Боннар Андре. Греческая цивилизация. Том 2-й. От Антигоны до Сократа

Подождите немного. Документ загружается.

сильно выдаются, или, наоборот, сильно западают; если зрачок их грязный и

без блеска... то все эти признаки должно считать дурными и гибельными...

Смертельный также признак — губы распущенные, висящие, холодные и

побелевшие»f

Гиппократ, Прогностика, Избранные произведения, с. 310.

Чрезвычайное внимание, уделяемое в этом отрывке, как и в ряде

бесчисленных случаев, описанных «Эпидемиями», личности больного, в чем

чувствуется врач, который, как бы он ни торопился, боится отметить что-

нибудь, что было бы недостаточно точно или подсказано «ощущениями»; это

обилие непосредственных наблюдений не мешает Гиппократу с одинаковым

вниманием отнестись к среде, в которой живут люди.

«О воздухах, водах и местностях» — интереснейшее исследование в

области влияния среды на здоровье населения.

Г-н Буржей отмечает по этому поводу: «Врач [античный] заботится не

только о больных, но в большей степени, нежели это делается теперь, и о

здоровых и с этой целью предписывает им гигиенический образ жизни». Мы

уже сталкивались с этим выше: в трактате «О древней медицине» говорилось,

что искусство врачевания, загроможденное философией или софистикой,

могло бы быть обретено вновь, если начать с исследования питания,

пригодного здоровому и больному человеку. Искания Гиппократа

направлены по этому пути. Он не хочет быть только целителем, но старается

рассказать людям о самом драгоценном даре из всех — о здоровье.

Гиппократ в большей степени врач здоровья, чем врач болезни.

В трактате «О воздухах, водах и местностях» он исследует образ жизни

большого количества народностей и описывает его поразительно точно и

наглядно. Гиппократ знает, что врачу и гигиенисту полезно знать образ

жизни каждого человека.

Врач должен знать, любит ли его пациент выпить, склонен ли к

чревоугодию или к сладострастию или он предпочитает гимнастику и

тренировку этим более легким наслаждениям. Об этом ему расскажут

условия социальной среды, и в первую очередь среды физической. Он

проявляет непревзойденные проницательность и добросовестность в

определении точных причинных связей, связывающих во всех странах

человека с его естественной средой. Его исследования опираются на факты,

почерпнутые в многочисленных странах Европы и Азии.

В каждой из них он присматривается к климату и делает выводы в

отношении некоторых местных заболеваний, каких-нибудь лихорадок,

которые он, определив их происхождение, старается лучше лечить.

Он внимательно присматривается к временам года. Он исследует их

изменения и влияние в периоды солнцестояния и равноденствия на разные

болезни. Некоторые времена года имеют характер «неупорядоченный» и, если

можно так выразиться, ненормальный. (Он касается этого в другом трактате.)

Эти сезоны — как бы болезни года. Они в свою очередь вызывают болезни

населения. Ему небезызвестны повторные перемежающиеся лихорадки в

летнее время.

Он изучает воды, говорит о влиянии, которое определенные воды

могут оказать на организм, особенно болотная вода из прудов и слишком

холодная вода. Стоячие воды вызывают четырехдневную лихорадку.

Некоторые воды Гиппократ рекомендует кипятить...

Все это отнюдь не составлено из общих мест, повторения на все лады

того, что человек зависит от физической среды, что природа земли

способствует образованию природы тела и т. д. Гиппократу, напротив, важно

установить, насколько человек, живущий на таком-то участке земной коры,

подверженный такому-то или такому-то влиянию, питающийся тем-то,

пьющий то-то, подвержен опасности заболеть определенной болезнью.

Именно занимаясь этим конкретным исследованием и объезжая для

этого страны Европы и Азии, Гиппократу удалось дать правдивые описания

нравов, показать, что небо и земля оказывают известное влияние на

психологическую предрасположенность народов. Он занимается тем, что

некогда именовали этнопсихией. Человек думает и поступает в соответствии

со средой, в которой он живет.

При всем этом автор не забывает указать и на влияние социальных

условий, на развитие и даже конституцию организма. По этому поводу он

вводит обычное у софистов различие между природой (physis) и обычаем

(nomos).

Все эти соображения вместе со многими другими делают из трактата

«О воздухах, водах и местностях» хорошо обоснованную попытку, быть

может единственную за две тысячи лет, внимательно и в их совокупности

изучить факторы медицинские и факторы географические, не говоря уже о

факторах метеорологических. Именно благодаря этому указанный скромный

труд является одним из самых оригинальных, которые нам оставила

античность. Наше современное суждение, обычно возводящее перегородки

между науками, несколько ошеломляет множественность собранных тут

Гиппократом фактов, направленных к одной цели — здоровью человека.

* * *

Но у Гиппократа дело не ограничивается наблюдением.

Во всех подлинных гиппократовых трактатах Сборника над тем, что на

первый взгляд кажется лишь нагромождением наблюдений, господствует

твердая воля — желание понять собранные факты, извлечь из них смысл,

полезный для человека.

«Надлежит, — пишет автор трактата «О диете при острых болезнях»,

— уметь разбираться во всякой области медицинского искусства». В

большинстве трактатов, приписываемых Гиппократу, встречаются подобные

формулировки. Мысль всегда налицо, даже если она едва мерцает, подобно

«ночнику», в самой основе наблюдения. В этом коренном принципе

заключается разница между косским врачом и книдским.

Вот «Прогностика». Перед врачом случай воспаления уха. Он отмечает

многочисленные симптомы этого заболевания и подчеркивает: «Должно с

первого дня пристально обращать внимание [и ум, и знания] на все

признаки».

Вот «Эпидемии», эта картотека клинициста. Тут видишь на каждом

шагу, как врач, который, казалось бы, должен утонуть в обилии данных

наблюдения, освобождается от них или, вернее, опирается на них, чтобы

обобщить частные случаи в общее правило или для построения рассуждения.

Говоря о возвращающихся болезнях, он отмечает: «Должно обращать

внимание и знать, что именно в эти указанные сроки бывающие кризисы

направляются к выздоровлению или к гибели или же делают перемены к

лучшему или худшему». Осведомленность, всегда готовая перейти к

действию.

Приведем еще пример из трактата «О ранах головы»:

«Если кость была обнажена, нужно приложить свое разумение, чтобы

постараться различить то, что неявно для глаз, и распознать, переломлена ли

и ушиблена ли кость или же только ушиблена и, если ранящее оружие

произвело знак, присоединился ли к нему ушиб или перелом, или оба они

вместе»f

Гиппократ, О ранах головы, Избранные произведения, с. 595.

Разум начеку, готовый тотчас истолковать наблюдение. Подобных

примеров можно бы привести множество.

Таким образом, обилие наблюдений нисколько не избавляет ученого от

необходимости сделать усилие для их понимания. Глаголов, означающих

думать, размышлять, в греческом языке множество; Гиппократ в

большинстве случаев избирает тот, который означает размышление как

постоянное проявление разума, и пользуется глагольными формами,

означающими длительное действие. Так что размышлять — значит носить

всегда в своем сердце. Гиппократ выносил в себе, он напитал своей мыслью

те случаи, которые ему дало наблюдение, данные органов чувств — зрения,

слуха, осязания. Гиппократ обладает тем умственным терпением, которое

одно способно помериться с трудностями и разрешать задачи.

Вот один из многих ярких примеров. Он ясно обнаруживает то новое,

что представляет метод Коса по сравнению с методом Книда. Сочинение «О

суставах», представляющее хирургический трактат, перечисляет разные виды

повреждений, которым подвержены члены человеческого тела: переломы

рук, носа, ног, вывих плечевой кости, бедренной кости и т. д. ... Он указывает

с большими подробностями на множество способов лечения переломов и

вывихов. После этого он производит отбор этих способов и очень точно

определяет основания для этого отбора. Сурово осуждаются врачи, не

умеющие делать и обосновать подобный разумный отбор, — книдские врачи.

Автор пишет: «Есть врачи с ловкими руками, но не обладающие разумом».

Этим прямо указывается на Книдскую школу.

Установление прогностики — одна из главных целей гиппократовой

медицины; она служит прекрасным примером соединения наблюдения с

рассуждением.

Врач гиппократовой школы стремится, как известно, восстановить

полную картину болезни с ее причинами, осложнениями, исходом и

последствиями. Он хочет, как говорится в «Эпидемиях» и в «Прогностике»,

сказать о том, «что было, знать, что есть, и предсказать, что будет».

Позднее александрийская школа дает названия этим трем задачам: она

назовет их анамнезом — установлением прошедшего, диагнозом —

определением болезни по настоящим признакам и прогнозом —

предвидением будущего.

В большинстве историй медицины не вполне отдают должное

гиппократовой прогностике, о которой говорят, что она служила средством

для того, чтобы врач укрепил свой авторитет перед пациентом и его

окружением. Это, несомненно, так, и в «Гиппократовом сборнике» об этом

также мимоходом говорится. Это суждение о прогнозе перекликается с

шуткой одного лозаннского профессора, сказавшего своим студентам:

«Правильный диагноз изумляет коллегу. Но что изумляет пациента, так это

точный прогноз». Суждение юмористическое.

И все же юмор тут неуместен. Прогноз, как бы то ни было, не щепотка

порошка, которую шарлатан бросает в глаза больного. Если он и должен в

какой-то мере внушить больному доверие, то для врача он главным образом

решение проблемы огромной сложности.

Больной в постели — это страшный, запутанный узел. Его уложили в

нее множество неизвестных причин, давних и недавних. Каковы они? И что

его ожидает? Последует ли смерть или выздоровление? Прогноз, который,

кстати говоря, не будет сообщен больному, если он неблагоприятный, — это

упорядоченное мыслью врача особое сочетание признаков, предложенных

ему наблюдением. Гиппократ очень чутко откликается на великую сложность

фактов, которые всякая болезнь выставляет перед врачом. С другой стороны,

он знает относительную ценность этих фактов. Ему, например, известно, что

наиболее верные признаки смертельного исхода могут быть при некоторых

болезнях, которые он называет, опровергнуты благоприятными симптомами,

о которых врачу не следует забывать. Врач должен строить свой прогноз на

совокупности бесчисленных признаков; и все же этот прогноз всегда носит

гипотетический и даже, если можно так сказать, меняющийся характер. В

текстах Гиппократа не раз встречается в разных видах одна и та же

великолепная формулировка, а именно: «Нужно еще принять в соображение

другие признаки». В этих словах не только честный ум, но и проблеск

надежды. Жизнь — настолько великое чудо природы, что нельзя не

попытаться даже каким-нибудь окольным путем ее спасти, и нередко в этом

удается преуспеть.

По правде сказать, современные ученые не упускают случая

подчеркнуть недостатки гиппократовой прогностики: эти недостатки

объясняются обстоятельством, о котором нужно всегда помнить, — почти

полным незнанием врачом анатомии и особенно психологии. Как может,

например, врач, убежденный в том, что артерии служат для прохода воздуха

(!), сделать, как ему хотелось бы, прогноз, который был бы обоснован на

истинных причинах болезни? И все же встречаются случаи, когда даже его

малое знание в этих вопросах позволяет ему его сделать. Как только его

знания увеличатся, и прогнозы его станут надежнее.

Впрочем, прогноз сам по себе не является целью Гиппократа. Он

обусловливает метод лечения (и в этом смысле он равноценен нашему

современному диагнозу). Но именно в вопросах лечения врачи всех других

школ, кроме Косской, были предоставлены своему воображению или

случайностям. Они или опирались на произвольные теоретические суждения,

либо без проверки принимали способы лечения, якобы проверенные

традицией.

Автор трактата «О диете при острых болезнях» говорит с иронией о

противоречивых способах лечения, к которым прибегают эти

невежественные врачи. Он пишет:

«Вопросы этого рода врачи не особенно привыкли предлагать себе, а

если бы предложили, то не разрешили бы их. А между тем все искусство

пользуется у народа такой дурной славой, что кажется, будто нет вовсе

никакой медицины. Так что, если в острых болезнях настолько будут

разногласить между собою специалисты, что то, что предлагает один, считая

самым полезным, другой это признает даже вредным, то, смотря на них,

скоро скажут, что медицинское искусство похоже на гадание, потому что и

прорицатели одну и ту же птицу, если она является слева, считают хорошим

знаком, а если справа — дурным, и в гадании по внутренностям животных

так же: в одних случаях одно, в других — другое, а некоторые прорицатели

утверждают все наоборот.

Я утверждаю, что этот вопрос, сам по себе прекраснейший, близко

связан со многими важнейшими вопросами в медицинском искусстве, ибо

всем больным он дает большие возможности для выздоровления, здоровым

— для сохранения их здоровья и тем, которые упражняются в гимнастике, —

для приобретения хорошего внешнего вида и того, что каждый захочет»f

Гиппократ, О диете при острых болезнях, Избранные произведения,

с. 397—398.

Здравый смысл этого отрывка не без основания заставляет нас

вспомнить о Мольере. Возмущение автора, его восхищение перед

медициной, поднимающей вопросы «высшей красоты», — все это проступает

сквозь его иронический тон.

В других текстах даются очень ясные указания относительно

наилучшего метода — как делать больному назначения. Не будем входить в

подробности. Укажем лучше на одно из направлений, устанавливающихся,

кстати, в «Гиппократовом сборнике»; это направление является

одновременно одной из вершин мысли Гиппократа.

Гиппократу были известны пределы науки, которую он основывал. Эти

пределы были установлены одновременно природой человека и природой

вселенной. Человек-микрокосм и вселенная-макрокосм отражают друг друга,

как в зеркале. В этой манере мыслить и выражаться нет никакой мифической

концепции естественного мира, в ней нет ничего, кроме самого чистого

реализма. Гиппократ признает, что победам медицины над болезнью и

смертью поставлены преграды.

С другой стороны, он допускает, что эти два мира — микрокосм и

макрокосм, — опираясь друг на друга, являются одновременно пределами

для науки и путем к исцелению. Исцеление человека происходит благодаря

содействию природы, и прежде всего в силу работы самого человеческого

организма. Цель Гиппократа, очень скромная на первый взгляд, —

содействовать этому целительному действию природы.

«Физические свойства — врачи болезней, — читаем мы в книге VI

«Эпидемий». — Природа в самой себе находит поддержку — не в

размышлениях, а, например... в содействии, оказываемом языком, и в других

действиях подобного рода. Не воспитываясь и не учась, природа делает, что

нужно»f

Гиппократ, Соч., т. II, с. 275.

В другом месте читаем: «Природа действует без наставников».

Врач, призвание которого состоит в том, чтобы сохранить человеку

здоровье, ищет и находит в природе и в человеческом теле союзников,

которые, как он знает, действуют благотворно. Обычное лечение больного

заключается в том, чтобы открыть надлежащий путь действию «целительной

природы», путь, присущий каждому определенному случаю. Ибо тело,

устроенное определенным образом, обладает свойственной ему активной

жизнедеятельностью: оно само по себе стремится сохранить свое

существование и для этого пользуется множеством средств. Поэтому нельзя

пренебрегать содействием искусного врача, знающего спасительную

деятельность тела: есть случаи, когда оно имеет решающее значение.

Это представление о целительной природе отнюдь не является, как это

полагали некоторые историки, признанием пассивной медицины, готовой

предоставить природе действовать самостоятельно. Наоборот, скажем еще

раз, оно представляет знание, основанное на наблюденных фактах и согласно

которому человеческий организм является вместилищем жизненных сил, сил,

самопроизвольно защищающих себя от собственного исчезновения. Врач

помогает человеку в меру своего знания действия этих сил, вдохновляющих

его и составляющих жизнь. Знание — действие — таково одно из

классических положений греческой цивилизации.

Некоторые защитные процессы в теле совершаются сами по себе. Но

позволительно думать, что этим защитным процессам может помочь врач,

познавший их внутреннюю силу. Природа иногда нуждается в поддержке;

Гиппократ требует от врача, чтобы он был всегда готов ответить на эти зовы

и возможности организма и восполнить то, чего в нем иногда недостает.

Классическим примером в этом отношении служит применение

искусственного дыхания. Легкие, лишенные кислорода, начинают учащать

дыхательный ритм. В крови множатся красные тельца. В этом естественная и

непроизвольная защита организма. Врач, применяющий искусственное

дыхание, всего лишь восполняет недостаточность природы: он пускает в ход

последние резервы тела, которое было готово сдаться.

Такой врач, помощник природы, не выполняет ли миссию более

высокую и умную, чем невежественный чудотворец, обещающий «сотворить

здоровье» из ничего?

Врач, который караулит «мимолетный случай» на почве самого

«обманчивого опыта», является скромным, но действенным созиданием

жизни. Как поэт не создает свои образы из ничего, а черпает их из

действительности, так и врач создает человеку здоровье, исходя из того, что

он находит в его организме, исходя из природы человека, которую он изучил

и использовал.

Прометей вырывает огонь у Солнца, а не у пустоты.

* * *

Таков строгий ход гиппократовой медицины, такова философия

медицинской профессии, которую Гиппократ извлекает из природы

человеческого тела. В этом очерке я останавливался на методе науки,

которую Гиппократ основал и в которой достиг большего, чем дали ему ее

результаты. Дело в том, что прогресс науки обусловливается в большей

степени правильностью методов, нежели накоплением результатов.

Какая нравственная высота, какая скромность и величие мысли

получили свое завершение, свое дивное увенчание в моральных нормах,

которые Гиппократ внушает своим ученикам и которым следует сам!