бон» [Гумилев—Кузнецов 1970,
72].
Именно ее имеет в виду Дж.Туччи,
когда утверждает, что бон — это не популярные верования, а сложное
религиозное учение [Tucci
1980, 293].
Затем
бон испытал на
себе
сильнейшее влияние тибетского буддизма
и
зачастую стал восприниматься в качестве одной из его сект.
Даже
если
предположить, что бон — это ранний буддизм, нельзя не видеть в нем
имитацию многих черт позднего буддизма тибетцев. Во всяком случае,
практикуемый ныне бон относится именно к этой его форме. У бонцев
есть
свой Будда —
Шенраб-Мибо.
Мы мало знаем о главном пророке
бона.
Шенраб-Мибо
— не имя, а прозвище или титул, который перево-
дится
как «Совершенный шаман (или жрец), великий человек». Бонцы
утверждают, что он был современником Будды Шакьямуни и родился в
стране Тагцзик (Иран). Но жил ли он на самом деле, сказать трудно, так
как никаких точных исторических фактов о нем мы не знаем. Единствен-
ное,
что можно сказать с определенностью: его мифологическое жизне-
описание удивительно напоминает биографию Будды Шакьямуни. Бон-
цы имеют также канон, который носит знакомое название Канчжур. Есть
и
собрание комментариев к нему. Был в их истории свой реформатор,
подобный Цзонхаве, — Шерабчжалцан. Он организовал
первый
бон-
ский монастырь в Манри
(Цзан),
после чего бонцы создали сеть мона-
стырей, подобную существующей в секте гэлугпа.
Даже
годы его жизни,
которые приводят бонцы, подозрительно напоминают годы жизни
Цзон-
хавы —
1356-1415
[Kvaerne 1985, 5].
Ученых всегда ставило в тупик утверждение последователей бона о
существовании шаншунгского языка, на котором первоначально рас-
пространялось их святое учение. То есть ставило их в тупик, конечно, не
утверждение,
а сам язык. Есть, например, словарь шаншунгского языка
[Haarh
1968].
Некоторые бонские
книги
имеют подзаголовки на шан-
шунгском языке [Hoffmann 1950, 222, примеч. 1]. Многие пытались их
прочитать. Но в конце концов большинство ученых
пришли
к выводу,
что,
возможно, шаншунгский язык и существовал в древности, возмож-
но,
это был какой-то западнотибетский диалект с элементами иранского
влияния [Haarh 1968, 26] или иранский диалект с элементами тибетского
влияния [Кузнецов 1998, 284), а возможно, и вовсе некий индоевропей-
ский язык без всякого влияния
[Stein
1995,
35],
но то, что сейчас подра-
зумевается
под ним, есть «фикция, а заголовки, написанные якобы на
каком-то иностранном языке, — простая абракадабра» [Hoffmann 1967,
84-85].
Ю.Н.Рерих более
мягко
называет этот язык искусственным
[Рерих
Ю.Н. 1994, 330]. Опять подражание буддизму, на этот раз —
имитация тайного божественного языка, подобие санскрита у тибетских
буддистов.
Почему
же бон стал так похож на тибетский буддизм? Если
принять
теорию о боне как о буддизме, пришедшем в Тибет из Индии нескольки-
ми веками ранее его официального принятия в VII в., то ответ надо искать
в смешении бона с местными культами, так же как это потом произошло
с
«поздним» буддизмом. Если же посчитать бон другой, небуддийской
60