цировано в лице Квадри и Клеричи. Анна пытается балансировать
между ними в ожидании того, какая чаша перевесит. Линия ее поведе-
ния с Марчелло колеблется между снисходительной отстраненностью,
ускользанием и откровенными попытками манипуляции. Анна то стре-
мится разжалобить Клеричи, обнажая собственную уязвимость («Не
причиняй нам зла»), то отвечает укусом на поцелуй, демонстрируя свою
неприступность. То с едва скрываемым раздражением меняет место за
столом, избегая закамуфлированных прикосновений Марчелло, то с
нежностью и теплотой льнет к нему всем телом во время танца. Но
главный провокационный поступок Анны состоит в том, что она, зная
истинную цель его приезда в Париж (обезвредить Квадри), фактически
дает ему карт-бланш, указывая маршрут перемещения своего мужа.
Подвергала
ли
при этом Анна испытанию силу слабости Клери-
чи или, прежде всего, собственный авторитарный характер, не
столь важно в свете произошедшей трагической развязки. Ее
спонтанное решение поехать с мужем, вопреки договоренности с
Марчелло может быть проявлением убеждения, что силы, «сущес-
твующие вне человека, вне его потребностей и интересов, опреде-
ляют его дальнейшую жизнь. И единственно
возможный
путь к
счастью — полное послушание... этим силам» [70, с. 214]. Отсюда,
по Э. Фромму, и особенность проявления личного мужества автори-
тарной личности: «Страдать молча и безропотно — наивысшая
добродетель...
а вовсе не попытка прекратить эти страдания» [70,
с.
215].
Жестокое садистское убийство Квадри совершается на гла-
зах у Анны, и она страдает по-мазохистски — молча, не отводя глаз.
Полное бездействие Марчелло в этой ситуации объясняется дости-
жением им внутренней границы (по аналогии «Я сделал все, что
мог»). Он мчался, чтобы спасти Анну, но, нагнав автомобиль
Квадри, остался на двадцатиметровом расстоянии, ибо ощутил
незримую границу, преодоление которой смертельно опасно («У
них задание — не оставлять свидетелей»). Марчелло как слабый че-
ловек (во фроммовском понимании) никогда не перешагивает за-
данного предела. Отсюда его статика, стабильность, «опечатавшая»
даже внешний облик: широкополая шляпа, поднятый воротник
пальто,
но главное — лицо, безжизненное, окаменелое, словно
обтянутое пергаментом (Ж. Трентиньян).
Анна же, наоборот, энергией своей силы (снова во фроммов-
ском понимании) постоянно выносится за запретную
черту.
Отсюда
динамизм, двуликость, «двукодовость» ее образа. Анна отчаянно
рискует, время от времени перешагивая границы, что, в конце
концов, приводит ее к гибели. Именно в кульминационной фазе
картины образы Марчелло и Анны... отождествляются на основе
297