Цендина А.Д. И страна зовется Тибетом

Подождите немного. Документ загружается.

тантрические ритуалы связаны с актами соития. Естественно, у монахов,

практиковавших тантрические упражнения, были постоянные партнер-

ши, так как не всякая женщина подходит для обряда. Только та, у ко-

торой

течение внутренней энергии совпадает с таковой у партнера и

может

составить с ней единый цикл, участвовала в обряде.

Эти

женщины

были весьма почитаемы в обществе, потому что, считалось, они владеют

эзотерическим

знанием, дающим им власть над

высшими

силами.

Рассказывают,

что некоему учителю Ринцзин-Нудэндорчже явился в

видении Падмасамбхава и предсказал, что тот обнаружит священный

текст,

если совершит тантрический обряд с женщиной, которая должна

скоро

прийти в монастырь. Действительно, такая женщина появилась.

Звали

ее Ягэ-Кунсандолма. Учитель дал ей буддийское посвящение и

вступил с ней в «тантрическое» общение, после чего немедленно нашел

нужный текст. Впоследствии, когда ему было необходимо разыскать

еще

какое-нибудь священное сочинение, он призывал Ягэ-Кунсандолму.

хотя он уже обладал значительным тайным знанием и мог сам обна-

руживать тексты, она всегда помогала своему

гуру.

Говорят, Ринцзин-

Нудэндорчже

открыл огромное количество священных

книг...

[Havnevik

1989,74-75].

Наиболее

многочисленными радетельницами учению были простые

монахини. Обычно монашеские обеты принимали в старости. Когда бы-

ли

выращены

все дети и похоронены все мужья, совершены все грехи и

познаны все радости, когда близился решающий миг ухода и высшего

суда,

старушки брили головы, принимали обеты начальной монашеской

ступени и приступали к молитве. Иногда они совершали паломничества к

святым местам, бродили по городам и селам, прося милостыню. Но чаще

всего

сидели дома, бормотали простейшие мантры, вертели молитвен-

ные колеса и грелись на солнышке.

Тибете существовали (существуют и сейчас) и общины мона-

хинь — женские монастыри. Бытует устойчивое мнение, что в монахини

шли в основном бедные, гонимые, осиротевшие или уродливые девушки,

которым в

миру

было трудно наладить сносную жизнь. Наверное, это

правда,

хотя,

конечно, были среди них и такие, кто следовал внутрен-

нему

призыву

посвятить свою жизнь учению.

Известно,

что некоторые

монастыри, наоборот, славились тем, что в них пребывали пригожие

девицы из богатых и

даже

аристократических семей. Мне говорили, что

особенно

много таких монахинь появлялось во время войн и смут, когда

количество достойных женихов резко падало. Впрочем, ходили и другие

слухи

об

этих

обителях благочестия...

Есть

сведения, что какие-то монастыри были общими. В некоторых

из

них монахи и монахини совместно участвовали в религиозных обря-

дах,

а жили раздельно и пользовались «высокою репутациею за чистоту

нравов»

[Дас 1904, 169, примеч.

1].

В других — и жили вместе, а «дети их

приготовлялись к тому же роду занятий» [Дас 1904,

298].

Общие жен-

ско-мужские

монастыри — «обычное явление в секте ньинма», — пишет

С.Ч.Дас.

Но и в кагьюпа целибат для монашеского ордена был

180

необязателен, соответственно это распространялось и на женщин. Оби-

тели кагьюпа, где проживали замужние монахини, были распространены

основном в Цзане. Мужья монахинь проживали со своими подругами,

помогая им во всем, чтобы у тех было больше времени на служение

учению.

По

некоторым данным, до середины XX в. женских монастырей в Ти-

бете

было более 800 (в одной

Лхасе

— 18), а монахинь — около 30 тыс.

Большинство из них относилось к кагьюпа и ньинмапа —

двум

главным

«дореформенным» сектам тибетского

буддизма.

Это подтверждает тот

факт,

что женские монастыри — явление довольно старое в Тибете и уже

с XIV в.

идущее

на спад. Однако были и такие обители, в которых жили

монахини гэлугпа, сакьяпа и

даже

бонпо и

других

небольших сект. Как

правило, в женских монастырях проживало от 10 до 50 монахинь, но в

некоторых, особенно известных и почитаемых, собиралось до нескольких

сотен ани или чжомо, как нызывают монахинь в Тибете. Из самых круп-

ных женских монастырей можно назвать кагьюпаские Гэчаг-Тэгчен-

Чжанчжублинг в Кхаме и Гало к западу от Лхасы, а также ньинмапаский

Шугсэпгон.

Возникновение женских монастырей происходило разными путями.

Иногда мужские монастыри

учреждали

что-то вроде

«дочерних»,

кото-

рыми затем и руководили. Например, Нэчунри в

Лхасе

был как бы

«отделением»

монастыря Сэра. В нем проповедовали Учители из Сэры,

монахини получали от них посвящения и руководство в своей рели-

гиозной деятельности,

даже

главой Нэчунри считался монах из Сэры.

других

случаях

сами монахини, обычно почитательницы какого-

нибудь известного учителя, собирались вокруг него и устраивали свои

кельи недалеко от его местопребывания. Иногда такими учителями бы-

ли и женщины. Известно, что монастырь Шугсэпгон был организован

Чжебцзун-Лочен, известной женщиной-проповедницей.

Женские монастыри отличались

друг

от

друга

примерно так же, как и

мужские, —- по сектам, по размерам, по

статусу,

по

богатству.

Но одно

было характерно для

всех

— они были ниже мужских по значению. Там

практически не обучали традиционным буддийским наукам — логике,

философии,

поэтике; монахини не участвовали в знаменитых буддий-

ских

диспутах,

их не приглашали для совершения важных обрядов, они не

получали высших буддийских званий. Основным занятием для них было

чтение молитв и отправление обычных каждодневных ритуалов в своей

обители. При встрече с монахом монахиня должна была приветствовать

его первая, но не заговаривать и не смотреть на него прямо. По-видимому,

это было связано с тем, что бытовое сознание отказывает женщине в

достижении состояния просветления, несмотря на то что теоретически

буддизм

такую

возможность допускает, но, конечно, после перерожде-

ния

ее мужчиной.

Чаще всего монахини исполняют ритуалы, посвященные богине Таре.

Во всяком случае, во многие дома их приглашают именно для чтения мо-

литв Таре. Большое число монахинь занимается тантрической практи-

181

кой.

Есть такой ритуал, называемый

«чод»

(gcod, «отрезание»). Молитву

чод читают ночью, преимущественно на кладбище, в пещерах, в лесу и

прочих уединенных и темных местах. Ведь там больше всего демонов и

чертей. А они необходимы, так как практикующий чод медитирует и по-

следовательно представляет картину пожирания своего тела демонами.

Считается, что это очень полезно для ослабления привязанности к жизни

к своему «я». Символом победы над демоническими силами

служат

флейта иэ человеческой берцовой кости и барабанчик из черепа. Ритуал

чод совершают обычно монахини, так как основательницей традиции

является знаменитая монахиня йогиня Мачжиглабдрон

(1055-1143).

Есть легенда о том, что Аку-Томпа, или дядюшка Томпа, своеоб-

разный

трйкстер тибетского фольклора, специально ездил по женским

монастырям Тибета, где без устали вступал в интимные отношения с

монахинями.

Совершал он это единственно для того, чтобы опорочить

их, лишить монахинь уважения. Дело в том, что женские монастыри

начали составлять серьезную конкуренцию мужским: девичьи голоса

были мелодичнее и приятнее для

слуха,

люди все чаще приглашали для

отправления ритуалов и чтения молитв женщин, а монахи терпели

убыт-

ки.

Не знаю, так это или нет, но то, что теперь женские монастыри нахо-

дятся в упадке, действительно так.

Никаких

особо бурных событий, никаких прорывов в

эконо-

мике,

культуре

или мысли в середине

XVIII

в. не происходило.

Тибетцы производили те же продукты, пользуясь теми же ору-

диями,

что и много веков назад. Возьмите две любые тибетские

книги,

написанные в XIV и в

XVIII

в., и вы вряд ли сможете опре-

делить время их создания, если, конечно, не знаете авторов,—

все это один пласт одной литературы, хотя между ними такая же

временная разница, как между «Задонщиной» и одами Держави-

на.

Казалось бы, Тибет не

ждет

никаких катаклизмов, впереди —

тихое течение реки истории, с незначительными событиями и без

больших катастроф. Однако постепенно в истории Тибета обо-

значился совершенно новый фактор, который через какое-то

время взорвет его жизнь. Я имею в виду отношения с Западом,

точнее, с Великобританией. Привычная для этой страны система

внешних сношений, которую можно свести к детской считалочке

«Индия,

Китай — а ну-ка, вылетай», рушилась. На арену выходили

другие

державы,

другие

силы. Мир менялся, и не меняться внут-

ри

него было нельзя. Тибет попытался сохранить себя в

«чистоте»

раннего средневековья, но не смог.

Началом этого можно считать войну с гуркхами, которые жили на

территории небольшого княжества в Гималаях. К концу 60-х годов

XVIII

в. они завоевали обширные земли вокруг непальской доли-

ны,

и их вождь провозгласил себя правителем большого королев-

182

ства Непал. А уже в 1788 г. они начали войну с Тибетом. Причи-

нами

войны послужил конфликт по поводу непальской монеты.

Разобраться в этом не так просто.

Тибетцы не чеканили своей монеты и не печатали своих банк-

нот.

Они пользовались чужими — непальскими монетами и ки-

тайскими

слитками серебра. После 1720 г., когда в Тибет была

приглашена китайская армия, изгнавшая джунгар, количество

серебра там резко увеличилось. Оно стало перетекать в Непал,

где из него чеканили монеты низкой пробы и отправляли обратно

Тибет. Тибет обратился к Непалу с просьбой прекратить такую

практику и производить полноценные монеты. Новый гуркхский

правитель Непала приказал отчеканить монеты высокой пробы и

попросил

тибетское правительство способствовать введению их

обращение. В качестве условия своего согласия тибетские са-

новники

предложили Непалу забрать всю старую, негодную мо-

нету, что было равнозначно отказу, так как претворить это усло-

вие в жизнь не представлялось возможным. И

тогда

Непал напал

на

Тибет.

Реальные причины войны лежали, конечно,

глубже.

Во-пер-

вых, за инспирированием конфликта по поводу монеты скрыва-

лись страх непальских властей потерять в лице Тибета многове-

кового экономического партнера и стремление

удержать

его, хо-

тя бы силой. Во-вторых,

гуркхи

вели завоевательные войны —

собственно, так они пришли к власти в Непале. После завоевания

Непала

их экспансионистский взгляд обратился к югу Тибета, где

было расположено много богатых монастырей. А

в-третьих,

и в

самом Тибете были силы, которые и тайно, и явно поддерживали

гуркхов

и, преследуя свою

выгоду,

обещали им помощь. Так, сре-

ди них был брат только что умершего Третьего (Шестого) пан-

чен-ламы, являвшийся иерархом красношапочных кармапасцев.

Его глубоко

«тревожило»

будущее

наследства Панчен-ламы, в

результате

чего он оказался врагом лхасского правительства,

считавшего наследство Панчен-ламы собственностью секты гэ-

лугпа.

В целом, было похоже, что секты Цзана решили пойти тем

же путем, что и гэлугпа в свое время, — опереться на чужезем-

ную военную поддержку в борьбе за свое влияние.

Так

или иначе, вскоре после своего вторжения

гуркхи

захва-

тили тибетские районы, которые обеспечивали им продвижение

Шигацзе и монастырю Ташилхунпо. Тибетское правительство

послало

туда

армию, но она не смогла дать

гуркхам

должный от-

пор.

Пришлось подписать унизительный для Тибета договор, по

которому он обязывался платить Непалу ежегодную контрибу-

183

цию,

а Непал в ответ отводил войска из тибетских районов. Од-

нако

Тибет вскоре перестал платить дань,

тогда

гуркхи

вновь на-

пали

на него и стали действовать еще более агрессивно, заняв

даже

ШИгацзе, разграбив все монастыри, встретившиеся им на

пути, уничтожив множество произведений тибетской архитекту-

ры и искусства.

Лхасу

охватила паника. Но у тибетцев в запасе всегда был

один

стратегический «маневр», который они использовали во все

времена, кроме периода существования великой Тибетской им-

перии.

Этот маневр приносил им быстрый

успех

и нескончаемые

проблемы. Я имею в виду привлечение чужеземных войск. Ко-

нечно,

Китай осуществлял сюзеренитет над Тибетом, и участие

китайской

армии в войне с гуркхами — как

будто

закономерное

явление.

В действительности все не так просто. Вопрос об этом решал-

ся

Хунли долго и, наверное, мог получить совсем иную развязку.

Ведь

в более поздних войнах (с дограми в 1841 г. и во второй

войне

с гуркхами в 1855 г.) никакие китайские войска не

участ-

вовали. На этот же раз маньчжурский император послал в Тибет

тринадцатитысячную армию, которая в 1792 г. разгромила не-

пальцев. Эта война не решила проблем с гуркхами, хотя

между

Тибетом и Непалом был подписан мирный договор, и Непал

даже

как

будто

признал верховенство над собой Пекина. Зато она по-

родила две

другие

проблемы — упрочение маньчжурского при-

сутствия в Тибете и развитие тибетской ксенофобии.

Тибетцы, по-видимому, не ожидали войны с гуркхами и не до

конца

поняли ее причину. Непал был их соседом, почти неизменно

миролюбивым, знакомым с незапамятных времен. Поступки не-

пальских царей, купцов, крестьян, ремесленников если и не всегда

вызывали одобрение тибетцев, то всегда были понятны. Однако то,

что война была развязана из-за проблемы, которую явно можно

было решить с помощью переговоров и взаимных подарков, не ук-

ладывалось в головах тибетцев. Так могли поступить только люди с

иным

складом ума, живущие по своим странным законам, совер-

шающие действия, которые никогда не предпримет ни один здра-

вомыслящий

тибетец или непалец, — европейцы. Поэтому тибетцы

уверовали, что непальцев толкнули на войну англичане.

Этому способствовали два обстоятельства. Во-первых, дейст-

вительно, к этому времени относится начало активности англи-

чан

в районе: проникновение в Непал и первые рекогносцировки

по

поводу Тибета. Еще в 1769 г. в Непал было послано первое

английское посольство под началом капитана Килока. Тогда же

184

английские

войска участвовали в подавлении бутанцев, вторг-

шихся в Бенгалию. Третий панчен-лама обратился к англичанам с

просьбой не притеснять бутанцев. Уоррен Гастингс, назначен-

ный

Ост-Индской компанией в 1772 г. управителем Бенгалии,

решил,

что это хороший предлог для того, чтобы завязать с ти-

бетцами дружественные отношения, а затем наладить с ними

торговлю и получить через них

выход

в Китай, а там... В 1774 г.

он

послал к Панчен-ламе молодого шотландца —- Джорджа Богля,

который

с блеском исполнил поручение. Правда, большой мате-

риальной

выгоды Англия после этой миссии не получила, но

Дж.Богль установил с Панчен-ламой добрые отношения (даже

женился

на его сестре), что сулило большие перспективы. Это

очень встревожило маньчжурские власти. А когда через два деся-

тилетия британские правители

Индии,

на самом

деле

находив-

шиеся

в очень сложных и напряженных отношениях с гуркхами,

попытались найти с ними компромисс,

слух

об этом привел ки-

тайцев и тибетцев к убеждению, что Англия оказывает военную

поддержку Непалу [Lamb 1986, 20-22]. И здесь вступило в силу

второе обстоятельство — умение маньчжурских властей навя-

зать окружающим самые невероятные, но полезные им идеи и

использовать для этого разнообразные и иногда неожиданные

средства. На этот раз они стали настойчиво уверять тибетцев в

том, что общение с европейцами грозит им ужасающими послед-

ствиями,

так как те единственной целью своей жизни видят унич-

тожение буддийской веры. Все это сослужило Тибету

плохую

службу,

ознаменовав начало политики изоляционизма, которую

тибетское правительство проводило вплоть до середины XX в.

Среди мотивов таких действий обычно называют нежелание

маньчжурских властей конкурировать с европейской торговлей.

Действительно, в

XVII—XVIII

вв. европейцев боялись на всем Даль-

нем

Востоке. Япония и сама Цинская империя ограничили въезд

белых торговцев в свои страны. Однако причины политики замк-

нутости Тибета лежали, как мне представляется,

глубже.

В них

сплелись интересы пекинского двора, настроения лхасского пра-

вительства, недоверие ламства, суеверие народа. Одной боязнью

торговой конкуренции поведение китайских властей не объяс-

нить,

так как они

хоть

и без большого желания, но все же про-

пускали иностранцев в

другие

районы Китая. Наблюдая стреми-

тельное нарастание присутствия Англии в

Индии,

они попросту

боялись потерять Тибет.

Ведь

их сюзеренитет над Тибетом, осо-

бенно

к концу правления маньчжурской династии, имел почти

символический характер.

185

Но

чего бы стоили усилия китайцев без активного содействия

лхасских вельмож?! Не случайно

труднее

всего, т.е. практически

невозможно,

было попасть именно в

Лхасу

и прилегающие к ней

районы.

Бывали периоды, когда в

Лхасу

не пускали монголов,

китайцев

даже

тибетцев, следовавших из Монголии или Китая!

[Рерих Ю.Н. 1994, 274]. Многие путешественники подходили

Лхасе

на расстояние нескольких дней пути и все же не могли

туда

попасть. По северо-востоку, востоку и западу Тибета евро-

пейские

экспедиции

хоть

и не совсем свободно, но путешество-

вали. Шигацзе довольно часто посещали английские посланцы.

Лхаса

оставалась «заколдованной», «закрытой», «запретной»,

«загадочной».

Сановники

центрального правительства Тибета боялись мно-

гого. Во-первых, захвата его Англией. Тибетцы тяжело перено-

сили

зависимость от китайского правительства, но это не значит,

что они были готовы подчиняться английскому. Во-вторых, они

страшились инфекционных болезней, и прежде всего оспы.

В-третьих—

того же сепаратизма. Если Китай боялся потерять

Тибет, то

Лхаса

боялась лишиться влияния в районах, имевших

своих сильных правителей, таких, как Цзан с панчен-ламой во

главе, который, кстати, проживая на границе с Британской

Инди-

ей,

не раз на свой страх и риск вступал с ней в контакт.

В-четвертых,

позиции Лхасы поддерживались консерватизмом

лам. Именно монахи

трех

главных монастырей, расположенных

вокруг столицы Тибета, — Дрепунга, Сэры и Гандэна, были ини-

циаторами распоряжения правительства, отданного всем погра-

ничным

командирам, о запрещении пропуска в Тибет любых ино-

странных путешественников [Shakabpa 1967, 173]. Между про-

чим,

эта идеологическая стойкость и неподкупность лам подкре-

плялись

тем, что именно монахи гэлугпаских монастырей моно-

польно

владели в Тибете торговлей чаем и англичане с их деше-

вым и высококачественным продуктом были им очень неприятны.

Был

и пятый фактор в этой политике, по своему значению не

самый последний. Тибетцы и сами с большим недоверием отно-

сились

к иноземцам, видя в них не то демонов, не то чудовищ,

приносящих

несчастья. Начиная с И.Дезидери все посещавшие

Тибет постоянно писали о препятствиях, чинимых им местными

жителями, подозревавшими европейцев в каких-то особых отно-

шениях

духами

и демонами. Гюк рассказывал, как он

убеждал

своих собеседников, что они с Габэ вовсе не морские чудовища.

ним согласились, только вспомнив, что морские чудовища «ни-

когда не осмеливаются выйти из моря» [Гюк 1866, 161].

186

А сколько существовало суеверий насчет европейских про-

дуктов

или европейского образа жизни! Цэпон Шакабпа вспоми-

нает: во времена его

детства

люди были убеждены, что вера

внутри человека моментально ослабнет, если он съест конфету

или

помоется с мылом [Shakabpa 1967, 173]. Мыться вообще

считалось вредным: ведь можно смыть все накопленные добро-

детели. Так Тибет вошел в XIX век со страхом перед надвигаю-

щейся

необходимостью «мыться чужим мылом и смывать свои

добродетели», а также страстным желанием противостоять это-

му. Надо сказать,

долгое

время — практически до конца XIX в. —

ему удавалось сохранять сложившееся положение.

Цинский

Китай слабел, но «не сдавался». Конечно, времена

блеска и величия династии Цин были в прошлом, начался закат

маньчжурского правления в Китае. Но он длился очень долго.

В XIX в. Китай сотрясали восстания и войны. Для их подавления

отпора правительству приходилось прилагать все больше и

больше сил. Да и противники изменились: это были уже не толь-

ко

крестьяне с мотыгами, кочевники с кремневыми ружьями и

«варвары»

с пращами, но и англичане и французы, за плечами ко-

торых стояла стремительно развивавшаяся технологическая ци-

вилизация

Европы. Порох, как известно, придумали китайцы, но

применять

его в войне, а не только в праздничных фейерверках

лучше

научились европейцы. Когда империя

«пухнет»,

она стре-

мится завоевать новые земли, когда

«чахнет»

— сохранить status

quo.

Китай старался

удержать

положение, которое сложилось к

этому времени в Тибете.

Надо заметить, и сам Тибет еще не был готов окончательно

уйти от покровительства Китая. Хотя после тибетско-непальской

войны

антиманьчжурские настроения среди населения провин-

ций

Уй и Цзан усилились, так как многие считали, что на самом

деле

урон стране нанесла многотысячная китайская армия, а не

гуркхские завоевания, они вылились лишь в слабые протес-

ты. Тибет все так же не был внутренне един. Кроме того, порой

кажется, что тибетцам было удобно иметь такого покровителя.

В своих отношениях с соседями они научились мастерски ис-

пользовать имя маньчжурского императора. Так, они не раз ссыла-

лись на запрещение императора вступать в контакты с англичана-

ми,

хотя китайские власти иногда сами выступали инициаторами

таких контактов. Или тибетские правители пугали дофов и гуркхов,

с которыми воевали в XIX в., тем, что

«вот-вот

придут китайцы».

Таким

образом, на протяжении всего XIX века в Тибете сохра-

нялось

относительное равновесие. Поэтому-то все очерки по по-

187

литической истории Тибета в описании этого периода чрезвы-

чайно

кратки и скудны.

Цэпон

Шакабпа в своем исследовании

приводит такую

шутку.

В 1810 г. регентом был назначен Дэмо-

Тувдэнчжигмэд, очень знающий лама и опытный политик, правда

периодически страдавший приступами психического расстрой-

ства. А так как в этот период в Тибете не было больших потрясе-

ний,

то у тибетцев была в

ходу

поговорка: «Когда Дэмо безумен,

страна живет в покое» [Shakabpa 1967, 173].

Однако вскоре безумие Дэмо перестало помогать Тибету.

НОВЫЕ ВРЕМЕНА

Европейские

«соседи»

Тибета

Постепенно

поддерживать равновесие

становилось все труднее. С середины XIX в. присутствие англи-

чан на гималайских границах Тибета обозначилось

более

чем

ощутимо и нарастало с каждым годом. Вот как об этом пишет

Х.Ричардсон:

«Начало отношениям с Непалом было положено

в 1816 г. Сегаульским договором, который давал Британии такт

же

прямой контроль над гималайскими районами — Кумаоном

частью Гархвала. В то же время под британский протекторат

была взята

группа

горных княжеств от Тэгри до

границ

Лада-

ка. В 1846 г. Кашмир был отдан махарадже Гулаб Сингху;

Спити и Лахул отделены от Ладака и

включены

в администра-

тивный

район Кангра. Сам Ладак как район, зависимый от

Кашмира, опосредованным путем попал под британское влия-

ние.

Район Дарджилинга, к востоку от Непала, в 1835 г. был

получен от раджи Сиккима.

После

некоторых перипетий были

достигнуты соглашения с Сиккимом в 1861 г. и с Бутаном в

1865

г. Часть последнего — район Калимпонга был присоеди-

нен к Британской Индии. Начиная с 1844 г. была заключена

серия

договоров с вождями малоизвестных горных племен,

проживавших восточнее — между долинами Ассама и гребнем

Гималаев, что обеспечивало безопасность долине Брахмапут-

ры» [Richardson 1962, 73].

Все

эти районы если никогда и не были в прямом подчинении

Тибета,

то традиционно находились под его влиянием и поддер-

живали с ним теснейшие религиозные, торговые, политические

контакты.

Поэтому

Тибет не мог не почувствовать резкое изменение

189