Бердников Г.П. (глав.ред). История всемирной литературы в 9 томах, Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕГО ЕГИПТА

редкостный дар — пигмея. Сомнительно, конеч-

но, что письмо составил сам малолетний царь,

которому грамота вряд ли еще была доступна,

но в письме очень живо переданы чувства цар-

ственного ребенка: и радость, и интерес к необы-

чайному, и уже выработавшаяся привычка по-

велевать. Из этого же письма мы узнам, что пиг-

мей Хархуфа был не первым, доставленным из

глубин Африки в резиденцию фараонов; другой

пигмей был привезен ко двору во времена фа-

раона V династии Исеси. Экспедиции египтян

в глубь Африки в середине III тыс. до н. э. не

были редкостью, а возглавлявшие их сановники

в своих надгробных надписях подробно о них

повествуют.

Особый интерес вызывает автобиография стар-

шего современника Хархуфа — Уни, начертан-

ная па плите в его гробнице в городе Абидосе

(ныне хранится в Каирском музее).

По-видимому, пе столько счастливой судьбой,

сколько незаурядными способностями и энер-

гией объясняется тот факт, что Уни, не занимая

до поры до времени высоких должностей, вы-

полнял разнообразные и трудные поручения

трех фараонов, которым он служил. Случилось

ему и возглавлять войско, посланное царем

Пени II на северо-восточные рубежи страны

«против азиатов, жителей песков». Уни так опи-

сывает результаты своего победоносного похода:

Верпулось это войско благополучно,

разорив страну жителей песков.

Верпулось это войско благополучно,

растоптав страну жителей песков.

Вернулось это войско благополучно,

разрушив укрепления ее.

Верпулось это войско благополучно,

срубив смоковницы ее и виноградные лозы.

Вернулось это войско благополучно,

предав огню все [дворцы правителей] ее.

Вернулось это войско благополучно,

истребив воинство ее — многие десятки тысяч

[мужей].

Вернулось это войско благополучно,

[захватив] в ней множество пленников.

Похвалил меня его величество за это больше всех.

Читатель, увидевший в приведенном отрывке

стихотворение из семи строф, будет прав. В поль-

зу этого свидетельствует и ритмическая органи-

зация текста, и параллелизм его композиции,

подчеркнутый дословным повторением первой

строчки каждой строфы. Но тщетными окажутся

наши надежды увидеть стихотворение графиче-

ски выделенным. Строки надписи гораздо длин-

нее строк стихотворения. Первая стихотворная

строка лишь завершает длинную прозаическую

строку надписи, в которой Уни толкует о безгра-

ничном доверии к нему фараона. Сразу же вслед

за последним стихом, в той же строке надписи,

Уни продолжает свой рассказ в прозе.

Однако высказанные соображения свидетель-

ствуют лишь об ограниченности наших позна-

ний в египетской поэзии и способах ее передачи,

но не противоречат главному: перед нами —

один из наиболее ранних египетских поэтиче-

ских текстов, включенный в ткань прозаическо-

го произведения повествовательного характера.

Сказанного об автобиографических надписях

достаточно, для того чтобы читатель мог убе-

диться и в их исторической ценности, и в несо-

мненной творческой одаренности их авторов

(вне зависимости от того, составляли ли авто-

биографии сами вельможи, что представляется

наиболее вероятным, или подчиненные им пис-

цы). Однако значение этих памятников далеко

выходит за рамки отмеченных художественны-

ми достоинствами исторических источников.

Обратимся вновь к текстам.

Знакомый нам правитель Элефантины Хар-

хуф говорит о себе: «Я превосходен [любим]

я отцом моим, хвалим матерыо моей, постоянно

любим всеми братьями моими. Я давал хлеб го-

лодному и одеяние нагому ... Я говорил хоро-

шее и повторял желаемое. Я никогда не сказал

ничего плохого о ком-либо власть имущему,

[ибо] я хотел, чтобы было хорошо мне у бога ве-

ликого. Никогда я не [разбирал дела двух брать-

ев...] так, чтобы лишить сына собственности

отца его». Жрец Шеши провозглашает: «Я тво-

рил истину ради

ее владыки, я удовлетворял его

тем, что он желает; я говорил истину, я посту

пал правильно, я говорил хорошее и повторял

хорошее Я рассуждал двух братьев [так], что-

бы удовлетворить их. Я спасал несчастного от

более сильного, чем оп ... Я давал хлеб голод-

пому, одеяние [нагому]. Я перевозил на своей

лодке [не имеющего ее]. Я хоронил не имеющего

сына своего. Я делал лодку пе имеющему своей

лодки. Я почитал отца моего, был нежен к ма-

тери моей. Я воспитал детей их».

Аналогичные высказывания со стереотипной

фразеологией мы -находим в автобиографиях

других вельмож. Независимо от того, насколько

эти высказывания соответствуют действитель-

ности, они неопровержимо свидетельствуют о

существовании в эпоху Древпего царства сло-

жившихся представлений об идеальном нравст-

венном облике сановника.

В высшей степени знамепательио при этом

обоснование Хархуфом одного из своих добрых

дел: «Я хотел, чтобы было хорошо мне у бога

великого». Следовательно, Хархуф и его совре-

менники уже думали о том, что их поведение на

земле отнюдь не безразлично божеству. Если

раньше, по мнению египтян, вечную жизнь в за-

гробном мире им гарантировали тщательное со-

ДРЕВНЕЙШИЕ ЛИТЕРАТУРЫ АЗИИ II АФРИКИ

блюдение заупокойного ритуала и всемогущая

магия, то с конца эпохи Древнего царства в их

представлениях, наряду с ритуальным, появля-

ется принцип этический.

Ритуальная традиция на каком-то этапе пере-

стает удовлетворять возросшие духовные по-

требности общества. Возникают новые, уже

нравственные потребности. Именно они и отра-

жены в автобиографиях вельмож, в которых —

уже в то удаленное от нас на тысячелетия вре-

мя — мы впервые обнаруживаем попытки эти-

ческого осмысления человеческого бытия. По-

этому в древнеегипетских исторических авто-

биографиях мы вправе видеть не только начало

своего рода мемуарной литературы, но и каче-

ственно новый этап в развитии египетской ху-

дожественной литературы в целом.

Надписи вельмож сообщают нам о своего рода

нравственном кодексе высших слоев египетского

общества — кодексе действительном или мни-

мом, но так или иначе отражающем этические

искания этого общества. Одним из источников

вдохновения для авторов этих надписей была

процветавшая в эпоху Древнего царства дидак-

тическая литература.

В памяти египтян последующих поколений

эпоха Древнего царства осталась золотым веком

их культуры, порой мудрецов. Из текстов более

поздних времен мы узнаем, что составленные

древними мудрецами поучения высоко ценились

на протяжении многих веков. Автор поучения

из знакомого уже нам папируса Честер-Бит-

ти IV почти через тысячу лет после падения

Древнего царства вопрошает, восхищаясь свои-

ми предшественниками:

«Есть ли где равный Джедефхору? Есть ли

подобный Имхотепу? Нет ныне такого, как Не-

фри или Ахтой, первый среди них. Я назову еще

имена Птахемджхути и Хахаперрасенеба. Есть

ли схожий с Птаххотепом или Каиросом? Муд-

рецы предрекали грядущее,— все, исходившее

из уст их, сбывалось».

Двое из носителей этих имен — Птахемджху-

ти и Каирос — нам совсем не известны, Не-

фри — возможно, пророк Неферти, имена же

остальных нередко встречаются в текстах. Ахтой

и Хахаперрасенеб жили во времена Среднего

царства, и об одном из них речь — ниже. Имхо-

теп же, Джедефхор и Птаххотеп — мудрецы

рассматриваемой нами эпохи. Каждый из них

исторически осязаемая личность.

Имхотеп — везир фараона III династии Джо-

сера — гениальный зодчий, врачеватель, мудрец,

память о котором живет без малого 5 тысяч лет.

По его замыслам и, вероятно, под его руковод-

ством египтяне воздвигли, в частности, первое

известное в истории монументальное каменное

сооружение — ступенчатую пирамиду Джосера.

Его слава целителя пережила века, и в поздние

времена египтяне обожествили его: как бог вра-

чевания он вошел в египетский пантеон.

Джедефхор, сын фараона IV династии Хуфу

(греческая форма имени Хеопс), строителя са-

мой большой пирамиды, в египетской литера-

турной традиции слывет известным мудрецом

знание его «Поучения» является, согласно той

же традиции, признаком образованности

В 1926 г. археологи раскопали недалеко от Каи-

ра его гробницу.

К несчастью, «Поучение Имхотепа» до нас не

дошло, а от «Поучения Джедефхора» остались

лишь незначительные отрывки. Только одно на-

зидательное сочинение эпохи Древнего цар-

ства — «Поучение Птаххотепа» — сохранилось

полностью в нескольких более поздних копиях

с древнего оригинала. Большой папирус — един-

ственный полный манускрипт сочинения, нахо-

дящийся в Национальной библиотеке в Пари-

же,— дополняют несколько списков, содержа-

щих более или менее крупные фрагменты текста.

«Поучение Птаххотепа» — очень трудный для

понимания и перевода памятник, и интерпрета-

ция некоторых его мест до сих пор остается

спорной. Этому утверждению не противоречит

другое: «Поучение» написано лаконичным, об-

разным языком; его последний издатель — чеш-

ский ученый 3. Жаба называет Птаххотепа пре-

восходным стилистом.

Мы не знаем, отражает ли в какой-то мере

ситуация, описанная во вступительной части

«Поучения», историческую действительность

или мы имеем дело с искусным литературным

приемом, с помощью которого автор образует

подобие рамки, объединяющей несколько сюже-

тов. Так или иначе, Птаххотеп, называющий

себя везиром фараона Исеси (V династия), по-

старев, просит царя назначить ему преемником

сына, тоже Птаххотепа. Он обещает наставить

его на путь истины и научить верно служить

царю, «чтобы все худое было отвращено от на-

рода». «Принимая отставку» старого вельможи,

фараон соглашается с тем, что молодой сановник

нуждается в наставлении как для того, чтобы

«служить примером детям знати», так и для

того, чтобы самому проникнуться мыслями и

чувствами отца, ибо «никто не рождается знаю-

щим». Этим суждением царя заканчивается

вступительная часть «Поучения»; за ней идет

его основная назидательная часть.

Из текста вступления следует, что фараону

Исеси служили два везира, носивших одно и то

же имя — Птаххотеп. Так ли это было в дейст-

вительности? Нам известно несколько гробниц

вельмож эпохи Древнего царства по имени Птах-

хотеп, но ни один из них везиром не был. Этот

факт, однако, не может поставить под сомнение

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕГО

ДВУРЕЧЬЯ

достоверность слов автора «Поучения»: его гроб-

ница могла не сохраниться или она еще не най-

дена *.

Собственно «Поучение Птаххотепа» состоит

из 45 или 46 более или менее развернутых, ино-

гда сходных по содержанию наставлений. Они

очепь конкретны, большая их часть вводится

условным «Если ты...». Первые несколько слов

почти всех нравоучений написаны красными

чернилами (вот какая давняя история у нашей

красной строки!), а текст одного из списков

маркирован красными же точками. Смысловая

законченность наставлений, а также графиче-

ское оформление частей текста красными стро-

ками и точками привели многих египтологов к

мысли о поэтической форме «Поучения». Воз-

можно, они и правы, однако следует подчерк-

нуть, что красные точки — единственный знак

препинания, которым начиная с эпохи Нового

царства пользовались египтяне, характерен не

только для стихов — сплошь и рядом они встре-

чаются в безусловно прозаических текстах.

Назидательная часть «Поучения» кажется со-

временному читателю весьма бессистемной. Ви-

нить ли в том переписчиков, исказивших автор-

ский замысел, или автор руководствовался по-

нятными ему и современникам, но ускользаю-

щими от нас критериями, или, наконец, он и не

намеревался придерживаться какой-либо схе-

мы,— обо всем этом нам остается только гадать.

Мы можем лишь констатировать, что рекомен-

дации высокого нравственного характера чере-

дуются в «Поучении» с наставлениями житей-

ского толка и с советами, продиктованными под-

час неприкрыто утилитарными соображениями.

Уже в те удаленные от нас времена Птаххо-

теп считал необходимым для преуспевания в

бюрократической среде рекомендовать:

«Гни спину перед начальниками [своими]

и будет процветать дом твой. [...] Когда не сги-

бается рука для приветствия, плохо это для про-

тивопоставляющего себя [таким образом] на-

чальнику».

Безусловно, в большой мере отражают поряд-

ки своего времени и такие советы:

«Если ты находишься в передней [приемной

залы царя], всегда веди себя соответственно

твоему рангу, в который ты был возведен в пер-

* Точно так же нет причин и для довольно широко

распространенного в пауке скептического отношения

к авторству двух других прославленных мудрецов —

Имхотепа и Джедефхора. Конечно, доказать его под-

линность невозможно. Но неправомерно и категори-

чески отрицать его. Нет ничего невероятного в том,

что писды — саповники эпохи Древнего царства —

составили какие-то, может быть, первые в истории

египетской литературы книги, отражавшие идеалы

их времени.

вый день. ...Лишь царь выдвигает вперед, но не

возвысят [доел.: назначат] тех, которым [другая]

рука помогает».

«Если ты значительный человек, заседающий

в совете господина своего, будь в высшей сте-

пени осторожным [доел.: держи настороже ра-

зум твой, как только возможно]. Молчи, полез-

нее это, чем тефтеф *. Говори, когда ты осознал,

что понимаешь [суть дела]. Говорящий в сове-

те — это умелец. Труднее [умная] речь работы

всякой».

«Скрывай свои мысли; будь сдержан в речах

своих [доел.: контролируй рот твой]. [...] Да ска-

жешь ты нечто значительное, пусть скажут

знатные, которые услышат [тебя]: „Сколь пре-

красно вышедшее из уст его!"»

Однако однозначная оценка этих наставлений

едва ли возможна. Первое из приведенных нра-

воучений, пожалуй, идеализирует бюрократиче-

скую действительность своего времени: то не-

многое, что мы знаем о фараонах V династии,

позволяет нам утверждать, что их власть посте-

пенно ослабевала, и назначение сановников по-

рой было лишь номинальной прерогативой паря.

Неоспоримо рациональное начало двух после-

дующих советов: «Говори, когда ты осознал, что

понимаешь [суть дела]», и «Да скажешь ты не-

что значительное».

Мысль Птаххотепа, однако, часто возвышает-

ся над обычным житейским практицизмом егип-

тян, и он обращается к сыну со следующими,

удивительными в устах сановника, возглавляв-

шего могущественную и богатую бюрократию,

словами:

«Не будь высокомерен из-за знания своего и

не [слишком] полагайся на себя из-за того, что

ты знающий. Советуйся с незнающим, как и со

знающим,— [ведь] нет предела умению и нет

умельца, [вполне] овладевшего искусством сво-

им. Сокрыто речение прекрасное более, чем зе-

леный драгоценный камень, но находят его у ра-

бынь при жерновах» **.

Из «Поучепия Птаххотепа» со всей очевидно-

стью следует, что писец для него — идеал чи-

•Значевие слова «тефтеф» неизвестно.

••Вот те же строки в поэтическом переводе В. А. По-

таповой

Ученостью зря не кичись!

Не считай, что один ты всеведущ!

Не только у мудрых —

У неискушенных совета ищи.

Искусство не знает предела.

Разве может художник достигнуть вершин

мастерства?

Как изумруд, скрыто под спудом разумное слово.

Находишь его между тем у рабыни, что мелет зерно.

Прав 3. Жаба, видиший в заключительных стихах

две поговорки, которые включены в пааждание авто-

ром для иллюстрации предшествующих стйхов.

64 ДРЕВНЕЙШИЕ ЛИТЕРАТУРЫ АЗИИ II АФРИКИ

новника его времени. Однако удел писца не в

том чтобы занять определенное положение в го-

сударственной бюрократической системе; ©н че-

ловек «знающий», «умелец», «говорящий в со-

вете», и в поисках «речения прекрасного», т. е.

мудрого и справедливого, не должен гнушаться

общением с самыми бесправными и угнетенны-

ми — с «рабыней при жерновах». Таким и хочет

видеть своего сына старый везир. Вот почему он

советует:

«Если ты начальник, будь спокоен, когда слу-

шаешь ты слова просителя; не отталкивай его

прежде, чем он облегчит душу [доел.: себя] от

того, что он думал сказать тебе».

Продолжение этого наставления изумляет тон-

ким знанием человеческой души, человеческой

психологии:

«Человек, пораженный несчастьем, хочет из-

лить свою душу [даже] больше, чем [добиться]

благоприятного решения своего вопроса [доел.:

чем выполнения того, из-за чего он пришел]».

Идеал чиновника предполагает для Птаххо-

тепа наличие у него и такого качества, которое

мы бы назвали порядочностью:

«Не клевещи ни на кого, ни на большого, ни

на малого; мерзость для КА это».

«Не пересказывай [доел.: рассказывай] клеве-

ту — да не услышишь ты ее [даже]. Расска-

зывай виденное, не слышанное».

Наконец, следует вспомнить еще один знаме-

нательный совет Птаххотепа:

«Если ты начальник, отдающий распоряже-

ния многим людям, стремись ко всякому добру,

чтобы в распоряжениях твоих не было зла. Ве-

лика справедливость и устойчиво [все] отличное.

Неизменна она [справедливость] со времен

[бога] Осириса, и карают нарушающего законы».

Этот совет мог дать только умудренный бога-

тым опытом сановник, осознавший моральную

и социальную силу справедливости, считавший,

что власть должна покоиться не только и не

столько на насилии, сколько на традиционном

законе и на человеколюбивом отношении к тру-

женикам.

Заканчивая обзор египетской литературы эпо-

хи Древнего царства, мы должны согласиться,

что у египтян последующих поколений были все

основания восхищаться ею.

Литература Древнего царства не только отра-

зила мировоззренческие и эстетические идеалы

своего времени, но именно в ней возникли и

утвердились традиции, которые определили лицо

литературы последующей, и древние авторы

вполне закономерно рассматривались своими

преемниками как создатели недосягаемых об-

разцов мудрости и совершенных литературных

творений.

2. ЛИТЕРАТУРА СРЕДНЕГО ЦАРСТВА

(XXII —XVI ВВ. ДО Н.Э.)

Египетскую литературу периода Среднего цар<

ства принято называть классической. Памятни-

ки, дошедшие до нас от этого времени, несрав-

ненно богаче и разнообразнее литературы Древ-

ности. Но при этом мы не должны забывать, что

к литературе Древнего царства время, естест-

венно, оказалось гораздо более безжалостным,

чем к литературе Среднего царства и последу-

ющих эпох. По существу, от литературы Древ-

него царства сохранились лишь отдельные фраг-

менты; однако, познакомившись с ними, мы

имеем все основания думать, что у литературы

Среднего царства, с ее блеском и глубиной, была

достойная предшественница.

Несомненная преемственность, связывающая

литературы обеих исторических эпох, отнюдь не

стирает различий между HHMPI. «Четыре века,

отделяющие шестую династию от блестящей

эпохи Среднего царства *,— пишет в своей книге

«Египетская литература» Б. А. Тураев,— много

значили в жизни египетского народа... Распаде-

ние страны, война всех против всех, упадок

центра и божественной власти фараонов, паде-

ние внешнего могущества и внутреннего благо-

состояния и порядка не могли не вызвать огром-

ной работы мысли лучших людей и поставить

пред ними вопросы, касающиеся самых разно-

образных сторон окружающей действительно-

сти. Проблемы религиозного, политического, со-

циального, этического характера волновали

умы, искавшие ответов на свои недоумения и

сомнения при виде постоянного несоответствия

воспитанных веками представлений и идеалов

с мрачной действительностью. ...В результате

получился блестящий расцвет литературы, кото-

рая для последующих эпох стала классиче-

ской — ее произведения были предметом изуче-

ния в школах много веков спустя и дошли до

нас в копиях, не только близких по времени к

возникновению их, но и относящихся к эпохе

Нового царства».

Несколько папирусов периода Среднего цар-

ства сохранили два произведения, восходящие к

значительно более раннему времени — ко вре-

мени гераклеопольских фараонов IX и X дина-

стий (прибл. XXII в. до н. э.), правивших ча-

стью Египта в смутную переходную эпоху меж-

ду Древним и Средним царствами.

Первое из них известно в науке под названием

«Повесть о красноречивом поселянине». Дейст-

вие повести относится ко времени царствования

* Точнее, два с половиной столетия — с середины

XXIII в. до н. э. до подлинного расцвета Египта с

начала XII династии (ок. 2000 г. до н. э.).

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕГО

ДВУРЕЧЬЯ

X династии. Собственно, действия как такового

в повести почти нет. Она содержит девять в

высшей степени витиеватых речей поселянина

перед могущественным сановником, в которых

поселянин возмущается тем, что подчиненный

сановника его ограбил. Речи эти записываются

и в письменном виде доставляются фараону, та-

кому же любителю красноречия, как и санов-

ник. Пострадавшему возмещают понесенные им

убытки, более того — его вознаграждают. Все

довольны: фараон и сановник, услаждавшиеся

речами поселянина, и поселянин, добившийся

правосудия и награды за свое красноречие. Речи

поселянина являются, по-видимому, образцом

риторики того времени. Вместе с тем они прони-

заны идеей укрепления внутреннего положения

страны, установления в ней справедливости и

праведного суда.

Второе произведение — это «Поучение царя

Гераклеопольского» (имя его нам неизвестно)

своему сыну Мерикара. Оно хранится в египет-

ской коллекции Государственного Эрмитажа в

Ленинграде (другая его версия — в Государст-

венном музее изобразительных искусств им.

А. С. Пушкина в Москве). Царственный автор

делится со своим сыном, будущим царем, опы-

том в управлении страной. Текст «Поучения»

содержит ряд примечательных мыслей: напри-

мер, «богатый народ ие восстает»; или: «язык —

это меч [царя]; речь сильнее любого оружия»;

«пе гневайся — хорошо самообладание»; «со-

здай себе памятник любовью [окружающих]

тебя». Много внимания уделяется методам борь-

бы против заговорщиков и мятежников. Царь

указывает, как надо относиться к подданным,

отделяя от основной их массы свое ближайшее

окружение: «Почитай сановников, способствуй

преуспеянию народа твоего» и т. д. Одним сло-

вом, в этом «Поучении» мы находим ряд любо-

пытнейших высказываний, свидетельствующих

о высоком уровне политического мышления ру-

ководителей Египетского государства.

По весьма немногим сохранившимся памят-

никам переходной эпохи мы вправе полагать,

что, несмотря на смуты и неурядицы этого вре-

мени, литература и тогда продолжала успешно

развиваться, причем она была своего рода свя-

зующим звеном между литературами Древнего

и Среднего царств.

На рубеже III и II тыс., с началом Среднего

царства, Египет вступает в новую эпоху истори-

ческого и литературного расцвета.

Остановимся лишь на наиболее примечатель-

ных произведениях этого времени.

Один из папирусов Государственного Эрми-

тажа в Ленинграде, начало которого не сохрани-

лось, известен в науке под названием «Потер-

певший кораблекрушение». Папирус содержит

рассказ от первого лица о фантастических при-

ключениях на море, точнее, на пустынном ост-

рове среди моря. Герой рассказа отправился к

рудникам фараона на судне с командой из опыт-

ных корабельщиков:

...Озирают ли они

небо, озирают ли землю — сердца их неустрашимее,

чем у льва. И возвещают они

бурю до прихода ее и грозу

до наступления ее.

Но все-таки, когда разразился шторм, судно

со всей командой погибло. Спасся только рас-

сказчик: огромная волна выбросила его па неиз-

вестный берег. Очутился он на плодороднейшем

острове совершенно один. Однако одиночество

египетского Робинзона было скоро нарушено:

колоссальный змей, властитель острова, явился

к нему и спросил, как и почему потерпевший

кораблекрушение оказался в его владениях, а

затем предсказал ему, что через четыре месяца

на остров придет судно из Египта и герой вер-

нется домой. О себе и об острове змей рассказал

малопонятную историю: на острове жило семь-

десят пять змей и среди них девочка, дочь

смертной женщины, но внезапно с неба упал

огонь и все змеи, за исключением одного — того

самого, который остался хозяином острова,—

сгорели. Пророчество змея вскоре исполнилось:

из Египта прибыло судно и потерпевший кораб-

лекрушение счастливо вернулся домой, расска-

зал фараону о своих приключениях и поднес ему

богатые дары с острова.

Совсем к иному жанру относятся сказки па-

пируса Весткар (конец Среднего царства). Они

объединены общей рамкой: уже знакомый нам

фараон IV династии Хуфу (Хеопс) скучает и

говорит своим сыновьям, что он хочет услышать

от них рассказы про старину; его сыновья —

известный нам мудрец Джедефхор, затем Хафра

(Хефреп), преемник Хуфу на престоле страны

и строитель второй великой пирамиды, и, нако-

нец, Бауфра — по очереди рассказывают отцу

сказки. Объединение сказок или рассказов по-

средством рамки — композиционный прием, из-

вестный литературам и Запада (например, «Де-

камерон»), и Востока (например, «Паичатан-

тра», «Тысяча и одна ночь»). В папирусе Вест-

кар он встречается, пожалуй, впервые в мировой

литературе.

Начало папируса Весткар, как и папируса, со-

держащего рассказ «Потерпевший кораблекру-

шение», ие сохранилось. Первая сказка пропа-

ла, и текст папируса открывается последними

фразами из нее. За ними следует рассказ царе-

вича Хафра о чудесном происшествии в правле-

ние царя III династии Небка. Герой этой сказ-

ки — обманутый муж, жрец-чтец Убаинер, жена

5 История всемирной литературы, т.

ДРЕВНЕЙШИЕ ЛИТЕРАТУРЫ АЗИИ II АФРИКИ

которого изменила ему с человеком из народа.

Обманутый муж, узнав об измене жены от од-

ного из слуг, вылепил из воска небольшого вол-

шебного крокодила и прочел над ним заклина-

ние. Фигурка крокодила приобрела магическую

силу. Убаинер приказал своему слуге бросить

фигурку в пруд, когда возлюбленный его жены

пойдет купаться. Слуга Убаинера выполнил

приказание своего хозяина, и маленькая фигур-

ка превратилась в огромного живого крокодила,

который схватил молодого человека и увлек его

на дно пруда, где он семь дней оставался без-

дыханным. В течение всего этого времени

Убаинер находился при царе. По истечении

семи дней жрец-чтец пригласил фараона к пру-

ду, чтобы показать ему чудо. Убаинер прика-

зал крокодилу вынести молодого человека на

берег. Затем он нагнулся к крокодилу, протянул

руку, и крокодил тотчас превратился в малень-

кую восковую фигурку. В заключение жрец рас-

сказал фараону о том, что произошло, и разгне-

ванный фараон приказал крокодилу вновь уто-

пить юношу. Последовало новое превращение

фигурки в крокодила, который схватил юношу

и увлек его навсегда в пруд. Неверная жена

жреца-чтеца была сожжена по приказанию фа-

раона, и прах ее был расееян в реке.

Затем царевич Бауфра рассказывает третью

сказку. Чтобы рассеять скуку, фараон Сиофру

отправился кататься по пруду на большой лод-

ке, гребцами которой были двадцать молодых

красивых женщин, одетых в сети вместо одеж-

ды. Царь любовался ими. Внезапно они пере-

стали грести: оказалось, что у одной из них дра-

гоценная подвеска на шее оборвалась и упала в

воду. Фараон призвал своего главного жреца-

чтеца; тот произнес заклинание над водой, и

«одна половина воды легла на другую», обнажив

дно, откуда и была извлечена упавшая в пруд

подвеска.

Наконец, знаменитый Джедефхор вместо

того, чтобы рассказать еще одну сказку, предло-

жил фараону вызвать простолюдина-кудесника

Джеди. Обладая магической силой, Джеди мог

приставить на место отрезанную голову, и фара-

он пожелал лично увидеть это чудо. Фараон

предложил магу для опыта заключенного из тем-

ницы, но Джеди отказался убивать человека и

показал свое умение па птице. После этого ку-

десник сообщил фараону Хуфу, что некая Рад-

жедет, жена жреца бога солнца Ра, которого

звали Раусер, беременна, и предсказал, что она

родит трех сыновей, из которых старший станет

верховным жрецом бога Ра в Гелиополе, а два

младших будут царствовать один после другого

в Египте, сменив на престоле IV династию, к

которой принадлежали и Хуфу, и его сыновья.

Джеди заверил Хуфу, что эта смена династий

произойдет после царствования его внука, и и

лучил от фараона щедрое вознаграждение.

Далее в папирусе следует описание чудесно

рождения у Раджедет трех сыновей. Боги Aaj

новорожденным имена, которые, как мы знае

действительно носили первые три фараона V д

настии. Дети родились с явными признака»

царского достоинства, и Раджедет начала оп

саться, что Хуфу будет их преследовать. Те

временем служанка Раджедет, поссорившись

своей госпожой, решила донести фараону Хус

о чудесных детях, но была схвачена крокодило

не успев осуществить своего злого умысла. К

нец папируса не сохранился.

Любопытно отметить, что, хотя в сказке н

чего не говорится о прямом намерении Хус

уничтожить детей, такая возможность яв

предполагается всем контекстом сказания. Ti

самым этот эпизод перекликается с известнь

рассказом Евангелия от Матфея (2,

—16),

котором повествуется о том, как царь Ирод, ^

пав от волхвов о рождении Иисуса Христа, пр

казал уничтожить всех младенцев мужско

пола в возрасте до двух лет. Функциональн

роль героев в обоих рассказах сходная: Хуфу

Ирод, кудесник Джеди и волхвы, предсказыЕ

ющие рождение опасных для царя детей, и, в

конец, сыновья Раджедет и Христос, котор!

соответственно Хуфу и Ирод преследуют.

Перед нами, несомненно, фольклорная ист

рия, более или менее литературно обработанн

и записанная на папирусе. На это же указыва

язык памятника, не литературный, а народнь

разговорный язык того времени, с которым а

встречаемся в деловых документах. Народи

традиция сказывается и на содержании: очевЕ

но противопоставление деспотической IV диг

стии, представленной Хуфу, и V династии, пр(

ставленной сыновьями Раджедет и жреца бс

солнца Раусера, на стороне которой симпат

автора сказки. Это, в свою очередь, перек.

кается с теми преданиями о деспотизме Xy(j

которые были еще живы в V в. до п. э. и кот

рые слышал Геродот во время своего путеше<

вия по Египту (Геродот, II, 124). Сказка паг

руса Весткар о Хуфу и сыновьях Раджедет, i

видимому, относится к циклу этих преданий

косвенно отражает реальные политические

бытия, приведшие к падению IV династии,

смене V династией и к широкому распрост]

нению культа солнечного бога Ра.

Произведений, подобных «Потерпевшему i

раблекрушеыие» и сказкам папируса Вестк*

вероятно, было много в Древнем Египте, и j

шедшие до нас фрагменты свидетельствуют

богатстве и разнообразии литературы этого ж*

ра, в котором фантастические и чудесные э.

менты играют доминирующую роль. Достой

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕГО

ДВУРЕЧЬЯ

116

внимания и то интереснейшее обстоятельство,

что в этом жанре литературно обработаны и за-

писаны фольклорные сюжеты; это, вне всякого

сомнения, говорит о том, что образованные люди

в Египте, чиновники и писцы, ценили фольклор

и лучшие его памятники стремились увекове-

чить в письменности.

Недавно крупный французский египтолог

Ж. Познер ввел в пауку новый литературный

памятник, известный под названием «Рассказ

о Неферкара и полководце Сисине», содержа-

ние которого относится к концу Древнего цар-

ства — правлению фараона VI династии Пепи II

Неферкара. Несмотря на фрагментарное со-

стояние текста, ясно, что в нем решительно

осуждаются несправедливость и безнравствен-

ность, царящие при дворе.

Наряду с искусными обработками произведе-

ний народного творчества, в литературе эпохи

Среднего царства мы находим ряд памятников

совершенно иного жанра и происхождения.

В первую очередь здесь должна идти речь о про-

изведениях, служивших выражением установив-

шегося религиозного мировоззрения. Таковыми

являлись гимны богам, например гимны Хапи

(богу Нила), Осирису и другим божествам. На-

чало подобного рода литературной деятельно-

сти мы находим уже в «Текстах пирамид» (см.,

например, гимн богине неба Нут). Среднееги-

петские гимны божествам являются дальней-

шим развитием того же жанра.

Здесь необходимо напомнить замечательные

слова К. Маркса о религии: «Религия есть об-

щая теория этого мира, его энциклопедический

компендиум, его логика в популярной форме,

его спиритуалистический point cThonneur, его

энтузиазм, его моральная санкция, его торже-

ственное восполнение, его всеобщее основание

для утешения и оправдания» (Маркс К., Эн-

гельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 414). Иначе гово-

ря, религия — не только миросозерцание и ми-

роощущение, но и мироотношение. И именно

поэтому религиозные сюжеты в истории чело-

вечества вполне закономерно становились сю-

жетами литературными. В гимнах богам прояв-

ляется отношение человека к природе и к обще-

ству, переживания и ощущения человека. Несо-

мненно, что в этой связи тема «человек и бог»

органически входит в историю литературы.

Из гимнов эпохи Среднего царства, обращен-

ных к божествам, наибольшими литературными

достоинствами отличается гимн к Хапи, богу

Нила. Несколько версий гимна, дошедших до

нас, относятся к эпохе Нового царства, но, оче-

видно, что это лишь поздние записи, свидетель-

ствующие о популярности произведения. Гимн

вызывает двоякий интерес: во-первых, в нем

красочно отражается отношение египтян к вели-

Большой сфинкс фараона Хефрена

(IV династия) в Гизе. Фрагмент

1-я пол. III тыс. до н. э.

кой реке, не только создавшей их страну, но и

в течение тысячелетий кормящей ее население

(иначе говоря, в гимне выражено отношение че-

ловека к обожествляемой им природе); во-вто-

рых, эти чувства выражены в нем в яркой худо-

жественной форме. Гимн — не молитва, не со-

брание просьб, а именно выражение восхищения

и благодарности великой природе, даровавшей

жизнь стране и народу. Гимн поэтически опи-

сывает животворящую силу вод и разливов

Нила, ликование народа во время разлива, опас-

ности, грозящие стране в связи с запозданием

разлива, и т. д. Нил объявляется могуществен-

ным и непостижимым, и гимн заканчивается

славословием великой реке:

Взывают люди к богам

Из страха перед могуществом Владыки всего

земного,

ДРЕВНЕЙШИЕ ЛИТЕРАТУРЫ АЗИИ II АФРИКИ

Моля о процветании для обоих берегов.

Процветай же, процветай же, Хапи,

Процветай же,

Дарами полей

Оживляющий людей и скот.

Процветай же, процветай же, Хапи,

Процветай, процветай, ты, прекрасный дарами.

(Перевод А. Ахматовой)

В гимне богу Осирису, начертанном на над-

гробной плите времени Среднего царства (хра-

нится в парижской Национальной библиотеке),

воспевается божество, культ которого широко

распространился в эпоху Среднего царства. Оси-

рис стал в египетском обществе чем-то вроде

«властителя дум». С именем Осйриса связыва-

лось представление о доступном для каждого

смертного бессмертии за гробом, и культ Оси-

риса демократизировал и упростил заупокойный

ритуал: достаточно было самое скромное над-

гробие в виде плиты с начертанными на ней свя-

щенными формулами и упоминанием Осириса,

чтобы «обеспечить» вечную жизнь в потусто-

роннем мире.

В качестве антитезы общераспространенной

догмы о бессмертии, теснейшим образом связан-

ной с культом Осириса, в эпоху Среднего цар-

ства появилась так называемая «Песнь арфи-

ста». «Песнью арфиста» в египтологии называют

совокупность приблизительно пятнадцати тек-

стов, дошедших частично от периода Среднего,

а частично от начала Нового царства (послед-

ние, однако, являются копиями или версиями

более древних среднеегипетских оригиналов).

Эти тексты связаны между собой общим направ-

лением мысли, одним мироощущением и мироот-

ношением. Эти тексты исполнялись арфистами

и были как бы факультативным дополнением к

загробному ритуалу, по существу начисто его

отрицая. Самая подробная версия «Песни ар-

фиста» сохранилась в папирусе Харрис 500 вре-

мени Нового царства. Она написана на средне-

египетском языке и относится ко времени фа-

раона XI династии Иитефа (конец III тыс. до

и. э.).

Все на земле бренно, утверждается в «Песни»,

решительно все обречено на исчезновение; испо-

кон веков поколения людей одно за другим нис-

ходят в могилы, надгробные памятники разру-

шаются и исчезают, и от этих людей не остается

даже воспоминания; о мудрецах древности Им-

хотепе и Джедефхоре помнят только потому, что

все знают их изречения и повторяют их; никто

из умерших не явился из потустороннего мира,

чтобы сказать живым об ожидающей их участи;

а потому надо использовать все блага жизни, ве-

селиться и наслаждаться, ибо ничто не отвра-

тит неизбежную смерть.

Таким образом, «Песнь» не просто высоко

оценивает земную жизнь, но и полна неприкры-

того скептицизма по отношению к загробным

верованиям. Насколько необычно возникновение

в религиозном обществе подобных взглядов?

Нельзя не согласиться с мнением академика

Б. А. Тураева, утверждавшего, что «они обще-

человечны» и напоминают мысли, высказанные

в эпосе о Гильгамеше и в библейской книге

«Екклезиаста». Каждое из подобного рода про-

изведений свидетельствует, что наиболее пыт-

ливые умы древности ощущали недоказуемость

и сомнительность некоторых религиозных догм,

и «Песнь арфиста», бесспорно, обнаруживает в

Египте эпохи Среднего царства наличие разных

течений религиозно-общественной мысли, ино-

гда прямо противостоящих друг другу.

Очень интересным и, может быть, не до кон-

ца еще понятым произведением древнеегипет-

ской литературы является широко известная

«Беседа разочарованного со своей душой», содер-

жащаяся в одном из берлинских папирусов.

Начало текста не сохранилось, что очень за-

трудняет его понимание, тем более что написан

он трудным языком и содержит слова, значение

которых для нас не вполне ясно. Папирус отно-

сится ко времени Среднего царства. «Беседа::

представляет собою диалог человека, разочаро-

ванного в жизни и стремящегося покончить

жизнь самоубийством, и его души, которая воз-

ражает против этого и доказывает необходи-

мость жить. Высказываемые точки зрения диа-

метрально противоположны и исключают друг

друга.

Человек стремится к смерти, поскольку жизнь

для него отвратительна и смерть представляется

желанным и счастливым^, избавлением от пре-

вратностей земного существования, переходом в

несравненно лучший загробный мир:

Мне смерть представляется ныне

Исцеленьем больного,

Исходом из плена страданья.

Мне смерть представляется ныне

Благовонною миррой,

Сиденьем в тени паруса, полного ветром...

Мне смерть представляется ныне

Домом родным

После долгих лет заточенья.

(Перевод В. Потаповой)

«Разочарованный» жалуется, что его имя (как

мы уже знаем, по египетским представлениям

«имя» воплощает в себе сущность любого чело-

века) «смрадно» и между ним и окружающими

его людьми нет ничего общего. Мысль эта вы-

ражена в ряде строф, каждая из которых начи-

нается, по существу, риторическим вопросом:

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕГО

ДВУРЕЧЬЯ

«Кому мне открыться сегодня?» И характерны

ответы «разочарованного»: «Алчны сердца, на

чужое зарится каждый»; «Раздолье насильнику,

вывелись добрые люди»; «Над жертвой глумит-

ся наглец, а людям потеха — и только!»; «Не

помнит былого никто. Добра за добро не дож-

дешься»; «Друзья очерствели, ищи у чужих со-

страданья»; «Нет справедливых, земля отдана

криводушным»; «Зло наводнило землю, нет ему

ни конца, ни края» и т. д.

Совершенно ясно, что «разочарованный» име-

ет в виду воцарившиеся в современном ему

Египте общественные порядки и нравы, которые

казались ему противоположными прежним, до-

рогим для него и близким («не помнит былого

никто»). Словом, он чувствует себя одиноким в

обществе, которому он чужд и которое ему

враждебно.

Возражая «разочарованному», «душа» его ни-

чего не говорит о земных порядках, но выска-

зывает совсем иную точку зрения на смерть и

загробный мир. По существу, она повторяет те

мысли, которые выражены в «Песни арфиста».

В отличие от «разочарованного», для которого

смерть — желанное избавление от бедствий,

«исход из плена страданья», «душа» убеждена,

что незачем думать о смерти и загробной жизни,

незачем заботиться о заупокойном культе и

сооружать пирамиды и гробницы — все равно

они запустеют и разрушатся, а поэтому надо

пользоваться благами жизни.

Словом, перед нами, по-видимому, диалог

представителей двух противоборствующих на-

правлений общественной мысли древнеегипет-

ского общества. «Разочарованный» представ-

ляет, так сказать, консервативное направление,

он твердо убежден в истинности традиционного

учения о смерти и загробной жизни, он клеймит

новые отношения в обществе как жестокие и

невыносимые. «Душа» же его, наоборот, крити-

кует общепризнанную религиозную догму о бес-

смертии, пытается примирить человека с

жизнью, какой бы она ему ни казалась.

Кончается диалог довольно неопределенно:

«душа» призывает «разочарованного» прислу-

шаться к ее мнению и вместе с тем дает обеща-

ние быть вместе с ним после его смерти. Тем са-

мым вопрос о справедливости той или иной точ-

ки зрения остается нерешенным.

Социальные потрясения в Египте последних

двух веков III тыс. до н. э., отразившиеся на со-

держании «Беседы разочарованного со своей

душой», наложили отпечаток и на другие про-

изведения египетской литературы эпохи Сред-

него царства — произведения, так сказать, пуб-

лицистического плана. Новейшие исследования

подтвердили предположение, что часть произ-

ведений этого времени была даже инспириро-

вана дворцом с целью укрепить и пропаганди-

ровать авторитет фараонов XII династии (прибл.

2000—1800 гг. до н. э.), положившей конец

предшествующей вековой политической неуря-

дице.

Как мы уже видели, в «Поучении» неизвест-

ного фараона X гераклеопольской династии

своему сыну Мерикара этот фараон высказал

примечательную мысль о том, что слово силь-

нее оружия. Этой мыслью воспользовались пер-

вые фараоны XII династии, желая завоевать

симпатии подданных и укрепить свой автори-

тет. Исторический период, разделявший Древ-

нее и Среднее царство, был заполнен нескончае-

мыми междоусобными войнами, вызвавшими

серьезные социальные потрясения. Авторитет

царской власти был в значительной мере развен-

чан. Придя к власти, цари XII династии должны

были опираться не только на силу оружия, но и

па силу убеждения, показать стране, что они не

захватчики престола, не простые узурпаторы,

но спасают страну от внутренней смуты, вос-

станавливают порядок, озабочены благом паро-

да, словом, что они его благодетели. С этой

именно целью и были составлены, по крайней

мере, три литературных произведения, относя-

щихся к самому началу периода Среднего цар-

ства.

Первое среди них — «Пророчество Неферти»

(это имя раньше читалось Неферреху)*

Фараон IV династии Снофру, предшественник

Хуфу (Хеопса), скучает у себя во дворце и при

казывает своим придворным разыскать, мудре-,

ца, который бы его развлек. Приводят некоего

Неферти (вероятно, именно он упомянут в уже

знакомом нам папирусе Честер-Битти IV), ко-

торый спрашивает фараона, о чем ему гово-

рить — о прошлом или будущем. Царь выража-

ет желание узнать будущее. Неферти начинает

пророчествовать. Предсказания его зловещи: на-

ступят страшные годы, когда Нил пересохнет и

станет сушей, затем последует голод, наступит

смута, страну охватит всеобщий мятеж, все бу-

дут ненавидеть и опасаться друг друга, с восто-

ка вторгнутся кочевники-азиаты, они станут

угнетать народ и т. д. Но вот на юге появится

некто Амени из Верхнего Египта. Он воссядет

на престол страны. Твердой и справедливой ру-

кой он восстановит в стране порядок, накажет

мятежников, прогонит азиатов-захватчиков, и

страна воспрянет.

Таким образом, спасителем страны от ужасов

и бедствий представлен в пророчестве некто

Амени, который завладеет престолом. Между

тем Амени — это уменьшительное имя Аменем-

хата I, основателя XII династии. Для автори-

тета новой династии было необходимо, чтобы на

ее основателя смотрели не как на одного из мно-

ДРЕВНЕЙШИЕ ЛИТЕРАТУРЫ АЗИИ II АФРИКИ

гих узурпаторов, приходивших к власти и до

него, а как на мессию-спасителя, пророчество

о котором прозвучало еще в древности и появ-

ление которого было заранее предопределено.

Тем самым в «Пророчестве Неферти» Аменем-

хат I выделялся из ряда многочисленных пре-

тендентов па престол, его личности придавался

особый авторитет. Бедствия, обрушившиеся на

страну и описанные в пророчестве, пусть ино-

гда и в фантастическом виде, несомненно, имели

историческую основу; при политической децен-

трализации, которой завершился период Древ-

него царства, стихийное бедствие — скудный

разлив Нила — должно было привести страну к

голоду и беспорядкам, в свою очередь ведущим

к анархии. В этих условиях упомянутые в про-

рочестве вторжения и набеги азиатов-кочевни-

ков были более чем вероятны.

Второе произведение публицистического тол-

ка — «Поучение Аменемхата I» своему сыну,

соправителю и преемнику Сенусерту I. Полно-

стью или частями это «Поучение» дошло до нас

в девяти вариантах, что свидетельствует о его

широком распространении даже в последующие

времена — Нового царства. «Поучение Аменем-

хата I» — очень трудный для перевода текст;

автор излагает свои мысли витиеватым языком,

нередко непонятным по смыслу. Следует отме-

тить, что, хотя это произведение и названо «По-

учением», дидактики оно содержит мало и, по

существу, является посмертной автобиографией

царя, изложенной и оформленной упоминав-

шимся знаменитым мудрецом Ахтоем.

В начале «Поучения» вслед за перечислением

своих царских титулов царь увещевает сына

внять его советам, чтобы счастливо царствовать.

Советы эти в основном должны предостеречь от

доверия к окружающим и подчиненным, убеж-

дают полагаться только на себя самого, «ибо нет

сторонников у человека в день несчастья». Царь

в подтверждение этой печальной истины ссы-

лается на собственный опыт: он помогал бедным

и сиротам, но заслужил только неблагодарность

и вражду. Царь повествует о том, как стал жерт-

вой заговора: вечером, когда он отдыхал в своем

дворце, на него напали, а произошло это тогда,

когда Сенусерта, которому Аменемхат собирался

передать власть, не было. Аменемхат I сетует,

что он не смог предвидеть предательства и до-

пустил, чтобы оно притаилось во дворце. «По-

учение» заканчивается перечислением того, что

Аменемхат I сделал для страны, выражением

отцовской любви к сыну и надежды, что царст-

вование сына будет более счастливым, чем его

собственное.

Итак, согласно «Поучению», тот самый царь-

мессия Амени, о котором пророчествовал Не-

ферти, став царем и облагодетельствовав страну,

пал жертвой заговора из-за излишней доверчи-

вости к окружающим.

«Поучение» было, безусловно, рассчитано на

широкого читателя, перед которым вставал об-

раз человечного царя, заботившегося о народе и

павшего от руки предателей-придворных. Такой

образ не мог не привлечь симпатии египтян к

царю, основавшему XII династию и завещавше-

му трон своему сыну Сенусерту I.

Третье произведение той же группы — рас-

сказ египтянина Синухе о своей жизни. Это, не-

сомненно, одна из жемчужин египетской лите-

ратуры. «Рассказ Синухе», пожалуй, древней-

шее в мировой литературе произведение, в ко-

тором окружающая действительность была вос-

создана с удивительной полнотой и достоверно-

стью. Несомненно, что его одаренный и неизве-

стный нам автор принадлежал к среде придвор-

ных, ибо ему хорошо знакомы дворцовый быт и

нравы. Он был знатоком египетской культуры,

глубоким психологом и отлично владел пером —

об этом ярко свидетельствует текст рассказа,

целиком или частями сохранившийся во многих

версиях. В то же время популярность «Рассказа

Синухе» говорит о тонком художественном вку-

се египетских читателей.

Создавая свое произведение, автор удачно

использовал форму надгробных автобиографи-

ческих надписей египетских вельмож. «Рассказ

Синухе» — по форме обычная автобиографиче-

ская надпись, но значительно расширенная и

отличающаяся высокими художественными до-

стоинствами. Как и во всех надписях, повество-

вание ведется от первого лица.

Стиль изложения утонченный и изысканный.

Здесь мы не встречаем ни частых в египетских

литературных памятниках повторов, ни моно-

тонности явыка. Напротив, язык «Рассказа»

ярок и богат, разнообразны грамматические

обороты и фразеология. Описания живы, непо-

средственны и вместе с тем изысканны, их ав-

тор, безусловно, был одарен художественным

вйдением действительности. Рассказ во многих

своих эпизодах психологичен, а иногда непо-

средствен и лиричен.

«Рассказ Оинухе» настолько правдоподобен,

настолько живо рисует историческую обстанов-

ку, что выдвигалось предположение, что Сину-

хе — историческая личность. Возможно, что это

и так, однако данных, которые подтвердили бы

такое предположение, нет. Как бы то ни было,

«Рассказ Синухе» по праву считается ценным

историческим источником.

Обратимся к произведению. Перечислив свои

титулы, Синухе приступает непосредственно к

рассказу. Будучи придворным, Синухе сопро-

вождает сына Аменемхата I, его соправителя и

будущего царя Сенусерта I, в карательной экс-