Чередниченко Е.Е. Принципы уголовного законодательства: понятие, система, проблемы законодательной регламентации
Подождите немного. Документ загружается.
квалифицировать умышленное причинение смерти потерпевшему, неспособному в силу физического
или психического состояния защитить себя, оказать активное сопротивление виновному, когда
последний, совершая убийство, сознает это обстоятельство (выделено мной. - Е.Ч.)".
В большинстве же случаев мы полагаем, что вменение лицу того или иного квалифицирующего
или отягчающего обстоятельства само собой подразумевает обязательное установление виновного
отношения лица к указанным обстоятельствам. Так, Б.А. Куринов писал, что "наряду с признаками
объекта и объективной стороны преступления содержанием субъективной стороны охватывается
психическое отношение виновного к квалифицирующим признакам состава преступления" *(435). Такого
же мнения придерживается и А.И. Рарог. Он указывает, что "принцип субъективного вменения означает,
что виной субъекта охватываются не только те обстоятельства, являющиеся необходимыми признаками
данного состава преступления, но и обстоятельства, имеющие значение квалифицирующих признаков"
*(436).
На эту ситуацию можно посмотреть и с несколько другой стороны.
Юридически значимые признаки, которые рассматривает В.В. Лунеев, относятся к различным
элементам состава преступления. Например, общеопасный способ - к объективной стороне, мотив
национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды - к субъективной стороне. Однако так или
иначе эти признаки характеризуют совершаемое лицом общественно опасное действие (бездействие)
или наступившие последствия и являются их неотъемлемой составляющей. Мы не можем, например,
рассматривать отдельно сам факт убийства и общественно опасный способ, с помощью которого оно
было совершено. Г.Л. Кригер по этому поводу указывает, что "поскольку умышленное деяние
предполагает осознание лицом общественно опасного характера своих действий, то, видимо, все
обстоятельства, влияющие на характер общественной опасности, должны быть известны лицу" *(437).
Получается следующая ситуация. С одной стороны, В.В. Лунеев безусловно прав, указывая на
то, что внутреннее отношение субъекта необходимо устанавливать не только к действиям (бездействию)
и к последствиям, но также и к отягчающим и квалифицирующим обстоятельствам, и другим юридически
значимым признакам состава преступления. С другой стороны, есть основания для того, чтобы отнести
эти юридически значимые обстоятельства совершения преступления к понятиям "общественно опасное
действие (бездействие)" или "общественно опасные последствия", учитывая тот факт, что все они в той
или иной степени характеризуют конкретные действия (бездействие) или последствия, выделяя их из
ряда схожих. Таким образом, следует все же согласиться с П.С. Дагелем и Д.П. Котовым, которые
отмечают, что "формы вины характеризуют отношение виновного к деянию и вредным последствиям в
целом, то есть в целом к совершенному преступлению. Поэтому они не могут рассматриваться только по
отношению к одному из признаков, который характеризует какой-либо из элементов состава
преступления" *(438). Однако в целом данная проблема еще требует своего детального осмысления.
Как мы уже убедились, понятие вины является в науке уголовного права одним из наиболее
сложных. В различные периоды вокруг него формируются всевозможные дискуссии. Еще одним таким
дискуссионным представляется вопрос о необходимости введения в формулу вины признака осознания
лицом уголовной противоправности своего деяния, что, как считает В.В. Лунеев, приведет к
преодолению имеющихся в уголовном праве элементов объективного вменения *(439).
Эта проблема очень остро обсуждается в юридической литературе.
С точки зрения А.И. Гревновой, "если лицо не осознавало и по обстоятельствам дела не могло и
не должно было осознавать, что совершаемое им деяние как общественно опасное запрещено
уголовным законом под угрозой наказания, то такое деяние может быть признано совершенным
невиновно" *(440).
В.Г. Назаренко пишет, что древняя римская презумпция "никто не может отговариваться
незнанием закона" вполне уместна в условиях стабильного законодательства и высокой правовой
культуры населения. Однако в обстановке постоянной криминализации и декриминализации деяний,
которая вызывает у юристов ощущение путаницы законов, а у населения - мнение об отсутствии
законов, презумпция знания уголовных законов просто неуместна *(441).
По мнению ряда авторов, на сегодняшний день осознание общественной опасности, как
правило, предполагает и осознание противоправности совершаемого деяния *(442). Это, как пишет Н.А.
Лопашенко, в большей степени касается преступлений "традиционных видов, в основе которых лежит
нарушение, например, библейских заповедей "не убий", "не укради" *(443). Однако далее автор
отмечает, что "настала пора предусмотреть для составов преступлений, в основе которых лежит
нарушение установлений других правовых отраслей, в формуле вины наряду с осознанием
общественной опасности своего деяния также осознание его противоправности" *(444). Такого же
мнения придерживается и И.А. Гревнова, указывая, что к таким деяниям необходимо относить,
например, "деяния, либо недавно включенные в уголовное законодательство, либо совершение которых
ограничено какой-то особой сферой деятельности, либо диспозиция статей которых носит бланкетный
характер и для их осознания необходимы специальные знания или освоение дополнительных
нормативных актов" *(445).
Это предложение не является новым для теории уголовного права. Например, Н.С. Таганцев,
рассматривая разные варианты случайности посягательства, которые, по его мнению, исключают всякую
виновность и ответственность, выделял такой вид случайности, как невозможность предвидения. Суть
последней заключалась в том, что "обвиняемый в нарушении полицейского запрета может сослаться на
случайность нарушения, если он, несмотря на все свое доброе желание, не мог узнать о существовании
нарушенного им запрета, когда, например, запрет оставался секретным" *(446).
Нам представляется, что указанная выше точка зрения, бесспорно, заслуживает внимания,
однако, с другой стороны, возникает целый ряд вопросов. Во-первых, не приведет ли такое
нововведение к тому, что лица, совершившие преступления, будут иметь реальную возможность
избежать уголовной ответственности, сославшись на незнание закона? (Положительный ответ на
данный вопрос дали 38,7% опрошенных ученых *(447)) Во-вторых, кто будет устанавливать круг
преступлений, по которым кроме общественной опасности необходимо еще и осознание его
противоправности? Если, предположим, возложить данную обязанность на суд, то не приведет ли это к
судебному произволу; если же указать такие преступления в УК РФ, то какой критерий отнесения деяний
к этой категории установить? И, в-третьих, авторы в большинстве своем говорят о составах с так
называемыми бланкетными диспозициями, т.е. о тех, преступное поведение в рамках которых есть
нарушение определенных установлений (правил, норм и т.д.) других правовых отраслей *(448). Однако
такие составы зачастую предусматривают возможность совершения преступлений только специальными
субъектами (ст. 143, 246-251, 340-344, 349-352 УК РФ и др.), которые в силу своих служебных или иных
обязанностей должны соблюдать указанные установления и правила, а следовательно, и знать их.
Таким образом, мы полагаем, что, несмотря на всю привлекательность идеи о необходимости
введения в формулу вины признака осознания лицом уголовной противоправности своего деяния, это
положение не следует внедрять в УК РФ. Лицо, совершающее преступление, должно осознавать его
общественную опасность, а не его противоправность, так как "все предусмотренные Уголовным законом
деяния обладают общественной опасностью" *(449). Н.Д. Сергиевский писал, что элементами умысла
являются "сознание совершаемого, предвидение последствий, сознание противозаконности. Из них этот
последний элемент в положительном праве признается всегда присущим всякому лицу, обладающему
способностью к вменению..." *(450).
Не меньше споров на сегодняшний день вызывает положение, сформулированное в ч. 2 ст. 5 УК
РФ, которое гласит, что "объективное вменение, то есть уголовная ответственность за невиновное
причинение вреда, не допускается".
По мнению В.Д. Филимонова, это положение "имеет необоснованно односторонний характер. Не
допускается не только объективное, но и субъективное вменение, т.е. ответственность за
несовершенное лицом общественно опасное деяние и за не причиненные им общественно опасные
последствия, иными словами, за одно лишь намерение совершить общественно опасное деяние, за
"преступный образ мыслей" и т.п." *(451).
Основная проблема в данном случае, на наш взгляд, заключается в неоднозначном
определении самого понятия "субъективное вменение".
Так, ряд авторов считают, что термин "субъективное вменение" означает не что иное, как
привлечение к уголовной ответственности только за виновное совершение общественно опасного
деяния *(452). Например, М.П. Карпушин и В.И. Курляндский в связи с этим пишут, что "логично было бы
сказать, что принцип субъективного вменения в противовес принципу объективного вменения
заключается в установлении ответственности за чистую вину, т.е. за преступное намерение, мысль
совершить преступление, даже если она не объективизировалась в совершении общественно опасного
деяния.... Принцип субъективного вменения в буквальном его понимании должен быть отвергнут так же,
как и принцип объективного вменения. Однако о субъективном вменении в уголовном праве говорят в
другом смысле, а именно о вменении в ответственность только того общественно опасного деяния,
которое причинено виновно: умышленно или по неосторожности" *(453). Схожего мнения
придерживается В.В. Мальцев, он полагает, что "наличие законодательного определения этого принципа
и нормативного закрепления объективного вменения как ответственности за невиновное причинение
вреда действительно устраняют необходимость и возможность употребления выражения "субъективное
вменение" в ином, нежели в противоположном понятию "объективное вменение", значении" *(454).
Несколько другой аспект отражает в своей работе Н.А. Лопашенко. По ее мнению, термин
"субъективное вменение" является не очень удачным, поскольку "может быть истолкован совершенно
иначе, а именно как вменение в зависимости от субъективных усмотрений правоприменителя, или как
вменение только в зависимости от умысла или неосторожности, без учета объективных обстоятельств"
*(455).
Проанализировав все изложенные выше позиции, можно сделать некоторые выводы. Во-
первых, так как мы не можем в теории уголовного права прийти к единому значению понятия
"субъективное вменение", нельзя использовать данный спорный термин в тексте уголовного закона, это
приведет лишь к дальнейшей путанице. Во-вторых, для того чтобы исключить саму необходимость
поиска понятия, полярного "объективному вменению", последнее не следует использовать в УК РФ, тем
более что от этого смысл ч. 2 ст. 5 УК РФ не изменится *(456). В-третьих, что касается предложения В.Д.
Филимонова о дополнении рассматриваемой уголовно-правовой нормы положением о том, что не
допускается привлечение лица к уголовной ответственности "за несовершенное... общественно опасное
деяние и за не причиненные им общественно опасные последствия, иными словами, за одно лишь
намерение совершить общественно опасное деяние, за "преступный образ мыслей" и т.п.", то нам
представляется, что эта аксиома нашла свое отражение в ч. 1 ст. 5 УК РФ, где указывается на то, что
"лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и
наступившие общественно опасные последствия (выделено мной. - Е.Ч.), в отношении которых
установлена его вина".
Таким образом, мы считаем, что ч. 2 ст. 5 УК РФ могла бы выглядеть следующим образом:
"Уголовная ответственность за невиновное причинение вреда не допускается".
Полагаем, что вопрос о законодательной регламентации принципа вины был бы рассмотрен
неполно без анализа принципа личной ответственности, который тесно связан с первым, и, по мнению
некоторых авторов, необоснованно не нашел своего закрепления в нормах УК РФ *(457). Так, С.Г.
Келина и В.Н. Кудрявцев указывают, что при детальном рассмотрении данного принципа "можно
обнаружить, что он включает по меньшей мере три элемента. Во-первых, этот принцип означает, что
преступлением признается акт поведения, совершенный конкретным физическим лицом - индивидом, а
не коллективом или иной социальной общностью. Во-вторых, лицо отвечает в уголовно-правовом
порядке лишь за то, что было причинено его собственными действиями (бездействием). В-третьих,
наказание за преступление имеет личный характер, т.е. должно распространяться только на лицо, его
совершившее" *(458).
Первое из названных положений, по справедливому утверждению Е.Ю. Пудовочкина и С.С.
Пирвагидова, является составной частью принципа вины. С точки зрения авторов, "в настоящий период
можно констатировать, что наличие психологических аспектов в институте вины является бесспорным...
Из этого следуют как минимум два требования принципа вины: ответственности в уголовно-правовом
порядке подлежат исключительно физические лица, а среди них - только те, кто обладает сознанием и
волей" *(459). Так, в ст. 5 УК РФ, законодатель при формулировании принципа вины использует термин
"лицо". В Толковом словаре русского языка данный термин имеет в том числе такое
общеупотребительное значение, как "человек, личность" *(460). Таким образом, можно предположить,
что в этой статье презюмируется возможность уголовной ответственности за общественно опасные
действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия только физических лиц
*(461). Это утверждение находит свое отражение и в иных статьях УК РФ. Так, ст. 19 УК РФ
предусматривает, что уголовной ответственности подлежит только физическое лицо, достигшее
возраста, установленного настоящим Кодексом.
Что касается второго положения, по мнению С.Г. Келиной и В.Н. Кудрявцева, входящего в
принцип личной ответственности, то мы должны вновь согласиться с Е.Ю. Пудовочкиным и С.С.
Пирвагидовым, которые указывают на его несостоятельность "ввиду обособленного существования в УК
норм об ответственности лица, отдавшего незаконный приказ, за совершенное в его исполнении
преступление, об ответственности организаторов организованных преступных групп за все совершенные
группой преступления, если они охватывались их умыслом" *(462). Сюда же можно отнести
посредственное причинение, когда исполнителем в соответствии с ч. 2 ст. 33 УК РФ признается в том
числе лицо, совершившее преступление посредством использования других лиц, не подлежащих
уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств,
предусмотренных УК РФ.
Третье из рассматриваемых положений, суть которого состоит в том, что "наказание за
преступление имеет личный характер, т.е. должно распространяться только на лицо, его совершившее",
несмотря на свою очевидность, не всегда соблюдается в действующем уголовном законе. Так, в
соответствии с изменениями, внесенными в ст. 88 УК РФ Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. N
162-ФЗ, штраф, назначенный несовершеннолетнему осужденному, по решению суда может
взыскиваться с его родителей или иных законных представителей с их согласия. Хотя, по
справедливому утверждению Н.И. Загородникова, принцип личной ответственности подразумевает, что
"уголовная ответственность всегда связана с конкретным лицом и не может быть переложена на другого
человека: ни на родителей, опекунов, супругов, ни на общественные организации, юридические лица,
хотя бы они добровольно согласились претерпеть правовые последствия преступления" *(463). Нам
представляется, что это весьма важное положение, направленное на достижение целей уголовного
наказания, сформулированных в ст. 43 УК РФ. М.Д. Шаргородский писал: "цели уголовного права могут
быть достигнуты только тогда, когда ответственности подлежит лишь то конкретное лицо, которое
виновно в совершении общественно-опасного действия (преступления). Советское уголовное право не
признает ответственности за чужое деяние, поэтому исключается ответственность юридических лиц,
родителей за детей и детей за родителей, супругов друг за друга и т.д." *(464).
Таким образом, чтобы исключить саму возможность появления подобного рода норм в УК РФ, на
наш взгляд, необходимо законодательное указание на то, что уголовная ответственность за совершение
преступления должна распространяться только на лицо, его совершившее. Однако потребности в
формулировании самостоятельного принципа личной ответственности мы не видим. Целесообразно
было бы дополнить уже существующий принцип вины (ст. 5 УК РФ) частью третьей следующего
содержания: "Наказание и иные меры уголовно-правового характера применяются только к лицу,
непосредственно или в порядке посредственного причинения совершившему преступление".
И в итоге, как следствие сказанного выше, полагаем, что необходимо исключить из ч. 2 ст. 88 УК
РФ положение о том, что "штраф, назначенный несовершеннолетнему осужденному, по решению суда
может взыскиваться с его родителей или иных законных представителей с их согласия".
Таким образом, в результате законодательное определение принципа вины может быть
сформулировано так.
Статья 4. Принцип виновности
1. Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия
(бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его
вина.
2. Уголовная ответственность за невиновное причинение вреда не допускается.
3. Наказание и иные меры уголовно-правового характера применяются только к лицу....
непосредственно или в порядке посредственного причинения совершившему преступление.
§ 4. Принцип справедливости
Статья 6 УК РФ гласит: "1. Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые
к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и
степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного.
2. Никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление".
Принцип справедливости является, наверное, самым дискуссионным в системе принципов
уголовного законодательства. Прежде всего это связано с тем, как верно отмечает Ю.И. Бытко, что не
наблюдается единообразия в понимании самой справедливости: "одни исследователи отождествляют
справедливость с правом, другие, подчеркивая их взаимосвязь, по-разному определяют их
субординационность: у одних право признается явлением, производным от справедливости,
порожденным ею, у других, наоборот, справедливость рассматривается как порождение права" *(465).
Безусловно, справедливость в большей степени является философской, а не правовой
категорией, поэтому появление в уголовном праве принципа справедливости и такой цели наказания, как
восстановление социальной справедливости, вызывает у некоторых ученых вполне понятное сомнение,
заключающееся в том, как из многогранного явления вычленить "ту отдельную грань, которая
распространяла бы свое действие на такую отрасль права, как уголовное, а тем более попытаться
представить эту грань в качестве основного положения этой отрасли, т.е. ее принципа" *(466). Мы
полагаем, что именно этим можно объяснить и тот факт, что не все авторы согласны с необходимостью
законодательного определения справедливости, "тем более как такого же принципа уголовного права,
как и другие" *(467), и существованием проблем законодательной регламентации рассматриваемого
основного положения уголовного законодательства.
Так, по мнению В.В. Мальцева, при всех очевидных достоинствах определения принципа
справедливости он выражен скорее как общее начало назначения наказания, нежели принцип, на
котором построен УК РФ *(468).
Н.А. Лопашенко считает, "что трактовка принципа справедливости в законе слишком узка: если
принимать во внимание ч. 1 ст. 6, следует распространить его только на применяемые к лицу меры
уголовно-правового характера; ч. 2 ст. 6 несколько расширяет пределы действия принципа
справедливости, обращая его внимание на всю уголовную ответственность, однако, опять-таки на
конкретную ответственность конкретного человека, совершившего преступление. Получается, что
принцип справедливости заведомо, по мысли законодателя, не работает на уровне законотворчества, не
применяется в отношении лиц, пострадавших от преступлений, и т.д." *(469).
А.Н. Игнатов отмечает, что "законодатель сводит принцип справедливости в уголовном праве к
уголовной ответственности и применению наказания. Такое понимание является ограниченным и не
отражает идеи российской уголовно-правовой доктрины и социальные потребности общества" *(470).
Действительно, приходится констатировать, что в настоящее время принцип справедливости,
закрепленный в ст. 6 УК РФ, сводится лишь к справедливости наказания и иных мер уголовно-правового
характера, применяемых к лицу, совершившему преступление, что не совсем верно. В юридической
литературе предлагаются различные пути выхода из сложившейся ситуации.
Так, Н.А. Лопашенко считает, что целесообразно дополнить ст. 6 УК РФ новой ч. 1 следующего
содержания: "Уголовное законодательство Российской Федерации основывается и применяется в
соответствии с принципом справедливости" *(471). Однако относительно этой редакции возникает ряд
вопросов. Во-первых, о каком принципе справедливости идет речь - общеправовом или отраслевом?
Если о первом, то его действие распространяется на все отрасли права, и нет необходимости указывать
на это в Кодексе, а если имеется в виду отраслевой принцип справедливости, то не ясно, что автор под
ним понимает? Во-вторых, не совсем понятно, почему в данном случае мы выделяем принцип
справедливости, указывая на то, что уголовное законодательство РФ основывается и применяется в
соответствии с ним, а в отношении других принципов такого предписания нет. Кроме того, полагаем, что
в такого рода дополнении нет необходимости, так как это вытекает из понятия принципов как основных
положений уголовного закона, которые, как пишет автор, "пронизывают все уголовное право и уголовное
законодательство, как Общую, так и Особенную части, проявляются во всех уголовно-правовых
институтах, действуют на уровне законодательства и правоприменения" *(472).
Нам, в свою очередь, в большей степени импонирует точка зрения, высказанная Н.Ф.
Кузнецовой, о том, что помимо указанного в УК РФ аспекта, рассматриваемый принцип должен
проявляться и в справедливости уголовного закона. Следует отметить, что такого же мнения
придерживается большинство (55,8%) опрошенных нами ученых *(473). Однако основная проблема, на
наш взгляд, заключается в том, а что понимать под справедливостью закона вообще и уголовного в
частности?
Прежде чем перейти к решению данного вопроса, необходимо определиться с ответом на
вопрос, а возможно ли вообще говорить о справедливости закона, в том числе и уголовного, ведь сама
справедливость достаточно субъективная категория? Еще Платон писал: "...естественные законы
безусловно справедливы.... человеческие - создаются и изменяются людьми "ради пользы" и поэтому
могут быть как справедливыми, так и несправедливыми" *(474). Н.Н. Вопленко полагает, что
"справедливость имеет много общего с правом, что, однако, не дает повода для отождествления данных
понятий, ибо правовое не всегда является справедливым, справедливое не ограничивается правовой
сферой" *(475). Ю.И. Бытко отмечает, что "справедливость как правовая и этическая категория - это
субъективное представление о пределах дозволенного для себя по отношению к другим и других по
отношению к тебе, а право - не что иное, как писаное правило об этих пределах. Однако право может
быть и несправедливым, поскольку его положения могут находиться в противоречии с идеалами
справедливости, господствующими в обществе в данную эпоху, а особенно - на стыке эпох" *(476).
Следовательно, не всегда действует правило: что законно, то и справедливо. Но, несмотря на
это, мы не можем не стремиться к созданию справедливого, хотя бы с точки зрения большинства
граждан, закона. Так, по мнению Платона, необходимо все же, чтобы законы не только угрожали, но и
убеждали *(477).
Другой вопрос в том, а что следует понимать под справедливостью уголовного закона и как
законодательно отразить это, несомненно, важное положение.
Обратимся к сущности самого понятия справедливости как морально-этической категории. А.И.
Экимов отмечает, что "в отличие от других категорий этики, имеющих оценочный характер, с позиций
справедливости оцениваются не отдельные явления, а соотношения между ними" *(478).
Следовательно, нам недостаточно просто закрепить, что уголовный закон должен быть справедливым,
необходимо сформулировать четкие критерии, которым этот закон обязан соответствовать. Это
необходимо главным образом для того, чтобы данный принцип стал определенным барьером на пути
законодателя при закреплении новых, изменении или отмене прежних уголовно-правовых норм, если
они не отвечают этим критериям, а следовательно, являются несправедливыми *(479). В.В. Мальцев
справедливо полагает, что "провозглашая указанные идеи-принципы, законодатель тем самым
возлагает на себя обязанность воплотить их в уголовно-правовых нормах. Отсюда следует, что и после
принятия Уголовного кодекса с законодателя отнюдь не снимается обязанность изменить или отменить
всякую норму при обнаружении ее несоответствия с этими принципами". Поэтому мы не можем в полной
мере согласиться с С.Г. Келиной и В.Н. Кудрявцевым, которые считают, что "...принцип справедливости
в уголовном праве отнюдь не сводится только к проблеме назначения справедливого наказания. Однако
вряд ли следует учитывать все эти аспекты при формулировании справедливости в качестве уголовно-
правового принципа. Поскольку уголовное право регулирует отношения между гражданами и
государством, но не обращено непосредственно к законодателю, то в тексте этого принципа, как нам
кажется, должно быть отражено только или главным образом проявление справедливости при
определении судом меры наказания или иной меры уголовно-правового воздействия" *(480).
Итак, используя имеющиеся в науке уголовного права определенные наработки в данной сфере,
мы попробуем сформулировать критерии справедливости уголовного закона.
Во-первых, уголовный закон должен быть криминологически обоснован, т.е., как отмечает Н.Ф.
Кузнецова, нацелен на сокращение преступности, исходя из ее уровня, динамики, структуры и прогноза
*(481). Схожей позиции придерживается в своей работе С.А. Галактионов. Он пишет о том, что
"уголовный закон будет считаться справедливым, если он отвечает требованиям криминологической,
социальной и этической обоснованности" *(482).
Э.Ф. Побегайло также указывает на то, что изменения в уголовном законодательстве должны
быть криминологически обоснованы, при этом предполагается тщательный учет выявляемых и
прогнозируемых тенденций преступности, ее структуры, новых ее видов, контингента преступников и т.п.
*(483)
Следует обратить внимание на то, что одним из первых предпринял попытку монографического
исследования криминологической обусловленности норм уголовного права В.Д. Филимонов. Он
рассмотрел криминологические основания установления, изменения и отмены правовых норм,
предусматривающих уголовную ответственность за совершение преступления. По мнению автора,
"проблема социальной обусловленности уголовного права - многоплановая проблема. Центральное
положение занимает в ней проблема обусловленности содержащихся в нем требований к объективным
закономерностям общественного развития. Ее важной составной частью является изучение зависимости
содержания уголовно-правовых норм от причин, состояния, структуры и динамики преступности,
личности преступника и некоторых других криминологических явлений" *(484). В дальнейшем вопросы,
связанные с необходимостью учета социально-экономических факторов в формировании уголовно-
правовых норм, проанализировал в своей работе П.С. Тоболкин *(485).
В настоящее время вопрос о необходимости криминологической обоснованности норм
уголовного закона приобретает особую актуальность. Надеемся, что с помощью данного критерия мы
сможем оградить УК РФ от нежелательных изменений, таких, например, как некоторые изменения,
внесенные Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ. Так, мы полностью согласны с Р.Р.
Галиакбаровым и В.В. Соболевым, которые полагают, что "изъяв неоднократность из Уголовного кодекса
РФ, законодатель фактически игнорировал серьезные теоретические разработки множественности
преступлений, убедительно доказывающие, что повторение преступлений - типичный вариант
криминальной активности, вызывающий серьезное возрастание общественной опасности содеянного и
нуждающийся в специальной криминализации" *(486). И таких изменений немало.
Во-вторых, уголовный закон должен быть научно обоснован.
По нашему глубокому убеждению, именно через тесную связь науки, законотворчества и
практики применения уголовно-правовых норм можно прийти к созданию действительно эффективного
уголовного закона, направленного на выполнение всех поставленных перед ним задач.
К сожалению, приходится констатировать, что данный критерий в настоящее время иногда
просто игнорируется. Оценивая некоторые изменения, внесенные в УК РФ все тем же Федеральным
законом от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ, ряд наиболее ярких представителей уголовно-правовой науки в
своей статье "Самый гуманный УК в мире" указывают на то, что во время подготовки этих поправок "не
был соблюден один из важнейших принципов законотворчества - его научная обоснованность.
Представители научной общественности - эксперты в области уголовного права были фактически
отстранены от подготовки законопроекта. Практически все многочисленные и обоснованные замечания
ученых страны, которые были представлены в Государственную думу к первому чтению законопроекта,
оказались проигнорированными разработчиками поправок. Было проигнорировано и письмо,
направленное ко второму чтению законопроекта в Государственную думу шестнадцатью академиками и
профессорами в адрес президента, председателей Госдумы и Совета федерации, с просьбой не
принимать проект в части исключения из Уголовного кодекса конфискации имущества как меры
уголовного наказания. Это письмо не только нигде не обсуждалось, но о нем никто даже и не вспомнил"
*(487).
Следствием такого положения дел стало то, что практически сразу же после внесения данных
изменений всплыл целый ряд недочетов как практического, так и чисто технического характера, что
привело к необходимости скорейшего их устранения *(488). Так, одним из главных достижений
анализируемого закона является введение двух новых составов: ст. 127.1 УК РФ - торговля людьми и ст.
127.2 УК РФ - использование рабского труда. Однако, к сожалению, первая редакция ст. 127.1 УК РФ
имела некоторые недостатки. Например, одна и та же цель - изъятие у потерпевшего органов или тканей
- являлась и элементом состава по части первой, и квалифицирующим обстоятельством по части
второй. Возникал вопрос: как в таком случае квалифицировать действия, например, по вербовке
человека, совершенные с указанной целью, - по ч. 1 или ч. 2 ст. 127.1 УК РФ? Данный недостаток был
исправлен Федеральным законом от 21 июля 2004 г. N 73ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс
Российской Федерации".
Наиболее ярким доказательством необходимости указанного критерия является то, что институт
конфискации имущества, на сохранении которого так настаивала научная общественность, все же
вернули в УК РФ, хотя и в несколько ином статусе. В соответствии со ст. 5 Федерального закона от 27
июля 2006 г. N 153-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской
Федерации в связи с принятием Федерального закона "О ратификации Конвенции Совета Европы о
предупреждении терроризма" и Федерального закона "О противодействии терроризму" *(489)
конфискация имущества является не одним из видов наказания, а относится к иным мерам уголовно-
правового характера.
В-третьих, уголовный закон не должен противоречить Конституции РФ, действующим нормам
других отраслей права, а также общепризнанным принципам и нормам международного права и
международным договорам РФ.
Что касается первого положения, то необходимо отметить, что особую актуальность оно имело в
период после принятия Конституции РФ 1993 г. и до вступления в силу УК РФ 1996 г., так как многие
нормы УК РСФСР 1960 г., применявшиеся в это время, противоречили нормам принятой Конституции
РФ, что, естественно, подрывало авторитет данных нормативных актов. Однако следует сказать о том,
что и в настоящее время в УК РФ есть нормы, не соответствующие Основному закону. Так, в одном из
предыдущих параграфов мы уже останавливались на названии ст. 4 УК РФ, в котором в отличие от ч. 2
ст. 19 Конституции РФ говорится только о равенстве граждан перед законом.
Далее, уголовный закон, по нашему мнению, не должен противоречить действующим нормам
других отраслей права.
Уголовное право входит в правовую систему России и непосредственно связано с другими
отраслями права. Причем, по мнению Н.А. Лопашенко, можно выделить несколько вариантов этой
взаимосвязи *(490). Наиболее тесно уголовное право взаимодействует с так называемыми позитивными
отраслями права, такими как: гражданское, трудовое, семейное, банковское, предпринимательское,
налоговое, экологическое, авторское, и иными.
Достаточно большая часть уголовно-правовых норм носит бланкетный характер, и их
применение без обращения к содержанию норм позитивного права просто невозможно. В данном случае
особенно важно, чтобы между этими нормами не было противоречий. Однако, к сожалению, в настоящее
время это не всегда выполняется. Так, например, одной из форм незаконного предпринимательства
является осуществление предпринимательской деятельности с нарушением правил регистрации. Как
справедливо указывает Н.А. Лопашенко, базовый нормативно-правовой акт в этой сфере - Федеральный
закон от 8 августа 2001 г. N 129-ФЗ "О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных
предпринимателей" *(491) "не знает понятия "правила регистрации" и использует понятие "порядок
регистрации", которое, видимо, и имел в виду законодатель...." *(492).
И, наконец, уголовный закон не должен противоречить общепризнанным принципам и нормам
международного права и международным договорам РФ.
В соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ общепризнанные принципы и нормы
международного права и международные договоры РФ являются составной частью ее правовой
системы. Часть 2 ст. 1 УК РФ содержит положение, в котором указывается, что настоящий Кодекс
основывается на Конституции РФ и общепризнанных принципах и нормах международного права.
Сразу же оговоримся, что мы умышленно не ставим перед собой задачу рассмотрения вопроса
об источниках уголовного права. Поэтому, не затрагивая в полном объеме дискуссию по данной
проблеме, отметим лишь, что мы в полной мере согласны с теми авторами, которые полагают, что в
этом случае прежде всего необходимо учитывать специфику уголовного законодательства *(493),
которая отражена в ч. 1 ст. 1 УК РФ. А из существующих на сегодняшний день точек зрения нам в
большей степени импонирует высказанная А.Г. Кибальником, в соответствии с которой принципы и
нормы международного права "должны расцениваться источниками уголовного права России в случае
их инкорпорации во внутреннее законодательство путем рецепции либо имплементации" *(494).
Мы же, в свою очередь, хотим обратить внимание на другой аспект этой проблемы, который
имеет не менее важное значение. Речь идет о том, что одной из задач, стоящих в настоящее время
перед законодательными органами, является приведение уголовного законодательства "в соответствие
с принципами и нормами международного права" *(495). Это ни в коем случае не посягает на
суверенитет Российской Федерации, который, как пишет Н.А. Лопашенко, как раз и проявляется в том,
что "при всем уважении к принципам и нормам международного права, даже общепризнанным, во
внутренней жизни... любое государство руководствуется своими национальными, государственными
интересами..." *(496). Однако Российская Федерация в силу тех или иных причин не может стоять
обособленно от интегративных процессов, которые происходят в мире. Невозможно не признавать тот
факт, что международное право играет большую роль как при создании, так и при применении уголовно-
правовых норм. Одним из подтверждений этого является Постановление Пленума ВС РФ от 10 октября
2003 г. N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм
международного права и международных договоров Российской Федерации" *(497), в котором
указывается, что "международным договорам принадлежит первостепенная роль в сфере защиты прав и
основных свобод человека. В связи с этим необходимо дальнейшее совершенствование судебной
деятельности, связанной с реализацией положений международного права на внутригосударственном
уровне". Претворение данного положения в жизнь действительно имеет положительные результаты.
Так, в силу выполнения предписания многочисленных международных актов, касающихся как
торговли людьми, так и проблемы рабства, в УК РФ в 2003 г. появились ранее отсутствовавшие составы
преступлений: ст. 127.1 (Торговля людьми) и ст. 127.2 (Использование рабского труда). Такое
взаимодействие международного и национального права можно только приветствовать.
Таким образом, мы сформулировали три критерия справедливости уголовного закона, которые,
на наш взгляд, будут способствовать повышению эффективности уголовного законодательства. Следует
сразу же оговориться, что мы в полной мере согласны с тем, что данные критерии должны относиться и
к другим нормативно-правовым актам и, возможно, их необходимо закрепить в федеральном законе,
посвященном созданию нормативных актов в РФ. Но в настоящее время на этом уровне таких критериев
нет.
Следовательно, подводя итог сказанному выше, мы считаем, что целесообразно в ч. 1 ст. 6 УК
РФ закрепить следующее положение: "Уголовный закон должен быть справедливым, то есть
криминологически и научно обоснованным, не противоречить Конституции Российской Федерации,
действующим нормам других отраслей права, а также общепризнанным принципам и нормам
международного права и международным договорам Российской Федерации".
Возвращаясь к проблемам существующей редакции принципа справедливости, следует
остановиться еще на одном немаловажном вопросе, на который обращает внимание в одной из своих
работ Ю.И. Бытко. Он полагает, что принцип справедливости в уголовном законодательстве
"сформулирован недостаточно полно и к тому же однобоко: в ст. 6 УК РФ идея справедливости сведена
к заботе о лице, совершившем преступление, но ни слова не сказано об интересах потерпевшего..."
*(498).
К сожалению, нам еще раз приходится констатировать, что интересы потерпевших в
действующем УК РФ практически не учитываются, в то время как именно данный нормативно-правовой
акт должен быть прежде всего направлен на защиту интересов лиц, пострадавших от преступления.
Следует отметить, что определенные шаги в этом направлении были предприняты в упомянутом нами
выше Федеральном законе "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской
Федерации в связи с принятием Федерального закона "О ратификации Конвенции Совета Европы о
предупреждении терроризма" и Федерального закона "О противодействии терроризму" *(499), в
соответствии со ст. 4 которого УК РФ был дополнен ст. 104.3 "Возмещение причиненного ущерба".
Однако указанная норма применяется только при решении вопросов, связанных с конфискацией
имущества.
Тем не менее есть еще одна проблема, которую в связи с этим нельзя обойти вниманием. Она
заключается в определении того, что представляет собой справедливость для лиц, которым
преступлением причинен физический, имущественный или моральный вред.
Нельзя не учитывать тот факт, что в сфере уголовного права нередки случаи, когда один и тот
же приговор суда может быть справедливым в отношении осужденного и несправедливым для
потерпевшего, поскольку у каждого свое представление о том, что справедливо, а что нет. По мнению
З.А. Бербешкиной, понятие справедливости или несправедливости "формируется у человека на основе
определенных объективных исторических условий жизни общества, которые воспринимаются субъектом
через призму его индивидуальных особенностей, личного опыта, психологических и моральных свойств
и качеств" *(500). Но сложность состоит в том, что уголовное право не может быть ориентировано на
абстрактное представление о справедливости отдельного человека.
Нам представляется, что в настоящее время решить обозначенную проблему можно только
посредством назначения лицу, совершившему преступление, такого наказания или применения иных
мер уголовно-правового характера, которые соответствовали бы характеру и степени общественной
опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного. Только в данном
случае возможно, что это наказание будет справедливым как в отношении преступника, так и в
отношении лиц, пострадавших от данного преступления.
Иного мнения придерживается С.А. Галактионов. Он считает, что "с позиций потерпевшего
социальная справедливость будет восстановлена, если:
1) осужденному назначено справедливое наказание, то есть в соответствии с характером и
степенью общественной опасности преступления, обстоятельствами его совершения и личности
виновного;
2) в полном объеме будет возмещен материальный ущерб, причиненный преступлением, и
компенсирован моральный вред" *(501).
Для отражения этого положения в нормах закона автор предлагает дополнить ст. 6 УК РФ ч. 3
следующего содержания: "В случае причинения вреда человеку в результате совершенного
преступления на лицо, признанное виновным в его совершении, налагается обязанность возместить
либо компенсировать причиненный вред" *(502).
Во-первых, на наш взгляд, это дополнение в большей степени относится к сфере гражданского
права, а именно к гл. 59 ГК РФ. Поэтому возникает вопрос: а есть ли основания дублировать указанное
положение в УК РФ? В какой-то степени это возможно, но, скорее всего, в данном случае речь должна
идти не о принципе справедливости, а о такой цели наказания, как восстановление социальной
справедливости. Мы полагаем, что это положение было бы уместно закрепить в ст. 43 УК РФ, так как в
настоящее время содержание этой цели наказания нигде не раскрывается, что вызывает определенные
проблемы при решении вопроса о ее достижении.
Таким образом, мы полагаем, что на сегодняшний день закрепление в ч. 1 ст. 6 УК РФ критериев
назначения справедливого наказания или иных мер уголовно-правового характера является
определенной гарантией для соблюдения прав как лиц, совершивших преступление, так и потерпевших.
УК РФ предусматривает три таких критерия: наказание и иные меры уголовно-правового
характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, т.е., во-
первых, соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, во-вторых,
обстоятельствам совершения данного преступления и, в-третьих, личности виновного. В связи с этим
нам хотелось бы остановиться на некоторых моментах.
1. Прежде всего что касается первого из указанных критериев, то необходимо отметить, что
иногда в юридической литературе авторы используют вместо термина "характер и степень
общественной опасности преступления" термин "тяжесть преступления" *(503), что не может быть
признано верным, на наш взгляд, даже несмотря на то, что о соответствии наказания и иных мер
уголовно-правового воздействия тяжести преступления говорится в ч. 1 ст. 9 Модельного уголовного
кодекса для государств - участников СНГ, в ч. 6 ст. 3 УК Туркменистана и в ст. 8 УК Республики
Узбекистан *(504).
Во-первых, термин "тяжесть преступления" по объему уже, так как его традиционно связывают
только со степенью общественной опасности *(505). Так, по мнению В.И. Зубковой, "степень
общественной опасности зависит от тяжести преступления (ст. 15 УК)..." *(506). Во-вторых, именно
общественная опасность является одним из признаков преступления, которые законодательно
закреплены в ч. 1 ст. 14 УК РФ. И, наконец, в-третьих, термин "тяжесть преступления" в УК РФ
используется в несколько ином значении. В соответствии со ст. 15 уголовного закона все преступления
подразделяются на четыре категории: небольшой тяжести, средней тяжести, тяжкие и особо тяжкие. А в
основе этого деления, как следует из этой же нормы, как раз и лежат характер и степень общественной
опасности деяния.
Таким образом, с нашей точки зрения, именно соответствие характеру и степени общественной
опасности преступления является критерием справедливости наказания и иных мер уголовно-правового
характера, применяемых к лицу, совершившему преступление.
Необходимо также отметить, что, как известно, несправедливость назначенного наказания - это
основание для отмены или изменения приговора суда первой инстанции (ч. 4 п. 1 ст. 369 УПК РФ).
Однако в ст. 383 УПК РФ в отличие от УК РФ указывается, что "несправедливым является приговор, по
которому было назначено наказание, не соответствующее тяжести преступления, личности осужденного
(выделено мной. - Е.Ч.)...", что, на наш взгляд, неверно. Названные нормативно-правовые акты тесно
связаны между собой, причем нормы УК РФ в данном случае обладают первостепенным значением.
Следовательно, мы полагаем, что ст. 383 УПК РФ должна быть приведена в соответствие со ст.
6 УК РФ. Так, в ч. 1 ст. 383 УПК РФ необходимо указать, что "Несправедливым является приговор, по
которому было назначено наказание, не соответствующее характеру и степени общественной опасности
преступления, обстоятельствам его совершения и личности осужденного, либо наказание, которое хотя
и не выходит за пределы, предусмотренные соответствующей статьей Особенной части Уголовного
кодекса Российской Федерации, но по своему виду или размеру является несправедливым как
вследствие чрезмерной мягкости, так и вследствие чрезмерной суровости".
2. Нетрудно заметить, что положение ч. 1 ст. 6 УК РФ воспроизводится законодателем в ч. 3 ст.
60 УК РФ, где сформулированы общие начала назначения наказания, которые, по мнению Г.С. Гаверова,
представляют собой "установленные уголовным законом требования, которыми должен
руководствоваться суд при назначении наказания" *(507). Исходя из данного определения видно, что
общие начала назначения наказания обладают общими чертами с принципами уголовного
законодательства, однако при этом последние имеют более широкую сферу применения и относятся к
уголовному законодательству в целом. В рамках проведенного нами анкетирования практических
работников мы задавали вопрос о том, а есть ли необходимость в закреплении в УК РФ общих начал
назначения наказания? И вот какие мы получили результаты: 51% респондентов считают, что в этом нет
необходимости, так как данные положения дублируют принципы уголовного законодательства,
закрепленные в ст. 3-7 УК РФ; в то же время 49% опрошенных полагают, что общие начала назначения
наказания конкретизируют требования принципов уголовного законодательства применительно к
институту назначения наказания и их следует сохранить в уголовном законе. Таким образом, мнения
респондентов разделились.
С нашей точки зрения, в целом идею о появлении ст. 60 в УК РФ следует приветствовать.
Наказание является распространенной формой реализации уголовной ответственности, и поэтому
попытка как можно более досконально законодательно регламентировать процесс его назначения,
обязана положительно повлиять на правоприменительную практику. Однако данная уголовно-правовая
норма должна не дублировать положения, закрепленные в ст. 3-7 УК РФ, а реализовывать их. Так,
например, мы считаем, что можно практически безболезненно отказаться от ч. 3 ст. 60 УК РФ.
Во-первых, в ч. 1 ст. 60 УК РФ закрепляется, что "лицу, признанному виновным в совершении
преступления, назначается справедливое наказание (выделено мной. - Е.Ч.)...". А в соответствии с ч. 1
ст. 6 УК РФ это утверждение уже подразумевает под собой, что такое наказание должно соответствовать
характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения *(508) и
личности виновного. На наш взгляд, повторное закрепление этого положения в ч. 3 ст. 60 УК РФ
нецелесообразно. В противном случае в правоприменительной практике возникает следующая,
несколько некорректная ситуация, когда суды указывают на то, что необходимо учитывать положение ст.
60 УК РФ, согласно которой "лицу, признанному виновным в совершении преступления, назначается
справедливое наказание и при этом учитываются характер и степень общественной опасности, личность
виновного, смягчающие и отягчающие его наказание обстоятельства (выделено мной. - Е.Ч.)" *(509).
Во-вторых, в ч. 3 ст. 60 УК РФ указывается на то, что при назначении наказания необходимо
учитывать его влияние на исправление осужденного. Однако это положение уже закреплено в ч. 2 ст. 43
УК РФ, где перечисляются цели наказания. Более того, остается непонятным, почему законодатель в
общих началах назначения наказания делает акцент только на одну из целей, что, на наш взгляд,
неверно.
Таким образом, мы полагаем, что необходимо упразднить ч. 3 ст. 60 УК РФ: это исключит
неоправданное дублирование положений принципа справедливости.
Итак, подводя итог, следует отметить, что мы целенаправленно в данном параграфе
рассмотрели только один аспект анализируемого принципа справедливости, который закреплен в ч. 1 ст.
6 УК РФ. Ранее нами уже было указано на то, что положение ч. 2 данной статьи о том, что "никто не
может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление", на наш взгляд, должно
быть перенесено в статью, посвященную принципу неотвратимости уголовной ответственности.
Учитывая все сказанное выше, думаем, что можно предложить следующую редакцию принципа
справедливости:
Статья 6. Принцип справедливости
1. Уголовный закон должен быть справедливым, то есть криминологически и научно
обоснованным, не противоречить Конституции Российской Федерации, действующим нормам других
отраслей права, а также общепризнанным принципам и нормам международного права и
международным договорам Российской Федерации.
2. Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему
преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени
общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного.
§ 5. Принцип гуманизма
Статья 7 УК РФ закрепляет: "1. Уголовное законодательство Российской Федерации
обеспечивает безопасность человека. 2. Наказание и иные меры уголовно-правового характера,
применяемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причинение физических
страданий или унижение человеческого достоинства".
В юридической литературе сложилось достаточно устойчивое представление о том, что
гуманизм имеет две стороны *(510). Это положение, как справедливо указывают большинство авторов,
нашло свое отражение и в рассматриваемой нами уголовно-правовой норме. Однако формулировка
статьи не дает нам ясного представления относительно круга субъектов, в отношении которых действует
(или должен действовать) принцип гуманизма в уголовном праве.
Так, например, А.Н. Игнатов обращает внимание на два аспекта принципа гуманизма:
"обеспечение безопасности членов общества от преступных посягательств и обеспечение прав человека
совершившему преступление лицу" *(511).
Н.Ф. Кузнецова полагает, что одна из сторон принципа гуманизма обращена к потерпевшим от
преступления, а другая - к субъекту преступления *(512).
Н.А. Лопашенко считает, что "в уголовном законодательстве принцип гуманизма проявляется
двояко: прежде всего - во всесторонней охране личности, ее прав и интересов от преступных
посягательств и, кроме этого, в защите прав и интересов лица, виновного в совершении преступления"
*(513).
Мы полагаем, что, определяя содержание уголовно-правового принципа гуманизма, прежде
всего необходимо уяснить, а что же вообще следует понимать под термином "гуманизм". Этот вопрос
интересует исследователей как в области уголовного права, так и в области теории государства и права.
По мнению И.О. Цыбулевской, "в широком смысле гуманизм означает исторически
изменяющуюся систему воззрений на общество и человека, проникнутых уважением к личности, ее
достоинству и правам, принципам равенства, справедливости" *(514).
С точки зрения С.Г. Келиной и В.Н. Кудрявцева, "гуманизм - это нравственная позиция,
выражающая признание ценности человека как личности, уважение его достоинства, стремление к благу
человека как цели общественного прогресса" *(515).
Е.В. Кашкина полагает, что "гуманизм как принцип права - это юридическое признание и
закрепление личности человека как высшей ценности, провозглашение и гарантированность
осуществления его прав и свобод и создание достаточных условий для развития и деятельности
человека" *(516).
Нетрудно заметить, что во всех приведенных выше определениях так или иначе отражается
конституционное положение, закрепленное в ст. 2 Основного закона РФ, о том, что человек, его права и
свободы являются высшей ценностью. В этом как раз и заключается суть гуманизма, т.е. гуманного
отношения к людям. Обязанность государства состоит в признании, соблюдении и защите этих прав и
свобод, создании условий для их реализации. Особую роль в данном случае играет уголовное право,
призванное охранять сложившиеся общественные отношения от преступных посягательств.
УК РФ 1996 г. был принят на основе Конституции РФ, и поэтому не случайно в системе
принципов уголовного законодательства предусмотрен принцип гуманизма, который, как указывают С.Г.
Келина и В.Н. Кудрявцев, не противопоставляет участников уголовно-правовых отношений в том
смысле, что к некоторым из них - потерпевшему, свидетелю необходимо проявлять человечное,
гуманное отношение, а к другим, и прежде всего к обвиняемому, этого якобы не требуется *(517). В
данном нормативно-правовом акте впервые для российского уголовного законодательства приоритет в
уголовно-правовой охране был отдан правам и свободам личности, а не интересам общества и