Альтюссер Л. За Маркса

Подождите немного. Документ загружается.

Публикация «Рукописей 1844 г.» представляет собой под-

линное событие, к которому я бы хотел привлечь внимание

читателей «La Pensée».

Прежде всего, событие литературное и критическое.

Ранее «Рукописи» были доступны читателям, пользующим-

ся французским языком, только в переводе, опубликован-

ном в Edition Costes (перевод Молитора, том VI, Oevres Phi-

losophiques). Все, кто были вынуждены использовать его, по

собственному опыту знают, что этот неполный текст, из ко-

торого были исключены имеющие большое значение пасса-

жи,

текст, кишащий ошибками и неточностями, не мог быть

инструментом серьезной работы. Теперь, благодаря Э. Бо-

тигелли, заслуги которого следует признать, в нашем рас-

поряжении находится действительно современное издание

(причем даже наиболее современное из всех существующих,

поскольку Ботигелли опирался на новейшие сведения, каса-

ющиеся прочтения и правки текста, которые он получил от

московского Института Маркса и Энгельса), в переводе, за-

мечательном своей строгостью, вниманием к деталям, свои-

ми критическими комментариями и, что очень важно, своей

теоретической надежностью (нужно иметь в виду, что хо-

роший перевод возможен только в том случае, если перевод-

чик — больше чем просто переводчик: если он досконально

знает не только мысль своего автора, но и тот понятийный и

исторический универсум, в котором он вырос. В данном слу-

чае это условие полностью выполнено).

Кроме того, это событие теоретическое. Мы имеем де-

ло с текстом, который в течение тридцати лет играл перво-

степенную роль в полемике, в атаках на мысль Маркса и в

ее защите. Ботигелли очень удачно разъясняет, каким обра-

221

«ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИЕ РУКОПИСИ 1844 Г.

зом были распределены роли в этом большом споре. Успех

этому знаменитому тексту обеспечили социал-демократы

(прежде всего, его первые издатели, Ландсхут и Майер), а

вслед за ними — философы-спиритуалисты, экзистенциа-

листы, феноменологи и т. д.; тем не менее, κέικ и следовало

ожидать, они интерпретировали его в духе, весьма чуждом

и постижению мысли Маркса, и простому пониманию ее

формирования. «Экономическо-философские рукописи» по-

служили питательной почвой для этических, антропологи-

ческих (которые по сути тождественны первым) и даже ре-

лигиозных интерпретаций мысли Маркса, — и «Капитал» с

его дистанцированностью и мнимой «объективностью» ока-

зывался всего лишь развитием некой интуиции молодого

Маркса, которая будто бы нашла свое главное философское

выражение в этом тексте и в его понятиях: прежде всего, в

понятиях отчуждения, гуманизма, общественной сущно-

сти человека и т. д. Известно, что марксисты отреагирова-

ли на эти интерпретации с опозданием и что их реакция не-

сла на себе отпечаток их опасений и их поспешности: ча-

ще всего они защищали Маркса в целом и принимали тезис

своих противников, пытаясь лишь видоизменить его таким

образом, чтобы подчеркнуть значение «Капитала», и тем са-

мым переоценивая теоретический престиж текста 1844 го-

да.

Ботигелли в этой связи предлагает нам замечательные

формулировки (с. IX, ХХХК). Они заставляют нас осознать

одно требование, обойти которое не может ни один серьез-

ный комментатор: требование определить новый и строгий

метод исследования, некий «другой метод» (с. X), отличаю-

щийся от простой предвосхищающей или ретроспективной

ассимиляции. Теперь эти «Рукописи», которые были аргу-

ментом в сражении, предлогом для осуждения или реду-

том в защите, мы можем, мы должны трактовать с помо-

щью надежного метода: как момент формирования мысли

Маркса, который, как и всякий момент интеллектуального

становления, указывает на некое будущее, но в то же время

222

«ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИЕ РУКОПИСИ 1844 Г.»

охватывает собой некое единичное и ни к чему не сводимое

настоящее. Не будет преувеличением сказать, что, подгото-

вив этот безупречный перевод, Ботигелли дал нам привиле-

гированный объект, который представляет для марксистов

интерес по двум имеющим теоретическую природу причи-

нам:

поскольку он касается формирования или, лучше ска-

зать,

преобразования мысли Маркса, но также и потому, что

он предоставляет марксистской теории идеологий образцо-

вый повод испытать свой метод и доказать его действен-

ность.

Кроме того, я бы хотел указать и на то, что этот перевод

снабжен замечательным историческим и теоретическим

«Введением», которое не только подводит нас к самому ядру

наиболее существенных проблем, но и проясняет как их кон-

текст, так и их самих.

В чем же заключается специфический характер «Рукопи-

сей 1844 г.» по сравнению с предыдущими текстами Марк-

са?

Какой

радикально новый элемент они вносят? Ответ за-

ключается в следующем факте: -«Рукописи» суть продукт

встречи Маркса с политической экономией. Разумеется,

в них Маркс не впервые столкнулся, как он сам говорит, с

«необходимостью» выразить свои взгляды по вопросам эко-

номического порядка (так, в 1842 г. вопрос о краже леса за-

тронул всю ситуацию аграрной земельной собственности;

так, статья, появившаяся в том же 1842 г. и посвященная

вопросу о цензуре и свободе печати, открыла ему реальность

«промышленности» и т. д. и т. п.), но вплоть до этого момен-

та он сталкивался всего лишь с некоторыми экономически-

ми вопросами, причем воспринятыми сквозь призму поли-

тических дебатов: короче говоря, он сталкивался не с самой

политической экономией, но с определенными эффектами

экономической политики или же с определенными эконо-

мическими условиями социальных конфликтов («К крити-

ке гегелевской философии права»). В 1844 г. перед Марксом

предстает сама политическая экономия. Энгельс открыл ему

223

«ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИЕ РУКОПИСИ 1844 Г.»

путь в своем «гениальном наброске», посвященном Англии*.

Но в той же мере как и Энгельс, к этой встрече его подтал-

кивала и необходимость поиска эа пределами политики при-

чин конфликтов, неразрешимых в собственно политических

границах. Вне связи с этой, первой встречей «Рукописи» мо-

гут быть поняты лишь с большим трудом. В парижский пе-

риод,

имевший в этой связи решающее значение, Маркс по-

гружается в изучение экономистов-классиков (Сэй, Скарбек,

Смит, Рикардо), он делает обширные выписки, следы ко-

торых можно найти и в самом тексте «Рукописей» (первая

часть содержит чрезвычайно большие цитаты), — он слов-

но пытается зафиксировать некий факт. Но в то же время

как он фиксирует этот факт, Маркс констатирует, что он, по

крайней мере у тех экономистов, которых он читает, лишен

всякой основы, что он висит в воздухе, что ему недостает его

собственного принципа. Таким образом, встреча с полити-

ческой экономией есть в одно и то же время и критическая

реакция на политическую экономию, и требовательный по-

иск ее основания.

Почему у Маркса появляется убеждение, что политиче-

ская экономия лишена основания? Потому что он обнаружи-

вает противоречие, которое она констатирует и фиксирует,

даже принимает и преображает: прежде всего, главное про-

тиворечие, которое противопоставляет растущую паупери-

зацию трудящихся и то необычайное богатство, появление

которого в современном мире воспевает политическая эко-

номия. Здесь — крест, здесь — поражение этой оптимисти-

ческой науки, которая воздвигает свое здание на этом сла-

бом аргументе, подобно тому как богатство собственников

возрастает на слабости и бедности рабочих. Здесь же — и ее

* Имеется в виду статья Ф. Энгельса «Наброски к критике политиче-

ской экономии», написанная им в конце 1843 г. — январе 1844 г. и опубли-

кованная в том же году в «Немецко-французском ежегоднике» (Маркс К. и

Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 544—571). —Прим. пер.

224

«ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИЕ РУКОПИСИ 1844 Г.»

скандал, который Маркс стремится снять, давая экономии

тот принцип, который у нее отсутствует и который будет ее

светом и вердиктом.

Но именно здесь и раскрывается вторая сторона «Руко-

писей»: философия. Поскольку встреча Маркса с политиче-

ской экономией — это и встреча (Ботигелли это очень удач-

но показывает: с. XXXIX, LIY LXVII и т. д.) философии с

политической экономией. Разумеется, не все равно какой

философии: речь идет о философии, выстроенной Марк-

сом за время всех его практически-теоретических испыта-

ний (Ботигелли кратко обрисовывает наиболее существен-

ные моменты: идеализм первых текстов, более близкий к

Канту и Фихте, чем к Гегелю; антропология Фейербаха) и

преобразованной, исправленной, расширенной посредством

самой этой встречи. Так или иначе, еще одна философия,

отмеченная глубоким влиянием фейербахианской пробле-

матики (Ботигелли, с. XXXIX) и искушаемая неуверенным

желанием возвращения к прошлому, от Фейербаха к Геге-

лю.

Именно эта философия разрешит главное противоре-

чие политической экономии, помыслив его, а через него —

и всю политическую экономию, все ее категории, исходя из

одного ключевого понятия: понятия отчужденного труда.

И здесь мы подходим к самому ядру проблемы, здесь мы на-

ходимся в опасной близости ото всех идеалистических иску-

шений или же искушений слишком уж поспешно провозгла-

шаемого материализма... поскольку на первый взгляд здесь

мы уже находимся в области знания, я хочу сказать — в та-

ком концептуальном ландшафте, где мы можем различить

и частную собственность, и капитал, и деньги, и разделение

труда, и отчуждение трудящихся, и их эмансипацию, и гу-

манизм — их обетованное будущее. Все или почти все кате-

гории, которые мы найдем в «Капитале» и которые мы по-

этому можем принять за предвосхищение «Капитала», за

проект «Капитала» или даже за его первую зарисовку, уже

готовую в общих чертах, но все еще эскизную, лишенную

225

«ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИЕ РУКОПИСИ 1844 Г.

полноты деталей, но отнюдь не гениальности завершенно-

го труда. Так художникам порой удаются рисунки, которые

сделаны словно одним движением, в которых все — рожде-

ние нового, и которые даже в своей незавершенности более

величественны, чем содержащееся в них произведение. Не-

что подобное этой свежести и новизне присутствует и в оча-

ровании, излучаемом «Рукописями», в их преодолевающей

всякое сопротивление логичности (Ботигелли верно отме-

чает «строгость их аргументации», с. XXXIII, LXII, Liy их

«неумолимую логику»), в убедительности их диалектики. Но

есть в них и само убеждение этой убедительности, смысл,

который эта логика и эта строгость придают легко узнавае-

мым понятиям, а значит

—

смысл самой этой логики и этой

строгости: смысл все еще

философский,

в том самом зна-

чении слова «философский», которое позднее будет вызы-

вать у Маркса

безоговорочное

осуждение.

Поскольку всякая

строгость и всякая диалектика стоят лишь того, чего стоит

смысл, которому они служат и который они иллюстриру-

ют. Когда-нибудь нам еще придется обратиться к деталям

и разъяснить этот текст слово за

словом:

задаться во-

просом о теоретическом статусе и теоретической роли, при-

данных ключевому понятию

отчужденного

труда;

исследо-

вать концептуальное поле этого понятия; признать, что оно

действительно играет ту роль, которую Маркс ему отводит:

роль первооснования; но что оно способно играть эту роль

лишь потому, что оно получает ее как миссию и мандат от

целой концепции Человека, которая из сущности человека

извлекает необходимость и содержание столь знакомых нам

экономических понятий. Короче говоря, за терминами, свя-

занными с близостью будущего смысла, нам придется об-

наружить смысл, все еще удерживающий их в плену некой

философии, остатки престижа и власти которой продолжа-

ют довлеть над ними. И если бы я не опасался злоупотре-

бления свободой предвосхищения результатов этого доказа-

тельства, то я бы, пожалуй, сказал, что в этом отношении,

226

«ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИЕ РУКОПИСИ 1844 Г.»

т. е. относительно радикального господства философии

над тем содержанием, которое вскоре станет от нее ради-

кально независимым, Маркс, наиболее далекий от Марк-

са — это именно этот Маркс, наиболее близкий, Маркс рубе-

жа, Маркс, уже почти готовый переступить порог — словно

до разрыва и для того, чтобы его завершить, ему понадоби-

лось предоставить философии все, последние возможности,

понадобилось дать ей это абсолютное господство над своим

противником и позволить ей этот безмерный теоретический

триумф, обернувшийся ее собственным поражением.

Введение Ботигелли раскрывает перед нами самое ядро

этих проблем. К числу наиболее примечательных я отношу

те страницы, на которых он задает вопрос о теоретическом

статусе отчужденного труда, сравнивает экономические по-

нятия «Рукописей» с экономическими понятиями «Капита-

ла», ставит фундаментальный вопрос о теоретической при-

роде (для Маркса 1844 г.) этой встреченной им политиче-

ской экономии. Простая фраза: «Буржуазная политическая

экономия предстает перед Марксом как своего рода феноме-

нология» (с. XLI) кажется мне решающей, столь же фунда-

ментальным представляется мне тот факт, что Маркс при-

нимает политическую экономию именно в том виде, в ко-

тором она себя предлагает (с. LXVII), не ставя под вопрос

содержание ее понятий и их систематику, как он это будет

делать позднее: именно эта «абстракция» Экономии оправ-

дывает другую «абстракцию»: абстракцию Философии, ко-

торая займется ее обоснованием. И узнавание философии,

которая присутствует в «Рукописях», с необходимостью от-

брасывает нас к нашему исходному пункту: встрече с поли-

тической экономией, заставляя нас поставить вопрос: како-

ва та реальность, которую Маркс встретил в лице этой эко-

номии? Сама экономия? Или, скорее, некая экономическая

идеология, неотделимая от теорий экономистов, т. е. в пол-

ном соответствии с уже цитированным выражением, некая

«феноменология»?

227

«ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИЕ РУКОПИСИ 1844 Г.»

Чтобы закончить, я добавлю только одно замечание. Если

эта интерпретация может привести кое-кого в замешатель-

ство,

то причиной является то доверие, которое они прояв-

ляют по отношению к смешению (избежать которого, сле-

дует признать, для наших современников довольно трудно,

поскольку целый пласт исторического прошлого избавля-

ет их от необходимости различать эти роли) между тем, что

можно назвать

политическими

теоретическими

пози-

циями Маркса в период формирования его мысли. Боти-

гелли очень ясно разглядел эту трудность, которую он пря-

мо стремится разрешить, когда пишет (с. XXXIII), что текст

«К критике гегелевской философии права» (1843) «знамену-

ет собой переход Маркса на позиции пролетариата, т. е. пе-

реход к коммунизму. Это не

означает,

что

исторический

материализм уже был разработан». Таким образом, су-

ществует политическое прочтение текстов молодого Марк-

са и прочтение

теоретическое.

Например, такой текст, как

«К еврейскому вопросу», есть текст политически ангажи-

рованный, вовлеченный в борьбу за коммунизм. Но в то же

время это глубоко «идеологический» текст: таким образом,

это не тот текст, который можно

теоретически

идентифи-

цировать с более

поздними текстами, которые дадут опре-

деление исторического материализма и которые могли бы

вплоть до самого основания прояснить то реальное комму-

нистическое движение 1843 г., которое родилось до них, не-

зависимо от них, и в ряды которого тогда вступил молодой

Маркс. Впрочем, даже наш собственный опыт может напом-

нить нам о том, что можно быть «коммунистом», не будучи

«марксистом». Это различение требуется для того, чтобы из-

бежать политического искушения, заключающегося в сме-

шении

теоретических

позиций Маркса с его

политически-

ми позициями и в легитимации первых ссылкой на послед-

ние.

Но это многое проясняющее различение тут же вновь

отсылает нас к сформулированному Ботигелли требованию:

разработать «другой метод», для того чтобы объяснить фор-

228

«ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИЕ РУКОПИСИ 1844 Г.

мирование мысли Маркса, а следовательно, и его моменты,

этапы, «синхронные срезы» («presents»), короче говоря, ее

преобразование; для того чтобы объяснить ту парадоксаль-

ную диалектику, наиболее исключительным эпизодом кото-

рой являются, конечно же, сами «Рукописи», которые Маркс

так и не опубликовал, но которые тем не менее показыва-

ют ее нам в обнаженном виде, в мысли одновременно три-

умфирующей и поверженной, на пороге становления самой

собой, посредством радикального, последнего, т. е. первого

преобразования.

Декабрь 1962 г.