государям в участии в общественной жизни, предпочитая сельскую местность городу, некоторые
интеллектуалы восхвалили otium' и уклоняясь от negotium, т. е. от активной жизни, источника забот. Мон-
тень отказался от должностей и почестей ради того, чтобы спокойно работать в башне собственного замка
над своими «Опытами». Однако было бы ошибочно писать портрет гуманиста по этой
схеме. В конце XIV
— первой половине XV в., когда Флоренция ревностно защищала свою независимость в борьбе против
Висконти или Неаполитанского короляг, гуманисты Флорентийской республики Салютати, Бруни и другие
прославляли и человека действия, и воспитание, которое формирует такого человека. В 1433 г. Бруни писал:
«Величайший философ должен быть способен стать выдающимся полководцем». Витторино
да Фельтре,
цитируя Цицерона, провозгласил: «Вся слава человека заключается в действии». Но безусловно, в Италии, а
именно во Флоренции, со второй половины XV в. наблюдается некоторый отход в политической мысли
гуманизма. По большей части это полуотречение интеллектуалов, которые либо льстили героям дня, либо
укрывались в своей башне из слоновой кости, объясняется утверждением
правления тиранов и
возникновением княжеских дворов. Флорентийский неоплатонизм можно представить как
1 Здесь: созерцательная жизнь (лот.).
2 Речь идет о войне с герцогом Милана Джан Галеаццо Висконти, в ходе которой Флоренция чудом
уцелела, и о длительной борьбе с королем Владиславом Неаполитанским.
452
Глава 13 Образование, женщины и гуманизм
философское выражение позиции политического отступления, в то время когда Медичи захватили в свои
руки управление Республикой. Но все же гуманисты оставались людьми, вовлеченными в политическую
жизнь: Эразм, хотя и долго колебался, занял свою позицию и выступил в конечном счете против Лютера.
Томас Мор стоически отстаивал свои взгляды и, по сути, вынудил
себя обезглавить. Ронсар не остался
равнодушным к религиозным войнам. Окино, Вермильи, Соццини (Социн) вынуждены были бежать из
Италии, чтобы избежать инквизиции.
Именно потому, что гуманистическая мысль не осталась ограниченной узкими кругами, она шаг за шагом
проникала в европейскую цивилизацию. При этом, признавая факт, который мы подчеркнули выше, а
именно аристократизацию культуры, все-таки необходимо внести в этот вопрос разъяснения, которые
напрашиваются. Ведь, разумеется, в XVI—XVII вв. было гораздо больше образованных людей, чем в
XIII—
XV вв. Если в это время людей скромного происхождения, получивших относительно высокое образование,
и становится меньше, то все равно образованием почти полностью охватываются дети из высших классов
общества — дворянства и буржуазии. Этот факт исключительно важен и ранее недостаточно подчеркивался.
С XV века в Англии, как и во Франции, богатые семьи добиваются основанных
ранее стипендий. Иногда эти
стипендии покупались, как должности клириков, не являвшихся студентами, и давали преимущества,
предлагаемые колледжами. Во всяком случае, эти стипендии, первоначальный характер которых Стэндонк в
колледже Монтегю пытался сохранить, все более и более отдалялись от своего первичного предназначения;
а оно состояло в том, чтобы помогать неимущим молодым людям
продолжать свое обучение. Существует
множество доказательств появления у зажиточных классов нового интереса, связанного с образованием. В
Наварр-ском коллеже в Париже с середины XV в. школьников принимали за плату, и в силу естественных
причин туда попадали сыновья дворян и горожан. Когда в 1511 г. Алеандро комментировал Авзония в
коллежах Камбре и Ла Марш
, то перед ним сидели исключительно представители элиты — «сборщики
финансов, советники, королевские адвокаты, некоторое количество ректоров, богословов, юрисконсультов и
т. д.». Флоримон де Ремон
453
Часть III Новый человек
заверяет нас в том, что по примеру Франциска I, «отца и покровителя словесности», и вельможи
становились образованными людьми, так что «вскоре этот суровый и дикий век отшлифовался». По правде
говоря, это стремление к культуре не всегда оказывалось бескорыстным. Разбогатевшие купцы, врачи,
адвокаты и законоведы желали дать образование для своих сыновей, чтобы благодаря
ему «сделать из них
представителей дворянства мантии и чтобы они были пригодны занимать должности». Знание латинского
языка отныне становилось необходимым для лиц, которые стремились сделать карьеру. Блез де Монлюк
считал полезным предупредить об этом дворянство, и эта рекомендация кажется нам знамением времени. «Я
вам советую, — писал он, — о сеньоры, которые
имеют средства и хотят, чтобы их дети продвинулись по
военной службе, сделайте их образованными людьми. Очень часто, если они призваны для исполнения
поручений, они нуждаются в знании, и эти знания могут принести им большую пользу. И я верю, что
человек, который привык читать и многое удерживает в памяти, более способен выполнять
значимые
поручения, чем другой». В середине XVII в. французский путешественник Сорбьер, возвратившийся из-за
Ла-Манша, напишет: «Почти все английское дворянство получило образование и весьма просвещено».
Таким образом, в цивилизации, которая становилась все более светской и все менее военной, светское
образование и культура приобретали все более важное значение. Это понимали и муниципалитеты, когда с
первой половины XVI в. способствовали созданию коллежей в Ангулеме (1516), Лионе (1527), Дижоне
(1531), Бордо (1534). В католических странах иезуиты оказались главными распространителями
гуманистического образования. Орден насчитывал 125
коллегий в 1574 г. и 521 коллегию — в 1640-м.
Подсчитано, что к этому времени (1640) святые отцы обучали по крайней мере 150 тыс. учеников. В любом