Первый сделал “бэ-э-э-э”, второйQ— “пу-пу-пу-пу-пу” под первым
или сразу позади него. Теперь у нас на доске уже два знака.
Выходит третий, и я спрашиваю его: “Что бы вы хотели услышать?
Как вам кажется, что еще там нужно изобразить?” Он может
ответить: “Ну, сразу же после этого я хочу услышать “динь, динь,
динь, динь, динь, динь, динь”. Итак, они уже сами начинают видеть.
Мне это кажется очень важным, потому что слышать что-нибудь
людям часто бывает затруднительно. Как уже отмечалось, мы в
Северной Америке более ориентированы на зрение, чем на слух.
Поэтому, когда есть возможность видеть звук, они способны
слышать его лучше. Поэтому-то я и пользуюсь доской.
Итак, дети слышат “динь, динь, динь, динь, динь, динь, динь,
динь”. Затем я их спрашиваю: “Каким значком лучше всего
изобразить это на доске?” Может быть, он допускает большую
ошибку, учитывая то, что уже нарисовано. Возможно, он нарисует
несколько колечек. И тогда я спрашиваю: “Все видят, что это динь,
динь, динь, динь, динь, динь, динь?” И в ответ мне хором отвечают:
“Нет, нет, это би-би, би-би, би-би, би-би, би-би, би-би”. И каких
только звуков вы здесь не узнаете! Тогда я спрашиваю: “А как же
будет выглядеть “динь, динь, динь, динь, динь, динь, динь, динь,
динь?”Q— и кто-то мне отвечает: “Вообще-то, они все должны быть
похожи на маленькие точки”. “Прекрасно,Q— продолжаю я,Q— вы
слышали, что сказал ваш коллега, давайте-ка, нарисуйте вместо
колечек точки”.
Мне нравится, когда по ходу дела у них все это выходит как бы
невзначай. Сам я никогда не подхожу к доске, чтобы им чем-то
помочь. И никогда не говорю, что делать. Вместо этого я задаю
всем вопрос: “Вы довольны тем, что он сделал?” Потому что таким
образом одновременно обучается вся группа.
Чтобы помочь закончить эту часть работы, я могу слегка
направить их в нужную сторону. Я спрашиваю: “Кто-нибудь хочет,
чтобы здесь было что-то еще? Здесь все закончено или нет?” Когда
все уже закончено, я даю возможность обсудить, что же они все-
таки слышат и видят, и что позволяет им определить, что все уже
сделано.
Затем я спрашиваю: “Ну, а теперь как мы все это будем
исполнять?” Это очень важно, потому что они уже что-то создали,
но оно еще не обрело жизнь. А для того, чтобы понять весь процесс,
им необходимо это исполнить. Если я теперь расскажу, как это
исполнить, то отниму у них возможность самим уяснить, как
происходит исполнение. И тогда они не смогут полностью понять, в
чем состоит процесс сочинения музыки. Поэтому я спрашиваю: “Кто
может что-нибудь предложить? Ну, давайте, мы сейчас все вместе
изобразим, как все это звучит”.
Тогда находится несколько человек, которые отвечают: “Я знаю,
как это нужно сделать”. Они выходят к доске и пробуют все
сделать так, как им это представляется. Один из них может
сказать: “Все, кто слева, пусть исполняют первую песню, а все, кто
справаQ— вторую”. Другой же скажет: “Я буду вести пальцем по
доске; где мой палец окажется, то вам всем и нужно будет
исполнять”. Один ребенок как-то сказал: “Пусть каждый делает, то,
что он хочет и когда хочет. Смотрите на звуки, которые здесь
нарисованы и заканчивайте, когда все закончите”. Думаю, что это
был замечательный ребенок. Вещь звучала ужасно, когда они ее
так исполняли. В ней было все, чего на самом деле на доске не
было.