Бачинин В.А. Философия права и преступления

Подождите немного. Документ загружается.

б) почитать родителей, как живых, так и умерших;

в) почитать родственников, друзей и всех своих сограждан.

У тех, кто соблюдает эти требования, формируется рассудительное, законопослушное сознание. Но эта

цель достигается нелегко и далеко не во всех случаях, поскольку люди по своей природе слабы,

податливы на искушения, злы и порочны. Именно поэтому государству следует иметь эффективное,

детально разработанное законодательство, которое регламентировало бы все стороны человеческого

существования, вплоть до духовной жизни и интимных отношений. Законы призваны нейтрализовать

несовершенство человеческой природы и подстраховывать, оберегать общество от их разрушительных

проявлений. Они должны предостерегать против возможных преступлений и грозить суровыми карами

тем, кто вздумает их нарушать. Среди таких нарушителей могут оказаться не только граждане с

неподатливой природой, не поддающейся воспитательным воздействиям, но и слуги, рабы или

приезжие чужеземцы.

Исходный принцип платоновской пенологии звучит твердо и однозначно: закон безмолвствует перед

провинившимся, но для ослушника он громко глаголет. Наказание по закону не имеет своей целью

причинение зла. Его задача — делать виновного менее испорченным. И никто из совершивших те или

иные преступления не должен нигде и никогда оставаться безнаказанным. Наказания могут быть

разными — денежная пеня, палочные удары, тюремное заключение и смертная казнь.

Решение о наказании за совершенное преступление выносят судьи открытым голосованием. Они

располагаются напротив обвиняемого и истца. Вначале слово предоставляется истцу, а затем

ответчику. После их речей старейший из судей начинает допрос. Его вопросы дополняются вопросами

других судей к обвиняемому и свидетелям. После трехдневного заседания судьи выносят свой

приговор.

Самого сурового наказания в государстве Платона заслуживают преступления против богов. Виновный

наказывается смертью, а труп его выбрасывается за пределы страны.

Далее следуют преступления против существующего государственного строя. Платон называет

врагами государства тех, кто участвует в заговорах, разжигает восстания, прибегает к насилию,

отказывается защищать отечество. Таких граждан судьи приговаривают, как правило, к смерти.

Говоря об убийствах, Платон подразделяет их на невольные и насильственные. Если убийство

совершено во время спортивных игр или военных упражнений, то виновный не несет уголовного

наказания, а лишь проходит через обряд религиозного очищения. При намеренном, сознательном

убийстве наказания подразделяются на следующие: за убийство чужого раба возмещается хозяину

убыток, если же убит собственный раб, то достаточно одного лишь религиозного обряда

очищения.

Если происходит невольное убийство свободнорожденного человека, виновный должен

очиститься и удалиться из отечества сроком на один год. Если же убийство совершено в приступе

гнева и ярости, то убийца)отправляется в изгнание на два года.

Всякий убийца, не подчинившийся закону, не прошедший через очищение и осквернивший своим

присутствием общественные места — рынки, площади, игрища, храмы, может быть привлечен к

суду любым из граждан и подвергнут более суровому наказанию.

Если раб убьет своего господина или любого свободнорожденного, то близкие вправе сделать с

убийцей все, что угодно, но ни в коем случае не оставлять его в живых.

Когда один из супругов в припадке гнева убивает другого, то наказанием служит изгнание из

страны на три года. Эта же мера применяется в случае драматического конфликта между братом и

сестрой.

Если кто-то в припадке гнева убивает одного из своих родителей, то он подвергается суду по

самым тяжким обвинениям в оскорблении действием, нечестии и святотатстве. Он заслуживает

многократной смертной казни, если бы это только было возможно.

Говоря о мотивах самых тяжелых преступлений, Платон утверждает, что причиной тому часто

служит наибольшее из зол — это господство страсти, заставляющее душу дичать от вожделения,

устремляться к ненасытному стяжанию и насилию... Яростное начало начинает господствовать в

душе человека, переворачивает все в ней вверх дном и толкает на преступление с тиранической

силой, которой невозможно противостоять. Признавая неодолимость этой силы для многих людей,

Платон склонен к тому, чтобы в его государстве за преступления, совершенные в состоянии

аффекта, карали сравнительно мягко.

Самым нечестивым из всех преступлений Платон считает предумышленное убийство кровного

родственника. Кроме страшного божественного возмездия убийцу ожидает суровая кара

государства: его предают смерти, а обнаженное тело выбрасывают за пределы страны на

отведенный для этого перекресток. Затем все должностные лица, ради очищения всего

государства, должны принести по камню и бросить в голову трупа.

Платон говорит и о тех, кто насильно|лишает жизни себя, творя над собой неправедный суд.

Государство их осуждает и не удостаивает обычной погребальной церемонии. Их хоронят

отдельно от других, на пустырях, не отмечая могил ни надгробными плитами, ни надписями.

В случаях, когда люди гибнут из-за каких-нибудь животных, то последних убивают и

выбрасывают за пределы государства. Если же чья-то душа расстается с телом из-за

неодушевленного предмета, то с ним поступают так же, как и с животным.

Невиновным в убийстве Платон предлагает считать того, кто ночью защищался от грабителя,

старался избежать изнасилования или защищал своих ни в чем не повинных родственников.

Столь же детально, как и убийства, Платон рассматривает телесные повреждения вместе с

соответствующими формами реагирования на них государства в лице судей. Наказанием в

большинстве случаев становится денежный штраф различных размеров. Исключение составляет

применение насилия, побои, оскорбления по отношению к отцу или матери. Такие преступления

приравниваются к святотатству, и виновные осуждаются на смерть.

Характерно, что и в «Моисеевом праве», во «Второзаконии» Ветхого Завета за оскорбление и

побои родителей также предусмотрена смертная казнь.

В «Законах» Платона говорится, что свидетель побоев, наносимых сыном кому-либо из родителей,

не пришедший на помощь, судом приговаривается к изгнанию из страны. Если же оказавший

помощь был рабом, то он становится свободным.

Тот, кто уличен в жестоком обращении с родителями, изгоняется из государства. Если же он,

вопреки запрету, возвращается, то его приговаривают к смерти.

Рассуждая об этих и других законах, Платон подчеркивает, что они устанавливаются в первую

очередь для людей с тем, чтобы научить их жить в мире друг с другом. Те же, кто обладает

неподатливой, злонравной природой и не получил воспитания, должны помнить о грозящем им

суровом воздаянии, если они осмелятся нарушать законы государства.

В своем диалоге «Законы» Платон, при всей его любви к мифам и склонности к тому, чтобы

давать волю воображению, выказывает себя довольно трезвым реалистом. Он сознает

несовершенство человеческой природы, из-за чего люди часто ведут себя агрессивно. Поэтому

сколь бы совершенным, продуманным, детализированным до мелочей ни был план идеального

общественного устройства, следует не упускать из виду постоянно существующую угрозу

вспышек человеческой ярости и гнева. Это застав-

ляет думать о необходимости надежных средств общественной безопасности. В противном случае

естественные наклонности людей к эгоизму, поискам удовольствий, своекорыстию разрушат любое,

даже самое совершенное государство.

Платон — загадочный мыслитель, в чьем творчестве соединились, казалось бы, на первый взгляд

несовместимые противоположности. Выступая как один из родоначальников доктрины естественного

права, он в «Законах» представляет детально разработанную концепцию положительного права. Но это

противоречие кажущееся. Сам факт подобного совмещения того, что в последующие века пребывало

чаще всего в отношениях разъединенности, показателен. Платон своим творчеством доказывает, что

естественное и положительное право — не противоположности, что их можно и надо совмещать в

теории и на практике.

ДАНТОВСКАЯ МЕТАФИЗИКА ПОСМЕРТНОГО ВОЗМЕЗДИЯ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ

В начале XIV в. в европейской культуре произошло важное событие — вышла в свет «Божественная

комедия» великого итальянского поэта Данте Алигьери (1265—1321). Эта поэма соединила две эпохи

— позднее средневековье и раннее Возрождение. Поэт будто уже перешагнул через «темные века» и,

как бы отстранившись от них, увидел их культуру во всей полноте и целостности. Теология и этика,

астрономия и философия, античные и христианские мифологемы, исторический и современный

материал — все это нашло свое место в сферически замкнутой композиции «Божественной комедии»,

состоящей из трех частей — «Ад», «Чистилище» и «Рай».

В центре внимания Данте нравственная судьба человечества. Принцип справедливого воздаяния за

содеянное при жизни выступил для поэта своеобразным нравственно-правовым стержнем, на который

оказались нанизаны и круги Ада, и сферы Рая. Этическая позиция Данте исполнена бескомпромисной

наступательной патетики. Он карает ложь и алчность, распутство, взяточничество и предательство.

Каждому, кто совершил преступления, он посылает соответствующую меру расплаты голодом,

холодом, пытками, огнем, кипятком, расплавленным металлом и т. д. Каждый шаг Данте по

загробному царству оборачивается все новьщи картинами возмездия, которые действуют убедительнее

призывов, увещеваний, доводов рассудка и логики.

Данте в сопровождении тени поэта Вергилия перешагнул черту, отделяющую этот мир от загробного, и

начал спуск вниз по кругам воронки Ада, который предстает перед ним как грандиоз-

ное исправительное учреждение. Души грешников и преступников несут здесь наказания за то, что они

совершили при жизни. Вслед за сладострастниками, чревоугодниками, гордецами, завистниками,

алчными скупцами, еретиками он видит тех, кто виновен в насилии. Это насильники над ближними и

их достоянием, насильники над собой и собственной жизнью (самоубийцы).

Наказания в Аду отмериваются в соответствии с принципами, сформулированными еще Аристотелем в

его «Большой этике». Вергилий в поэме говорит:

Ужели ты не помнишь изреченья Из Этики, что пагубней всего Три ненавистных небесам влеченья:

Несдержанность, злоба, буйное скотство,

И что несдержанность — меньший грех пред Богом

И он не так карает за него? '

Двигаясь по седьмому кругу Ада, Данте и Вергилий входят в лес самоубийц, чьи души превратились в

растения.

Когда душа, ожесточаясь

Порвет самоуправно оболочку тела,

Минос ее в седьмую бездну шлет.

Ей не дается точного предела; Упав в лесу, как малое зерно, Она растет, где ей судьба велела.

Зерно в побег и в ствол превращено; И гарпии, кормясь его листами, Боль создают и боли той окно. -

Муки этих душ похожи на мучения Прометея, у которого орел клевал печень. Данте не лишает души

умерших телесных качеств, и это оборачивается бесконечным разнообразием казней, напоминающих

пытки, возможные в надземном мире над человеческими телами.

Мздоимцы-взяточники захлебываются у Данте в кипящей смоле, а тех из них, кто выныривает, черти-

надсмотрщики рвут крючьями и загоняют вглубь. Видя эти и многие другие казни, Данте сетует, что

все это невозможно пересказать словами:

Объем рассудка нашего и речи,

Чтобы вместить так много, слишком мал. '

Наряду с историческими личностями в Аду терпят наказание за совершенные преступления многие из

современников Данте. Он

Данте Алигьери. Божественная комедия. М., 1967, с. 121.

Там же, с. 130 'Там же. с. 193.

рисует картины суровых, по-средневековому жестоких, но, на его взгляд, справедливых возмездий.

ПРАВО ГОСУДАРСТВА НАКАЗЫВАТЬ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ

(Т. ГОББС)

Для Гоббса существует три источника преступлений:

1) недостаток понимания или незнание (незнание закона, незнание приказа суверена, незнание о

существовании наказания за данное деяние), которое не может служить оправданием;

2) ошибочное рассуждение или мнение;

3) неожиданное проявление силы страстей.

Все совершаемые людьми преступления философ различает, во-первых, по характеру причин, во-

вторых, по способности оказывать заразительное воздействие на других людей, в-третьих, по

опасности порождаемых ими последствий и, в-четвертых, по особенностям места и времени

совершения, а также лиц, совершавших их.

Эти факторы необходимо учитывать при назначении наказания преступнику. Тот, кто выказывает

открытое презрение к закону, заслуживает большего наказания, чем те, кому это не свойственно. Тот,

чье преступление явилось следствием ложной убежденности в законности совершаемых действий,

заслуживает более снисходительного отношения со стороны судей, чем тот, кто действовал с ясным

сознанием противоправности совершаемого им. Те, чьи правонарушения проистекали из слепого

доверия авторитету кого-либо, заслуживают более мягких наказаний, чем те, кто действовали,

руководствуясь лишь собственными мнениями. Для преступлений, рожденных внезапными взрывами

страсти, смягчающим обстоятельством служит общее несовершенство человеческой природы. И

напротив, заранее обдуманное намерение совершить противозаконное действие усугубляет вину

преступника.

При совершении преступлений пострадавшей стороной может выступать либо частное лицо, либо

государство. Там, где обвинение возбуждается от имени частного лица, преступление именуется

частным. Когда же обвинение возбуждено от имени государ-•ства^преступление квалифицируется как

уголовное.

Наказание за совершение уголовного преступления, причиня-:мое виновному государственной

властью, является злом. Это зло вынужденное, причиняемое с одной лишь целью — расположить

человеческую волю к повиновению и законопослушанию.

Т. Гоббс задается вопросом о том, откуда берется право наказывать тех, кто совершил преступления.

Он полагает, что уже у

истоков государства, при его образовании каждый человек сознательно отказался от права защищать

других людей, передав это право суверену. Он также обязался оказывать содействие суверену при

необходимости наказывать виновных в преступлениях. Так возникло право властей наказывать

преступников.

СВЯЗЬ ПРЕСТУПЛЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ

(ВЛ. СОЛОВЬЕВ)

Философ Вл. Соловьев утверждал, что в основе человеческой природы лежит темная природная сила,

злая в своем исключительном эгоизме. Он находил множество подтверждений тому, что физический

мир «во зле лежит». В отличие от метафизического мира, части которого стремятся к единению, в

земном мире каждое физическое существо стремится к индивидуальному самоутверждению, поскольку

они уже при рождении были наделены злой эгоистической волей.

Во всех человеческих сообществах всегда были и есть индивиды, способные превратить жизнь

окружающих в ад. Наибольшую опасность представляют из них те, кто, обладая злой и решительной

волей, стремясь к достижению своих эгоистических целей, не ведают нравственных и правовых

препятствий.

Вл. Соловьев задается вопросом о том, как следует относиться к людям, чей беспредельный эгоизм

толкнул их на преступление?

Казалось бы, абсолютный нравственный закон Евангелия безусловно требует любить всех людей без

исключения. Но распространяются ли заповеди Христа на преступников? Если да, то как соединить

любовь к преступнику с любовью к его жертве? И второй труднейший вопрос: как на деле должна

проявляться христианская любовь к преступнику?

Обычно совершенное кем-то преступление вызывает у людей двоякую реакцию — стремление

защитить жертву и желание образумить преступника, чтобы тем самым восстановить нарушенную

справедливость и нравственную правду. Но восстанавливать их можно по-разному, и здесь

обнаруживаются два полярных подхода. Первый предполагает, что преступник не достоин ни

нравственного отношения к нему, ни жалости, ни снисхождения, поскольку своим преступлением он

лишил себя всех человеческих прав. Поэтому он заслужил применение к нему жестокой силы полного

подавления или даже истребления.

Смысл другой позиции сводится к убежденности, будто принудительные действия по отношению к

преступнику недопусти-

мы, возможны лишь словесные вразумления. Благодаря выступлениям Л. Н. Толстого с проповедями

идеи о непротивлении злу насилием, этот взгляд стал весьма популярен. Вл. Соловьев называет первую

позицию «доктриной отмщения», а вторую — «доктриной словесного вразумления» и скрупулезно

исследует фило-софско-правовой смысл каждой из них.

«Доктрина отмщения» имеет очень древние корни и ведет свое начало от первобытно-родового

принципа кровной мести, предписывающего видеть в обидчике ке преступника, которого наказывают,

а врага, которому мстят. Позднее, с возникновением цивилизации и государств, кровная месть была

формально запрещена. Но, запретив осуществлять ее частным лицам, государство присвоило себе

функцию отмщения. Таким образом, уголовное наказание явилось трансформацией первобытного

принципа кровной мести.

Государство, ставшее субъектом мести, существенно усложнило ее процедуру, сопроводив ее

обязательностью судебно-процес-суальных церемониалов. Но при этом сам архаический принцип

воздаяния злом за зло сохранился в полном объеме.

И все же невозможно отрицать, что в отношении к преступникам и к процедуре их наказания имела

место определенная эволюция. Так, в некоторых цивилизованных государствах виселицу и гильотину

сменили одиночное заключение и пожизненная каторга. При этом нет оснований утверждать, будто бы

предел смягчения наказаний уже достигнут.

Однако, замечает Вл. Соловьев, среди современных юристов еще очень много встречается сторонников

жестоких наказаний. Их аргументы порой так изумляют правовое сознание цивилизованных граждан,

как аргументация Аристотеля в пользу рабства удивляет современного читателя. Их логика сводится

чаще всего к тому, что преступление — это нарушение права, а суровое наказание является не чем

иным, как его восстановлением. Но казнь убийцы, — возражает Вл. Соловьев, — не восстанавливает

естественное право убитого на жизнь, ибо убийство бесповоротно и необратимо. Средневековые

мыслители справедливо утверждали, что даже самому Богу не дано сделать совершившееся

несовершившимся.

Сохраняющиеся в уголовном праве жестокие наказания, в том числе и смертная казнь, зачастую ищут

опору в принципе устрашения. Разумеется, страх — это важный мотив человеческого поведения. Но

зачастую одиночное заключение или бессрочная каторга могут быть гораздо страшнее.

Принцип устрашения несостоятелен прежде всего с этической точки зрения, поскольку он

противоречит абсолютному нравственному закону, запрещающему использовать человека как орудие

наведения страха на других. Кроме того, если даже мучительные казни не устрашают потенциальных

преступников, то иные формы устрашения тем более не эффективны.

Неудовлетворительное состояние вопроса о наказаниях преступников вызывает у многих естественную

реакцию нравственного протеста. При этом отдельные моралисты ударяются в противоположную

крайность и начинают отрицать саму идею наказания как реального, практического противодействия

преступлениям и преступникам. На этом пути сложилась «доктрина словесного вразумления»,

отстаиваемая Л. Н. Толстым и его последователями.

Сторонники данной доктрины считают, что насилие непозволительно ни в каком виде, что на

преступников следует воздействовать лишь словом вразумления и убеждения. Государство не вправе

карать, изолировать от общества, казнить даже злостных насильников и убийц. Но в таком случае, —

возражает Вл. Соловьев доводам Л. Толстого, — вместе со справедливым отвержением мер

устрашения и отмщения отвергаются также и здравые меры предупреждения преступлений.

Получается, что порядочный человек не имеет права силой противодействовать бросающемуся злодею,

а должен словесно вразумлять того. Но общеизвестно, что на крайне испорченных людей, сознательно

идущих на преступление, слова вразумления действуют слабо. И здесь Вл. Соловьев ставит прямой

вопрос: «Является ли применение силы к злодею безнравственным насилием?» И сам же на него

отвечает: «Насилием? Да. Но безнравственным оно не будет». Это вынужденное насилие будет

вытекать из требований совести. Удерживая силой убийцу от убийства, мы спасаем не только жертву,

но и душу и человеческое достоинство самого преступника. Даже убить преступника в борьбе — это

меньший-ррех, чем допустить намерен-jjoe убийство невинной жертвы] Нельзя дать злым и безумным

людям свободу истреблять' нормальных, ни в чем не повинных людей.

Сторонники теории непротивления злу насилием склонны черпать аргументы из области метафизики.

С их точки зрения, то, что нам кажется злом, на самом деле может и не быть им. Провидение, знающее

истинную связь вещей, нередко из кажущегося зла выводит действительное добро. Но из этого тогда

следует, что человеку не стоит противиться дурным страстям, блуду, пьянству, злобе, поскольку благое

Провидение может извлечь из них доб-

рые последствия. Вл. Соловьев приводит характерный пример: «Некто, например, ради воздержания не

пошел в трактир, а между тем если бы он не воспротивился своему влечению и пошел туда, то на

обратном пути нашел бы полузамерзшего щенка и, будучи в данном состоянии склонен к

чувствительности, подобрал бы его и отогрел, а этот щенок, ставши большой собакой, спас бы

утопавшую в пруду девочку, которая потом сделалась бы матерью великого человека; между тем как

теперь, вследствие неуместного воздержания, расстроившего планы Провидения, щенок замерз,

девочка утонула, а великий человек осужден навеки оставаться неродившимся»'.

Но, к сожалению, людям не дано знать всех следствий своих деяний, поскольку их цепь тянется далеко,

уходит в бесконечность. Как знать, может быть, родившийся великий человек из приведенного

примера принес бы неисчислимые бедствия человечеству, и поэтому господин X правильно сделал, что

не пошел в трактир.

И все же из того, что человек не знает будущих последствий своих поступков, еще не вытекает, что

следует воздержаться от всяких действий. Поступки или воздержания от них должны определяться не

соображениями об их вероятных последствиях, а императивами абсолютного нравственного закона.

Этого требуют и нравственность, и метафизика. Ведь вполне можно предположить, что именно

Провидение наделило человека разумом и совестью, требующими делать добро, и оно не допускает,

чтобы чьи-то действия, согласованные с разумом и совестью, имели дурные последствия. Если

Провидение может из зла извлекать добро, то из добра оно способно извлекать еще большее добро.

Если исходить из законов нравственности, то преступление не должно оставаться без противодействия

и наказания. И здесь дело не только в праве жертвы на защиту, а всего общества — в праве на

безопасность. Люди, разумеется же, не должны зависеть от произвола самых худших из них. 'Но

противодействуя преступнику, , /общество должно дать ему" право на исправление. Лишение его

свободы вполне правомерно, поскольку позволяет приостановить развитие и одуматься.

С нравственной точки зрения, жалости достойны и жертва и преступник. Но жалость общества к

преступнику должна заключаться в том, чтобы не подвергать его физическим мучениям, а твердо и

умело наставить на путь нравственного излечения, дать ему шанс на исправление и создать для этого

необходимые условия.

Соловьев В С Соч. в 2-х т Т. I. M., 1988, с 399