Бибихин В.В. Новый ренессанс
Подождите немного. Документ загружается.
В. В.
БИБИХИН
НОВЬIЙ
ренессанс
Прогресс-
Традиция
Международная
академическая
издательская
компания
«Наука»
МОСКВА
ББК
87.3(2)
Б59
Издание
осуществлено
при
финансовой
поддержке
Российского
гуманитарного
наУЧНОГQ
фонда
(
Р
ГНФ)
проект
N
!l97-
0
З-1БО20
ХУДОЖНИК
Орешина
А.Б.
Б59
Би
бихи
н
В
.
В.
Н
ОВЫЙ
ренессанс.-
М.:
МАИ
К
..
н
аука
..
,
..
Прогресс
Т
рад
и
ц
и
я
...
1998.-496
с.
IS
BN
5-7846-0008-7
в
книге
проверяеТСR
предпоnожение.
Ч
Т
О
на
ш
е
время
МОЖНО
считать
небывалым
СДВИГОМ
и
порогом
liеnредставимой
ИСТОРИЧ8СkОЙ
эnoхи.
Прослеживзются
СТУI1ВIiИ
решающего
восстания
против
истори
ческой
судьбы
8
раннем
италья
н
ском
Ренессансе.
КрИТ1llчески
оцени
ваются
его
ТМПИ'lные
хараlCТеристи"и,
рассматриваются
определяю
щие
ф
и
гуры
Данте
.
Петрарки,
Леонард
о
да
ВИН'!И,
МЗl(мзвеnли
,
Гвиччардини.
В
сравнении
новых
этичесКИХ
подходов
с
ренессансной
поэтической
ФилосоФией
ВЫЯВnЯIOТСЯ
общие
ч
ерты
возрождения
как
ИСТОР"'Ч8Ского
"зчаna
.
ISBN 5-7846-0008-7
ББК
67.3(2)
@
В
.
В.Бибихин
,
1996
@
МДИК"Наука"
,
1998
@'
'Трад
и
ц
и
я'',
1998
Цель
любого
образования,
природного
или
искус
ственного,
не
может
быть
сложной.
Для
своей
осущест
вимости
она
должна
укладываться
в
одну
простую
идею
или,
вернее,
быть
захватывающим
тоном,
настроением.
Конечно,
разумное
живое
существо
всемогуще
и
в
силах
осуществить
любой
план.
Но
обычно
гигантские
пред
приятия
срываются
не
из-за
трудности,
а
из-за
неувлека
тельности,
когда
людям
становится
скучно
выполнять
детали
расписания.
История
выдыхается,
увязая
в
услов
ностях.
Конец
истории
печален.
Нет
ни
искусства,
ни
фило
софии,
повсюду
только
с
утомительным
напряжением
ох
раняемый
музей
культуры.
Среди
предупредительного,
изобильного
благополучия
человек
в
самом
центре
сего
дняшней
цивилизации
витрины
и
экрана
томится
нос
тальгией по
прошлому,
когда,
по
воспоминаниям,
зада
вали
тон
готовность
рисковать
жизнью
ради
чистой
цели,
отвага,
воображение,
идеализм.
«Признавая
неизбеж
ность
пост-исторического
мира,
я
испытываю
самые
противоречивые
чувства
к
цивилизации,
созданной
в
Ев
ропе
после
1945
года,
с
ее
североатлантической
и
азиат
ской
ветвями.
Быть
может,
именно
эта
перспектива
мно
говековой
скуки
вынудит
историю
взять
еще
один,
новый
старт?»1
Но
прежде
чем
ставить
себе
новые
цели,
история
сначала
должна
продумать,
как
бы
ей
не
кончиться
снова.
Достаточно
ли
для
этого
быть
не
скучной?
От
того,
как
не
соскучишься
на
первых
порах
с
тиранами,
берет
тоска,
которая
по
мере
утомления
тиранической
власти
и
ее
на
рода
стирается
до
равнодушия.
Именно
из-за
него
в
ко
нечном
счете
под
собственным
весом
развалилось
обра-
1
Френсис
Фукуяма.
Конец
истории?
-
ВФ
3,1990.
148.
14
I
зование
коммунизма,
оказавшееся
по-человечески
слишком
хитросплетенным.
Поддерживают
в
неслабею
щей
тревоге,
временно
разгоняя
скуку,
и
метания
непри
каянности,
наступающие
после
крушения
расписа~ного
порядка.
Но
от
них
так
же
далеко
до
смысла,
которыи
был
бы
способен
оправдать
историю,
как
и
от
магических
за
клинаний
наступательной
идеологии.
Чтобы
история
кон
чилась,
не
обязательно
дожидаться,
когда
общества
до
стигнут
обеспеченной
стабильности,
достаточно
и
хаоса
-1
беспорядочных
движении
.
Радость
ключ
к
живому
и
его
истории.
Она
не
уста
нет
и
не
соскучится.
В основе
этого
русского
слова
не
случайно
лежит
покоЙ.
О
поводах
для
радости
лучше
не
говорить,
потому
что
их
все
равно
не найти
среди
причин
но-следственных
цепей.
О
беспричинной
радости
гово
рить
тоже
нелепо.
Ясно
одно:
она
бывает.
Устроить
что
то
подобное
ей
прежде
всего
хотелось
бы
распорядите
лям
жизни.
Всякая
революция
предлагается
властью
как
праздник.
Тоталитаризм
и
либерализм
одинаково
пред
писывают
жизнерадостность,
на
которую
большинство
всегда
оказывается
способно,
а
меньшинство
почему-то
всегда
нет.
Пытаясь
понять
суть
долговечных
исторических
об
разований,
мы
угадываем
в
них
особенную
захвачен
ность.
Алексей
Федорович
Лосев
прочитывал
античную
цивилизацию
через
упоение
человека
своим
свободным
телом.
Михаил
Михайлович
Бахтин,
подхватывая
интуи
ции
Н.В.Гоголя,
разглядывал
в
сердце
средневекового
порядка
божественный
хохот
человека
над
СОбст_венным
телом.
О
том,
что
в
белое
каление
средневековои
схола
стической
логики
вшифровано
древнее
дионисийство
кельтов
и
иберов,
говорили
до
Бахтина.
За
торжественным
и
жутким
лицом
Средневековья,
замечают
его
внимательные
историки,
проглядывает
чу-
1
Там
же,
144.
15
I
_____
Историческая
задача
до.
Над
его
чумой,
войнами,
злом
возвышается
jubilatio.
Откровения
любви
стирают
границу
между
божествен
ным
и
человеческим,
даря
мир
и
уверенность.
В
строгой
сдержанности
средневековой
речи
слышен
Magnificat,
гимн
хвалы
жизни.
Омытое
этими
живыми
водами
сред
невековой
радости,
«мое
сердце
было
как
цветочный
сад,
как
утренняя
роза»,
писал
Жюль
Мишле,
который
ду
мал
именно
о
возвращении
высокого
Средневековья,
когда
впервые
предложил
в
лекциях
1842
года
в
Коллеж
де
Франс
термин
Ренессанс.
Ренессанс
15
века
стал
по
Мишле
началом
истории
потому
что
возродил
средневековый
порыв.
Ренессан
сом
был
и
1
О
век,
время
возникновения
«Песни
О
Ролан
де»,
начало
эпохи
свободы
и
братских
союзов
граждан.
В
пустыне,
в
Параклите
Абеляра,
возник
город
знания
и
свободы.
В
центральной
мысли
средневекового
ренес
санса,
историософии
Иоахима
Флорского,
высшим
пло
дом
зрелости
оказывается
«святое
героическое
детство
сердца;
им
поистине
возобновляется
всякая
жизнь»
1.
Этот
средневековый
ренессанс
1
О
- 12
веков
предложил
миру
«скорые
И
прямые
пути
инициации
в
современ
НОСТЬ».
Тогда
возможность
была
упущена,
Европа
пошла
кривыми
обходными
путями.
Угасание
началось
рано,
уже
в
самом
начале
13
века
Мишле
наблюдает
в
цент
ральной
Европе
глубокий надрыв.
С
падением
средневе
ковых
городских
коммун
были
подорваны
личное
досто
инство
и
гордость,
дух
сопротивления
и
вера
в
себя,
де
лавшие
свободный
город
11-12
веков
сильнее
Фридриха
Барбароссы.
Тридцать
эпических
поэм
в
12
веке,
крат
кость
и
энергия
слога,
стихи
поются
-
но
затем
декаданс,
вплоть
до
пошлостей
«Романа
о
Розе»;
в
13
веке
в
Европе
(но
не
на
Сардинии
и
в
Тоскане)
стихи
пишутся
для
глаз,
растет
многословная
риторика.
Расплодилась
<<огромная
1 Miche/et J. Renaissance
et
АМогте.
Р.:
Robert Laffont, 1982,
р.55.
16
армия
учеников
Школы,
рожденных
ветром
и
надутых
словами.
Они
свистели.
Под
их
свист
Вавилон
лжи
и
пу
стословия,
плотный,
магически
сгустившийся
туман,
не
поддающийся
уколам
разума,
поднялся
в
воздух.
Человечество
уселось
у
подножия,
мрачное,
молчали
вое,
отказывающееся
от
истины»1.
Церкви
пустели,
и
был
изобретен
серпент,
чтобы
мычать,
подражая
гулу
толпы,
-
обесчеловеченный
человеческий
голос.
Мо
лящиеся,
слушая
мессу
на
латинском
и
еще
менее
вра
зумительный
катехизис,
молчат
и
их
ум
блуждает
по
просторам
самых
фантастических
верований,
слишком
рано
объявленных
преодоленными.
Обездоленным,
покинутым
существом,
блуждающим
по
пустырям,
ста
новитсяколдунья,
по
своему
замыслу
посланница
при
роды,
обещавшая
Европе
возможность
новых
отно
шений
с
силами
земли
как
божества,
которому
надо
служить
и
жертвовать
вплоть
до
перенесения
искупи
тельных
страданий.
Только
Италия
еще
сильна
и
жива
в
13
веке.
В
сверхусилии
вплоть
до
Леонардо, Брунеллески
и
Савона
ролы
она
умела
как-то
поддерживать
гаснущее
пламя.
Творческая
жизнь
проснулась
и
взбунтовалась
в
16
веке
с
дикарской
энергией
в
Лютере
и
Кальвине,
Везалии
и
Сервете,
в
Рабле,
Монтене
и
Шекспире.
Парацельс
дает
человеку
имя
микрокосма,
потому
что
в
нем
СХОДЯТGЯ
не
бесные
явления,
земная
природа,
водные
свойства
и
воздушные
черты;
человек
скрывает
в
себе
все
великие
чудеса
неба
и
стихий.
Но
выдыхается
и
этот
порыв.
К
19
веку
Европа
сно
ва
раздавлена
построенной
ею
пирамидой,
техника
де
лается
злым
роком,
историческое
накопление
гнетет
вместо
того
чтобы
воодушевить.
Во
имя
истории,
кото
рая
не
имеет
ничего
общего
с
этим
нагромождением
камней,
во
имя
жизни
мы
должны
снова
восстать,
писал
1 Ibid.,
р.
80.
17
I
______
Историческая
задача
Мишле
в
Париже
15
января
1855
года;
человек
обречен
на
возрождение
1.
Говорить,
что
Мишле
слишком
эпичен
и
не
всегда
слишком
точен,
основания
есть.
Но
его
видение
европей
ской
истории
невольно
становится
и
нашим.
Нужно
заду
маться,
не
слишком
ли
послушно
мы
дали
загнать
себя
в
безвременье,
в
застой,
в
постмодерн,
в
конец
истории.
Для
академического
историографа,
может
быть,
всего
ценнее
точность,
но
для
истории
важнее
высота,
когда
человеческое
существование
на
земле
наполняется
смыслом.
В
своих
разнообразных
увлечениях
Мишле
по
нимал
историю
через
собственную
жизнь,
откровенно
ждал
от
мира
того
же
просветления
что
и
от
себя.
Иначе
не
было
бы
Жюля
Мишле,
которого
надо
читать,
был
бы
еще
один
историограф
среди
многих
забытых.
История
вовсе
не
утратила
свой
смысл
романа,
притчи
или
мифа.
Но
в
подвалах
мнимой
«современнос
ти»,
отгородившейся
от
времени
в
воображении
собст
венной
исключительности,
слишком
тесно
для
настоя
щих
событий.
Современность
должна
была
бы
стать
встречей
времен.
Настоящее
так
важно
только
потому
что
через
него
таинственная
глубина
прошлого
и
таинст
венная
широта
будущего
раскрываются
навстречу
друг
другу (Сергей
Аверинцев,
«Две тысячи
лет
с
Вергили
ем»).
Все
зависит
от
решимости
каждый
раз
заново
вы
бираться
на
свет
из
тесноты.
И
наоборот,
замкнутость
в
«современности»
никогда
не
мешает,
скорее
уж
склоняет
к
методическому
оттеснению
прошлого
в
будто
бы
прой
денную
даль.
Запад
будет
идти
от
Ренессанса
к
Ренессансу,
и
Восток
тоже.
Эта
уверенность
немецкого
писателя
Ген
риха
Бёлля
2
убеждает
именно
потому,
что
просто
и
без
1
См.
ниже
с.
145 - 146.
2 Les nouvelles litte raires, le 30 mars - le 6 avril 1978,
55
е
ап.,
п.
2629,
р.
3.
18
I
претензий
на
пророчество
говорит
то,
что
чувствуем
все
мы.
Усталый
физически
и
духовно
«современник»
на
вид
участвует
в
технической
гонке,
но
что
продолжает
дейст
вовать,
когда
он
засыпает?
Есть
внятный
Востоку
гений
Запада,
который
нашептывает
изобретения
ночью.
Если
бы
дело
в
так
называемой
технической,
европейской
или
планетарной
цивилизации
шло
об
устройстве
человече
ства
в
мире,
о
воздвижении
великой
китайской
стены,
ум
давно
бы
устал.
Теперь
он
и
устает,
но
каждый
раз
вос
стает
против
самого
себя,
сохраняя
в
нерешаемости
сво
их
проблем
свою
внутреннюю
свободу.
Эта
свобода,
че
ловеческая
природа,
занята
играми
на
краю
ничто,
где
ставка
больше
чем
жизнь.
Срыв
Ренессанса
закономерно
повторяется
в
сры
ве
его
толкований.
Рассеяние
неизбежно
из-за
ускольза
ния
беспричинного
и
беспредметного
настроения,
зада
ющего
тон
всякому
крупному
событию
1.
Образ
празднич
ного
подъема
доминирует
почти
в
любой
характеристике
Ренессанса,
часто
оставаясь
однако
непродуманным,
иногда
до
карикатуры.
Крайности
одобрительного
и
нео
добрительного
отношения
к
Ренессансу
сходятся
в
кар
тине
биологического
оптимизма,
необузданного
взлета.
Научно-академические
редукции
Ренессанса
к
раскре
пощению
человека,
освобождению
творческих
потенций,
расцвету
или
даже
возникновению
личности,
открытию
мира
не
совсем
безвредны
в
перспективе
идеологий
на
ционально-культурного
возрождения,
предписывающих
всенародную
праздничность
или
прямо
ликование.
О
настоящем
празднике
знают
поэты.
Они
научи
лись
фильтровать
свой
восторг,
не
смешивая
его
с
опья-
1
В.В.Розанов.
О
понимании.
м.,
1996,
с.
403.
Там
же:
«Значе
ние
настроений
в
истории
нельзя
достаточно
оценить:
все
ве
ликое
в
ней
произведено
ими.
Религии
и
революции,
искусство
и
литература,
жизнь
и
философия
одинаково
получают
свой
особенный
характер
в
настроении
тех,
кто
создает
их».
19
I
______
Историческая
задача
нением.
Праздник
скрытно
побеждает
у
них
и
посреди
трагедии.
О
радости
креста
помнят
ранние
христиане.
Философия
питается
своим
очистительным
огнем.
Ис
кусство
и
настоящая
наука
умеют
выходить
к
началам
ве
щей.
Только
эти
чистые
знания
и
умения
создают
собст
венно
Ренессанс.
Самые
вдумчивые
попытки
извне
реконструиро
вать
ренессансную
эпистему
в
лучшем
случае
останутся
поэтому
лишь
свидетельством
захватывающего
притя
жения
Ренессанса
и,
может
быть,
вызовом
специализи
рованной
науке.
Мишель
Фуко обращает
внимание
на
ор
ганику
ренессансного
мироотношения.
Так,
обстоятель
ное
энциклопедическое
исследование
итальянского
натуралиста
16
века
Улисса
Альдрованди
о
змеях
для
но
воевропейского
научного
взгляда
представляет
путаную
смесь
точных
описаний,
цитатной
эрудиции,
мифов
и
ле
генд,
геральдики,
физиогномики,
анекдотов,
аллегорий
и
пророчеств;
все
это
не
описание,
а
легенда,
с
недоуме
нием
скажет
о
«ворохе
писанины»
Альдрованти
ученый
нового склада
Жорж
Бюффон.
Но
описание
ренессансной
эпистемы
у
Фуко
с
рав
ным
успехом
относится
и
к
античности
и
по
существу
к
средневековью,
не
улавливая
особенность
эпохи.
А
глав
ное,
правда
ли,
что
переход
от
ренессансного
символи
ческого
языка
мира
к
объективной
научности
модерна
сводится
просто
к
перемене
системы
взгляда
на
вещи
1.
Прием
новоевропейской
науки
-
не
феноменология,
ко
торая
вкладывает
все
свое
внимание
в
разбор
существу
ющего,
как
при
изучении
змеи
(тема
труда
Альдрованти
Historia
serpentum
et
draconum)
-
в
рассмотрение
осу
ществившегося
присутствия
этого
живого
существа
во
всей
полноте
человеческого
житейского
и
культурного
хозяйства
от
охоты
и
фармакологии
до
мифологии
и
ок-
1 Miche/ Foucau/t.
Les
mots
et
les choses. Une archeologie des sci-
ences humaines. Paris: Gallimard, 1966,
р.
55.
20
I
культизма.
Наука
модерна
занята
предметным
исследо
ванием.
Такому
исследованию
всегда
обязательно
пред
шествует
выделение
объекта,
Т.е.
специализация
мира.
Конечно,
объективируется
обычно
то,
что
уже
получило
имя
в
традиции.
Но раньше
существо
и
сохранность
изу
чаемой
вещи
обеспечивались
в
конечном
счете
миропо
рядком.
Звезды
и
светила
кто-то
зажигал,
убирал,
посто
янно
передвигал,
как
светильники
на
пиру,
и
за
этой
сме
ной
иллюминации
прочитывался
смысл
или
по
крайней
мере
уверенное
присутствие
действующего
хозяина. Че
ловек
модерна
не
верит
не
только
что
вещи
несут
нам
смысл,
но
и
что
они
имеют
сами
в
себе
смысл.
Они
выда
ны
на
руки
исследователю,
который
в
случае
змеи
напри
мер,
отвлекаясь
от
символики
и
геральдики,
без
пред
рассудков,
Т.е.
от нуля
должен
определить
биоморфоло
гию,
анатомию,
генетику
живого
существа,
определить
условия
его
выживания
и
так
далее
вплоть
до
рекоменда
ций
природоохранным
структурам.
В
Новое
время
про
изошла
инвентаризация
сущего
с
вручением
его
под
пол
ную
ответственность
субъекту.
В
качестве
объекта
выде
лен
и
человек
и
все
в
человеке:
нос
предмет
ринологии,
гениталии
гинекологии,
урологии,
специализация
дро
бится
до
бесконечности.
Ничто
в
мире
уже
не
отпущено
идти
своим
природным
путем,
все
взято
под
учет
и
кон
троль.
Как
получилось,
что
человек
повинен
отвечать
за
вещи,
начиная
с
их
познания?
Он
уже
не
делит
заботу
о
них
ни
с
природой
как
в
древнем
хозяйстве,
ни
с
Богом
как
в
средневековом.
Оказалось
почему-то
невозможно
спокойно доверить
их
и
себя
им.
В
здравоохранении,
са
нитарии,
геронтологии
человек
берет
на
себя
заботу
и
о
своем
собственном
существовании.
Сменилась
«мен
тальность»?
Или,
еще
раньше
инеуправляемо,
время
бытие
повернулось
иначе
и
мы
как
всегда
не
уследили
и
не
успели
за
поворотом?
21
I