Чередниченко Е.Е. Принципы уголовного законодательства: понятие, система, проблемы законодательной регламентации
Подождите немного. Документ загружается.
подход нельзя признать правильным, если мы говорим о принципах, представляющих собой основные
положения уголовного законодательства. Как верно отмечает Н.А. Лопашенко, "не может быть
неглавного или неважного основного начала чего-либо, в данном случае уголовного права" *(232). Такого
же мнения придерживается А.И. Бойко. Автор считает, что "среди сугубо отраслевых принципов
отношений соподчиненности и субординации быть не должно, а корни все-таки существующих
субординационных зависимостей лежат за пределами уголовного права" *(233).
Таким образом, мы считаем, что все принципы уголовного законодательства едины и равны
между собой *(234). Поэтому ставить один или несколько принципов над другими, умаляя тем самым
значение последних, на наш взгляд, неверно. Необходимо также отметить, что 92,2% опрошенных нами
ученых согласны с тем, что между элементами системы принципов уголовного законодательства
существуют отношения координации, т.е. когда все элементы равны и действуют в сочетании *(235).
3. Целостность
Система принципов уголовного законодательства представляет собой единое целое, все
элементы системы являются незаменимыми и исключительными, выпадение хотя бы одного из них
неизбежно ведет к нарушению функционирования всей системы. С другой стороны, как отмечают С.Г.
Келина и В.Н. Кудрявцев, действие каждого принципа, содержащегося в этой системе, зависит от
полноты и реальной действенности остальных принципов *(236). Рассмотрим существующие между
принципами связи.
Начнем с принципа справедливости, закрепленного в ст. 6 УК РФ. По мнению многих авторов
*(237), этот принцип имеет два аспекта *(238): уравнительный, который находит свое отражение в
принципе равенства граждан перед законом, и распределительный, выражающийся в принципе
гуманизма.
Однако, несмотря на то что указанные принципы являются как бы разными сторонами принципа
справедливости, они также взаимосвязаны между собой.
Так, по мнению С.Г. Келиной и В.Н. Кудрявцева, применение лишь принципа равенства "при
избрании меры ответственности за совершенное преступление привело бы к формализму, сделало бы
излишним существование относительно определенных и альтернативных санкций. Поэтому на стадии
определения характера и меры ответственности за совершенное преступление принцип равенства
дополняется другими принципами уголовного права, в частности принципами справедливости и
гуманизма" *(239).
Принцип гуманизма, в свою очередь, ограничивается рамками принципа равенства, так как "все
лица, обладающие существенными в гуманистическом аспекте особенностями (возраст, состояние
здоровья, наличие иждивенцев и т.п.), равны в ответственности перед законом и судом адекватно
характеру и значимости этих особенностей" *(240).
Принцип равенства находит отражение в принципе вины: лицо, виновное в совершении
преступления, подлежит уголовной ответственности независимо от обстоятельств, указанных в ст. 4 УК
РФ. По мнению В.В. Мальцева, последний принцип есть не что иное, как субъективное (внутреннее,
психологическое) основание равенства граждан в уголовном праве *(241).
Принцип справедливости в той или иной степени связан со всеми принципами, так как лицу,
совершившему преступление, не может быть назначено справедливое наказание или иные меры
уголовно-правового характера, если не соблюдены остальные принципы, указанные в гл. 1 УК РФ.
В отличие от рассмотренных выше принципов уголовного законодательства, принцип
законности, по справедливому утверждению некоторых авторов, является формальным принципом, так
как он "не предопределяет содержание уголовно-правового регулирования, а лишь требует облекать те
или иные правила в юридическую форму" *(242). Поэтому все остальные принципы (принцип равенства
граждан перед законом, принцип вины, принцип справедливости и принцип гуманизма) воздействуют на
содержание уголовного законодательства только посредством принципа законности *(243).
Следовательно, несмотря на то что между принципами уголовного законодательства
существуют достаточно сложные взаимосвязи, они представляют собой единое целое.
4. Взаимодействие со средой
Рассматриваемая нами система принципов является незамкнутым образованием. Для нее
характерно взаимоотношение "система - среда", которое, по мнению В.Н. Садовского, означает, что
наряду с множеством присущих ей внутренних отношений и связей, объединяющих между собой
элементы системы, имеет место набор ее внешних отношений и связей *(244). В философии такие
факторы, главная роль которых состоит в объединении множества в одну систему, получили название
системообразующих.
По мнению А.Н. Аверьянова, эти факторы можно разделить на внутренние и внешние *(245).
Внутренние - те факторы, которые порождаются объединяющими в систему отдельными элементами,
группами элементов (частей) или всем множеством *(246).
Внешние - это такие силы, которые, способствуя образованию системы, в то же время
выступают чуждыми для ее элементов, не обуславливают и не вызывают внутренней необходимости к
объединению *(247).
Внутренними факторами, например, являются функции системы, связи между ее элементами. А
к внешним можно отнести такие, как: форма государства, охватывающая форму правления, форму
государственного устройства и политический режим; уровень правосознания, правовой культуры и
профессионализм законодателей; уголовно-правовая политика; судебная практика; предмет уголовно-
правового регулирования и т.д.
Например, не вызывает сомнения то, что система принципов уголовного законодательства
взаимодействует с группой общественных отношений, входящих в предмет уголовного права. Так, с
одной стороны, изменение этих отношений влечет пересмотр действующей системы принципов с точки
зрения определения ее эффективности и соответствия объективной действительности. С другой
стороны, изменения в системе принципов обуславливают изменения в предмете уголовного права, а
именно в его количественном или качественном параметре. Так, когда в ранее действующие уголовно-
правовые акты было включено положение о применении уголовного закона по аналогии, то круг
общественных отношений, входящих в предмет уголовного права, за счет этого значительно
расширялся, так как допускалась возможность привлечения кого-либо к уголовной ответственности за
сходные, но не предусмотренные прямо в УК РФ деяния.
5. Развитие системы
Этот признак характеризует систему принципов уголовного законодательства как динамичное
образование, которое развивается и изменяется вслед за изменениями окружающей действительности.
Развитие некоторых принципов мы можем проследить с момента появления права и до наших
дней. Например, принципа вины. По мнению В. Сергеевича, "первоначально человек вовсе не отличал
случайных деяний от деяний неслучайных", и "уголовную реакцию вызывал один материальный вред без
всякого отношения к участию в нем воли" *(248).
Некоторые принципы, ранее входившее в систему, вместе с советским прошлым утратили свое
значение. Например, такие, как: интернационализм (Г.Б. Виттенберг, Н.И. Загородников), всемерная
охрана завоеваний трудящихся, участие представителей народа в применении и реализации норм
уголовного закона (Н.И. Загородников), классовость (Г.А. Кригер) и др.
Хотелось бы отметить, что система принципов как уголовно-правовой политики, так и уголовного
права, достаточно быстро реагирует на внешние изменения, однако соответствующие, необходимые
изменения не всегда своевременно вносятся в УК РФ.
Таким образом, к признакам, характеризующим систему принципов уголовного
законодательства, можно отнести: множественность элементов, структурность, целостность,
взаимодействие со средой и развитие системы.
На основе перечисленных выше признаков можно сформулировать определение системы
принципов уголовного законодательства, под ней следует понимать динамически развивающееся
объединение принципов, обладающее внутренними и внешними факторами взаимодействия,
характеризующееся целостностью и координационными функциональными связями между его
элементами.
Итак, подводя итог, следует отметить, что сформулированные в ст. 3-7 УК РФ принципы
представляют собой систему, где все элементы взаимосвязаны между собой и выступают как единое
целое. Следовательно, на наш взгляд, как при законотворческой, так и при правоприменительной
деятельности должны учитываться требования не только отдельных принципов, но и всей системы в
целом.
§ 2. Проблемы, характерные для законодательной регламентации системы принципов
уголовного законодательства
До недавнего времени вопрос о необходимости законодательного закрепления принципов был
одним из наиболее спорных, к нему в своих работах обращались практически все ученые,
занимающиеся или занимавшиеся проблемой принципов.
А.М. Васильев справедливо отмечает, что, будучи отраженными в законодательстве, правовые
принципы, во-первых, сами приобретают регулирующее значение, воздействуя на правосознание людей,
и, во-вторых, выступают в качестве отправных начал для дальнейшего развития законодательной и
правоприменительной деятельности *(249).
По мнению М.И. Байтина и В.К. Бабаева, законодательное закрепление принципов права *(250)
позволяет нагляднее соотнести правовые предписания с регулируемыми общественными отношениями,
значительно повышает общее воспитательное и превентивное воздействие права, а также способствует
стабилизации законодательства *(251).
К.П. Уржинский указывает на то, что "текстуальное выражение принципов более понятно и
доступно для населения, исключает различное их толкование, помогает установить черты и тенденции
развития отраслей и институтов, выявить их служебную роль, способствует выработке новых норм
права, систематизации законодательства" *(252).
Формулируя принципы уголовного законодательства, законодатель пошел по пути их прямого
закрепления в нормах закона, что в полной мере соответствует теоретическим разработкам по этому
вопросу *(253). Таким образом, выполнена одна из задач науки уголовного права - разработка путей и
методов совершенствования уголовного законодательства с учетом потребностей общественной жизни
и практики применения уголовного закона. На наш взгляд, законодательное выражение содержания
принципов уголовного законодательства в нормах-принципах имеет действительно важное значение, так
как упрощает процесс реализации требований принципов как законодательными, так и
правоприменительными органами.
Однако только на первый взгляд кажется, что установление в ст. 3-7 УК РФ 1996 г. принципов
уголовного законодательства положило конец спорам вокруг их системы. Но это далеко не так.
Например, не все авторы согласны с тем, как был решен вопрос с законодательным
закреплением принципов в уголовном законе.
Так, в юридической литературе совершенно справедливо указывается на то, что возможны два
основных способа выражения принципов права: формулирование их в юридических нормах
[текстуальное (прямое) закрепление]и выведение отправных идей из смысла законодательства
[смысловое (косвенное) закрепление] *(254).
Вместе с тем нельзя безоговорочно согласиться с теми авторами, которые полагают, что от
формы закрепления принципов зависит степень их юридической силы. Например, В.Н. Ронжин отмечает,
что специально закрепленные в нормах принципы обладают наибольшей юридической силой и имеют
обязательное руководящее значение; принципы, закрепленные в преамбуле или в общих положениях
закона, не имеют прямого регулирующего воздействия, они только определяют наиболее существенные
черты содержания норм, цели регулирования; принципы, косвенно закрепленные в праве, имеют
наименьшую правовую силу, они могут забываться, игнорироваться *(255).
На наш взгляд, правильной следует признать точку зрения, в соответствии с которой различие в
приемах законодательного закрепления не может служить основанием для признания или непризнания
соответствующего положения принципом, как не имеет значения для решения этого вопроса и то место,
которое законодатель отвел данному положению внутри соответствующего законодательного акта
*(256).
С этим согласны не все авторы.
Так, И.В. Коршиков пишет о том, что было бы целесообразней разместить принципы
действующего уголовного законодательства в преамбуле УК РФ *(257). Таким образом, по мнению
автора, "мы определяем место принципов в данной отрасли, их основополагающее значение по
отношению к остальным нормам, устраняем противоречия понимания принципа как исходной нормы с
нормой непосредственного действия, и в то же время даем ориентир законодателю, правоприменителю
и правоисполнителю для правильного понимания и применения правовых норм, в данном случае
уголовно-правовых норм" *(258).
Бесспорно, данная точка зрения имеет право на существование, но только в том случае, если
речь идет о преамбуле, наделенной полной юридической силой наравне с другими частями
нормативного акта *(259), иначе требования соблюдения принципов будут носить лишь декларативный
характер.
Кроме этого, мы не считаем, что расположение принципов в самом тексте уголовного закона
умаляет их значение и делает их необязательными для законодателей и правоприменителей. Нормы-
принципы, как уже было указано в предыдущей главе, носят императивный характер, и их требования
являются обязательными, независимо от их расположения в нормативно-правовом акте. В противном
случае мы должны будем поместить в преамбулу и иные нормы, имеющие приоритетное значение,
например, ст. 2 УК РФ, закрепляющую задачи УК РФ.
Таким образом, основываясь на изложенном выше, мы считаем, что нет необходимости в
размещении принципов уголовного законодательства в преамбуле УК РФ. Кроме того, в настоящее
время мы не видим смысла в формулировании самой преамбулы. К тому же, как справедливо
утверждает В.Д. Филимонов, "содержание принципов должно быть раскрыто, а это возможно лишь в
самом тексте Уголовного кодекса" *(260).
В связи с этим возникает вопрос: а нужно ли в тексте уголовного закона давать определение
каждого принципа?
Ю.И. Ляпунов полагает, что "содержание основополагающих принципов не может быть
полностью раскрыто в законе" *(261).
С.Г. Келина и В.Н. Кудрявцев, в свою очередь, обращают внимание на негативные последствия
включения правовых принципов в виде статей УК РФ. Эти последствия обусловлены прежде всего тем,
что такое формулирование неизбежно связано с упрощением содержания принципов, что объясняется
спецификой уголовного закона как правового акта, "призванного регулировать достаточно узкий круг
отношений между лицом, совершившим преступление, и государством" *(262).
Указывая в своей работе на недостатки отражения некоторых принципов уголовного
законодательства в статьях УК РФ, В.В. Мальцев приходит к выводу о необходимости только
перечисления принципов в статье УК РФ без определения их содержания *(263).
Однако, на наш взгляд, несмотря на все трудности формулирования принципов в тексте
уголовного закона, это необходимое условие для их эффективной реализации. Кроме того,
существование законодательного определения исключает возможность различного понимания
принципов на практике. Б.Т. Разгильдиев справедливо отмечает: "совершенно очевидно, что емкость и
глубина норм-принципов по своему содержанию и сфере действия должны определяться уголовно-
правовой доктриной и законом не только путем декларирования их наличия, но и выражением их
соответствующих свойств путем установления признаков, раскрывающих природу принципа вообще и
отдельных принципов в частности. Только такой путь позволяет раскрыть содержание того или иного
явления, в нашем случае принципа, определить его емкость и содержание. Без уяснения этого каждый
волен наполнять принципы своим содержанием" *(264). Большинство опрошенных нами работников
правоохранительных органов (61,2%) также согласны с тем, что необходимо раскрывать содержание
принципов уголовного законодательства в нормах УК РФ, так как это упрощает процесс реализации
требований принципов как законодательными, так и правоприменительными органами *(265).
В связи с важной ролью, которую выполняют принципы, мы хотели бы остановиться еще на
одном достаточно спорном вопросе. Он касается необходимости включения в систему принципов
уголовного законодательства иных принципов, которые, по мнению исследователей, также имеют
немаловажное значение в уголовно-правовом регулировании.
1. В первую очередь это относится к принципу неотвратимости уголовной ответственности,
который, как считают отдельные авторы, бесспорно должен являться элементом рассматриваемой нами
системы *(266). Еще Чезаре Беккариа писал, что "не в жестокости, а в неизбежности наказания
заключается один из наиболее эффективных способов предупреждения преступлений" *(267).
В литературе есть различные точки зрения о причинах, по которым этот принцип не входит в
систему принципов уголовного законодательства.
Так, Г.В. Виттенберг считает, что "оставление преступника безнаказанным само по себе есть
грубейшее нарушение социалистической законности. Следовательно, неотвратимость наказания - одно
из обязательных требований принципа социалистической законности" *(268).
И.Э. Звечаровский полагает, что "идея неотвратимости ответственности, во-первых, является не
принципом, а задачей органов, применяющих закон, причем не только уголовных; во-вторых, означает,
что каждое правонарушение, в том числе и преступление, не должно оставаться, прежде всего,
нераскрытым, а затем - безответным со стороны государства и общества" *(269).
По мнению В.В. Мальцева, принцип неотвратимости ответственности не соответствует уровню
принципов законодательства, так как он распространяется лишь на ту часть уголовного
законодательства, которая определяет основания и пределы уголовной ответственности *(270).
В.Д. Филимонов, в свою очередь, указывает, что отказ от закрепления в УК РФ специальной
статьи, формулирующей принцип неотвратимости уголовной ответственности, вызван не тем, что он
охраняется принципами законности и равенства граждан перед законом, а тем, что наш УК РФ занял
позицию, которая с этим принципом в полной мере не согласуется *(271).
В какой-то степени можно согласиться с тем, что принцип неотвратимости уголовной
ответственности "конкретизирует более общие по содержанию принципы законности и равенства
граждан перед законом" *(272). Однако, с одной стороны, это лишь подтверждение того, что системе
принципов уголовного законодательства присущ такой признак, как целостность, который как раз и
заключается во взаимодействии элементов системы. Также, например, принцип равенства граждан
перед законом является выражением уравнительной стороны принципа справедливости. С другой
стороны, как справедливо заметил В.Д. Филимонов, указанные принципы не поглощают принципа
неотвратимости, так как отказ от привлечения к уголовной ответственности может осуществляться на
законном основании при соблюдении равного подхода к лицам, независимо от их пола, расы,
национальности, имущественного, должностного положения и других подобных обстоятельств *(273).
Утверждение В.В. Мальцева о несоответствии принципа неотвратимости уголовной
ответственности уровню принципов законодательства, на наш взгляд, можно применить и к иным
принципам, закрепленным в УК РФ. Так, сам автор в другой своей работе пишет: "при всех очевидных
достоинствах определений принципов справедливости, равенства граждан перед законом, гуманизма в
УК РФ они формулируются скорее как общие начала назначения наказания, нежели как принципы, на
которых построен Уголовный кодекс..." *(274). Нам представляется, что достаточно сложно
сформулировать принципы таким образом, чтобы они, с одной стороны, распространяли свое действие
на все нормы уголовного закона, а с другой - не совпадали по содержанию с общеправовыми
принципами, значение которых для уголовного законодательства мы рассмотрели выше.
Существует также точка зрения, что закрепленное в УК РФ значительное количество правовых
норм, предусматривающих возможность освобождения лиц, совершивших преступления, от уголовной
ответственности по нереабилитирующим основаниям, не согласуется в полной мере с принципом
неотвратимости уголовной ответственности *(275).
В свою очередь, авторами теоретической модели УК РФ предлагалось одновременно с
закреплением анализируемого принципа пересмотреть и систему освобождения от уголовной
ответственности, с тем чтобы оставить только те виды освобождения, которые связаны с той или иной
формой принудительного воздействия на лицо, совершившее преступление *(276).
Однако, на наш взгляд, правильной следует признать точку зрения П.А. Фефелова. Он считает,
что неотвратимость наказания "не может рассматриваться как раз и навсегда данная догма, согласно
которой уголовная ответственность и наказание за совершенное преступление должно наступить
абсолютно во всех случаях, независимо от условий и оценки места и времени" *(277).
По мнению выдающегося ученого-криминалиста Н.С. Таганцева, "с точки зрения теорий
целесообразности наказания, признающих, что не всякое преступное деяние является уже и уголовно
наказуемым, внесение в уголовные законодательства таких обстоятельств, коренящихся или в
физической невозможности, или в юридической бесцельности наказания, представляется вполне
естественным выводом из самого принципа карательной деятельности" *(278).
Таким образом, существование в уголовном праве институтов освобождения от уголовной
ответственности и наказания не может противоречить принципу неотвратимости уголовной
ответственности.
Необходимо отметить, что, как и в Модельном уголовном кодексе для государств - участников
СНГ *(279), так и в уголовных кодексах некоторых республик, таких, как: Киргизская Республика,
Республика Узбекистан, Республика Таджикистан, предусматривается принцип неотвратимости
уголовной ответственности. И, на наш взгляд, это вполне обоснованно.
Мы согласны с тем, что, к сожалению, не всегда в реальной действительности могут быть
реализованы все аспекты этого принципа. Однако это не дает нам оснований для его исключения хотя
бы как идеала, к которому должно стремиться наше правовое государство. Нельзя забывать о том, что
нормы-принципы оказывают непосредственное информационное воздействие на граждан, выполняя
функцию воспитания, формируя правосознание, от которого во многом зависит состояние всего
общества. Шарль Монтескье писал: "хороший законодатель постарается не столько карать, сколько
улучшать нравы...." *(280).
Долгое время, не один десяток лет, представители самых передовых направлений в науке (Ш.
Монтескье, Ч. Беккариа, А. Фейербах, П.И. Пестель и др.) боролись за неотвратимость наказания. В
настоящее время, не включив этот принцип в систему принципов, на которых строится все наше
уголовное законодательство, мы возвращаемся назад, во времена неограниченного произвола
правящих элит.
Таким образом, мы полагаем, что принцип неотвратимости уголовной ответственности должен
быть включен в действующую систему принципов уголовного законодательства *(281). Такого же мнения
придерживаются 65,3% опрошенных работников правоохранительных органов *(282).
2. Т.А. Лесниевски-Костарева считает, что необходимо рассматривать в качестве принципа
дифференциацию уголовной ответственности. В связи с этим автор предлагает гл. 1 УК РФ дополнить
ст. 6.1 "Дифференциация уголовной ответственности" либо сформулировать данное положение как
часть принципа справедливости *(283).
Для начала определим природу данного явления.
Еще Ю.И. Ляпунов писал: "вряд ли может возникнуть сомнение относительно того, что
дифференциация ответственности и индивидуализация наказания - руководящие принципы советского
уголовного права" *(284).
По мнению И.М. Гальперина, дифференциация уголовной ответственности является
прерогативой законодателя и на протяжении многих лет выражается в уголовном законодательстве
посредством закрепления различных по своей тяжести санкций, устанавливающихся с учетом как
характера и степени общественной опасности деяний, так и типичных для различных преступлений
отягчающих и смягчающих обстоятельств, данных об особенностях соответствующих контингентов
преступников *(285).
Характерно, что и Т.А. Лесниевски-Костарева дифференциацию рассматривает как
деятельность законодателя по установлению различных уголовно-правовых последствий в зависимости
от характера и типовой степени общественной опасности преступления и личности виновного *(286).
Исходя из данных определений можно сделать вывод, что субъектами дифференциации
уголовной ответственности являются законотворческие органы, а основной задачей - такой подход к
конструированию уголовно-правовых норм, который мог бы в дальнейшем обеспечить для
правоприменительных органов возможность индивидуального назначения наказания и иных мер
уголовно-правового характера.
Указанные признаки в большей степени характеризуют дифференциацию уголовной
ответственности как принцип уголовно-правовой политики, нежели принцип уголовного
законодательства *(287), посредством которого реализуются основные направления уголовно-правового
воздействия на преступность на данном определенном этапе развития общества и государства. В то же
время на уровне правоприменения происходит индивидуализация уголовной ответственности,
основанная на "дифференциации, заложенной в уголовном законе, но применительно к конкретным
обстоятельствам совершенного преступления и к конкретной личности лица, совершившего
преступление" *(288). В свою очередь, принцип индивидуализации наказания и иных мер уголовно-
правового характера в настоящее время как раз и является основной составляющей принципа
справедливости.
Основываясь на изложенном, мы не можем согласиться с тем, что принцип дифференциации
уголовной ответственности не должен быть включен в систему принципов уголовного законодательства
ни в качестве самостоятельного принципа, ни как часть принципа справедливости.
3. Существование принципа демократизма в период действия УК РСФСР 1960 г. признавали
практически все ученые *(289). На сегодняшний день этот принцип содержится в уголовных кодексах
республик Киргизия, Узбекистан, Таджикистан.
Несмотря на то что УК РФ не предусматривает рассматриваемый принцип, некоторые авторы
полагают, что это не вполне обоснованно. Так, И.Г. Набиев считает, что в интересах более успешного
решения задач уголовного законодательства и достижения целей наказания необходимо "вернуться к
ряду известных ранее форм участия общественности в процессе назначения, исполнения наказания и
освобождения от него, а среди принципов уголовного законодательства закрепить и принцип
демократизма" *(290).
Есть и иные точки зрения. Например, Т.В. Кленова включает принцип демократизма в число
принципов кодификации, а не уголовного права, поскольку он "объективно не может предопределять
основание и пределы уголовной ответственности. Принцип демократизма, положенный в основу
правотворческого процесса, определяет содержание норм его подготовительной и установительной
стадии, например, персонификации авторства законопроектов, их конкурса, научной экспертизы,
обсуждения населением, слушаний в Государственной Думе Российской Федерации" *(291).
По мнению С.Г. Келиной и В.Н. Кудрявцева, принцип демократизма проявляется в уголовном
праве в том, что "трудовые коллективы и общественные организации по их ходатайству или с их
согласия могут быть в случаях, предусмотренных законом, привлечены к исправлению лиц,
совершивших преступления" *(292).
В отличие от УК РСФСР 1960 г. в УК РФ нет норм, предусматривающих участие граждан и
трудовых коллективов в исправлении лиц, совершивших преступления. Поэтому на сегодняшний день
мы не можем говорить о целесообразности включения данного принципа в систему принципов
уголовного законодательства, поскольку он не находит своего отражения в нормах уголовного закона. В
перспективе, если такого рода нормы появятся в УК РФ, это может послужить основанием для
возвращения принципа демократизма.
Следует также отметить и тот факт, что, по мнению некоторых авторов, в том числе М.Д.
Шаргородского, принцип демократизма выражается в уголовном праве в равенстве всех перед законом
независимо от пола, нации и расы *(293), что еще раз подтверждает вывод о том, что в настоящее время
нет необходимости в законодательном закреплении данного принципа.
4. В последнее время в юридической литературе все чаще стал обсуждаться вопрос о
включении в систему принципов уголовного законодательства принципа целесообразности.
Так, М.В. Бавсун в своем диссертационном исследовании предлагает сформулировать в УК РФ
ст. 7.1, состоящую из двух частей следующего содержания:
"1. Построение структуры уголовного законодательства, а также реализация его предписаний
осуществляются на основе сформулированных в нем целей и задач для достижения социально
полезного результата.
2. Целесообразность в Уголовном кодексе не должна выходить за рамки законности.
Достижение целесообразного результата средствами, не предусмотренными настоящим Уголовным
кодексом, не допускается" *(294).
Что касается первой части, то положение, содержащееся в ней, в целом не требует
доказательств, так как является одной их характерных черт любого нормативно-правового акта. Как
указывает И.Э. Звечаровский, "формулировка задач отрасли права в значительной мере
предопределяет его содержание и систему" *(295). Поэтому мы не видим необходимости в закреплении
данного утверждения в качестве составной части принципа.
Кроме того, некоторые моменты в этом определении нам не совсем понятны. Во-первых, о каких
целях, сформулированных в уголовном законодательстве, идет речь? В ст. 43 УК РФ есть указание
только на цели наказания, но вряд ли автор имел их в виду. Во-вторых, интересно было бы узнать, о
достижении какого социально полезного результата говорит В.М. Бавсун, и возможно ли его достигнуть в
рамках уголовно-правового регулирования? Нам представляется, что для уголовного права эта
категория вообще не приемлема, если только не понимать под ней достижение целей наказания или
выполнение требований принципов, закрепленных в ст. 3-7 УК РФ.
Если обратить внимание на вторую часть предлагаемой статьи, то, как видно из ее текста,
целесообразность здесь определяется через понятие законности, и это не случайно. Эти категории
достаточно схожи, в юридической литературе даже есть мнение, что законность - это и есть
целесообразность, причем высшая *(296). Кроме того, Н.А. Лопашенко пишет, что выделение принципа
целесообразности "вызывает возражение, так как из определения, даваемого М.В. Бавсун, можно
сделать вывод, что этот принцип не что иное, как уже существующий в уголовном праве принцип
законности" *(297). И мы с этим в целом согласны. Так, указание автора на то, что "достижение
целесообразного результата средствами, не предусмотренными настоящим Уголовным кодексом, не
допускается" *(298), на наш взгляд, является не чем иным, как повторением положения,
сформулированного в ч. 1 ст. 3 УК РФ.
5. Не совсем удачное размещение нормы, устанавливающей основание уголовной
ответственности, в гл. 1 "Задачи и принципы Уголовного кодекса Российской Федерации" позволяет
некоторым авторам говорить об этом положении как о принципе системы уголовного законодательства
*(299). С этим нельзя согласиться.
В положении, закрепленном в ст. 8 УК РФ, в отличие от принципов, сформулированных в ст. 3-7
УК РФ, не устанавливается никаких требований ни к нормам уголовного закона, ни к их реализации, а
лишь определяется, что является основанием уголовной ответственности. Кроме того, сам законодатель
разграничивает эти понятия, указывая в ч. 2 ст. 2 УК РФ на то, что для осуществления задач, стоящих
перед УК РФ, устанавливаются в том числе основание и принципы уголовной ответственности
(выделено мной. - Е.Ч.).
Таким образом, мы полагаем, что нельзя говорить об основании уголовной ответственности как
о принципе уголовного законодательства. В свою очередь, В.Д. Филимонов предлагает несколько иной
подход к этому вопросу. Он считает, что необходимо сформулировать новый принцип уголовной
ответственности за совершенное преступление и объединить в нем положение ст. 8 УК РФ и принцип
вины (ст. 5 УК РФ) *(300). В какой-то степени с этим можно согласиться, если исходить из того, что, как
пишет Ю.М. Ткачевский, "совершение общественно опасных деяний - объективное основание уголовной
ответственности, а негативное отношение правонарушителя к запрету их совершения, т.е. вина- ее
субъективное основание" *(301).
6. В.М. Романов считает возможным сформулировать как самостоятельный принцип
недопустимости повторной уголовной ответственности, который предусматривает, что никто не может
нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление *(302).
Нам представляется, что для принципа уголовного законодательства данное положение имеет
слишком ограниченную сферу действия, так как регулирует лишь небольшую группу отношений,
возникающих в том случае, если лицо уже было привлечено к уголовной ответственности. Поэтому
вполне обоснованно считать данное утверждение лишь частью какого-либо принципа, в настоящее
время - принципа справедливости. Возникает вопрос: а оправданно ли это? Мы полагаем, что нет. С
нашей точки зрения, тезис о том, что никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и
то же преступление является не чем иным, как составляющим элементом принципа неотвратимости
уголовной ответственности. 40,3% опрошенных нами ученых считают, что это логически вполне
обосновано *(303). Кроме того, именно такой вариант предлагали В.Н. Кудрявцев и С.Г. Келина в
подготовленной ими теоретической модели Уголовного кодекса *(304). Учитывая тот факт, что данный
принцип не вошел в систему принципов уголовного законодательства, законодатель посчитал, что
рассматриваемое положение вполне может быть частью принципа справедливости, не принимая при
этом во внимание, насколько это решение логически обосновано.
7. В.Д. Филимонов выделяет также принцип стимулирования предупреждения преступлений, их
общественно опасных последствий и исправления осужденных, существование которого, по мнению
автора, выявляется при анализе норм уголовного права, которые определяют обстоятельства,
исключающие преступность деяния, регулируют назначение наказания, освобождение от уголовной
ответственности и наказания и др. *(305)
Анализируя указанную точку зрения, Н.А. Лопашенко справедливо отмечает, что "...первая
половина названного принципа - это не принцип, а задача уголовного права. Что касается второй его
половины, она представляет собой одну из целей наказания, т.е. имеет узкую сферу применения" *(306).
Мы, в свою очередь, полагаем, что положение, выделяемое В.Д. Филимоновым в качестве
принципа, является не чем иным, как методом уголовно-правового регулирования. Об этом пишет и сам
автор, хотя и в несколько ином аспекте. По его мнению, принцип стимулирования предупреждения
преступлений, их общественно опасных последствий и исправления осужденных представляет собой
юридическое выражение одного из методов правового регулирования поведения людей - метода
поощрения *(307). Однако, как нам представляется, это утверждение не совсем верно. Категории
"принцип" и "метод" являются самостоятельными, каждая из которых выполняет только ей присущие
функции, они не взаимозаменяемы.
Таким образом, из всего сказанного выше следует, что, на наш взгляд, в систему принципов
уголовного законодательства должны входить следующие принципы: принцип законности (ст. 3 УК РФ),
принцип вины (ст. 4 УК РФ), принцип неотвратимости уголовной ответственности (ст. 5 УК РФ), принцип
справедливости (ст. 6 УК РФ), принцип равенства граждан перед законом (ст. 7 УК РФ) и принцип
гуманизма (ст. 8 УК РФ).
Кроме того, мы полагаем, что, исходя из сложных внутренних связей, существующих между
элементами рассматриваемой системы, должно быть именно указанное расположение принципов. В то
же время следует отметить, что в юридической литературе есть иные точки зрения по данному вопросу.
Так, В.В. Мальцев предлагает свой порядок размещения принципов в УК РФ, а именно: принцип
справедливости, равенства граждан перед законом, гуманизма, законности, личной и виновной
ответственности, неотвратимости наказания *(308).
С одной стороны, может показаться, что вопрос о расположении принципов имеет больше
теоретическое значение, и определенным достижением законодательной техники является сам факт
отражения их в тексте уголовного закона. Но, с другой стороны, заметим, что УК РФ - это единый
нормативно-правовой акт, где все положения должны быть логически связаны между собой, тем более
если речь идет о системе принципов уголовного законодательства, для которой, кроме внешних,
характерны еще и достаточно сложные внутренние связи между элементами. В идеале эти связи
должны учитываться законодателем.
Подводя итог, хотелось бы отметить, что система принципов уголовного законодательства
имеет важное значение, выступая в качестве своеобразной призмы, через которую мы должны
рассматривать все действующие уголовно-правовые нормы, а также изменения и дополнения, вносимые
в них, на предмет их обоснованности, целесообразности и необходимости. Только четкая, закрепленная
в законе система принципов уголовного законодательства может являться признаком стабильности
соответствующей отрасли права. Мы полностью разделяем точку зрения Г.О. Петровой, которая
полагает, что "чем полнее и четче принципы закреплены в законе, тем действенней они реализуются в
уголовно-правовом регулировании общественных отношений" *(309).
Глава III. Проблемы законодательной регламентации принципов уголовного законодательства
§ 1. Принцип законности
Принцип законности сформулирован в ст. 3 УК РФ: "1. Преступность деяния, а также его
наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим кодексом. 2.
Применение уголовного закона по аналогии не допускается".
С формулировкой части первой данной статьи согласны практически все авторы. Ее содержание
отражает смысл классической римской формулы: nullum crimen, nullum poena sine lege - нет
преступления, нет наказания без указания на то в законе.
Еще раз обращаем внимание на то, что принципы являются требованиями, обязательными не
только для правоприменительных, но и для законодательных органов, следовательно, к их закреплению
в нормах уголовного закона должно предъявляться повышенное внимание. Именно с учетом этих
требований должны строиться все остальные нормы.
К сожалению, так бывает не всегда. В действующем УК РФ есть положения, которые
противоречат принципам, закрепленным в ст. 3-7 УК РФ. Наиболее приемлемый вариант - это
исключение или изменение уголовно-правовых норм, содержащих такие положения. Однако не все так
просто. Есть случаи, когда указанный вариант нельзя применить в силу сложившейся традиции, т.е.
когда исключение той или иной нормы невозможно без изменения концепции всего уголовного
законодательства.
Так, например, вполне устоявшееся в теории и практике правило действия уголовного закона во
времени, закрепленное в ст. 9 УК РФ, согласно которому "преступность и наказуемость деяния
определяются уголовным законом, действовавшим во время совершения этого деяния", противоречит
положению ч. 1 ст. 3 УК РФ, а именно тому, что "преступность деяния, а также его наказуемость и иные
уголовно-правовые последствия определяются только настоящим кодексом". Возникает следующая
ситуация: если лицом совершено преступление в период действия УК РСФСР 1960 г., то преступность и
наказуемость этого деяния будут определяться этим Уголовным кодексом, за исключением случаев,
предусмотренных в ст. 10 УК РФ.
Можно привести еще несколько аналогичных примеров. Так, согласно ч. 4 ст. 11 УК РФ, вопрос
об уголовной ответственности дипломатических представителей иностранных государств и иных
граждан, которые пользуются иммунитетом, в случае совершения этими лицами преступления на
территории Российской Федерации разрешается в соответствии с нормами международного права. Это
же касается и уголовной ответственности за преступления против военной службы, совершенные в
военное время либо в боевой обстановке, которая в соответствии с ч. 3 ст. 331 УК РФ, определяется
законодательством РФ военного времени.
Исключать или изменять подобные нормы, на наш взгляд, просто нецелесообразно, так как они
уже твердо укоренились в российском уголовном законодательстве.
Своеобразный выход из сложившегося положения был предложен Д.В. Кияйкиным. Он
указывает на необходимость закрепления примечания к ст. 3 УК РФ, в котором перечислялись бы
указанные выше исключения. По мнению автора, оно должно состоять их двух пунктов: "1. Уголовная
ответственность за преступления против военной службы, совершенные в военное время либо в боевой
обстановке, определяется законодательством Российской Феде-рации военного времени. 2. Вопрос об
уголовной ответственности дипломатических представителей иностранных государств и иных граждан,
пользующихся иммунитетом, в случае совершения этими лицами преступления на территории России
разрешается в соответствии с нормами международного права" *(310).
Данная точка зрения, на наш взгляд, заслуживает внимания, однако она не лишена недостатков.
Во-первых, указанным примечанием охватываются не все предусмотренные уголовным законом случаи.
А во-вторых, представляется, что не совсем корректно вводить примечания к нормам-принципам, так как
последние имеют свои особенности, и мы уже обращали на них внимание. Так, предписания норм-
принципов должны быть лаконичны и кратки, а также обладать высоким уровнем обобщения.
Мы полагаем, что один из возможных путей решения проблемы противоречия некоторых
уголовно-правовых норм принципу законности состоит в том, чтобы внести дополнение в саму норму,
т.е. в ч. 1 ст. 3 УК РФ. Она может выглядеть следующим образом: "Преступность деяния, а также его
наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом, за
исключением случаев, прямо указанных в нем". Таким образом, указанные выше положения уголовного
закона (ст. 9 УК РФ, ч. 4 ст. 11 УК РФ, ч. 3 ст. 331 УК РФ) не будут противоречить принципу законности и,
следовательно, нет необходимости в их исключении или изменении.
В отличие от ч. 1 ч. 2 ст. 3 УК РФ вызывает в юридической литературе оживленную научную
дискуссию, суть которой сводится к решению вопроса о необходимости существования такой нормы.
Большинство авторов полагает, что указание на запрет аналогии уголовного закона,
содержащийся в ч. 2 ст. 3 УК РФ, является излишним *(311), так как в ч. 1 ст. 3 УК РФ "не только
выражена суть принципа законности, но также весьма ясно обозначено и требование о недопустимости
аналогии преступления, наказания и иных уголовно-правовых последствий, ибо именно они
"определяются только настоящим Кодексом", а следовательно, предполагается обязательное наличие и
норм, специально им посвященных" *(312).
В какой-то степени с этим утверждением можно согласиться. Однако, на наш взгляд, нет
необходимости в исключении части второй указанной нормы, так как она не повторяет, а дополняет
первую часть. Попробуем доказать этот тезис.
Толкование нормы, предусмотренной ч. 1 ст. 3 УК РФ, позволяет некоторым исследователям
сделать следующий вывод: аналогия закона в уголовном праве ограничивается только рамками
преступления, наказания и иных уголовно-правовых последствий, в то время как допустима, например,
аналогия норм Общей части *(313) или аналогия в отношении возможного устранения или смягчения,
соответственно, преступности и наказуемости деяний *(314) и т.д. Мы полагаем, что в настоящее время
эта точка зрения несостоятельна, поскольку есть еще ч. 2 ст. 3 УК РФ, в которой как раз и содержится
прямой запрет на применение аналогии в отношении всей отрасли уголовного права. И, следовательно,
упразднение этой нормы позволит на вполне законном основании применять в некоторых случаях
уголовно-правовые нормы по аналогии. А это, по мнению ряда ученых *(315), и мы с ними полностью
согласны, недопустимо. Однако эту точку зрения разделяют не все авторы.
Следует отметить, что в юридической литературе дискуссионным остается вопрос о том,
возможен ли полный запрет аналогии закона в уголовном праве *(316).
Так, например, В.В. Мальцев указывает на то, что "безусловно, ясна невозможность полной
аналогии закона... применительно к установлению признаков состава преступления, содержанию
наказания и иных уголовно-правовых последствий" *(317). М.А. Кауфман, в свою очередь, определяет,
что "наличие в уголовном законодательстве пробелов, необходимость их немедленного восполнения в
процессе разрешения уголовных дел не позволяют считать достаточными социально-юридические
основания полного отказа от аналогии при применении уголовного закона" *(318).
Такой подход к рассматриваемому вопросу, несмотря на всю свою убедительность, на наш
взгляд, все же недостаточно оправдан.
Прежде всего обратимся к понятию "аналогия закона". Так, по мнению А.В. Наумова, она
представляет собой "восполнение пробелов в праве, когда закон применяется к случаям, прямо не
предусмотренным, но аналогичным тем, которые непосредственно регулируются этим законом" *(319). В
некоторых отраслях права (например, в гражданском) аналогия разрешена, однако она все равно
считается исключительным средством. Причем следует сразу оговорить, что данный способ не
устраняет пробел в праве, а лишь преодолевает его применительно к конкретной ситуации.
Учитывая специфику уголовного права, обусловленную прежде всего его карательным
характером, считаем, что какими благими ни были бы цели применения аналогии, она не допустима в
данной отрасли права, и следует помнить о том, что "восполнение пробела права - это прерогатива
законодателя, а не органа, осуществляющего применение права" *(320). Что же касается выхода из
сложившейся ситуации, то, как пишет Н.А. Лопашенко, "существует только один выход для преодоления
аналогии закона - законодательное совершенствование закона, внесение в него изменений. И чем
быстрее будут внесены соответствующие изменения, тем быстрее будет восстановлен в полном объеме
принцип законности" *(321).
Подведем итог сказанному. На наш взгляд, должен существовать полный запрет аналогии
закона в уголовном праве, что на сегодняшний день и закрепляется в ч. 2 ст. 3 УК РФ. Таким образом,
мы полагаем, что данную уголовно-правовую норму необходимо сохранить. Кроме того, ее исключение,
как нам представляется, приведет лишь к дополнительным спорам о возможности применения аналогии
к тем или иным случаям в зависимости от потребностей практики. Как справедливо отмечает М.А.
Кауфман, именно "многочисленные факты продолжающегося применения уголовного закона по
аналогии, видимо, и заставили законодателя не просто отменить аналогию путем указания в
определении преступления на его запрещенность уголовным законом, а ввести категорический запрет
на ее применение в ч. 2 ст. 3 УК РФ 1996 г." *(322).
Помимо рассмотренных выше проблем законодательной регламентации принципа законности, в
юридической литературе достаточно часто обсуждаются и иные, а авторами предлагаются различные
изменения и дополнения существующей формулировки этого принципа.
Например, С.Г. Келина и В.Н. Кудрявцев считают, что в принцип законности должны включаться
и иные положения, например, никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а
также подвергнут наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом *(323); лицо,
признанное виновным в совершении преступления, несет обязанности и пользуется правами,
установленными законом *(324); содержание уголовного закона следует понимать в точном соответствии
с его текстом *(325).
Два первых дополнения, как нам представляется, носят уголовно-процессуальный характер и в
настоящее время являются принципами уголовного судопроизводства, закрепленными в УПК РФ (ст. 8 и
ст. 11), поэтому включение их в содержание уголовно-правового принципа законности привносит в текст
уголовного закона уголовно-процессуальные аспекты, что, по мнению Ю.Е. Пудовочкина и С.С.
Пирвагидова, недопустимо *(326).
Что же касается третьего дополнения, то мы рассмотрим его более подробно, так как оно
выражает суть проблемы применения расширительного и ограничительного толкования.
В целом вопрос о толковании закона, по мнению М.Д. Шаргородского, является одним из
наиболее сложных в теории права вообще и уголовного права в частности *(327). Перед толкованием
стоит цель установления и раскрытия выраженной в законе или ином нормативном акте воли
законодателя. А результатом является правильное понимание действительного его смысла *(328).
В теории права выделяют несколько видов толкования, но нас в большей степени интересует
толкование по объему, в рамках которого выделяют три вида: буквальное, расширительное
(распространительное) и ограничительное *(329).
Некоторые авторы полагают, что только буквальное толкование можно считать единственно
верным и приемлемым с точки зрения принципов уголовного права *(330).
В юридической литературе существуют и иные точки зрения.
Так, С.С. Алексеев указывает на то, что "распространительное и ограничительное толкования
свойственны толкованию как таковому" *(331).
По мнению В.И. Наумова, применение расширительного и ограничительного толкования вполне
возможно, так как это обусловлено тем, что, "во-первых, существует не мало других близких по
содержанию норм, которые могут повлиять в ту или другую сторону при толковании (уяснении) взятой
нормы. Во-вторых, словесное выражение нормы не всегда может четко выражать то содержание,
которое в нее закладывалось" *(332).
Я.М. Брайнин отмечает, что "ошибка ученых, возражающих против распространительного и
ограничительного толкования, состоит в том, что, по их представлению, эти виды толкования изменяют
объем действия правовой нормы в противоречие с волей законодателя. На самом деле это не так.
Правильное применение в необходимых случаях распространительного или ограничительного
толкования помогает установить подлинную волю законодателя" *(333).
Анализ указанных выше позиций вызывает у нас несколько вполне закономерных вопросов: во-
первых, как определить волю законодателя, т.е. как установить тот истинный смысл, который
законодатель вкладывает в ту или иную норму? А во-вторых, как соотносятся между собой толкование
закона с запрещенной УК РФ аналогией закона?
Что касается первого вопроса, то нам представляется, что ответ на него очевиден: определить
волю законодателя может только сам законодатель. И это вполне логично. Только тот, кто принимает
закон, а не тот, кто его применяет, может разъяснить смысл и содержание его норм.
На разных этапах исторического развития вопрос о толковании законов судами решался
неоднозначно. Так, в древности в большинстве случаев законодатель требовал, чтобы при неясности
или неполноте законов обращались за разъяснениями к императору, царю или другому лицу,
возглавлявшему государство *(334). Чезаре Беккариа писал: "судьям не может принадлежать право
толковать уголовные законы исключительно в силу того, что они не являются законодателями...
Недостатки, связанные с точным следованием букве уголовного закона, ничтожны по сравнению с
недостатками, вызываемыми толкованием" *(335). Монтескье, рассматривая вопрос о разделении
властей, указывал на то, что "...судьи народа не более как уста, произносящие слова закона -
безжизненные существа, не могущие ни умерить его силу, ни смягчить его суровость" *(336).
Отрицательное отношение к судебному толкованию было и в царской России. Статья 65 Свода
законов до судебной реформы 1864 г. гласила, что "Законы должны быть исполнены по точному и
буквальному смыслу оных, без всякого изменения или распространения..." *(337).
В свою очередь, В.Д. Спасович отмечал, что "закон должен быть применен с толком и
разумением, что одно только толкование дает закону жизнь и смысл; толкование его может быть
широкое и может быть узкое; то толкование истинно, которое ближе всего подходит и цели и
намерениям законодателя" *(338).
Мы полагаем, что толкование - это необходимый элемент правоприменительного процесса. Как