее, повторенные) по этому вопросу мнения советских
исследователей.
И. М. Дьяконов писал, что неиранские языки Мидии (и Манны) он условно называет «каспийскими»
[285, 65]. Язык жителей Манны, названный им «каспийским», по его мнению, родственен эламскому и
восточно-кавказским языкам [283, 206]. Однако родство касситов по языку с эламитами не доказано [286, 87].
Лулубейский язык был близок к эламскому [283, 101], а кутийскии язык относился к кавказским языкам [286,
88] (значит, к хурритским. — Г. Г.). Но «хурритский характер некоторых имен собственных,
засвидетельствованных ассирийскими источниками для районов современного Курдистана и Иранского
Азербайджана, в том числе и для Манны, следует, с нашей точки зрения, пока считать сомнительным. Вообще
наличие хурритов к востоку от гор Загроса в какую бы то ни было эпоху представляется нам не убедительным»
[286, 116]. В Приурмийских областях обитали группы касситского этноса [283, 120]. Лулубеи были родственны
эламитам и касситам [282, 2, 265]. Хурритоязычные матиены обитали в Манне, в частности, «от матиенов
получило свое название и озеро Матиена или Мантиана» (283, 226; 286, 117). Лулубеи не были хурритами,
«скорее были родственны эламитам» (283, 101). Кутийскии язык входит в семью языков, к которой относятся
эламиты, касситы, лулубеи и каспии [283, 110]. Касситы родственны с эламитами [283, 121]. Касситский язык
близок к кутийскому [283, 128]. Но «касситский пантеон совершенно отличен от эламского» [283, 134].
Касснты и каспии были близка родственными [286, 87]. Каспии относились к касситско-эламскои группе [283,
138]. Эламский язык родствен дравидским языкам [286, Л].
В работах И. Г. Алиева по этому вопросу говорится следующее Существовала «каспийская группа
языков» [130, 65], и обитавшие племена в Мидии и Манне «эламо-каспийской языковой принадлежности» [129,
70]. Западные и центральные области будущей Мидии до Х—1Х вв. до н. э. этнически были «однородными или
близкородственными. Этот этнический массив можно называть каспийским или эламо-каспийским или
загросским [130, 84]. Каспии стояли в родстве с касситами [130, 79, 106]. Язык эламитян, касситов и лулубеев
был «каспийским» [130, 72, 85]. Лулубеи родственны эламитянам, а последние касситам [130, 81] Существовал
каспийский язык как основа, потом из него выделились эламский, касситский и лулубейские языки. На
территории Мидии этнический массив был каспийским или загросско-эламским [130, 97]. «Эламоязычный
элемент на территории Мидии прослеживается на протяжении примерно трех тысячелетий» [130, 97].
(Эламский язык не состоит в родстве с хурритским, т. е. кавказскими языками, но каспии считаются кавказо-
язычными. — Г. Г.). И. Г. Алиев для территории Манны употреблял выражение «хуррито-лулубейская зона
Приурмийского бассейна» [135, 61; см.: также 130, 64]. «В западных и северных районах Приурмийского
бассейна спорадически засвидетельствована группа хурритского (т. е. кавказского. — Г. Г.) по языку
населения» [134, 126]. Он же писал: «Возможно, что в приурмийских областях обитали какие-то группы
касситского этноса» (там же). (Но касснты не считаются хурритоязычными. — Г. Г.). «Гипотетически можно
допустить широкое распространение эламского элемента на территории Иранского нагорья» [там же, 133].
«Однако, по-видимому, нет достаточных оснований объединять названные выше языки в одну семью (см.
выше. — Г. Г.) и тем более увязывать эту постулируемую языковую семью с другими языковыми семьями»
[там же, 126]. По его мнению, «во всяком случае последние исследования не позволяют нам утверждать
родство касситского языка с эламским» (там же). «Нет уверенности в том, что касситы тождественны поздним
каспиям, хотя родство этих народов вполне вероятно», [там же, 127]; лулубеи не родственны с эламитянами
[там же[. «Остается неясным и вопрос соотношения хурритского и лулубейского элемента в Манне».
«Касситская ономастика реально корреспондирует с эламскими языковыми материалами» [130, 79]; лулубеи
родственны эламитянам, а те с касситами [130, 81]. По его мнению, мидийский племенной союз был
кавказоязычным [130, 99].
Г. А. Меликишвили также придерживается аналогичных взглядов. В районе озера Урмия и на
территории, лежавшей к югу от него, обитали племена, «по всей вероятности, близко стоявщие друг к другу;
эламиты, гутии, касситы и лулубейцы» [382, 117]. Население Манны говорило на языках, родственных
хурритскому, следовательно было кавказоязычным [379, 140; срав. 286, 116]. Язык маннейских племен
«принадлежал к одной, загро-эламской группе языков» [282, 120, 140]. «Язык загро-эламской группы выявляет
определенную общность кавказским языкам» [382, 125] (следовательно племена загро-эламской группы
должны были говорить на языках, ближе стоявших к эламскому языку. — Г. Г.). Он же в другом месте писал,
что население Манны IX—VII вв. до н. э. было родственно северо-кавказским племенам [380, 230], т. е. было
хуррито-урартоязычным.
С. Ю. Касумова также отмечала, что хурриты (т. е. кавказоязычные племена — Г. Г.) в древности
«составляли значительную часть населения Южного Азербайджана» [317, 34]. Однако исследователь истории
Манны С. Кашкай писала: «Анализ местных имен и географических наименований пока еще не позволяет
твердо установить языковую принадлежность населения Маннейского государства» [320, 89].
Читатель, познакомившись с этими вкратце изложенными мнениями, легко обнаружит их крайнюю
противоречивость. Поэтому нам думается, сделать определенный вывод об этнической принадлежности
неираноязычного населения Иранского Азербайджана древнего периода на основании высказанных мнении не
представляется возможным.
В целом как видим, в отношении языка (или языков) древнего населения Манны и Мидии
применяются такие неопределенные понятия, как «загро-эламский», «кутийско-кавказскии», «кутийско-
лулубейский», «каспийский», «субаро-хурритскии», «касситский», «загросский», «хуррито-лулубейский»,
«эламо-каспийский», «северо-кавказский» и другие.
Предполагается далее, что в VII в. до н. э., когда возникло Мидийское государство, страна Манна с ее
племенами была включена в его состав, в результате чего произошла ассимиляция маннейских племен и
иранский мидийскии язык стал языком общения. Р Фрай писал: «Маннеи были ассимилированы мидянами или,
скорее, отошли на задний план в период господства Мидийской державы» [498, 97]. По И. Г. Алиеву,
«удельный вес ираноязычного элемента в области Южного Азербайджана и на смежных территориях уже в
самом начале I тысячелетия до н. э. был довольно значительным» [135, 62] и что «в экономическом,
культурном и социально-политическом отношениях ираноязычные племена, очевидно, не намного отставали от
автохтонов, а в некоторых отношениях и превосходили их» (там же). «Общий рост общественного и
культурного уровня аборигенов земель, расположенных к югу от Аракса, по-видимому, вел к необходимости
восприятия общепонятного (иранского — Г. 1.) языка» [135, 63]. «Постепенная языковая, а затем и культурная
ассимиляция больших групп аборигенов вела к деэтнизации их ,а в конечном счете к этнической ассимиляции»
[там же]. Проникшие в VIII-VII в. до н.э. на территорию Мидии и будущей Атропатены скифы и саки
считаются ираноязычными. Он же писал: «Поиход скифов, возможно, усилил иранский элемент в Мидии»
[130, 236]. По мнению Э. А. Грантовского, скифы играли большую роль в распространении иранских языков и
увеличении. ираноязычного населения [239, 103]
Далее полагают, что где-то в IV-III вв. до н. э. сложилась ираноязычная атропатенская народность.
Сторонниками ираноязычности атропатенскои народности, кроме западных и иранских
исследователей [см. например 538, 210;539, 9; 43], являются И. М. Дьяконов, И. Г. Алиев, А Грантовский,
М.Н.Погребова и др. Так, Э. А. Грантовскому принадлежнт мнение, что «атропатенская народность, уже
сложившаяся к эллинистической эпохе, была, ираноязычной» [239, 372]. По И. Г. Алиеву, ираноязычные
племена, пришедшие сюда в начале I тыс. до н. э., позднее «выступали главной силой в этногенезе
древнеазербайджанской (мидийско-атропатенской) народности» [135, 57]. «Очевидно, во второй четверти I
тысячелетия до н. э. значительная часть областей Западного Ирана, в частности и Южного Азербайджана, уже
подверглась иранизации. Сложившиеся в ту эпоху ираноязычные народности по большей части состояли из
потомков деэтнизироного и ассимилированного автохтонного населения» [135, 64]. Кстати отметим, что
именно с этими ираноязычными племенами связывает И. Г. Алиев и степные курганы на территории
Советского Азербайджана, потому что, по его мнению, часть ираноязычных племен продолжала жить на этой
территории [135, 60]. «Длительное пребывание южноазербайджанских земель в составе Мидийской державы, а
затем Мидийской сатрапии, широкое расселение здесь мидийских этнических элементов и сопутствующие
этому обстоятельства, несомненно, способствовали еще большей ассимиляции местных племен с мидянами,
чем постепенно закладывались основы нового этноса в регионе, этноса, который
являл собою уже не маннеев, а был новомидийским атропатенским этносом, каковым был он и воспринимался
окружающим его миром» [136, 74]. По мнению И. Г. Алиева, именно в Малой Мидии — Атропатене
формируется ираноязычный атропатенский народ со своим ираноязычным языком «азери». Он писал, что в
эллинистическую эпоху «благодаря длительному процессу концентрации мидийского этноса завершается
процесс интеграции части его и возникает новая народность в новых условиях, когда, в собственно Мидии все
мидийцы почти полностью ассимилировались, становятся по существу единственной Мидией, где
продолжаются старомидийские традиции» [136, 79]. И там же он указывает: «В эллинистическую пору на
территории Иранского Азербайджана появляется новая этническая общность со своим языком, самоназваниями
и другими неотъемлемыми компонентами этноса».
В последние годы И. Г. Алиев и М. Н. Погребова особенно настойчиво пишут об исключительной роли
иранских племен в этногенезе азербайджанцев Иранского Азербайджана [133; 135; 136; 438; 439].
Далее, согласно этой концепции, сельджуки-огузы, завоевав Переднюю Азию в XI—XII вв.,
ассимилировали ираноязычных азербайджанцев в Атропатене, кавказоязычных в Албании. Гипотеза,
связывающая складывание азербайджанского народа и его языка с сельджукско-огузским завоеванием
Передней Азии, отражена в работах ряда русских и советских (В. В. Бартольд, В. М. Жирмунский, А. П.
Новосельцев, Г. А. Климов и др.), в том
числе азербайджанских (М. X. Шарифли, 3. М. Буниятов, И. Г. Алиев, Р. А. Гусейнов и др.) исследователей;
она является господствующей и сейчас, вошла в обобщающие труды по истории СССР, в том числе и в
«Историю Азербайджана». Приведем ниже мнения некоторых исследователей, придерживающихся указанной
гипотезы.
Еще в 1930 г. Б. В. Миллер писал, что в XIV веке «процесс отуречения Азербайджана еще далеко не
был закончен» [397, 212]. И. М. Оранский по этому поводу пишет: «Начиная с XI— XIII вв. (с эпохи
сельджукского и — особенно — монгольского завоевания) происходит процесс распространения тюркских
языков в северо-западных областях Иранского Нагорья, в Азербайджане. Ираноязычное население этих
областей переходило постепенно на тюркскую (азербайджанскую) речь и лишь относительно небольшая часть
этого населения сохранила до наших дней свои иранские языки — татский, талышский, диалекты Северо-
западного Ирана» [416, 49]. В. М. Жирмунский писал: «Результатом огузского завоевания явилась тюркизация
древнего земледельческого населения Азербайджана и Анатолии [301, 136]. По Г. А. Климову, в XI—XIV веках
происходит постепенная тюркизация ираноязычной территории Азербайджана: «...Проникновение сюда турок-
сельджуков с пространств Туркмении и северного Ирана начинается с XI в.» [323, II]. Таково же мнение А. П.
Новосельцева: «Можно признать, что отдельные тюркские этнические группы попадали сюда (в Закавказье. —
Г. Г.) на всем протяжении второй половины I тысячелетия н. э., а может быть и раньше. Однако не они
изменили этнический облик Восточного Закавказья и положили начало сложению современного
азербайджанского тюркоязычного народа. Причиной перемен явилось нашествие огузов в XI в.» [411, 56].
Этому исследователю принадлежит мнение, что сложение азербайджанской народности можно отнести
примерно к XV веку [411, 57, прим. 155]. Он считает, что «нынешние азербайджанцы — также ютюроченные
потомки части древних племен кавказской Албании и иранцев южного Азербайджана» [411, 21]. Он же писал,
что «конкретные данные источников, рисуя этническую картину Заккавказья до XI в. (исключая поздние
сомнительные компиляции), ничего не сообщают о сколько-нибудь значительном и устойчивом массиве тюрок
в Азербайджане, без чего о сложении народности говорить не приходится» [411, 56, прим. 150]. Н. А. Баска
начало формирования азербайджанского языка связывает с сельджукско-огузскими завоеваниями [170, 135,
прим. 1.]. С. Т. Еремян писал: «По мере того, как тюркские кочевые племена утверждались на зимних
пастбищах Кура-Араксинской низменности, мусульманизированная часть аборигенного населения древней
Албании ассимилировалась пришлыми тюркскими племенами. Так образовалась современная азербайджанская
народность» [295, 330]. И. В. Савина писала: «Начало проникновения в Иран тюрков относится к XI в., когда
часть тюркских Огузов (огуз), живущих по правому берегу Сырдарьи и принявших ислам (с этого времени они
стали называться туркменами), стала двигаться в Иран, Закавказье, Малую Азию и Месопотамию» [452, 148].
И.Г.Алиев совсем недавно писал, что современные азербайджанцы на юге являются ираноязычными
атропатенцами «в эпоху средневековья (т.е.в XIII – XVIII веках, - Г.Г.) воспринявшими принесённый на их
земли тюркский язык и трансформировавшимся в новый тюркоязычный этнос». (Играр Алиев. Очерк истории
Атропатены.-Баку, 1989, с.4).
Таким образом, согласно изложенной концепции, формирование азербайджанского народа и его языка
на территории Азербайджана происходило после XI – XII вв. [см. также: 336, 320].
По мнению Н.Г.Волковой, сложение азербайджанского народа произошло в XIV веке. «В восточном
Закавказье к XIV в. в результате нескольких миграционных потоков тюркоязычных народов произошла
языковая ассимиляция коренного населения этой территории, знгачительная часть которого стала говорить по-
азербайджански» [201, 18]
Как видим, по существующей традиционной (и в то же время, явно необъективной) концепции,
основными тюркскими компонентами, прнимавшими участие в этногненезе азербайджанцев на территории
обеих частей Азербайджана, были селтджукско-огузские и монгольские племена, проникшие в регион в XI –
XIII вв.,хотя допускается. Что отдельные тюркские племена жили в Албании ещё с середины I тыс. до н.э.
«Наиболее компактные массы их (тюркские племен – Г.Г.) появились здесь в V- VII и XI – XII вв. С приходом
и оседанием этих племён наблюдалось постепенное возобладание итюркского языка над отличными друг от
друга языками, на которых долго говорило население Азербайжана» [63, 1, 169].
Концепция складывания азербайджанского народа и его языка в результате огузских завоеваний XI –
XII вв. поддерживается и иранскими историками (Ахмед Кесреви, Абдудали Каранг, Мухаммед Джавад
Машкур, Джамаладдин Фагих и др). Например, Ахмед Кесреви [538, 216], пишет, что распространение
тюркского языка на территории Южного Азербайджана связыно с сельджуками и хорезмшахскими
завоеваниями за 200 лет. При этом неясно, каким образом за 200 лет можно поменять язык местного населения.
В особенности городов. И. во-вторых, если сельджуки-огузы «изменили» за 200 лет язык местного населения,
то почему, как отметил Мукаррамлук Пишавари, персы не смогли поменять азербайджанский язык на
персидский за 600 лет? [106, 250].
В азербайджангской историографии появление первого тюркского этнического компонента в Албании
связывали лишь с гуннами первых веков нашей эры (З.И.Ямпольский, Ю.Б.Юсифов, В.Л.Гукасян,
Ю.Джафаров, Р.А.Гусейнов и др.). Это вытекало из господствующих концепций о ираноязычности скифов,
сков, сарматв и кавказоязычности албанов , гаргаров, гугаров, каспиев и др. и поэтому считалось, что до гуннов
тюркских племен в Албании и Атропатены быть не могло.
Теперь вкратце приведем доводы, указывающие на несостоятельность этой изложенной общепринятой
концепции.
1. По поводу кавказоязычных .албанов — в данном случае носителей конкретного этнонима албан.
Южнее Куры в Албании, где, несомненно, также жили носители этнонима албан, ни в древности, ни в
последующие времена не обнаруживается ни одного кавказоязычного топонима. В. И. Абаев писал: «Народы и
племена, сменяя друг друга на определенной территории, не исчезают бесследно. Каждое новое племя получает
и сохраняет кое-что от своих предшественников. Это «кое-что» может быть очень малым и скромным, скажем
какое-то количество топонимов» [109, 41]. Если в междуречье Куры и Аракса в раннем средневековье обитали
бы кавказоязычные племена (в данном случае «кавказоязычные албаны») до появления тюркоязычных племен
в XI—XII вв., то здесь должны были сохраниться в виде субстрата иноязычные, т. е. кавказоязычные
топонимы. Однако ниже реки Куры, как отмечено, они не встречаются. Кроме того,если бы существовал
албанский язык иной языковой семьи, то тогда, как отмечал Т. И. Гаджиев, должны были в виде субстрата
сохраниться такие слова и в азербайджанском языке [102, 11], «Субстрат как раз и есть один из
распространейших вариантов этногенетического процесса, когда в результате экспансии одного этнического
массива на территорию, населенную другим народом или народами, происходит глубокое взаимодействие,
взаимопроникновение и смешение двух или нескольких этнических культур с далеко идущими языковыми
последствиями» [111, 39]. Однако слова неизвестного происхождения (кроме знакомых всем персидских и
арабских), которые можно было бы считать албанскими, ни в литературном азербайджанском языке, известном
уже в XIV в., ни в диалектах обнаружены не были.
Хотя сегодня еще не создан этимологический словарь азербайджанского языка и его диалектов, но все
же можно заключить, что в азербайджанском языке северо-восточно-кавказские языковые корни на
общедагестанском уровне или хурритские слова отсутствуют. Исключая слова «arsa» (əрсə) «подросток»
«совершеннолетний» (урартск, аршэ «юноша», даргинск. yrsi. лакск. ars «сын», «мальчик» [289, 180}, в
азербайджанском языке нет хуррито-урартских слов. Хурритское ешэ (esə) «лошадь» (лезгинок. siw даргинск.
угсi аварск. сu «лошадь» [289, 179] и азербайджанок, ешшəк оказались вовсе не хуррито-урартскими, а
общетюркскими. Сомнительны и некоторые хуррито-урартско - северокавказские лексические параллели:
хурритск. tem – ari «арык, канал» — удинск. tün «водопровод из черепицы» [289, 775] — ср. азерб. tünk
«черепичные трубы для водопровода» и арх «арык»; урартск. atə «отец», табасаранок. еdej «дедушка», будугск.
ada «отец» [289, 175] – ср. азерб. ата «отец» и десткое ədə «отец».
Если бы на территории обеих частей Азербайджана обитали хуррито-северо-восточно-кавказские
племена, то в азербайджанском языке должны были иметься слова из северо-восточно- кавказских языков,
отражающие их фонологическую систему. Должны были также прослеживаться и особенности фонетического
строя этих языков. В азербайджанском языке должны были бы сохраниться, параллельно с тюркскими или
отдельно от них, в той или иной степени названия животных, растений, частей тела, блюд и продуктов питания,
сельскохозяйственных орудий, элементов ландшафта, идентичные хурритско-северо-восточно-кавказским
языкам. Однако такой картины, как мы знаем, не наблюдается. Исключениями являются, например, диалектное
слово нига «место для рыбной и птичьей ловли» (Куба-Хачмасская зона), (ср. осетинск. щца «прибрежная
полоса у реки, поросшая травой» — из кабардинского языка; черкесск. нэка «пойма реки, заливной луг» [114,
II, 180], с которыми можно сравнить хиналугск. инга «река», «вода»; азербайджанок, хингал (аварск. хинкал,
лезг. хинках, табасаранок, хинкар, хиналугск. хинкал, крызск. хинкал, удинск. хинкал) — название мучной еды,
— азерб. хингал; азерб. кудул (ритуальная кукла, которую использовали при молениях с целью вызвать дождь
или солнечную погоду)—лезг. хуштул, аварск. гвудул, рутульск. хыдил, хиналугск. хыдыл, крызск. хидил и др.
Кроме этих единичных диалектных примеров в азербайджанском языке нет ни одного кавказоязычного
лексического элемента, который можно было отнести к языку «кавказоязычных» албан. Наоборот, выясняется,
что многочисленные слова общедагестанского уровня являются древнетюркскими, что позволяет говорить о
влиянии древнетюрского языка на фонетический строй дагестанских языков. Например, азербайджанские слова
порсуг (барсук), газ (гусь), гула (легавая собака), сарымсаг (чеснок), газма (хижина), йайлыг (платок), ярма
(крупа), тепе (холм), оруш (пастбище), дузен (равнина), булаг (родник), кызыл (золото), чахмаг (кремень),
гюмуш (серебро) и др. являются общедагестанскими и имеются в лезгинском, цахурском, аварском, лакском,
хиналугском и др. языках [см. 499]. Древнетюркские слова пахир «медь», калай «олово», кадаг «гвоздь», гол
«рука», кой «баран», барс «волк», саман «стерня» считаются в дагестанских языках праформами [499]. Это
означает, что указанные тюркские слова были восприняты тогда, когда нынешние дагестанские народы
составляли единый этнос с единым языком. Во всяком случае этот распад произошел в тысячелетиях,
предшествующих нашей эре.
Выявлено, что в Албании, как отмечено выше, к северу от Куры обитало кавказоязычное население —
предки современных крызџев, хапутлинцев, будугцев, хиналугцев, аварцев, цахуров и др. (223, 77—94). Это
убедительным образом подтверждается сопoставлением цахурск, хъан «вода» (арчинск. кван, ср. чеченск. хи,
хиналугск. хьу, рутульск. хьед, дуинск. хе); аварск. гIop «река», (хапут.-крызск. кур, будугск. кур, /срызск. кур,
хапутск. кур, рутульск. кор «река»), что соответственно отражено в гидронимах Ганых (у Страбона—Хан),
Иори (у Плиния—Ивер) и Кур (у Страбона—Кир).
Таким образом, кавказоязычность носителей этнонима албан древнего периода и албанской
народности раннего средневековья не подтверждается. В то же время считать, что этнос, имевший
государственность, культуру и письменность в рамках государства Албании, просуществовавшего с IV в. до н.
э. до VIII века н. э., не оставил следа ни в топонимии, ни в азербайджанском языке и его диалектах, т. е. лсчез
бесследно, конечно, невозможно. Полная смена одного этноса на определенной территории за короткий
исторический период другим этносом, отличным от него по языковой принадлежности, —исключена. Исходя
из сказанно-
го, нами было выдвинуто предположение, что носители конкретного этнонима албан были тюрками, а их язык
был языком тюркского типа. К этому вопросу мы вернемся ниже.
2. По поводу «кавказоязычности» населения Манны древнего периода.
Какие имеются конкретные факты, свидетельствующие о кавказоязычности (хурритоязычности) или
эламоязычности населения Манны? Скажем сразу, что эламоязычность населения территории Манны
беспочвенный домысел. Единственное эламское слово шак (sak) «сын», которое сравнивали с азербайджанским
словом ушак (usak) «ребенок», «сын», оказалось древнетюркским: ушак «маленький» [51, 617]. Эламский язык,
как считают, не имеет отношения к кавказским языкам. Что касается мнения о кавказоязычности
(хурритоязычности) населения Манны, то применительно ко всему населению этой территории оно тоже
неверно. Это мнение возникло вследствие внешнего сходства этнонима кути в Манне с этнонимом удин,
носители которого говорят на дагестанском языке. Сопоставление языка кути в Манне с языком
дагестаноязычных удин основано на двух до- водах: во-первых, утии (uti) Геродота жили южнее Аракса, там
где прежде жили кутии; во-вторых, название носителей этнонима удин в Азербайджане созвучно с этнонимом
кути (quti) (283, 166). Далее отметили сходство названия области Андиа в Мидии с названием нынешнего
дагестанского народа андийцев (см. 283, 98), сходство топонима Дурдукка в Манне с дурдзуками
древнегрузинских источников — так называли чечен-ингушей в Дагестане [380, 120—121]. (Е. П. Крупнов
считал это мнение необоснованным); сходство названия племени матиен в Атропатене (упомянуто античными
авторами) с государством Митания в Передней Азии (II тыс. до н. э.), которое считают хурритским. Полагают
также, что гидроним Мантиана у Страбона (Урмийское озеро) восходит к этнониму матиен. Впервые это
высказано Н. Г. Адонцом. Он писал, что название озера Мантиана (в источнике Мантиена. — Г. Г.) исходит «от
некогда обитавшего там народа» [123, 419]. Это положение позже принято И. М. Дьяконовым [286, 117] и
неоднократно повторено И. Г. Алиевым [см. 136]. Однако наименование Мантиана не имеет отношения к
этнониму матиен, ибо Страбон пишет, что Мантиана означает «синее» [Страбон XI, 14, 2]. Несомненно,
местное название этого озера (в ассирийских источниках — Замуа) должно было звучать как Манти, ибо
суффикс -ана (или -ена) добавлял к нему древнегреческий географ, как и в названиях Араксена, Гогарена,
Сиракена и др.
В действительности, матиены обитали в Атропатене совсем в другой зоне, как нам удалось выяснить,
на юго-западном побережье Каспия, и это племя вовсе не было хурритоязычным. Об этом мы еще скажем (см.
с. 357—359).
В целом рассматриваемая концепция при внимательном анализе представляется абсолютно не
убедительной. Мы не отрицаем проживания на этой территории и прилежащих к ней областях хурритоязычных
и эламоязычных, а после VIII—VII вв. — ираноязычных племен. Но суть вопроса в том, что они никогда не
составляли здесь большинства. В конце концов объективный исследователь должен при внимательном и
всестороннем изучении вопроса признать как факт, что часть населения Передней Азии, в том числе Манны и
Мидии, по этнической принадлежности составляли алтайские племена.
Ю. Б. Юсифов писал, что «предположения о родстве кутийского и лулубейского языка с эламским, а
последнего с хурритским, касситским и другими языками Передней Азии мы считаем необоснованными» [520,
38] и указывал, что «племена, известные под названием су, турукку и лулубей, были разноназванными
жителями страны Аратта и, вероятно, принадлежали к алтайской языковой общности» [520, 33]. 10. Б.
Юсифовым выявлено, что некоторые топонимы на территории Манны, упоминаемые в ассирийских и
урартских источниках VIII—VII вв. до н. э., а также имена маннейских царей Удаки, Иранзу, Аза, Уллусуну,
Ахшери и др., а также некоторые имена маннейских правителей (Шулусуну, Ерисинни, Телусину и др.)
объясняются на почве тюркских языков [см. 522]. Им же отмечается, что «исследование топонимов
клинообразных надписей коренным образом меняет существующие взгляды на этническую историю населения
Азербайджана и позволяет заключить, что азербайджанцы являются аборигенными и древнейшими
насельниками этого края и они в некоторых регионах, почти как и ныне, жили вперемежку с носителями
иранских диалектов» [522, 103]. В пользу этого вывода Ю. Б. Юсифова свидетельствуют и неоспоримые
многочисленные шумерско-древнетюркские параллели (92). В советской исторической литературе говорится,
что эти параллели якобы являются случайными, но оставляются без ответа вопрос: почему шумерский язык
имеет столь много лексических совпадений только с древнетюркскими языками? Непонятно, как объяснить
выявленные тюркские п передыеазиатские языковые параллели, которые, в частности, приведены в работах И.
Меликова и Ф. А. Джалилова [94, 100—105; 101, 37—41]. На самом деле, пехлевийские аш (as) «суп», астар
(astar) «изнанка», май (man) «я», йамак (yamak) «заплата», душак (dusak) «матрац» (ср. азербайджанские аш,
астар, мен, йамаг, дюшэк, имеющие параллели во всех тюрских языках); хаттские ашка (aska) «порог двери»,
кут (kut) «душа», теh (tек) «строить», шебшеб (sabsab) «обувь» (ср. азербайджанские ешик, тикмек, тюрке,
кут, гут, шапшапы); хеттские те (tе) «говорить», атта (atta) «отец», анна («мать»), паршана (parsana)
«леопард», кари (kari) «старый» (ср. древнетюркский ti и азерб. ди, ата, ана, барс, гары); урартские куера
(quera) «бог Куера» (сравн. хазарск. «бог Куар»), ти (ti) «говорит»; суе (sue) «озеро»
*
, шан (san) «сосуд», сури
(suri) «оружие» (тюркск. су в. азерб. су, чан, монг. тюркск. сур «оружие») — все эти параллели не могут быть
случайными. В качестве примера можно указать на один очень интересный изоглосс: хурритск. ешэ, ешшэ
(esse) «лошадь, арм. еш (es) «осел» (это слово обычно считают индоевропейским) и древнетюркское ешяк,
ешшяк (essak, esak) [51, 185] во всех современных тюркских языках [62, 1, 117, 318]. Отметим, что это слово
тюркским по происхождению считает ряд зарубежных лингвистов, в том числе такие, как Б. Банг, Г. Дерфер и
др. [62, 1,377,318].
Поэтому есть все основания предполагать, что на территории Манны, наряду с другими этническими
общностями, проживали и алтайские племена.
Выше мы отметили, что начиная с III тыс. до н. э. на территории Иранского Азербайджана в аккадских
источниках упоминаются этносы под названиями кути, лулубе, суби и др. Об их этнической принадлежности
никаких выводов сделать нельзя. Мы приводили мнения исследователей, согласно которым, лулубеи были
эламоязычными, а кутии—кавказоязычными. Мнение о эламоязычности лулубеев основывается на наличии
окончания бе в этнониме лулубе,которое считают окончанием множественности п (р) в эламском языке.
Считать этноним лулубе, как и каспи, эламоязычным только на том основании, что в них есть суффикс «пи»,
конечно, нельзя. Если принять такую точку зрения, то окажется, что тюркский суффикс -лар в наименовании
«фарслар» (персы), «гурчулер» (грузины) свидетельствует о том, что персы и грузины — тюркские народы. Но,
как верно отметил И. М. Дьяконов [286, 87], формы лулубе и каспи могли попасть в другие языки через
эламское посредство.
Лулубе является иноназванием — так называли это племя урартийцы, ибо на их языке лулу означало
«враг» [379, 135]. По И. Г. Алиеву лулубеи, в аккадских источниках названы субар 1130, 53]. Исходя из этого
можно было бы субаров отождествлять с племенем сув, суби в ассирийских источниках с добавлением
тюрского ар «мужчина», «герой».
Со II тыс. до н. э. (XIV в. до н. э.) в аккадских источниках на территории Мидии упоминается племя
каззи [282, 2, 265]. Этот этноним, видимо, является самоназванием, ибо в античных источниках он упомянут в
форме коссеи [см. 136, 79]. В последний раз этноним кассы упоминается в связи с событиями 324 г. до н. э.
Считается, что язык этого племени был близок эламскому [вслед за Г. Хюзингом, см. 283, 121]. Его носители
обитали в нынешнем Луристане. Полагают, что касситский язык был близок к кутайскому, а последний
считают родственным северо-восточно-кавказским языкам. В то же время отмечается, что касситский пантеон
совершенно отличен от эламского [283, 128]. В другом месте И. М. Дьяконов писал, что предположение о
родстве касситов с эламитянами «остается не доказанным» [286, 57].
Существует еще мнение о родстве касситов и каспиями [130, 79]. Об этой близости писал ряд западно-
европейских исследователей — С. Шефтоловиц, Г. Хюзинг, В. Грозный, А. Т. Глау и И. М. Дьяконов. По К.
Балкану [551, 725—736], в начале II тысячелетия до н. э. носители этнонима кас пришли в Переднюю Азию из
Внутренней Азии [551, 723—724]. К. Балкан приводит личные имена правителей касситов: Уламбурийаш
(Ulamburiyas), Бурнабурийаш (Burnaburiyas [1375—1347], Куригалзу (Kurigalzu) [1347—1324], Каштилиаш
(Kastiliyas), Кадашман— Турди (Kdasman—turdi) (1298—1280), Абирутташ (Abiruttas), Уршидурумаш
(Yrsidurumas), Кудур-Енлил (Kudur-Enlil), [1264—1255], Шагаракта — Шурийаш (Sagarakti Suriyas), (1255—
1242], Назимарутташ (Nazimaruttas [1324— 1298]. И. Г. Алиев также привел некоторые личные имена касситов:
Кадашман-Харве (Kadasman Нагvе), Караинташ (Karain-Тas), Кара-хардаш (Каra hardas), Кандаш (Kandas) и др.
[130, 79, прим. 7]. Он проводит также эламские личные имена Kidinhutritas, Kikkurtas, Hambanitas, Hampan
Hastas; кутийск: Egesaus, Jar-lagas и др., [121, 97] и на этом основании касситов считает родственными с
эламитянами.
Обращает на себя внимание внешнее сходство отдельных компонентов этих описательных личных
имен с древнетюркскими словами бори (böri) «волк», в переносном значении «сын» [51, 118], йаш (уаs)
«зеленый», «молодой» [51, 245], турди «остался» (в смысле «будет жить» — выражение, характерное для
cредневековых и даже современных тюркских личных имен Средней Азии), урши (ursi) «боец» от ур «бить» и
суффикса -чи, (ср. личное имя Урси из Манны) и др. Касситское суриаш (зипаз) «солнце» (130, 80, сн. 1) можно
сравнить с якутским словом сар «луна», и если частицу аш (аs) связать с тюркск. еш (еs) «друг, приятель»,
«соучастник», тогда суриаш можно объяснить как «друг Луны». Привлекает внимание компоненты улам
«дитя», «отпрыск» (ср. тюркск. улан, олан «ребенок», «дитя»); кур (ср. ревнетюркск. kür «герой»); таш (ср.
тюркск. таш, даш «соучастник»); слово ашрак «мудрый» можно сопоставить с тюркск. уш «ум», «разум»,
«мудрость».
Касситские личные имена с компонентами кадаш, кардаш, кандаш, можно сопоставить с
древнетюркскими кадаш (qadas) (родич», «родственник», «родной» и кандаш (qandas) «единоутробные братья
по отцу» (51,419).
*
Это слово составляет и основу древнего топонима Сюни, к которому восходит гидроним Севан (ср. арм. цов «озеро») .
Сюни считается фонетические производным от урартского Цуиния «приозерной».
Кутии упоминаются с III тыс. до н. э. Язык их считается близким к хурритским и урартским языкам, но
пишут, что кутийские имена на почве этих языков не объясняются. Следовательно кутии не были хурритами и
урартами, язык которых представляют родственным языкам северо-кавказских народов. И. М. Дьяконов [283,
110] считал, что кутии были близки к эламской группе (эламиты, касситы, лулубеи и каспии). В целом в
отношении этнической принадлежности кутиев и лулубеев в настоящее время нельзя сказать ничего
определенного. Но мы считаем, что проблема пратюркской (шире—алтайской) принадлежности некоторых
древних этносов Передней Азии, в том числе Манны, не лишена научного интереса. Перелом в этой проблеме
может произойти после окончательного выяснения этнической принадлежности шумерского языка.
По поводу ираноязычности атропатенцев. Ход этнического процесса, его ранние этапы,
взаимодействия племен на территории Малой Мидии еще нуждаются в разработке. Не изучены и социально-
экономические процессы, связанные с развитием здесь производственных отношений на предшествующем
этапе этнического процесса. Однако, как будет сказано ниже, племена, населявшие обе части Мидии —
Большую и Малую Мидию, отличались по этнической принадлежности друг от друга. Территория Малой
Мидии — Манны еще в недрах Ахеменидской державы выделялась как историко-географическая область со
своими специфическими этническими особенностями. Там обитали и пратюркские племена. Важную роль в
этих процессах играло, несомненно, не только древнейшее этническое состояние региона, но и расселение
части киммеров, скифов и саков на территории Манны и Мидии, которые, как будет изложено ниже, были
тюркскими племенами. В Мидии не сложилась народность с общеразговорным языком иранского типа,
способная ассимилировать иноязычных маннеев. Э. А. Грантовский не прав, утверждая, что еще в VIII веке до
н. э. существовал общемидийский общенародный иранский язык [239, 59]. И. М. Дьяконов, предполагал, что
мидийский племенной союз пользовался с VIII в. до н. э. межплеменным языком (по его мнению языком
племени аризантов) [283, 148—154]. Это маловероятно. В частности, отсутствие перевода надписи Дария в
Бехистуне на мидийском языке следует объяснить тем, что единого общемидийского арийского языка не
существовало.
В Мидии были племенные языки. Среди них и язык носителей этнонима мадай, матай, а этот язык, как
нам представляется, был тюркским, о чем мы скажем ниже.
Если бы население Манны было ассимилировано мидийской народностью (хотя мы знаем, что
арийская мидийская народность как таковая не сложилась), то это значило бы, что на территории Манны
образовалась ираноязычная народность с иранским общем идийским языком. Однако факты этого не
подтверждают, а значит следует согласиться с тем, что «в период, предшествовавший образованию Мидии —
Атропатены, какоголибо единого языка (либо иранского, либо каспийского) в Мидии, строго говоря, не было
[283, 70].
Поэтому, вопреки мнению сторонников общепринятой концепции, не существовало общемидийского
арийского языка (см. ниже, с. 379—380), способного не только ассимилировать языки иноязычных племен
Манны, но и сколько-нибудь консолидировать родственные языки ираноязычных племен, потомки которых в
лице талышей, гиляков, мазандаранцев, татов, курдов и других западно-иранских племен (см. подробно: 416),
сохранились до сих пор на территории Иранского Азербайджана и Южного Прикаспия. В. И. Абаев писал по
этому поводу: «Монолитность так называемого мидийского языка столь же сомнительна, как и монолитность
персидского. На территории исторической Мидии наблюдается сейчас большая диалектная пестрота. Эта
пестрота не могла возникнуть вчера. Она говорит косвенно о языковой пестроте древней Мидии» [110, 252].
Мы считаем, что до появления государства Атропатены ираноязычные племена на данной территории не
составляли основу населения. В противном случае Мидия не разделилась бы в конце концов на две части и из
нее не выделилась бы Мидия—Атропатена, и в ахеменидское, аршакидское и сасанидское времена население
Манны — Малой Мидии — Атропатены стало бы сплошь ираноязычным, а потом сложился бы ираноязычный
народ. Но, как видно из источников, часть мидян (население Большой Мидии) стала объектом ассимиляции со
стороны персов.
Следовательно, этнический процесс на территории Малой Мидии или будущей Атропатены шел по
другому направлению, приведшему в конце концов к образованию тюркоязычной атропатенской народности.
Таким образом, следует выделить определенный этап этнического процесса, приведший начиная с IV в. до н. э.
к формированию атропатенской народности, которая была исторически сложившейся на определенной
территории Атропатены совокупностью людей, отличной от персидской народности на территории Большой
Мидии.
Известно, что племенной союз первоначально состоит из родственных по языку племен. В данном
случае ни этот союз, ни главенствующие племена в этом союзе не могли быть ираноязычными, потому что не
мог в стране с якобы ираноязычным населением в недрах Ахеменидской державы возникнуть другой
ираноязычный народ, получивший позже название «атропатенцы». Специфика этногенеза в малой части
Мидии, по нашему мнению, заключается в этническом различии между племенами, населявшими эти две
части. Наименование «атропатенцы» говорит о том, что существовала этническая общность, отличная по
языковой принадлежности от остального населения на территории Мидии. Если же считать атропатенцев
этнической общностью, то следует прийти к выводу, что существовал общий язык этой народности, ибо, как
известно, народность возникает на почве общности языка и территории. Этот общеразговорный язык был, по
нашему глубокому убеждению, языком тюркского типа.
Гипотезу о ираноязычности атропатенцев можно было бы признать верной, если бы действительно
образовавшийся в раннем средневековье азербайджанский народ оказался ираноязычным. Иными словами,
если бы в Атропатене было ираноязычное население, то там в раннем средневековье не сложился бы тюркский
народ — азербайджанцы. Язык «азери» не был общеразговорным, единым языком населения всей Атропатены.
Это был, в основном, язык талышей и других ираноязычных племен. Б. В. Миллер [397, 254 и след.] отмечает,
что язык стихотворения, который стал известен в XIV веке под названием азери, — это талышский язык. По А.
П. Новосельцову, центром распространения азерийского языка был округ Ардебиль, а не весь Азербайджан
[411, 52]. Если же не было общеразговорного языка азери, то значит, в Азербайджане не было и сложившегося
ираноязычного народа, для которого язык азери был бы общеупотребительным языком, (см. подробно ниже, с.
382—385).
По нашему мнению, слово «атропатенец» (в древнеармянских источниках «атропатчац», восходящее,
вероятно, к атропатчи, от личного имени Атропат и суффикса принадлежности -чи), является общим
самоназванием атропатенского народа как для ираноязычных, так и тюркоязычных племен в смысле «живущие
в Атропатене», тогда как понятие азери охватывало только ираноязычные племена Атропатены — талышей,
гиляков, мазандаранцев и др. Кроме языка азери, являвшегося, по нашему мнению, языком ираноязычных
племен, в Атропатене жило тюркоязычное население — потомки тюркских племен Манны, Мидии, скифов и
саков. Они не были ассимилированы чоаноязычными племенами
Таким образом, критический разбор общепринятой концепции приводит нас к выводу о том, что для
объяснения процесса формировгния азербайджанского народа на территории Атропатены она не годится.
Ниже мы скажем подробнее о некоторых племенах Атропатены, обитавших там с начала — I тыс. до н.
э., и отметим, что основными компонентами этнического процесса на территории Атропатены являлись
пратюркские этнические общности со времени Манны и Мидии, среди которых определенное место занимали
также скифы, киммеры и саки. Сравнительно недавно было отмечено, что на территории Атропатены с
глубокой древности обитали племена, языки некоторых из которых относились к алтайской группе [523].
Критикуемая нами концепция исключает из этнического процесса на территории Манны не только
древние пратюркские племена, но также скифов и саков, которые, несомненно, играли большую роль в
формировании атропатенской народности и являлись, как мы покажем, тюркоязычными. Именно это тюркское
ядро следует считать основным и древним компонентом атропатенской народности, который в дальнейшем, в
раннем средневековье, консолидируясь с прибывшими сюда тюркскими племенями, образовал
азербайджанский народ на юге страны.
На основе консолидации тюркских племен к Х—XI вв. уже существовал общеразговорный
азербайджанский язык, лексические элементы которого отражены в творчестве Гатрана Тебризи (1012—1088).
Если бы в раннем средневековье до сельджукско-огузских завоеваний на территории Иранского
Азербайджана существовала ираноязычная народность с ирапоязычным языком, отличным от персидского, то в
этом случае в азербайджанском языке на юге и в литературном языке средних веков должны были сохраниться
слова , принадлежащие к этому «иранскому» языку. Однако кроме знакомых персидских, ираноязычных слов в
азербайджанском языке таких элементов не сохранилось. Это говорит о том, что народность, существовавшая в
то время на территории Иранского Азербайджана, не была ираноязычной.
Из сказанного выше вытекает, что здесь должно было существовать первоначальное тюркское ядро,
которое в совокупности с последующими исторически засвидетельствованными тюркскими переселениями в
раннем средневековье привело к сложению азербайджанского народа. Проникшие в этот регион в раннем
средневековье полукочевые племена (гунны, болгары, хазары, сувары, авары, кыпчаки, чолы и др.), стоявшие в
то время по своему культурному уровню ниже местного населения Албании — Атропатены, без такого ядра в
условиях феодального строя не смогли бы консолидироваться между собой так быстро, чтобы к XIII веку
сложился азербайджанский письменный язык.
3. По поводу роли сельджукских огузов в этногенезе азербайджанцев. Как
уже было указано выше, мнение об исключительной ираноязычности населения Иранского Азербайджана и
кавказоязычности населения Советского Азербайджана до сельджукско-огузских завоеваний является
господствующим и оно нашло свое отражение во многих работах, в том числе и в «Истории Азербайджана».
Таким образом, получается, например, что этническая картина Атропатены менялась дважды: сначала
кавказоязычное население превратилось в ираноязычное, затем в после XI—XII вв. произошла его тюркизация.
Следует особо отметить, что с легкой руки некоторых исследователей очень часто одни народы через
короткое время оказывались «ассимилированными» другими. Здесь заметно весьма вольное обращение с таким
сложным вопросом, как ассимиляция. Многие современные среднеазиатские и северокавказские
тюркоязычные народы объявлены ими тюркизированными ираноязычными племенами. Так, например, Н. Я.
Марр считал, что, тюркоязычные карачаевцы и балкары были исконно кавказоязычными [373, 11—14], а по В.
И. Абаеву, балкары — отуреченные ираноязычные аланы [109, 43, 47]. Так поступили, например, и со многими
древними этносами Передней Азии, «ассимилируя», то один, то другой этнос по собственному желанию, так
поступают и с древним населением на территории обеих частей Азербайджана.
Конечно, все эти построения выглядят неубедительными. Никакой полной ассимиляции —
исчезновения языка и вместе с тем этнической общности в условиях феодальной раздробленности,
отсутствия двуязычия, при котором один из языков был бы общеразговорным, государственным языком, — в
раннем средневековье и средних веках в интересующем нас регионе не отмечалось.