Алаев Л.Б., Ашрафян К.З., Иванов Н.И. (отв. ред.) История Востока. В 6 т. Том 3. Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI-XVIII вв
Подождите немного. Документ загружается.
Города были административными центрами, крупные города, как правило, центрами провинций-
суба и областей-саркаров, касаба — центрами округов-паргана. Это определяло относительно
высокий процент непроизводительного городского населения.
В городах, даже самых крупных, являвшихся местом концентрации ремесла и торговли,
определенную роль играло земледелие, прежде всего, конечно же, огородничество и садоводство.
Однако удельный вес земледелия в больших городах в XVI в. не был велик. Так, в Ахмадабаде в
канун завоевания его Акбаром (1573 г.) налоги с городского земледелия составляли всего 50 тыс.
рупий в год, или 3,27% в общей сумме городских налогов.
Ремесло и торговля концентрировались также и близ храмов, в местах паломничества. Рынки
возникали и бойко функционировали на пересечении торговых путей и на дорогах между
городами, превращая эти дороги, по описаниям европейских путешественников, в «торговые
улицы».
174
В городах работали ремесленники различных специальностей — оружейники, медники,
каменщики, резчики по камню и дереву, ювелиры, шорники и т.д. Особенно многочисленны были
ткачи, выделывавшие всевозможные хлопчатобумажные, шерстяные и шелковые ткани, такие, как
тончайшие муслины, золотая и серебряная парча, кашмирские шали, а также грубые ткани,
находившие широкий спрос среди различных слоев населения. Посетив ряд городов Индии,
португальский путешественник Д.Барбоша писал, что здесь, «как во Фландрии», множество
разных ремесел; а обилие сортов тканей — хлопчатобумажных, тонких и грубых, шелков, бархата,
сатина и тафты — поразило его. В индийские ткани, по его словам, были одеты «все мужчины и
женщины» от берегов Красного моря до Индонезии.
Городской ремесленник работал в своей мастерской один или с помощью членов семьи; он был
собственником мастерской (а по существу, также и земли, на которой она стояла) и используемых
сырья и орудий труда. Простейшие орудия ремесленник изготовлял сам, более сложное
оборудование (например, медные котлы в красильном деле, отдельные детали ткацкого станка и
т.п.) покупалось на рынке. Орудия труда ремесленника, как и земледельца, были хотя и
несложными, но весьма многообразными, их количество достигало нескольких десятков.
В XVI—XVII вв. продолжались диверсификация ремесел и появление новых специальностей. Как
отмечал посетивший Индию в 30-х годах XVII в. голыытейнский дипломат Дж.Мандельсло,
предмет проходил через несколько рук, «прежде чем работа окажется завершенной». Процесс
изготовления тканей, например, распадался на ряд последовательных процессов — расчесывание
и сучение хлопка или шерсти, прядение, тканье, отбеливание ткани, ее крашение, вышивка,
набивка и др.
На базе специализации ремесла складывались простейшие предприятия-мануфактуры (кархане).
Принадлежавшие крупным купцам шелкоткацкие кархане были многочисленны в XVII — начале
XVIII в. в Гуджарате. В них работали мотальщики и прядильщики, красильщики, ткачи,
вышивальщики. Известны кархане и в ряде других отраслей производства. В них трудились
наемные работники, получавшие сдельную или поденную оплату. Вспомогательные операции по
изготовлению тканей и других изделий (например, украшений из полудрагоценных камней) со-
вершались нередко в различных местах.
Рост удельного веса наемного труда в ремесле свидетельствовал о наметившейся тенденции к
разложению средневековой формы его организации — производства самостоятельного мелкого
товаропроизводителя, выступающего в роли продавца своего изделия.
Мастерские-кархане принадлежали не только частным лицам, но также шахскому двору. Здесь,
как и на казенных строительных работах, оплата труда наемного работника была обычно ниже,
чем на частных предприятиях. Так, при Аурангзебе строительные работники обращались к
падишаху с требованием платить им столько же, сколько получают работники, занятые в частном
строительстве.
175
Ремесленники, терявшие статус самостоятельных товаропроизводителей, не только становились
наемными работниками, но и пополняли городские люмпенские слои. Многие ремесленники в
конце XVI — XVII в. находились в долговой зависимости от купцов и ростовщиков,
авансировавших их и выступавших в роли скупщиков. Они орудовали даже в отдаленных горных
районах Кашмира. Как писал Ф.Бернье, в Кашмире купцы каждый год ходят по горам, собирая там
тонкую шерсть для выделки шалей.
В отдельных случаях купцы определяли объем и параметры создаваемого ремесленниками
изделия, что позволяет говорить об эпизодическом, спонтанном перерастании торгового капитала
в предпринимательский.
В городах реализовались не только изделия ремесла, местного производства или привозные. Здесь
сложились рынки сельскохозяйственной продукции. Однако зерно в преобладающей своей массе
попадало в город по каналам налогообложения. Изъятые у землевладельцев в виде ренты
продукты превращались здесь в товар. Введение Акбаром денежного налога с земледелия
насильственно вовлекало земледельческие хозяйства в сферу рыночных отношений, способствуя
их разорению. В условиях, когда устои натуральных отношений в деревне не были еще
подорваны, коммутация налога не приводила к росту земледельческого производства как
необходимого условия его товаризации. Отношения в деревне оставались в основном
натуральными, а торговля между городом и деревней — крайне ограниченной.
Заметное развитие получила межобластная торговля. Определенную роль в ее развитии сыграла
деятельность Акбара, по приказу которого было проложено и обустроено несколько дорог. От
Агры до Лахора тянулась «шахская дорога», по обочинам которой высаживались деревья. На
расстоянии каждого полудня пути были построены караван-сараи. Через Лахор и Мултан
проходила дорога из Дели в Тхатту (Синд). Еще несколько дорог соединяли столичные города
друг с другом и с отдаленными от них областями.
Значительных объемов достигла внешняя торговля. В международной торговле Индия играла
большую роль уже в силу того, что она находилась на пересечении морских путей Индийского
океана.
ПРОНИКНОВЕНИЕ ЕВРОПЕЙЦЕВ
Как уже говорилось в главе 4, первыми открыли морской путь в Индийский океан португальцы. 17
мая 1498 г. португальская эскадра во главе с Васко да Гама появилась в порту г. Кожикоде
(Каликут) на западном побережье Индии. Вскоре португальцы основали несколько факторий по
побережью, а в 1510 г. вице-король Аффонсу д'Альбукерки захватил у Биджапура о-в Гоа,
который стал официальным центром всех португальских владений на берегах Индийского и
Тихого океанов. Кроме Гоа португальские фактории и поселения на территории Индии возник-
176
ли и существовали в Кочине (в 1503-1663 гг.), Каннануре (в 1503— 1656 гг.), Куилоне (в 1503—
1653 гг.), Каликуте (в 1510—1616 гг.), Чауле (в 1522—1739 гг.), Крангануре (с 1520-х годов до
1662 г.), Бассейне (в 1534-1739 гг.), Бомбее (в 1534-1661 гг.), Диу (с 1534 г.), Хугли (в 1537—1642
гг.), Негапатаме (в 1540—1660 гг.), Тутикорине (в 1540— 1658 гг.), Сан-Томе (в 1540-1660 гг.),
Читтагонге (в 1540-1666 гг.), Дамане (с 1559 г.), Порто-Ново (с 1575 г.), Камбее (в 1583—1616 гг.).
Португальцы вывозили в Европу пряности, но основную часть доходов получали от монополии на
торговлю в пределах вод, омывавших Африку и Азию. Монополию эту они получили отчасти по
той простой причине, что обладали наиболее быстрыми и грузоподъемными в то время кораблями
(каравеллами). Но кроме того, они удерживали свою монополию также насильственно. Они
выдавали (правда, за символическую плату — одну золотую монету с судна) разрешения
(лицензии) на каждый рейс. Застигнутые в море суда без лицензии португальцы беспощадно
грабили и топили. Контроль над торговлей портовых городов резко сократил торговые операции
местных купцов, хотя португальцы в отдельных случаях привлекали их в качестве своих младших
партнеров, стремясь использовать их опыт и связи. Сильно пострадали от португальской
монополии также и арабские мореходы, некогда игравшие большую роль в каботажной торговле
Индии с Ближним Востоком и Восточной Африкой.
Стимулируя товаризацию земледельческой продукции и, возможно, расширение ее производства,
португальская торговля, сопряженная с пиратством, насилиями, вымогательствами и
ограничивавшая поле деятельности индийских торговцев, привела к резкому сокращению доходов
портовых городов. В Гуджарате в конце XVI в., при Акбаре, эти доходы составляли примерно
четвертую часть тех, что поступали ранее в казну султанов Гуджарата. Захирел знаменитый порт
Камбей, известный прежде богатством проживавших там купцов и широкими торговыми связями
с различными странами.
Гегемонию на мировых торговых путях в конце XVI — начале XVII в. захватили две мощные
морские державы — Голландия и Англия, наиболее развитые страны Европы, прочно вставшие на
путь развития капитализма.
Созданная в 1602 г. Нидерландская (Голландская) Ост-Индская компания основала большое число
факторий для закупки местных, индийских товаров в городах Масулипатам (в 1605—1611 гг.),
Пуликат (в 1609-1781, 1785-1795, 1818-1825 гг.), Сурат (в 1616-1668 гг.), Ахмад-абад (в 1616-1744
гг.), Агра (в 1618-1620 гг.), Патна (в 1620-1763 гг.), Чинсура (в 1645-1781, 1783-1795, 1814-1825
гг.), Каннанур (в 1656-1784 гг.), Куилон (в 1653-1803 гг.), Тутикорин (в 1658-1782, 1785-1795,
1818-1825 гг.), Негапатам (в 1660-1781 гг.), Сан-Томе (в 1660-1672 гг.), Кранганур (в 1662—1776
гг.), Кочин (в 1663—1795 гг.), Порто-Ново (1678 г.), Коконада и Бимлипатам (до 1825 г.).
Голландцы скупали и вывозили из Индии рис, животное и растительное масло, селитру, воск,
шелк-сырец, шелковые и хлопчатобумажные ткани, парусину; большой
177
интерес проявили они к красителю индиго. В Индию они ввозили из Японии и Юго-Восточной
Азии медь, золото, олово, ртуть, слоновую кость, пряности. Отобрав у португальцев Молуккские
острова и захватив Малакку, голландцы обеспечили себе гегемонию на Островах Пряностей.
Постепенно они вытеснили португальцев также с Малабарского побережья Индии. Индийскими
хлопчатобумажными тканями они расплачивались за перец и другие специи Малайского
архипелага. Таким образом, голландцы присвоили себе посреднические функции в торговле
Индии с другими азиатскими странами.
Вытесненные голландцами из Юго-Восточной Азии, англичане сосредоточили свою деятельность
на Индии. Созданная в 1600 г. английская Ост-Индская компания быстро укрепляла позиции в
Индии. Монопольное право на торговлю со странами к востоку от мыса Доброй Надежды
предоставлялось ей хартией королевы Елизаветы. В 1608 г. в гуджарат-ский порт Сурат прибыл
первый английский корабль. Находившийся на нем Вильям Хоукинс передал падишаху
Джахангиру личное письмо короля Иакова I, однако добиться каких-либо торговых привилегий
для английских купцов ему не удалось. Возможно, Джахангир боялся ущемить интересы
португальцев. Но победа в 1612 г. англичан над португальским флотом недалеко от Сурата
изменила отношение падишаха к англичанам, в которых он увидел реальный противовес
хозяйничавшим на индийских берегах португальцам. Привилегии были дарованы, и одновременно
было разрешено основать в Сурате английскую факторию (существовала в 1613—1616 гг.).
С 1615 г., когда в результате деятельности посольства Томаса Роу англичане получили право
торговли во всех владениях Могола, начали появляться английские фактории также и на
Коромандельском (восточном) побережье Индии (Масулипатам, Пуликат, Армагаон). В 1639/40 г.
Ост-Индская компания арендовала у местного раджи Чандрагири землю вокруг селения
Мадраспатнам, где построила форт Св. Георга (Сент-Джордж). Вокруг форта вскоре вырос город
Мадрас. Здесь в XVII — первой половине XVIII в. была главная английская фактория. Английские
фактории вскоре появились в Харихарпуре, в дельте р. Маханади, Ка-симбазаре, Патне, Агре. На
р. Хугли в Бенгалии были куплены три деревни, на месте которых основана Калькутта (1690 г.) и
выстроена крепость Форт-Вильям.
Концентрация во второй половине XVII в. английской торговли на восточном побережье Индии
объяснялась отчасти тем, что в Гуджарате (здесь английские фактории были в Ахмадабаде и
Броче) в начале 30-х годов XVII в. разразился страшный голод, губительно сказавшийся, в
частности, на производстве хлопка-сырца и ткачестве, изделия которого составляли важнейшую
статью английского экспорта. В Бенгалии, Бихаре, Ориссе в больших количествах закупались
хлопчатобумажные пряжа и ткани, шелк-сырец и шелковые ткани, а также лак, селитра. Затраты
на закупку этих товаров росли на протяжении XVII в. и к 80-м годам достигли 230 тыс. ф. ст.
Предметами английского ввоза в Индию были медь, олово, ртуть, краски, шерстяные ткани;
последние,
178
впрочем, не находили здесь широкого сбыта, и нередко Компания дарила их представителям
индийской знати.
На западном побережье Индии английские купцы обосновались в Бомбее, расположенном на
небольшом острове, попавшем к англичанам в качестве приданого португальской инфанты,
вступившей в брак с английским королем Карлом И. Сюда перешла часть торговли Сурата.
Деятельность Компании поощрялась английской короной и правительством. Большую роль в
укреплении ее позиций сыграли предоставленные ей, согласно ряду правительственных хартий,
права объявлять войну и заключать мир (хартия Кромвеля 1657 г.), чеканить монету и содержать
собственные армию и флот (хартия 1686 г.).
К индийским рынкам проявляли интерес и другие европейцы, в частности датчане, основавшие в
1620 г. свою факторию. Датская Ост-Индская компания была учреждена еще в 1616 г., однако
роль ее в торговле была невелика. В 1664 г. возникла французская Индийская компания,
немногочисленные фактории ее находились в Южной Индии (Масулипатам, Маэ) и в Бенгалии
(Чандернагор, ныне — Чандранагар). Центром французских владений был Пондишери (ныне —
Путгуччери, к югу от Мадраса).
И англичане, и главным образом голландцы получали свои доходы не только от торговли, но и от
фрахта грузов, принадлежавших индийским купцам и короне, торговавшей обычно через
подставных лиц.
Вывозимые из Индии товары, и прежде всего ткани, попадали на европейские рынки лишь в
ограниченных количествах, тем более что политика протекционизма, проводившаяся
европейскими правительствами, искусственно снижала возможности их реализации на рынках
Европы. Основная масса индийских тканей и ряда других товаров ввозилась европейцами в
страны Востока и продавалась здесь по более низким ценам, чем товары, привозимые самими
индийскими торговцами. Огромная товарная масса индийского ручного ткачества, относительная
дешевизна тканей (из-за дешевизны труда, сочетающейся с большой искусностью ремесленников,
унаследовавших производственный опыт многих поколений) позволяли европейцам в период,
когда продукция их собственной домашинной промышленности была относительно невелика,
делать крупные накопления благодаря реэкспорту индийских товаров и выполнению, по существу,
посреднических функций в экономических отношениях между отдельными восточными странами.
Активная торговая деятельность европейцев в Индии, стимулируя расширение производства
также коммерческих культур (прежде всего пряностей и хлопка), не способствовала, однако,
развитию внутреннего рынка. Более того, она гасила потенции к складыванию его в результате
вывоза из страны громадной товарной массы, необходимой для этого. Вместе с тем индийский
торговый капитал оказался отрезанным от ключевых позиций в торговле с Европой и странами
Востока и лишенным, таким образом, выгодных источников накопления — доходов от вывоза
продуктов земледелия и ремесла Индии.
179
Эпизодически предпринимавшиеся гуджаратскими султанами Махмудом Бегара и Бахадур-
шахом, могольскими падишахами Хумаюном и Акбаром попытки изгнать европейцев из их
укрепленных приморских баз и факторий оказались в общем бесплодными. Поводом для выступ-
ления против англичан в 1694 г. послужил захват ими в Сурате принадлежавшего Аурангзебу
большого корабля «Гандж-и Саван», который вернулся сюда с грузом золота и серебра,
оцениваемого в 52 лакха рупий, вырученного от продажи индийских товаров в Мокке и Джидде.
Корабль, самый крупный из всех, которыми обладал Могол, был снабжен 80 пушками и имел на
борту 400 мушкетеров. Несмотря на ряд успехов падишахского войска, поставленная задача —
изгнание англичан с о-ва Бомбей — осталась невыполненной.
Торговый баланс Индии в средние века был активным, вывоз безусловно преобладал над ввозом
товаров. Основная масса вывозимых европейцами товаров приобреталась ими за драгоценные
металлы. В конце XVII в. французский врач, проведший в Индии 12 лет, Франсуа Бернье писал,
что Индию можно назвать «пропастью, поглощающей значительную часть золота и серебра всего
мира, которые находят многие пути, чтобы туда проникнуть со всех сторон, и почти ни одного —
для выхода оттуда». Ввоз драгоценных металлов из Европы, переживавшей «революцию цен» в
результате притока американского серебра и золота, приводил к определенному обесцениванию
денег и росту цен на внутренних рынках Индии. Уже при Акбаре цены на сельхозпродукцию по
меньшей мере в 2,5—3 раза превышали цены на начало XIV в. Новое, весьма существенное
повышение отмечалось в XVII в.
Агенты европейских компаний не только скупали ткани, но временами и авансировали их
производство. Спрос на ткани, предъявляемый иностранцами, способствовал увеличению объема
производимой ремесленной продукции и торговли ею. Однако производители все более попадали
в зависимость от Ост-Индских компаний, а торговля приносила все меньше выгоды индийским
купцам.
Сухопутные торговые пути связывали Индию со Средней Азией, Ираном, Турцией. Через Кашмир
и Синьцзян шла дорога на восток, в Китай.
Если на морских путях, где господствовали европейцы, торговля осложнялась их соперничеством,
делавшим ее рискованным предприятием, то пролегавшие на сотни и тысячи километров
караванные дороги были не менее опасны из-за феодального произвола, войн, восстаний и
обыкновенного разбоя грабителей. Тем не менее значение караванных дорог в XVII в. для Индии
существенно возросло в результате перехода морской торговли в руки европейцев. По этим
дорогам через Бухару и Иран индийские купцы торговали с Россией. В Астрахани в 1649 г. они
основали свой «двор» — обнесенный стеной участок, где расположились их лавки, жилые
помещения, храм бога Вишну. Они появлялись со своими товарами также в Москве и Нижнем
Новгороде, на знаменитой Макарьевской ярмарке.
180
Русские цари проявляли интерес к торговле с Индией и стремились установить с ней регулярные
торговые и дипломатические отношения. В 1646 и 1651 гг. в эту страну были снаряжены два
посланца, однако оба были задержаны в пути иранскими властями. Еще одно посольство было
задержано в Кабуле уже по приказу Аурангзеба. Все же в 1695 г. посольство Семена Маленького
посетило Дели, Агру, Сурат и Бурханпур. Ему удалось получить от падишаха фирман на право
свободной торговли для русских купцов в Индии. Однако реализовать его так и не удалось.
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ
Общественный строй Индии в XVI—XVII вв. был феодальным. Основу его в условиях
преобладания натуральной экономики и примитивной ручной техники составляло
самостоятельное мелкое хозяйство крестьян, у которых методами внеэкономического
принуждения изымались как частновладельческая рента, так и централизованная рента в виде
государственного налога. Получатели обоих видов ренты представляли господствующий класс.
Оба класса — крестьян и феодалов — были неоднородными, аморфными образованиями. Грань
между ними была «стертой», существовало множество смешанных, промежуточных и переходных
статусов.
Характерная черта средневекового индийского общественного строя — сложное переплетение
социальных и кастовых градаций, которые усложнялись конфессиональным многообразием,
особенно выраженным в городе, где наряду с индусским населением значительную прослойку
составляли джайны и мусульмане. Последние в Индии также делились на касты, в чем сказалось
мощное воздействие индуизма и его многовековых традиций. Впрочем, мусульманская каста была
гораздо менее замкнутой, чем индусская.
Каста — эндогамная экстерриториальная социальная группа, осознающая свою общность. Каждая
каста имела свои обряды, мифологию, даже предписываемые одежду и украшения. Основной
особенностью касты является общепризнанный и религиозно санкционированный круг
традиционных занятий, охватывающий одну или несколько профессий. Объединяя группу людей
одного социального статуса, каста была своеобразным сословием, не получившим, однако,
юридического оформления.
Из-за сакрализованности системы каст они были крайне нединамичны (что способствовало
иллюзии абсолютной их неподвижности), и кастовое сознание с большим «опозданием»
фиксировало эволюцию, изменение социальных статусов отдельных групп. Вследствие этого каста
оказывалась «разорванной» между различными социальными и классовыми группами, придавая
им упомянутую аморфность.
В целом иерархия каст отражала социальную иерархию, не совпадая с ней, однако, абсолютно.
Формально определяемые степенью ритуальной
181
чистоты, кастовые статусы были тем не менее функцией экономического и социального статуса.
В аграрном обществе Индии к наиболее важным, ритуально чистым кастам принадлежали те, кто
владел землей и занимал определенное место в структуре власти. Это были индусские касты —
брахманы и радж-путы, а также высокие мусульманские касты — шейх, сайид, могол, патан,
относимые к «благородным» (ашраф-зат). Касты делились на под-касты, которым у раджпутов
соответствовали доминировавшие в данном месте кланы (ратхор, тонвар, чаухан, качваха,
парихара, панвар и др.). Ашраф-зат были представлены пришельцами-мигрантами из Средней
Азии, Ирана, Афганистана и их потомками. Именно они были наиболее влиятельной частью
феодального класса, занимая в Могольской Индии и деканских султанатах высшие должности при
дворе и в войске. Впрочем, во все времена в верхнем эшелоне власти были и индусы, как приняв-
шие ислам, так и сохранившие веру отцов. При Аурангзебе одна треть мансабдаров исповедовала
индуизм.
Значительная часть крестьянского населения относилась к землевладельчески-земледельческим
(«средним») кастам. Это были кунби (в Махараштре и Гуджарате), джаты (в Северной Индии),
веллала (в Тамилна-де), редди и велама (в Андхре), оккалига (в Карнатаке). Они представляли
верхнюю прослойку в общинах — полноправных общинников и были известны как мирасдары
(наследственные владельцы), малики («собственники») или худкашт райяты (самостоятельные
земледельцы-крестьяне).
Пришлые — «чужаки»-арендаторы возделывали не только поля общинных землевладельцев, но и
земли, принадлежавшие отдельным мелким феодалам, где не было общин. Их называли музаре,
иджарадар, ад-жир (позднее — райат-и пайикашт) и др. Они не были налогоплательщиками в
отличие от общинников, чем объясняется крайняя немногочисленность сведений о них в
источниках. Не исключено, однако, что удельный вес труда крестьян-арендаторов уступал по
объему труду общинного крестьянства в общественном производстве. Арендаторы и на
общинных, и на частновладельческих землях находились в феодальной зависимости. Общинники,
имевшие право владения и распоряжения землей, могли выступать как мелкие феодалы,
получатели ренты от наследственных или ненаследственных арендаторов.
На своих полях полноправные общинники использовали также труд низкокастовых и
неприкасаемых — чамаров, дхеров, иногда — лишь в страдную пору. Последние получали от
хозяина земли пищу, определенную плату или клочок земли для возделывания. Положение этих
кабальных наемников было полукрепостным, полурабским. Именно эта прослойка составляла
самую угнетенную часть земледельческого населения.
Существовали общины различных типов. Они отличались специфическими, присущими данному
типу формами присвоения земли, видами локальных и межлокальных связей. Общины состояли из
индивидуальных или больших семей, объединенных в кастовые группы.
Преобладающим типом общины в XVI—XVII вв. была соседская. Она лишь относительно может
рассматриваться как пережиток первобытной
182
общины. На протяжении средневековья общины распадались и вновь возникали, воспроизводя
самое себя, что порождало у их членов представление об извечности и неизменности общинных
институтов. В XVI— XVII вв. территориальная община представляла собой интегральную часть
феодального общества, и в ней находили отражение многие из социальных и кастовых
противоречий, характерных для него.
Топографическая близость членов локальной группы определяла во многом то, что люди в общине
были связаны не только экономическими, но и личностными отношениями. Эти локальные
группы имели также и функции культурного общения. Община была миром, в котором жил
индивид, единственным полем его духовного контакта и получения информации. Ее функции
кроме культурного общения были многообразны и встречались, видимо, в различных
комбинациях. Это — функции организации производства, регулирования землепользования,
упорядочения налогообложения, организации вооруженного сопротивления, обеспечения своего
социального доминирования.
К XIX в. традиционные натуральные отношения в деревне предстают в значительной мере
подорванными: растущая часть производственных и потребительских нужд общинных
землевладельцев удовлетворялась мелкими товаропроизводителями. Возможно, что элементы
этого явления складывались еще в могольский период, отмеченный весьма высоким для эпохи
средневековья развитием товарно-денежных отношений.
Система натурального обмена услугами известна в более поздней литературе как система
джаджмани. Хотя в натуральном обмене были заинтересованы обе стороны — и землевладельцы,
и ремесленники, в их отношениях изначально присутствовал элемент неравноправия и экс-
плуатации первыми вторых, что было обусловлено поземельной зависимостью от общины слуг и
ремесленников, считавшихся обычно неприкасаемыми и проживавших в некотором отдалении от
деревни или на ее окраине.
Внутриобщинное разделение труда на натуральной основе соответствовало относительно
невысокому уровню общественного разделения труда. В этих условиях оно обеспечивало как
воспроизводство земледельческих хозяйств, так и автономию общинных коллективов.
Торговля и ремесло в аграрном обществе Индии были менее престижными, а кастовый статус
занимавшихся ими людей — относительно невысоким. Однако существовали определенные
различия в положении торговцев и ремесленников. Агент голландской Ост-Индской компании
Пельсарт, посетивший Индию в 30-х годах XVII в., заметил: «Чем бы ни торговал лавочник —
специями, лекарствами, фруктами, хлопчатобумажными изделиями, тканями или чем-нибудь еще,
он пользуется большим уважением, чем ремесленники. Некоторые из них весьма состоятельны, но
и они испытывают на себе произвол правителей и чиновников, страдают от доносов. Знать может
требовать от них товары по низким ценам». Дабы избежать притеснений, купцы часто искали себе
влиятельных покровителей среди знати. Унижаемые и обираемые властями, купцы скрывали свое
богатство. Их протест против произвола обнаруживал
183
себя в петициях-жалобах, с которыми они обращались к падишаху. В 1664 г. Аурангзеб сместил
чиновников, произвольно поднявших пошлины, так как купцы в своей жалобе угрожали оставить
Сурат, где они торговали. В некоторых случаях купцы осуществляли свои угрозы прекратить
торговлю.
Среди торговцев существовало множество кастовых и имущественных групп. Наиболее богатыми
и влиятельными были индусы-банья, относимые к варне вайшьев, мусульмане-бохра, джайны,
парсы. Однако некоторые виды торговли (в частности, солью) считались занятием непрестижным,
и занимавшиеся ими причислялись к неприкасаемым.
Богатые купцы вели обширную торговлю в Индии и за ее пределами. Их опыт и изощренность в
делах коммерции поражали европейских торговцев, вынужденных прибегать к их посредничеству
для заключения торговых сделок с местным населением. Деятельность европейских торговцев,
отрицательно сказываясь на доходах местных купцов, вызывала их недовольство. Известны
случаи, когда они требовали от властей запретить иностранцам торговать в индийских городах и
закупать индийские товары.
Ремесленные и торговые касты выполняли многие функции, присущие европейскому цеху.
Следование принципу строгой эндогамии обеспечивало наследственность профессии. Как писал
Ф.Бернье, ремесленник «не стремится улучшить положение, в котором он очутился по рождению.
Вышивальщик воспитывает своего сына вышивальщиком, сын золотых дел мастера становится
золотых дел мастером. Городской врач воспитывает сына так, чтобы он стал врачом. Никто не
берет жен иначе как из своей профессии, и этот обычай почти столь же строго соблюдается
магометанами, как и индусами, которым он прямо предписывается законом».
Каста обеспечивала ее членам взаимопомощь, кастовая система служила гарантией сбыта
изготовленной продукции, обеспечивала сохранение секретов производства. От цеха ее отличал
ряд других черт, прежде всего большая замкнутость, упомянутая выше эндогамия. Однако спе-
циализация и диверсификация ремесел приводили к появлению все новых профессий — каст и
подкаст, или к размыванию касты, члены которой переходили к новым профессиям, а также к
расширению традиционного круга профессий, предписываемых данной касте.
Ремесленники одной профессии в городах проживали обычно компактно в особых кварталах
(пура, махалла), формируя своеобразную квартально-кастовую общину соседства. Особые
помещения отводились для собраний общины. Здесь находился храм божества-покровителя дан-
ной касты. Население однокастовых кварталов (а они преобладали) нередко собой представляло
экзогамную группу родичей, называвших друг друга «братьями»; девушки и вдовы считались
дочерьми общины и пользовались коллективной защитой.
Известны также многокастовые городские кварталы. Так, квартал-пура Панчала в Ахмадабаде
получил свое наименование от общего названия пятерки ремесленных каст, составлявших ее
население, — кузне-
184
цов, плотников, золотых дел мастеров, медников, горшечников. Квартально-кастовая община была
своего рода аналогом института сельской общины: каждый житель квартала был владельцем
земли, на которой располагался его дом. Но он не мог продать или заложить землю кому-либо из
чужаков, не предложив ее сначала жителям данного квартала. Это сближало городские общины с
сельскими. Однако отсутствие в городе, в отличие от деревни, доминирующей
землевладельческой касты создавало иную социальную обстановку. Вместо отношений
поземельной и личной зависимости, которые существовали в деревне между высококастовыми
общинниками и остальным населением, каждая из городских общин в вопросах землевладения
была вполне самостоятельной по отношению к другой, даже была высокой.
Всеми делами городских кастовых общин, как и сельских, заправляли советы. В ремесленных, как
и в сельских, общинах они именовались панчаятами, в кастовых общинах купцов —
махаджанами. Возглавлявшие их наследственные старшины занимали особое положение; через
них происходили сбор налогов, а часто и распределение заказов.
Кастовость торговли и ремесла не исключала появления в позднее средневековье (еще в
доколониальный период) надкастовых и кросскас-товых объединений купцов и ремесленников. Не
случайно, что это наблюдалось ранее всего в Гуджарате — области высокого развития рыночных
отношений.
При Моголах кастовые общины городских ремесленников и торговцев находились в подчинении
феодальной администрации города. В «Аин-и Акбари» Абул-Фазла среди прочих рекомендаций и
предписаний правителям областей и чиновникам содержится инструкция градоначальнику-
котвалу, в которой говорится: «В каждой касте ремесленников пусть назначит он одного из них
начальником, а другого — даллалом (маклером) и с их ведома составит перечень покупаемого и
продаваемого ими. Ежедневные записи пусть посылает в казну».
Нет сомнений в том, что фискальная администрация Моголов проникала в корпоративную
структуру городских общин, присваивая или дублируя некоторые функции городских кастовых
общин. При Аурангзебе, согласно его указу, чиновники взимали сбор в размере 1,5 рупии с
«чужаков» — чесальщиков хлопка и маслоделов, которые, «придя из других мест», поселялись,
естественно, на территории той или иной существующей кастовой общины. Специальный налог
взимался чиновниками с купли-продажи домов в городских кварталах (2,5 рупии на каждые 100
рупий цены проданного дома). Прежде чем овладевший специальностью ремесленника —
вышивальщика, ткача и др. — приступал к работе, он был обязан уплатить определенный налог.
«Противным религии» объявил Аурангзеб сохранение кастами секретов производства.
С феодальными элементами в городе и феодальной государственной администрацией сращивалась
верхушка городских общин. В Гуджарате богатый купец, глава общин джайнов-шраваков, Шанти
Дас был назначен согласно указу Джахангира нагарсетхом (букв, «глава города») с функциями
градоначальника: от контроля за торговлей и поддержания
185
чистоты в городе вплоть до подавления беспорядков и содержания в исправном состоянии
городских стен и укреплений. Должность нагарсетха после смерти Шанти Даса занимали
представители его «дома», в частности его внуки.
Несмотря на существование среди торговцев и городских ремесленников множества кастовых
групп, в социальном плане они представляли собой некую общность, именуемую в источниках
«люди базара» (базары, мардум-и базар), «люди города» (шахри, мардум-и шахр) и др. Эта общ-
ность определялась местом торговцев и городских ремесленников в системе экономических
отношений как носителей товарно-денежных отношений и их общим бесправием, делавшим
возможным внеэкономическое принуждение. Безраздельное политическое господство феодалов в
городе и устойчивость касты были серьезными препятствиями на пути к формированию сословия
горожан, подобного европейскому бюргерству.
Могольская империя была государством типа феодальной деспотии, не знавшей сословного
представительства и выборных органов. Стоявший во главе ее государь (падишах) пользовался
неограниченной властью. В Могольской империи, деканских султанатах и в раде других го-
сударств, где ислам был официальной религией, государи представляли интересы прежде всего
мусульманской знати, являвшей собой верхнее звено властной цепи. В Могольской Индии
большая часть эмиров и других мансабдаров были завоевателями или мигрантами (или их потом-
ками) из Средней Азии, Ирана, Афганистана. Среди мансабдаров были и представители местной
знати, индусы по вероисповеданию.
«Столпами государства» считались должностные лица, возглавлявшие важнейшие ведомства: во
главе налогового ведомства стоял диван или аазир; мир-бахши ведал военными делами;
мастерскими и многообразными «службами» короны — мир-саман; садр-ус-судур (он же кази ул-
куззат) был уполномочен вести дела мусульманского духовенства. Все они назначались
падишахом, так же как наместники в провинциях-суба, градо-начальники-котвалы больших
городов. Каждый из высших должностных лиц представлял падишаху кандидатуры чиновников
своего штата на предмет назначения им жалованья, денежного или в виде земельного
пожалования. Чиновники, получавшие денежное довольствие, были известны как накди (от накд
— наличные). Подавляющая часть крупных должностных лиц, включая военачальников, получала
земельные пожалования (джагиры).
Формально пожалование джагира считалось передачей государем ман-сабдару своего права на
получение с населения определенной территории (деревни, группы деревень, округа)
причитающихся казне налогов. Джагиры нередко отбирали у мансабдаров в знак немилости или
меняли на другие. Падишахскими указами устанавливались размер и форма изъятия джагирдаром
государевой доли дохода земледельческих хозяйств; диван и чиновники его ведомства могли
требовать у джагирдаров отчета об их доходах и расходах, следить за выполнением джагирдаром
условий пожалования (содержание того или иного войскового контингента, выполнение каких-
либо административных функций). На практике, одна-
186
ко, джагирдары сплошь и рядом нарушали условия пожалования, не набирая положенного числа
воинов. Нередко они жили в джагирах с семьями, сами определяли размер изымаемой доли
продукта, через своих управляющих-агентов взимали ее, передавали джагир по наследству.
Как феодальный институт джагир был аналогичен западноевропейскому бенефицию, однако
частные права субъекта этой формы землевладения были более ограниченными, чем у
бенефициария и тем более ленника.
В руках государя сохранялись фактически лишь земли халисе (букв, «выделенный», «особый»;
хорошим переводом могло бы служить известное слово «опричный»), которые находились в
ведении чиновников фиска. Доход с этих земель шел на строительство крепостей, содержание
падишахского двора, гарема, арсенала и конюшен, личной гвардии, государственных кархане и
служб (буютат).
Доход с коронных земель существенно уступал совокупности доходов с джагиров. По подсчетам
индийского историка Ширин Мусви, основанных на данных «Аин-и Акбари», примерно от 67 до
76% суммы налога попадали в карманы мансабдаров-джагирдаров; от 24 до 33% составлял доход с
земель халисе. Вероятно, что доля самого государя в действительности была еще меньше,
поскольку часть получаемых с халисе средств шла на оплату тех же мансабдаров, получавших
денежное жалованье.
При Джахангире доход с земель халисе составлял всего 50 лакхов рупий, или 5% в совокупном
налоге, и обеспечивал лишь треть расходов короны. Дефицит покрывался из накопленной ранее
казны. Это сокращение произошло в результате недальновидной раздачи земельных пожалований.
Щедрость падишаха беспокоила министров двора. При Шах-Джахане доход с земель халисе
равнялся трем крорам рупий, а с джагиров — 22 крорам, т.е. составлял примерно V?
всех
поступлений. В первые годы правления Аурангзеба фонд земель халисе несколько увеличился и
доходы короны составили Vs поступлений, несколько уступая лишь доходам казны при Акбаре.
Однако многочисленные джагирные пожалования, в частности деканской знати, к концу его
правления исчерпали фонд земель халисе. Тем временем бесконечные войны и карательные
походы Аурангзеба требовали огромных сумм. Попытки падишаха урезать доходы джагирдаров
рассматривались как посягательство на их привилегии и имущество и вызывали яростное
сопротивление.
Видимо, лишь в связи землями халисе можно говорить о совпадении ренты и налога. Что же
касается джагирных владений, то феодальная рента с них поступала, по крайней мере в XVII в.,
практически целиком джагирдарам, которые делали в государственную казну, да и то эпизоди-
чески, лишь незначительные отчисления (вроде асьям-и хилали, равной 11-дневнему доходу
джагирдара, или хурак-и давабб, шедшего на содержание слонов и лошадей в падишахских
конюшнях). Такое положение дел вынуждало Аурангзеба изымать в момент пожалования джагира
определенную сумму, что сближало джагир с откупом налогов.
Из-за непрерывных войн середины и второй половины XVII в. сократились доходы не только
короны, но и джагирдаров. Многие из них даже
187
отказывались от джагиров и просили падишаха Аурангзеба предоставить им денежное жалованье.
Однако, как правило, они получали отказ, поскольку казна Аурангзеба и его преемников была
сильно истощена.
Стремление джагирдаров превратить свои джагиры в наследственные владения порой получало
санкцию правителей. Еще Махмуд Бегара, султан Гуджарата, издал рескрипт, согласно которому
«в случае гибели какого-либо эмира или воина в бою, или в случае естественной смерти, его
джагир [следует] утверждать за его сыном. Если у покойного нет сына, то дочери предоставляется
половина джагира. Если и дочери нет, то джагир утверждается за каким-либо родичем, так чтобы
[никто] не жаловался на свою судьбу». По словам историка Гуджарата Сикандара, джагир при
Махмуде Бегара не мог быть изъят у держателя, за исключением случаев, когда тот был жесток и
тираничен.
Попытка Акбара ликвидировать джагирную систему была заранее обречена на провал, и сам
Акбар, как отмечалось выше, продолжал практику предоставления джагиров военачальникам и
другим должностным лицам.
Сын и преемник Акбара падишах Джахангир сохранил прежние должности и джагиры за теми, кто
имел их ранее. В одном из двенадцати изданных им установлений говорилось: «Следует, чтобы
мансабы и джагиры всех служилых (нукеров) моего отца были бы утверждены на срок их жизни».
Тем самым санкционировался принцип пожизненности джагиров. Однако нарративные и
документальные источники содержат много сведений также и о передаче джагиров по наследству
сыновьям, братьям и прочим родичам джагирдаров. Со временем в источниках все чаще
встречаются упоминания о «старых, давних джагирах» (джагир-и кадим), о наследственных
джагирах (джагир-и моурус) того или иного лица. В источниках XVII в. нередки упоминания о
«джагирах по образу вотчины» (джагир бе-тарик-и ватан) и даже «джагире по образу милка»
(джагир-бе-тарик-и милкийат). Эти категории джагиров не подлежали «замене или
упразднению».
Джагирная система или условное землевладение под эгидой государства, как некогда в XIII—XIV
вв. система икта, накладывалась на существовавшую до мусульман вотчинную структуру
землевладения раджпу-тов и других местных феодальных владетелей. В источниках XVI— XVII
вв. их называли ватандарами («вотчинниками») или, чаще, замин-дарами («владельцами земли»).
Часть их существовала вполне независимо от имперского фиска, присваивая доход в виде
феодальной ренты. Другая часть, видимо подавляющая, выполняла посреднические функции, роль
промежуточного звена между казной или джагирдаром, с одной стороны, и землевладельцами—
плательщиками ренты — с другой. Включенные в имперскую систему управления и феодальной
службы, в число мансабдаров, местные феодалы-индусы (заминдары) сохраняли при условии
службы государю свои земельные владения, которые рассматривались уже как принадлежащие им
наследственно джагиры (джагир-и ватан).
188
Вне служебного землевладения была категория земель, рассматриваемых как частная
собственность, — мулък (милые). И юридически, и по существу это было владение, которое
передавалось по наследству, могло быть объектом купли-продажи и не было обусловлено службой
государю. Мульками считались поднятая целина или обводненная земля, земли общинных
владельцев в деревне; в городах это были земли под домами и лавками, принадлежавшими купцам
и ремесленникам. Мульками могли быть как отдельные участки земли, так и целые деревни,
платившие ренту собственнику-.милькдару.
Владельцами земель, обычно освобожденными от каких-либо налогов, были мусульманские
мечети и суфийские монастыри-хане/са, медресе, индуистские храмы, отдельные представители
духовенства и жречества, целые религиозные общины. В источниках могольского периода эти
земли назывались обычно союргал («пожалование»), мадад-и мааш («средства к жизни»), мадад-и
хардж («средства на расходы»), ином («дар»), вазифа-йе аима («содержание имамов») и др. Это
были в основном мелкие и средние владения, в отличие от многих джагиров, хотя были и
владения, включавшие десятки деревень.
Государь, государство и огромный бюрократический аппарат, различные категории феодальных
землевладельцев и земельных собственников существовали благодаря изъятию у земледельцев
хараджа, т.е. ренты-налога (если земля была государственной или коронной), либо феодальной
ренты (если земля принадлежала отдельным феодальным владельцам на правах собственности или
обусловленного службой держания).
Государство определяло размер и форму ренты (мал, харадж, мал-у-джихат и др.) с земель
халисе, требуя соблюдения джагирдарами тех же норм. Уплата ренты, как и возделывание земли,
были обязанностью землевладельцев-крестьян. Указ Аурангзеба от 1668 г. предписывал чинов-
никам применять строгие меры — заключение в тюрьму и побои — в отношении тех, кто, будучи
в состоянии возделывать землю, не делал этого.
Мал (харадж) был крайне обременителен для его плательщика. Далеко в прошлом остались
времена, когда соблюдался установленный шариатом размер его. Если при Шер-шахе он взимался
в размере
J
/4 — '/з урожая, при Акбаре декларировался в том же размере, но мог достигать и
!
/2
урожая, то во второй половине XVII в. харадж, видимо, превышал в реальности
1
/^', во всяком
случае, указ Аурангзеба от 1668 г. предписывал чиновникам не взимать более половины.
В зависимости от способа обложения налог назывался по-разному: ха-радж-и мукасима (если
урожай делился в долях между землевладельцем и получателем налога), харадж-и мауззаф (если
уплате подлежала фиксированная сумма) и харадж-и мукатаат (если урожай с части участка
отдавался в качестве ренты со всего участка).
Помимо ренты с землевладельцев взимали разнообразные дополнительные поборы (абваб, букв,
«статьи»). 16 таких поборов перечислены в грамоте-санаде Шах-Джахана от 1654 г.; сбор их
запрещался с жалуемой территории, но подобные запрещения не выполнялись.
189
Обременительными были принудительные работы (бегар), на которые привлекали крестьян при
сооружении дворцов, крепостей. Подлинным бедствием для крестьян становились постои
должностных лиц. Земледельцы, большую часть которых составляли индусы, до Акбара и после, с