ггииппооттееззыы,, ииссссллееддоовваанниияя,, ппррооббллееммыы
32
№25
гипотезы, исследования, проблемы
ции и обобщения раскрывающую характер пер<
сонажа, декоративную, благодаря силуэту и цвету,
а также техническую — помогая актеру выпол<
нять трюк и защищая его при этом. Более того,
в некоторых костюмах способность к спецэф<
фектам уже была заложена, как, например, в чер<
ной полумаске с зелеными электрическими
глазами у Голутвина, или в накладном бюсте Ма<
нефы, в котором светятся электрические лампоч<
ки
13
. Фактически во всех своих работах
Эйзенштейн относился к костюму как к одной из
самых важных составляющих задуманного им ат<
тракциона, подолгу объясняя, каким должен быть
силуэт, как должна лежать складка, какие это
должно вызвать ассоциации у зрителя, ибо для
него линия, рисунок, создаваемый движением ак<
тера в костюме были подчас важнее, чем слово
и мимика исполнителя. И в «Мудреце» костюм
входил в концепцию трюка как составляющий
элемент — он должен был быть одновременно ху<
дожественно выразительным и функциональным.
В отличие от ряда других современных «Мудре<
цу» постановок, где использовались цирковые
трюки, эстрадные танцы и иные непривычные
для традиционного драматического театра плас<
тические решения, все сложные акробатические
элементы в спектакле Эйзенштейна выполняли не
цирковые артисты, а драматические актеры, акте<
ры его театра, специально обучаясь необычному
для себя искусству. Используя детали циркового
костюма
14
, все же одежду персонажей шили сами,
исходя из эскизов Эйзенштейна. Это был один из
первых опытов по созданию непосредственно
трюковых театральных костюмов. Кроме того,
что они изобиловали декоративными элемента<
ми, были многоцветны, имели деформированные
силуэты (чем напоминали клоунские наряды), все
эти костюмы были сконструированы и сшиты та<
ким образом, чтобы в них было удобно выпол<
нять трюки.
15
То, обстоятельство, что актеры сами
шили костюмы — тоже немаловажно. Это дела<
лось, вероятно, не только в целях экономии,
но и потому, что сами исполнители могли лучше
всего приспособить костюм под индивидуальную
пластику в ходе исполнения сложного трюка.
В отличие от многих других подобных представ<
лений, совмещавших в себе театральное и цирко<
вое действие, в данном спектакле костюмы были
именно индивидуальны и приспособлены для вы<
полнения трюка конкретным человеком.
16
Качест<
ву исполнения костюмов действительно
уделялось большое внимание, равно как и подго<
товке акробатических номеров, да и вообще по<
становочной части. В театральном объявлении
о переносе премьеры спектакля говорится:
«Вследствие большой сложности монтировочной,
костюмной и акробатической частей, показ пье<
сы «На всякого мудреца довольно простоты» пе<
ренесен на апрель».
17
Такая тщательная
подготовка была вызвана стремлением режиссера
не просто добиться высокого уровня техники ис<
полнения артистами сложнейших цирковых трю<
ков, но скорее всего, желанием выдержать
спектакль, построенный на их каскаде, в живом,
стремительном, непрерывном темпе и не допус<
тить сбоя ни на одном из этапов хода действия,
ни в одном трюке. С. Эйзенштейн старался, чтобы
обстоятельства были ясны из действия. Лучше, го<
ворил он, чтобы зритель чаще пользовался глаза<
ми, чем ушами, так как спектакль главным
образом искусство действия, причем действия не<
прерывного.
18
Безусловно, активное использование в театре на<
чала ХХ века трюков и эксцентрики во многом
было связано с влиянием кинематографа.
Для творческой судьбы С.М. Эйзенштейна взаи<
мовлияние этих двух видов искусства имело осо<
бое значение. Для развития театра опыт
пролеткультовского спектакля «На всякого мудре<
ца довольно простоты» также очень важен. Почти
спустя сто лет во взаимоотношениях театра и ки<
но мы можем отметить сходные тенденции. В ки<
нематографе работают талантливые театральные
художники, появляются картины с прекрасной
разработкой костюмов персонажей (тонкая
и сложная ручная работа, тщательный подбор
фактур, изысканность и изобретательность силу<
этов и т.д.) и оформлением игрового пространст<
ва. В театре, в свою очередь, все чаще стали ис<
пользовать спецэффекты, заимствованные из ки<
нематографа — непосредственная работа актера
с огнем, с водой. Действие спектакля может идти
как непрерывный кинокадр: актеры, исполняю<
щие главные роли, почти не уходят со сцены.
Современный зритель привык к быстрому дейст<
вию. Как бы ни было долгим повествование, как
бы долго не «раскручивался» сюжет, он будет раз<
дражен нарушением в ритме динамики пластиче<
ского действия. Воспитанному на кинематографе
и видеофильмах, ему хочется и в театре увидеть
волшебно быструю смену цвета, объемов, фактур.
Фактор времени для создания зрелищного пред<
ставления в драматическом театре был важен все<
гда, но жизнь за стенами театра стала на
несколько порядков динамичнее и жестче, чем
это было сто лет назад. Изменилось и мышление
зрителя — теперь он мыслит блоками, кассетами,
кадрами. Зачастую он не представляет себе игро<
вое искусство без спецэффектов. Во–первых, они
содействуют стремительности развития действия.
А во–вторых, спецэффекты являются важным
эмоциональным компонентом: средством психо<
логического воздействия.
Эти обстоятельства повлияли и на развитие теат<
рального костюма. Появились такие его разно<
видности, как фокусный костюм (с особой
конструкцией, потайными застежками, приспо<
собленными для быстрого переодевания актера
непосредственно на сцене), костюм, снабженный
приспособлениями для спецэффектов, например,
предохраняющий от ожогов (подшитый огне<
упорной тканью) и т.д.
19
Все эти костюмы созда<
ются непосредственно для конкретных
исполнителей, они индивидуальны. Конечно, это
связано и с повышением уровня исполнения теа<
трального костюма вообще.
Но Эйзенштейн был одним из первых, кто, вводя
в театральный процесс спецэффекты, создал для
актеров, участвующих в их исполнении, индиви<
дуальные костюмы, предназначенные для кон<
кретных исполнителей и конкретных трюков.
Наталия ЗАВАЛИШИНА
1. Одной из наиболее ярких публикаций в ходе дискуссии о проблемах трюкового те)
атра, развернутой на страницах «Зрелищ», была статья Е. Кумейко «Эксцент)
ризм и трюковой театр». — «Зрелища», №21, 1923, с. 12–13.
2. Эйзенштейн С.М. Избр. произв. в шести томах. Т.2. — М., 1964, с. 271.
3. В статье ФРР «»Мудрец в цирке». К постановке «На всякого мудреца довольно про)
стоты» в Московском Пролеткульте» перечислены следующие цирковые номера,
исполнявшиеся актерами в спектакле: «эквилибристика (работа на туго натя)
нутой наклонной и горизонтальной проволоке), перш (работа на 9–ти аршин)
ном шесте), полеты на трапеции, полеты на трапеции через весь зрительный
зал — без предохранительной сетки, работа в кольце (разновидность трапеции,
лет пять не демонстрировавшаяся в Москве), сложная партерная акробатика,
работа на аппаратах и ряд антрэ эксцентриков». — «Зрелища», «27, 1923 г.
4. А. Цепковский. «Мудрец» (Новый рабочий театр). — «Труд», №276, 4 декабря 1924 г.
5. Е. Кумейко. «Мудрец» в Пролеткульте. — «Зрелища», № 37, 1923.
6. А. Левшин. На репетициях «Мудреца». — В кн.: Эйзенштейн в воспоминаниях совре)
менников. — М., 1974, с.145.
7. Л. Оболенский. От чечетки к психологии. — В кн.: Эйзенштейн в воспоминаниях...,
с. 156.
8. С. Третьяков. «Мудрец» в Пролеткульте. — «Зрелища», № 38, 29 мая 1923 г.
9. А. Февральский. «На всякого мудреца довольно простоты» (в 1–м раб. Театре Про)
леткульта). — «Правда», №101, 9 мая 1923г.
10. С.М. Эйзенштейн, Избр. произв. В 6–ти тт., т.4. — М.,!964, с.271.
11. Там же, т.1, с.95.
12. Цит. по: Л. Оболенский. От чечетки к психологии, с.158. Ср.: О необходимости пре)
доставить живому телу препятствие на сцене (в целях достижения его вырази)
тельности) Аппиа писал задолго до встречи с Э. Жак–Далькрозом и открытия
ритмики, в одной из своих первых работ «Как реформировать постановку»
(1890–е гг.). — См.: Аппиа А. Живое искусство. Сб. статей. — М., 1993, с. 75.
13. Л. Кулешов вспоминает об актере, исполнявшем роль Манефы, который «откалы)
вал» лихой канкан на авансцене в костюме, в котором для изображения женщи)
ны были использованы два рядом посаженных многоцветных (мозаичных)
электроплафона в виде бюстгальтера, мигающего настоящим цветным элект)
рическим цветом». — Л. Кулешов. Великий и добрый человек. — В кн.: Эйзенштейн
в воспоминаниях..., с. 161.
14. Григорий Александров, вспоминая об одном из эпизодов в ходе спектакля, упомина)
ет, например, о «лосевой канатоходской обуви», — Г. Александров. В новый мир. —
«Советский экран», №14, июль 1976 г.
15. См.: А. Левшин. На репетициях «Мудреца». — В кн.: Эйзенштейн в воспоминаниях
современников. — М., 1974, с.140.
16. В 1920–е гг. активно ведутся поиски «игрового костюма» — унифицированного,
многовариантного платья. Общность аналогичных поисков мы можем видеть
в прозодежде в спектаклях В. Э. Мейерхольда, а также в импровизированном кос)
тюме в «Принцессе Турандот» К. Гоцци у Е. Вахтангова. Костюм для спецэффек)
тов должен быть обязательно индивидуальным для каждого актера, рассчитан
только на его неповторимую манеру движений, пластику, характер. Поэтому
прозодежда, которую часто использовали в театральных постановках 1920–х
годов, никак не может относиться к этому типу костюмов, хотя связана с вы)
полнением актерами различных трюков на сцене.
17. Московский Пролеткульт. — «Зрелища», № 27, 6–12 декабря 1923 г.
18. Александр Левшин о работе над «Мудрецом» по А. Островскому. — В кн.: Эйзен)
штейн в воспоминаниях..., с. 146.
19. См., например, спектакли московского театра «Ленком» — «Юнона» и «Авось», «Бе)
зумный день, или Женитьба Фигаро», «Мудрец», «Плач палача» и др.
В «Женитьбе Фигаро» для быстрой смены костюма актера, играющего роль Керуби)
но, используются специальные застежки, в «Мудреце» — в костюме Глумова —
кнопки для моментального снятия костюма. В спектакле «Плач палача» для
А. Абдулова, исполняющего главную роль, изготовлены ботинки со специальными
застежками, позволяющими моментально снять их и туфли с бутафорскими
шнурками–резинками, для столь же быстрого надевания их. Для спецэффекта со
взрывом и «самоподжиганием» (в начале 2–го акта спектакля) изготовлено спе)
циальное пальто с подшитой на спине и рукаве огнеупорной тканью, предохра)
няющей актера от ожога.