нью конкретных людей и в конечном итоге — с жизнью всей страны.
Незабываем дух, царивший на заседаниях лаборатории, которые вела Л.И.
Божович. Начать с того, что почти никто не опаздывал, потому что сама Лидия
Ильинична всегда приходила вовремя. Этого было достаточно. Никто никогда не
призывал к дисциплине. Напротив, ходовой была присказка Лидии Ильиничны о
том, что у нас опоздать нельзя, всегда кто-то придет после тебя. Но главное, эти
заседания были очень интересными. Некоторые помнятся сотрудникам до сих пор.
Так, новичков поражали, например, те brain storming (и слово и сама процедура в
70-е годы только входили в моду), которые устраивались, когда обсуждение какой-
то проблемы заходило в тупик. Эти шумные обсуждения, которые невозможно
было «считать» с магнитофонной ленты, оказывались неожиданно эффективными.
И не только потому, что все, включая даже молодых лаборантов, действительно
раскованно, и не боясь критики, высказывали порой невероятные идеи, но главным
образом потому, что сама Лидия Ильинична обладала способностью услышать в
этом невообразимом шуме и гаме хорошую идею, продуктивные ходы. (Скажем
здесь в скобках, что аспирантов поражала именно эта ее способность увидеть
«психологические глубины» — ив их, очень незрелых исследованиях, причем это
не было педагогическим приемом).
При этом обычном делом была жесточайшая критика выносимых на обсуждение
работ, где пристрастно анализировалась не только общая позиция автора, но
мельчайшие детали исследования — выбор испытуемых, детали отдельных серий
эксперимента и т.п. Было принято вначале высказываться самым молодым,
неопытным, в конце слово держали «мэтры».
Лидия Ильинична сама ценила критику и очень любила, придя в лабораторию,
поймать кого-нибудь «позуба-стее» и прочитать только что ею написанный текст
именно на предмет критики. Так, одно время в лаборатории работал юный адепт
Г.П. Щедровицкого — Саша Веселов, который запросто мог и любил «разнести»
любое слово любого текста. И несмотря на разность «весовых категорий» и
принципиальную чуждость для Лидии Ильиничны щедро-
ю
витянской логики, она с удовольствием выслушивала его критику.
Толерантность Л.И. Божович к критике была поразительной, что объясняется, по-
видимому, с одной стороны, ее личностной самодостаточностью, а с другой —
первостепенной важностью для нее самого предмета обсуждениия,
безотносительно к собственной к нему причастности.
Поражало внимание Л. И. Божович буквально к каждому слову, к каждой запятой
того определения рассматриваемых понятий, которые формулировались как
научная позиция. В этой связи вспоминается эпизод, имевший место на заседании
Ученого совета Психологического института, проходившего в большой аудитории,
где обсуждался доклад о мотивах, который делала Л.И. Божович. Когда заседание
закончилось и все собрались выйти, обнаружилось, что заклинило дверь. Анатолий
Александрович Смирнов, бывшиий тогда директором Института, ехидно заметил:
«Вы говорите о значении мотива, а вот попробуйте мотивом открыть дверь», на что
Лидия Ильинична со свойственным ей искрометным юмором мгновенно париро-
вала: «Мотив сам по себе ничто, он требует для своей реализации адекватных форм
поведения. Только тогда формируется качество личности. А умение без ключа