Дука О.Г. Эпистемологический анализ теорий и концепций исторического развития с позиций вероятностно-смыслового подхода (на примерах российской историографии)

Подождите немного. Документ загружается.

285

множеством политически независимых государств, центром и

лидером [437-439; 165, с.16; 299, с.2-13].

По мнению Уоллерстайна, хотя все общества уникальны, их

совокупность можно разделить на три основных типа в зависимости

от господствующего в них способа производства. Эти способы

производства, в соответствии с которыми организована материальная

основа обществ, получили название минисистем, мировых империй и

мировых экономик.

В центре анализа Уоллерстайна мировая капиталистическая

экономика, движущей силой развития которой является аккумуляция

капитала в мировом масштабе. Современная мировая

капиталистическая экономика имеет трехярусную структуру и состоит

из ядра, периферии и полупериферии. Стабильность мировой

экономики придает именно ее трехкомпонентность. Полупериферия

играет в ней ту же роль, что центр в политических системах

большинства стран.

В ядре располагаются общества-лидеры мирового прогресса –

инициаторы модернизации, сумевшие провести ее органично. К

периферийным относятся страны-аутсайдеры мирового прогресса, не

усвоившие европейскую систему ценностей и эксплуатируемые

странами ядра.

Полупериферия – третий структурный компонент мировой

экономики. Полупериферийным обществам – промежуточным

звеньям между центром и периферией – не удается провести

модернизацию органично. Им приходится идти по пути

заимствования рациональных, но чуждых моделей, воспринимать

стимулы модернизации как приходящие извне. В этих странах

вторжение чуждой идеологии европейского рационализма кажется

причиной попрания святынь, разрушения веры и т.п. В результате эти

общества сочетают в себе рациональное с иррациональным,

286

современное с традиционным, новое с патриархальным. Это

неорганическое сочетание – главный источник внутренних

противоречий «опоздавших обществ».

В любой полупериферийной стране модернизация никогда не

начинается по всей территории. Переход к рыночной экономике

начинается чаще всего в столичных и новых индустриальных районах.

Столицы и крупные города оттягивают на себя инвестиции и поэтому

у их жителей гораздо выше доходы и качество жизни в целом. И как

результат – углубляющиеся различия между столицей и провинцией,

городом и селом, реформистской элитой и консервативными массами.

Интеграция в мировую экономику порождает у полупериферийных

стран мощные децентралистские движения, базой которых чаще всего

служат отстающие, недостаточно развитые регионы. Они

сопротивляются переменам, вплоть до инициирования очагов

сепаратизма и национализма.

Российскими учеными теория Уоллерстайна была воспринята

неоднозначно. Часть ученых безоговорочно ее приняла, другая –

творчески использовала в качестве одного из фильтров предпочтения

при создании собственных концепций, а часть – создала

альтернативные концепции, коррелирующие ее смысловое

содержание.

К числу тех, кто использовал теорию Уоллерстайна для

создания собственной теоретической концепции, относится Е.М.

Ковалев.

С позиций вероятностно-смыслового подхода его можно

рассматривать как ре-интерпретацию истории России с позиций

теории И. Уоллерстайна и теории больших экономических циклов

Н.Д. Кондратьева [165]. При создании этой вероятностно

упорядоченной смысловой структуры был использован метод

287

последовательного применения системы операторов, принадлежащим

двум фильтрам предпочтения.

Синтаксический и семантический аспекты этой концепции

состоят в следующем.

В системе понятий концепции Е.М. Ковалева можно выделить

две логические подструктуры. Системообразующим понятием первой

группы понятий является понятие «мировая система». С ней

логически взаимосвязаны понятия, характеризующие типы мировых

систем: «ядро», «полупериферия», «периферия». Опираясь на

положения теории И. Уоллерстайна, Е.М. Ковалев обосновывает

принадлежность России к т.н. мировой полупериферии и дает

развернутую характеристику страны именно как полупериферийной

[165, c.30-32].

Обосновывая свою точку зрения, Ковалев подчеркивает, что

Россия на протяжении всей своей истории демонстрирует яркие

контрасты между своими центральными и периферийными

регионами, городом и селом, столицами и провинцией. Кроме того,

страны мирового ядра используют ее уже в течение столетий в

качестве своего сырьевого придатка, хотя Россия и сама обладает

внутренними колониями, нещадно их эксплуатируя — от

Нечерноземья, долгое время казавшегося неисчерпаемым резервуаром

дешевой рабочей силы, до Урала, Сибири, Дальнего Востока и

Средней Азии.

Противоречива, по Ковалеву, и сама история России. Россия, по

его мнению, вобрала в себя конфликтующие друг с другом черты

Запада и Востока, следы европейских и азиатских культурных

влияний. Проводя политику европеизации, власти усиливали в

государственной системе ее неевропейские элементы и, наоборот,

проповедуя закрытость и круговую оборону от внешних врагов, были

вынуждены взращивать вестернизированную элиту, без которой

288

нельзя было выдержать экономическое, технологическое и военное

соревнование с Западом. Россия копировала европейские институты,

но не всегда удачно использовала их опыт. Например, заимствование

«правильно организованного» аппарата управления, означавшего в

Европе завершение перехода от традиционного общества к

современному, в России было использовано для установления еще

большего контроля над обществом.

Дискуссия между российскими славянофилами и западниками

была, с точки зрения Ковалева, первым опытом самопознания в

категориях современного мышления. Одни видели в своей родине

только уникальную цивилизацию, другие — лишь отсталую часть

Европы, задержавшуюся на нижних ступенях эволюционной

лестницы. Но ошибались, по мнению Ковалева, и те, и другие.

Россия не была ни феодальным, ни капиталистическим об-

ществом. Более того, она не была и неким переходным обществом, с

элементами как феодализма, так и капитализма. Россия, подчеркивает

Ковалев,— «это первая в новой истории страна, в которой воплотился

материальный синдром, называемый сейчас развивающимся

обществом. Его главными составляющими были: специфический тип

общественно-политической культуры, имперские традиции,

влиятельный государственный аппарат, утонченная и политически

активная интеллектуальная элита. Россия была первой в мире

страной, где под вопрос была поставлена абсолютная ценность

западноевропейского опыта для всего остального человечества» [165,

c.31].

Отказавшись играть по общепринятым в «цивилизованном

мире» правилам, Россия предложила свой собственный путь, который

на деле оказался контрреформой, вылился в торжество мессианского

православного фундаментализма и общинного коллективизма над

плодами веками насаждавшейся европеизации. Коммунистические

289

контрреформы оказались продолжением начавшегося витка модер-

низации государственной и военной системы, хотя и другими, тота-

литарными средствами. Ценою нового государственного закрепоще-

ния и удушения дарованных ранее экономических и политических

свобод, путем хищнического использования людских и природных

ресурсов, новый режим добился временных успехов в усилении вла-

сти, укреплении государственной централизации и имперского ста-

туса во внешней политике. Но, дважды не сумев разжечь мировую

революцию и постепенно саморазрушаясь из-за своей органической

противоречивости, советское государство впало в «застой»,

претерпевая чувствительные неудачи в сфере мировой политики. Эта

ситуация, по мнению Ковалева, подготовила постепенный переход к

новым реформам, призванным ослабить государственное

закрепощение внутри страны, легализовать частную и общественную

инициативу, дать свободу рынку и предпринимательству.

Вторая совокупность понятий группируется вокруг понятия

«большой экономический цикл». С ним логически сопряжены понятия

«А-фаза», «Б-фаза», «подъем», «спад» и проч., характеризующие

структуру экономических циклов.

Это – понятия теория больших экономических циклов Н.Д.

Кондратьева –второго

фильтра предпочтения Е.М. Ковалева.

Опираясь на эту теорию, Е.М. Ковалев рассматривает историческое

развитие России на фоне мировой циклической динамики. С его точки

зрения, история любой страны – лишь частное проявление

общемировой истории, которая, в свою очередь, подчиняется

цикличности в развитии мировой экономики.

Новое смысловое содержание Е.М. Ковалеву удается создать

методом обобщения смысла. Соединив структурные (по теории И.

Уоллерстайна) и временные (по теории Н.Д. Кондратьева)

характеристики, мировой системы, Е.М. Ковалев получил

290

пространственно-временную матрицу 8 х 3, где 8 — число фаз роста и

стагнации четырех кондратьевских циклов, а 3 — пространственная

размерность мировой экономики: ядро, полупериферия и периферия

[165, c.28-29, 433, с.20-21] (см. таблицу 6). При помощи этой матрицы,

по мнению Ковалева, может быть описана история любой страны

мира с начала промышленной революции.

Комментируя эту матрицу, Ковалев отмечает, что Россия

вступила в мировую экономику в I кондратьевском цикле , но во II

цикле пришла в упадок. Этот упадок был остановлен реорганизацией

Российской империи в Советский Союз, который четыре десятилетия

был военной сверхдержавой, оставаясь полупериферией в

экономическом отношении.

Освещая историю России [167, c.179-333], Е.М. Ковалев

принципиальное значение придает геополитическому фактору,

соотнося геополитическое положение России с положением других

стран, и прежде всего – со странами ядра. Такой подход позволяет

по-новому рассмотреть многие аспекты отечественной истории.

Геополитика, возникшая в начале ХХ века как отрасль

теоретической географии, к нашему времени развилась в

междисциплинарную науку, комплексно исследующую мировой

политический процесс. В постсоветское время появились работы,

обосновывающие целесообразность использования категориального

аппарата этой науки в исторических исследованиях [64, 204, 326,

330].

Появились и теоретические системы, интерпретирующие

исторический процесс через призму геополитических

представлений. Их смысловое содержание, базирующееся на

целостном

представлении о мировом сообществе, в известной мере

коррелирует содержание мир-системных концепций, построенных на

291

основе уровневой дифференциации

различных стран мира. К числу

таковых относится, например, теория А.С. Панарина [257].

Теория А.С. Панарина рассматривает исторический процесс

через призму таких междисциплинарных отраслей знания, как

геополитика и социогенетика.

Если в концепции Е.М. Ковалева обосновывается циклический

характер развития мировой истории, то в теории А.С. Панарина –

стохастический. Историческое время Панарина «дискретное,

прерывное, рождающее качественно новые формы» [257, с.8].

Парадокс теории прогресса, по Панарину, состоит в том, что

она на самом деле отрицает как будущее другое

. Открытие будущего

как иного и отказ от экстраполяций в духе вечного теперь

может

совершаться, по его мнению, посредством ряда процедур.

Во-первых, через признание несостоятельности версии

модерна о растущей (в пределе – полной) автономии человека по

отношению к законам и ограничениям природы.

Открытие глобальных проблем, а также новые свидетельства

точных наук возвращают нас, по мнению А.С. Панарина, к древнему

космоцентризм. В космоцентрической же модели мира великие

учения эпохи модерна (коммунизм, либерализм и др.),

гарантирующие заранее заказанное будущее, обнаруживают свою

несостоятельность.

Вторая процедура порождения будущего как иного –

«реабилитация пространства», которому в формационно-

прогрессистской картине мира не придавалось никакого значения.

Сегодня пространственное измерение становится, по словам

А.С. Панарина, «процедурой открытия таких фактов, которые не

укладываются в формационные схемы» (концепции «столкновения

цивилизаций», этнокультурного барьера, дихотомии Север-Юг и

др.). Неустранимая качественная морфология пространства является

292

источником иного

– специфических типов социально-исторического

времени.

Следующим источником незапрограммированного иного

является, по Панарину, культура. Культура по своей природе не

поддается однозначной интерпретации, нетерпима к вечному теперь,

к скучным линейным экстраполяциям» [257, с. 11].

Наконец, еще один источник иного – политика. «В ХХ веке, –

пишет А.С. Панарин, – неизменно побеждали те, кто занимался

производством общества, а проигрывали те, кто верил в его

естественный ход и потому воздерживались от активности «в

решающий момент в решающем месте». В целом, следовательно

будущее как ИНОЕ выступает как продукт политики. Не в том

смысле, что замыслы инициаторов «грандиозных социальных

экспериментов» в самом деле осуществляются «по плану»: напротив,

ни один замысел не завершился адекватным образом».

Политику А.С. Панарин определяет как «производство

непредсказуемого будущего, начинаемого по инициативе тех, кто

верил в его научную предсказуемость – в исторические гарантии

прогресса». Он подчеркивает, что политика на деле является не

плановым, а стихийным производством. Исторически конечные

результаты ее неизменно расходятся с первоначальными замыслами.

«Именно такая политика бросает вызов другим, более размеренным

формам социальной практики, внося в них непредсказуемые

пертурбации» [257, с. 14-15].

Описываемый как стохастический в своих проявлениях,

исторический процесс, по Панарину, имеет, однако, неявный

сущностный инвариант. Обнаружить его позволяет второй фильтр

предпочтения его теории – социогенетика. Основу исторического

исследования и долгосрочного политического прогнозирования, по

Панарину, составляет «раскрытие тайных генетических программ»,

293

заложенных в культурной традиции, ценностях и архетипах и затем

практически реализующихся в разнообразных общественно-

политических практиках.

Таким образом, история России с позиций теории А.С.

Панарина есть составная часть стахостического по форме и

социогенетического по сути мирового исторического процесса.

Другой глобалистской теоретической системой,

альтернативной теории мировых систем, является концепция М.А.

Чешкова [349]. Если теория А.С. Панарина коррелирует

динамический аспект мир-системных концепций, то концепция М.А.

Чешкова – пространственный. Главная идея его концепции –

целостный подход

к изучению истории мирового сообщества. Она

была создана посредством одновременного применения таких

фильтров предпочтения, как, «школа зависимости», востоковедение,

экология.

«Школа зависимости» – обобщенное наименование

совокупности теорий и концепций мирового развития, возникшая в

1960-70-е годы во многих странах «третьего мира» как альтернатива

теориям модернизации.

В методологическом отношении «школа зависимости»

опиралась на разнородные методологические источники. Как

фильтры предпочтения использовались: 1) структуралистские

концепции глобальности и тотальности; 2) социологические

концепции «групп интересов», «статусных групп»,

«маргинализации»; 3) понятия марксистской политэкономии и

исторического материализма («накопление капитала», «способ

производства», «классы»). Одна категория авторов тяготеет к

марксистской терминологии (например, Т. Дос Сантос, Ф.

Фернандес, А.Г. Франк), другие – к структуралистскому подходу

(О.Сункель, С. Фуртадо, О. Ианни), а третьи стремятся сочетать

294

марксизм, структурализм и вышеназванные социологические

концепции (Ф. Кардозо, А. Амин, А. Кихано Обрегон) [350, с.18].

Становление «Школы зависимости» шло в критике теорий

модернизации. Подчеркивалось, что 1) их авторы абсолютизируют

исторический опыт Запада, который почти не имеет шансов на

повторение; 2) развитие в данной концепции мыслится как результат

экзогенных факторов и сводится к адаптации развивающимися

странами универсальных ценностей; 3) в ущерб целостности

подчеркивается автономность отдельных сфер общественных

отношений. Критики резюмировали, что причиной неадекватности

теорий модернизации явилась неспособность охватить динамику

взаимосвязей индустриальных и отсталых обществ [350, с.19-20].

Дальше всех в критике теорий модернизаций пошли А.Г. Франк и Ф.

Кардозо, которые поставили под вопрос методологическую базу

теорий модернизаций, оспорив научную эффективность обобщения,

выраженного в понятии «идеальных типов» М. Вебера [350, с.20].

Если для теорий модернизации характерно функциональная

дифференциация автономных подсистем, то для теорий зависимости

– тотальность и глобальность

, то есть охват всех отношений, на всех

уровнях, в том числе между центром и периферией. Зависимость

периферии от центра рассматривается как феномен структурного

порядка. Динамика данной структуры рассматривается как

обусловленная воздействием внешних факторов – мировой системой

капитализма.

Правилом для концепции зависимости является такое

толкование взаимосвязи внутренних и внешних факторов, когда

подчеркивается их взаимопересечение, интериоризация внешних

факторов. Именно на этой основе и в рамках идеи обусловленности

зависимость определяется как ситуационный феномен

, имеющий

множество исторических воплощений. Так, отношения между