Бергсон Анри. Избранное: Сознание и жизнь
Подождите немного. Документ загружается.
интерпретации
религиозных
вопросов
и
др.
Они
регулярно
пере
писывались,
и
не
случайно
большая
часть
писем
Бергсона,
переве
денных
нами
для
данного
издания,
-
это
именно
письма
к
Джейм
су.
СуШествовали
между
ними,
конечно,
и
различия,
но
некоторые
из
них
постепенно
сглаживались
-
не
исключено,
что
в
процесс
е
общения,
обсуждения
проблем.
Джеймс
сам
признавал
влияние
на
него
Бергсона;
последний
бьm
в
этом
отношении
более
сдержан,
но
исследователи
замечают
и
в
его
взглядах
известные
перемены,
связанные,
возможно,
с
воздействием
Идей
ДжеЙмса
1
.
Отбирая
для
перевода
материалы
из
трехтомника
«Сочинения
И
речи»,
мы
хотели
показать
читателю
и
ту
институциональную
обстановку,
в
которой
протекала
деятельность
Бергсона
в
первые
полтора
десятилетия
хх
века.
В
то
время
во
Франции
под
редакци
ей
Андре
Лаланда
шла
подготовка
и
издание
«Технического
И
кри
тического
философского
словаря»,
подробно
обсуждавшегося
на
заседаниях
Философского
общества.
Бывали
и
другие
дискуссии,
сама
тематика
которых
и
аргументация,
вьщвигавшаяся
Бергсоном,
кажутся
нам
интересными.
Некоторые
материалы,
в
том
числе
письма
к
Джеймсу,
СуШественно
дополняют
концепцию
бессозна
тельного,
содержащуюся
в
«Материи
И
памятИ».
Ряд
писем
и
дис
куссионных
материалов
относятся
к
более
раннему
времени,
чем
основные
публикуемые
в
данном
томе
работы,
и
дают
возможность
проследить
развитие
взглядов
Бергсона
в
период
между
«Материей
И
памятью»
и
«Творческой
эволюцией».
В
настоящем
издании
нашла
отражение
и
еще
одна
тема,
к
ко
торой
Бергсон
нередко
обращался,
и
не
только
по
долгу
службы,
но
и
потому,
что
она
имела
прямое
отношение
к
сфере
его
фило
софских
интересов.
Это
тематика
образования
и
воспитания,
фор
мирования
личности,
способов
усвоения
знаний.
Многие
Идеи
Бергсона
в
этой
области
сохранили
свою
значимость
и
сегодня.
Исходной
для
него
была
здесь
позиция
целостности,
утверждения
примата
целого
над
частями,
характерная
для
всей
его
концепции.
Уже
в
ранних
работах
он
протестовал
против
чересчур
ранней
спе
циализации
в
лицеях,
считая,
что
следствием
ее
является
односто
роннее,
уШербное
формирование
личности,
а
науку
она
обрекает
на
бесплодие,
лишая
широты
кругозора,
необходимого
для
по
становки
и
решения
новых
проблем.
«Каждый
из
нас
должен
бьm
1
О
сходствах
и
различиях
во
взглядах
двух
философов
см.
упоминавшуюся
выше
книгу:
Worтs
Р.
La philosophie en France
аи
ХХ-е
siecle. Ch.
5;
см.
также:
Франсуа
А.
Понятие
истины
у
Бергсона.
Замечания
о
бергсоновском
«прагма
тизме»
/ /
Логос.
2009.
N2.
3.
22
бы
начать,
-
сказал
он
в
речи
«Специализация»,
-
как
это
делало
все
человечество,
с
благородного
и
наивного
стремления
всё
знать.
Не
следует
погружаться
в
специальную
науку
до
того,
как
рассмо
тришь
сверху
общие
очертания
всех
остальных.
Ведь
истина
одна;
частные
науки
изучают
ее
фрагменты,
но
вы
познаете
природу
каж
дого
из них,
только
усвоив,
какое место
он
занимает
в
целом.
От
дельную
истину
можно
понять
лишь
тогда,
когда
усматриваешь
ее
отношения
с
другими.
[ ... ]
Если
нацеливаться
только
на
отдельные
факты
или
частные
истины,
то,
строго
говоря,
можно
ограничить
ся
и
специальной
наукой;
но
для
того
чтобы
поставить
в
этой
науке
новые
проблемы,
чтобы
обновить
ее
методы,
нужно
возвыситься
над
ней»
1.
Эрудиция и
глубина
знаний,
даваемых
классическим
об
разованием,
гибкость
мышления,
способность
к
сосредоточению
и
творческому
усилию,
наконец,
здравый
смысл
(bon sens),
позво
ляющий
не
терять
контакта
с
реальностью,
достигать
гармонии
в
собственной
жизни
и
в
отношениях
с
другими людьми,
-
таковы
главные
качества,
которые
человек
должен
приобретать
в
процессе
обучения.
Наконец,
обратим
внимание
читателя
на
завершающую
дан
ный
том
статью
«Мои
миссию>,
где
Бергсон
рассказывает
о
дипло
матической
работе,
которую
ему
пришлось
вести
во
время
Первой
мировой
войны
в
Испании
и
США.
Особенно
важны
здесь
вос
поминания
Бергсона
о
том,
как
он
в
трудный
для
Франции
пери
од
отправился
по
поручению
французского
правительства
в
США,
чтобы
убедить
президента
В.
Вильсона
в
необходимости
вступле
ния
Америки
в
войну
на
стороне
союзников.
Непосредственный
участник
и
свидетель
этих
ключевых
исторических
событий,
Берг
сон
дает
интереснейшую
характеристику
всей
ситуации
и
дей
ствующих
лиц
-
Вильсона и
его
окружения.
Ярко
высвечивается
здесь
и
личность
самого
Бергсона,
который,
порой
с
опасностью
для
жизни,
овладевая
по
ходу
дела
навыками
дипломата,
выполнял
свою
сложную
миссию,
руководствуясь
прежде
всего
сознанием
ее
важности
для судьбы
страны.
Заключительные
его
слова:
«В
сущ
ности,
всякий
почет
бьm
мне
безразличен.
Или,
точнее,
я
чувство
вал
себя
недостойным
его.
Я
ничего
не
значил.
Никто
больше
ни
чего
не
значил.
Существовала
только
Франция»,
-
многое
говорят
о
нем
как
человеке
и
гражданине.
И
последнее,
на
чем
мы
хотели
бы
остановиться.
В
ряде
работ,
публикуемых
в
данном
томе,
есть
очень
интересные
высказывания
о
значении
ритма
в
восприятии
произведений,
в
том
числе
фило-
1
См.
ниже.
С.
226-227,
228.
23
софских.
« ...
Ритм,
-
пишет
Бергсон,
-
передает
в
общих
чертах
смысл
написанной
фразы,
позволяя
нам
вступить
в
непосредствен
ное
общение
с
мыслью
писателя
еще
до
того,
как
изучение
слов
привнесет
сюда
яркость
и
оттенки»'.
Для
самого
Бергсона
пробле
ма
ритма
имела
не
частное,
а
общефилософское
значение,
посколь
ку
она
прямо
связана
с
его
онтологической
концепцией:
в
создан
ной
им
в
«Материи
И
памяти»
иерархической
картине
универсума
каждый
уровень
реальности
обладает
собственным
ритмом
2
;
как
показано
во
«Введении
В
метафизику»,
интуиции
присуша
спо
собность
настраиваться
на
тот
или
иной
из
таких
ритмов,
что
и
позволяет
ей
проникнуть
в
реальность.
Именно
эта
мысль
звучит
в
следующем
рассуждении
Бергсона
о
чтении
вслух:
«Пониманию
как
таковому
предшествует
восприятие
структуры
и
движения;
страница,
которую
мы
читаем,
содержит
пунктуацию
и
несет
в
себе
ритм
...
Правильно
обозначить
их,
учесть
временнь'Iе
соотношения
между
разными
фразами
параграфа
и
разными
членами
предложе
ния,
следовать
без
остановки
за
crescendo
чувств
и
мысли
вплоть до
ПУНК1'а,
который
в
музыке
называется
кульминационным,
-
вот
в
чем
заключается
искусство
чтения
вслух
....
Есть
известная
анало
гия
между
искусством
чтения,
как
мы
его
только
что
определили,
и
интуицией,
которую
мы
рекомеНдуем
взять
на
вооружение
фило
софу.
На
избранной
ею
странице
великой
книги
мира
интуиция
хотела
бы
вновь
обнаружить
движение
и
ритм
ее
написания,
зано
во
пережить
творческую
эволюцию,
проникая
в
нее
при
помощи
симпатиИ»3.
Очевидно,
сам
Бергсон
при
написании
своих
речей
и
сочинений
учитывал
этот
фактор.
Во
всяком
случае,
для
его
работ
характерен
особый
ритм,
который
мы
по
мере
возможности
стара
лись
сохранить
при
пере
воде.
и. И.
Блауберг
I
См.
ниже
в
примечании
на
с.
147.
2
См.
об
этом,
например:
Kremer-Marietti
А.
Physique
et
metaphysique
du
rythme
соmmе
mimesis
//
Revue internationale de philosophie.
1991.
NQ
2
(это
специаль
ный
выпуск
журнала,
посвященный
50-летию
со
дня
смерти
Бергсона).
3
См.
ниже
в
данном
издании.
С.
147-148.
Из
сборника
«Духовная
энерrия»
Сознание
и
жизнь'
С
обираясь
выступить
с
лекцией,
посвященной
памяти
какого-то
ученогоl*
*,
порой
чувствуешь
себя
неловко
из-за
обязанности
говорить
на
тему,
которая
его
в
той
или
иной
мере
интересовала.
Я
не
испытываю
подобного
затруд
HeHия
перед
именем
Гексли.
Сложность
состоит
скорее
в
том,
чтобы
отыскать
проблему,
которая
оставила
бы
равнодушным
этот
великий
ум,
один
из
наиболее
значительных
среди
тех,
что
по
родила
Англия
в
прошлом
столетии.
Однако мне
показалось,
что
троякий
вопрос
о
сознании,
жизни
и
их
отношении
должен
бьm
бы
с
особой
силой
захватить
натуралиста-ФилосоФа;
и
так
как
сам
я не
знаю
вопроса
более
важного,
я
выбрал
именно
его.
Но,
приступая
к
этой
проблеме,
я
не
очень-то
надеюсь
найти
опору
в
философских
системах.
То,
что
волнует,
тревожит,
живо
интересует
большинство
людей,
не
всегда
занимает
главное
ме
сто
в
размышлениях
метафизиков.
Откуда
мы
приходим?
Кто
мы?
Куда
мы
идем?
Вот
насущные
вопросы,
которые
сразу
встали
бы
перед
нами,
если
бы
мы
философствовали,
не
обращаясь к
систе
мам.
Но
между
этими
вопросами
и
нами
чересчур систематиче
ская
философия
помещает
другие
проблемы.
«Прежде
чем
искать
решение,
-
говорит
она,
-
не
следует
ли
узнать,
как
именно
его
искать?
Изучите
механизм
вашего
мышления,
обсудите
ваше
по
знание
и
подвергните
критике
вашу
критику:
убедившись
в
ценно
сти
инструмента,
вы
поймете,
как
им
пользоваться».
Увы!
Этот
мо-
1
Эта лекция
бьша
прочитана
по-англиЙски.
Она
опубликована под
назва
нием
«Life
and Consciousness»
в
«Hibbert
Journa1»
в
октябре
1911
г.
и
переиз
дана
в
томе
«Huxley memoria11ectures»
в
1914
г.
Текст,
который
мы
публикуем
здесь,
-
это
отчасти
перевод,
отчасти
развитие
английской
лекции.
•
Здесь
и
далее
цифрой
со
звездочкой
обозначены
отсьшки
к
комментариям
переводчика
в
конце
тома;
звездочкой
-
постраничные
примечания
перевод
чика.
27
мент
не
наступит
никогда.
Я
вижу
лишь
один
способ
узнать,
куда
мы
можем
дойти:
отправиться
в
путь
и
идти.
Если
знание,
которого
мы
ищем,
в
самом
деле
поучительно, если
оно
должно
расширить
наше
мышление,
то
всякий
предварительный
анализ
механизма
мышления
лишь
показал
бы
нам
невозможность
идти
так
далеко,
поскольку
мы
изучали
бы
свое
мышление
до
того
расширения,
ка
кого
предполагаем
от
него
добиться.
Преждевременная
рефлексия
духа
над
самим
собой
помешает
его
движению,
тогда
как,
просто
идя
вперед,
он
приблизился
бы
к
цели,
а
кроме
того,
заметил,
что
объявленные
препятствия
были
по
большей
части
миражом.
Но
предположим
даже,
что
метафизик
не
оставляет
философию
ради
критики,
цель
ради
средств,
не
теряет
того,
что
имеет,
в
погоне
за
призрачной
выгодой.
Слишком
часто,
сталкиваясь
с
проблемой
происхождения,
природы
и
предназначения
человека,
он
проходит
мимо,
обращаясь
к
вопросам,
которые
считает
более
важными
и
определяющими
решение
первой:
он
размышляет
о
существовании
в
целом,
о
возможном
и
действительном,
о
времени
и
простран
стве,
о
духовности
и
материальности;
затем
постепенно
спускается
к
сознанию
и
жизни,
в
сущность
которых
хотел
бы
проникнуть.
Но
разве
не
очевидно, что
его
размышления
являются
чисто
абстракт
ными
и
касаются
не
самих
вещей,
а
чересчур
простой
идеи,
кото
рую
он
создает
о
них,
прежде
чем
изучить
их
эмпирически?
Пристрастие
того
или
иного
философа
к
столь
странному
мето
ду
было
бы
необъяснимо,
если
бы
этот
метод
не
имел
троякого
пре
имущества:
он
льстит
его
самолюбию,
облегчает
его
работу
и
дает
ему
иллюзию
окончательного
знания.
Поскольку
метод
ведет
фи
лософа
к
некоей
очень
общей
теории,
к
почти
пустой
идее,
позднее
тот
сможет
ретроспективно
поместить
в
идею
всё,
что
узнал
о пред
мете
из
опыта:
тогда
он
заявит,
что
предвосхитил
опыт
силой
одно
го
лишь
рассуждения,
заранее
охватив
в
более
обширной
концеп
ции
воззрения
более
ограниченные,
-
они
и
вправду
таковы,
но
именно
их
сложнее
всего
выработать и
полезнее
всего
сохранить:
к
ним
мы
приходи
м
благодаря
углубленному
исследованию
фак
тов.
Поскольку,
с
другой
стороны,
нет
ничего
легче,
чем
геометри
чески
четко
рассуждать
об
абстрактных
идеях,
он
без
труда
скон
cTpyиpyeT
логичное
учение,
которое,
казалось
бы,
нужно
принять
из-за
самой
его
строгости.
Но
эта
строгость
обусловлена
тем,
что
философ
оперировал
схематичной
и
негибкой
идеей,
вместо
того
чтобы
следовать
извилистым
и
подвижным
контурам
реальности.
Насколько
предпочтительнее
бьша
бы
более
скромная
философия,
которая
шла бы
прямо
к
объекту,
не
тревожась
о
принципах,
от
коих
его
считают
зависимым!
Она
уже
не
стремилась
бы
к
безот-
28
лагательной
достоверности,
которая
оказывается
лишь
эфемерной.
Она
не
стала
бы
спешить.
Это
было
бы
постепенное
восхождение
к
свету.
Вед6мые
все
более
расширяющимся
опытом
к
вероятностям
все
более
высокого
уровня,
мы
устремлялись
бы,
как
к
пределу,
к
окончательной
достоверности.
На
мой
взгляд,
не
существует
принципа,
из
которого
можно
было
бы
математически
вывести
решение
великих
проблем.
Прав
да,
я
не
вижу
и
ключевого
факта,
разрешающего
проблему,
как
это
бывает
в
физике
и
химии.
В
различных
регионах
опыта,
я
думаю,
выявляются
только
разные
группы
фактов,
каждая
из
которых,
не
давая
желаемого
знания,
показывает
нам
направление,
в
каком
его
можно
найти.
Но
определить
направление
-
это
уже
кое-что.
А
иметь
их
несколько
-
это
немало,
поскольку
все
они
должны
сойтись
в
одной
точке:
она-то
и
есть
та,
которую
мы
ищем.
Итак,
в
настоящее
время
у
нас
имеется
несколько
линий
факmов
2
*
-
они
ведут
не
так
далеко,
как
требуется,
но
мы
можем
их
гипотетиче
ски
продолжить.
Я
хотел
бы
проследить
вместе
с
вами
некоторые
из
них.
Каждая
по
отдельности
приведет
нас
к
заключению
просто
вероятному;
но
все
вместе,
сойдясь
в
одной
точке,
дадут
нам
та
кое
возрастание
вероятностей,
что
мы,
надеюсь,
почувствуем
себя
на
пути
к
достоверности.
Впрочем,
мы
будем
приближаться к ней
бесконечно,
благодаря
общему
усилию
тех,
кто
проявит
к
этому
го
товность.
Ибо
философия
уже
не
будет
некоей
конструкцией,
си
стематически
выстроенным
творением
мыслителя.
Она
потребует
непрестанных
добавлений,
исправлений,
переделки.
Она
станет
развиваться,
как
позитивная
наука.
Она
тоже
будет
создаваться
в
сотрудничестве.
Таково
первое
направление,
в
котором
мы
пойдем.
Кто
говорит
«дух»,
тот
прежде
всего
имеет
в
виду
сознание.
Но
что
такое
созна
ние?
Как
вы
понимаете,
я
не
стану
определять
вещь
столь
конкрет
ную,
постоянно
присутствующую
В
опыте
каждого
из
нас.
Но,
не
давая
сознанию
определения,
которое
бьmо
бы
менее
ясным,
чем
оно
само,
я
охарактеризую
его
через
наиболее
заметную
черту:
со
знание
прежде
всего
означает
память
З
*.
Памяти
может
недоста
вать
широты;
порой
она
охватывает
только
малую
часть
прошлого,
удерживает
лишь
то,
что
явилось
недавно;
но
память
существует,
или
же
не
существует
сознания.
Сознание,
которое
не
сохраняло
бы
ничего
из
своего
прошлого,
которое
без
конца
забывало
бы
самого
себя,
ежеминутно
погибало
бы
и
возрождалось:
как
ина
че
определить
бессознательное?
Когда
Лейбниц
говорил,
что ма
терия
-
это
«мгновенный
дух»4*,
разве
он
невольно
не
объявлял
29
ее
нечувствительной?
Итак,
всякое
сознание
есть
память
-
сохра
нение
и
накопление
прошлого
в
настоящем.
Но
всякое
сознание
есть
и
предвосхищение
будущего.
Рассмо
трите
в
любой
момент
направленность
вашего
ума:
вы
обнаружи
-
те,
что
он
нацелен
на
то,
что
существует,
но
имея
в
виду
главным
образом
то,
что
наступит.
Внимание
-
это
ожидание,
и не
бывает
сознания
без
определенного
внимания
к
жизни.
Будущее
-
где-то
там:
оно
зовет
нас
или,
скорее,
притягивает;
в
этой
непрестанной
тяге,
влекущей
нас
вперед
по
дороге
времени,
заключена
и
причи
на
того,
что
мы
постоянно
действуем.
Всякое
действие
есть
втор
жение
в
будущее.
Удерживать
то,
чего
уже
не
существует,
предвосхищать
то,
чего
еще
не
существует,
-
вот,
следовательно,
первая
функция
созна
ния.
Для
него
не
бьшо
бы
настоящего,
если
бы
настоящее
своди
лось
к
математическому
мгновению.
Это
мгновение
-
только
чисто
теоретическая
граница,
отделяющая
прошлое
от
будуще
го;
строго
говоря,
его
можно
представить,
но
нельзя
воспринять:
когда
мы,
кажется,
замечаем
его,
оно уже
далеко
от
нас.
На
самом
деле
мы
воспринимаем
некую
толщу
длительности,
состоящую
из
двух
частей:
нашего
непосредственного
прошлого
и
ближайшего
будущего
S
*.
На
это
прошлое
мы
опираемся,
к
этому
будущему
мы
устремлены:
опираться
и
устремляться
-
вот
что свойственно,
ста
ло
быть,
сознательному
существу.
Итак,
скажем,
если
угодно,
что
сознание
-
это
связующая
нить
между
тем,
что
бьшо,
и
тем,
что
будет,
мост,
пере
брошенный
между
прошлым
и будущим.
Но
чему
служит
этот
мост
и
что
призвано
делать
сознание?
Для
того
чтобы
ответить
на
данный
вопрос,
задумаемся
о
том,
каковы
сознательные
существа
и до
каких
границ
простирается
в
природе
область
сознания.
Но
не
будем
требовать
здесь
полной,
строгой,
математической
очевидности:
так
мы
ничего
не
добьемся.
Чтобы
удостовериться
в
том,
что
некое
существо
обладает
сознани
ем,
следует
проникнуть
в
него,
слиться
с
ним,
стать
им.
Попробуй
те
доказать,
при
помощи
опыта
или
рассуждения,
что
я,
говорящий
с
вами
в
данный
момент,
-
сознательное
существо.
Я
мог
бы
быть
искусно
созданным
природой
автоматом,
который
движется
туда
сюда,
рассуждает;
сами
слова,
в
которых
я
объявляю
себя
созна
тельным,
могли
быть
произнесены
бессознательно.
Однако,
пусть
это
не
является
невозможным,
вы
согласитесь
со
мной,
что
это
не
вероятно.
Между
вами
и
мной
есть
очевидное
внешнее
сходство,
и
из
него
вы
по
аналогии
делаете
вывод
о
внутреннем
подобии.
Не
спорю,
рассуждение
по
аналогии
может
дать
только
вероятность;
но
существует
масса
случаев,
где
вероятность
столь
высока,
что
30
практически равнозначна
достоверности.
Итак,
последуем
за
ни
тью
аналогии
и
попробуем
узнать,
до
каких
пределов
простирается
сознание,
в
какой
точке
оно
останавливается.
Иногда
говорят:
«Сознание
у
нас
связано
с
мозгом;
значит,
нужно
приписать
сознание
живым
существам,
имеющим
мозг,
и
отказать
в
нем
остальным».
Но
вы
сразу
же
заметите
порок
этой
аргументации.
Рассуждая
в
том
же
духе,
можно
бьmо
бы
сказать:
«пищеварение
связано
у
нас
с
желудком;
значит,
у
живых
существ,
имеющих
желудок,
есть
пищеварение,
а
у
других
нет».
Однако
это
была
бы
серьезная
ошибка,
поскольку
для
пищеварения
вовсе
нет
необходимости
в
желудке
и вообще
в
каких-то
органах:
амеба
пере
варивает
пищу,
хотя представляет
собой
малодифференциро
ванную
протоплазматическую
массу.
Лишь
по
мере
того
как
жи
вое
тело
усложняется
и
совершенствуется,
происходит
разделение
труда;
для
различных
функций
отводятся
различные
органы,
и
способность
пищеварения
локализуется
в
желудке,
а
шире
-
в
пи
щеварительной
системе,
которая
лучше
справляется
со
своей
за
дачей,
когда
не
имеет
других.
Так
и
сознание
у
человека
бесспорно
связано
с
мозгом,
но
из
этого
не
следует,
что
мозг
необходим
для
сознания
6
*.
Чем
ниже
мы
спускаемся
в
ряду
животных
видов,
тем
больше
упрощаются
и
отделяются
друг
от
друга
нервные
центры;
в
конце
концов
нервные
элементы
исчезают,
погруженные
в
массу
менее
дифференцированного
организма:
не
должны
ли
мы
пред
положить,
что
хотя
на
вершине
лестницы
живых
существ
созна
ние
сосредоточивается
в
очень
сложных
нервных
центрах,
оно
со
провождает
нервную
систему
на
всем
протяжении
спуска,
и
когда
нервное
вещество
сливается
наконец
с
еще
не
дифференцирован
ной
живой
материей,
само
сознание
рассеивается
в
ней,
туманное
и
смутное,
сведенное
к
какой-то
малости,
но
не
уничтоженное?
Итак,
строго
говоря,
все
живое
могло
бы
быть
сознательным:
в
принципе
сознание
коэкстенсивно
жизни.
Но
таково
ли
оно
в
дей
ствительности?
Не
случается
ли
ему
заснуть
или
угаснуть?
Это
воз
можно,
и
вот
вторая
линия
фактов,
которая
приведет
нас
к
такому
заключению.
у
сознательного
существа,
известного
нам
лучше
всего,
созна
ние
работает
при
помощи
мозга.
Итак,
приглядимся
к
человече
скому
мозгу
и
посмотрим,
как
он
функционирует.
Мозг
составля
ет
часть
нервной
системы,
включающей
в
себя,
кроме
головного
мозга,
спинной
мозг,
нервы
и
тл.
В
спинном
мозге
помещаются
механизмы,
в
каждом
из
которых
заключено,
готовое
к
запуску,
то
или
иное
сложное
действие,
-
тело
осуществит
его,
когда
того
по
желает:
так
рулоны
перфорированной
бумаги,
вставленные
в
ме-
31