Ярская-Смирнова Е.Р. Социокультурный анализ нетипичности

Подождите немного. Документ загружается.

Ярская-Смирнова Е.Р. Социокультурный анализ нетипичности. Саратов: СГТУ, 1997.

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы определяется необходимостью теоретического развития новых подходов к

осмыслению социокультурных проблем нетипичности и важностью методологической разработки

исследования современных идентичностей. При этом социокультурная рефлексия нетипичности во

многом позволяет объяснить положение детей-инвалидов в современном обществе и выходит на

разработку способов социального включения нетипичных людей на принципах равноправия и

индивидуального подхода к особым потребностям, преодоления стереотипов и формирования

социальной толерантности.

Растущая в российском обществе озабоченность возможными неблагоприятными последствиями

институциального исключения ряда социальных групп, в том числе, инвалидов и их семей, не только служит

стимулом для разработки программ социально-реабилитационной направленности, но и требует

фундаментального анализа процессов изменения и способов воспроизводства особенностей социальной

структуры. Широкое проблемное поле анализа социального неравенства, включающее вопросы социальных

и экзистенциальных смыслов нетипичности, разнообразных социальных практик исключения и

конструирования маргинальной идентичности, задает аксиологические ориентиры исследования и напрямую

затрагивает основные теоретические интересы современной мировой социологии, теории культуры и

социальной политики, концептуализирует основы глобальной ситуации XXI века.

Форум по Европейской социальной политике, который состоялся в марте 1996 года в Брюсселе,

подтвердил, что для того, чтобы социальное развитие охватывало каждого члена общества, потребуется

такой подход к пониманию гражданства, при котором каждый человек принимает на себя обязательства по

отношению к другим. Было бы ошибкой думать, что уважение прав - это дело лишь общества и социальной

политики. Практическое выполнение прав зависит и от межличностных отношений, от смысла

индивидуальной ответственности перед другими: не существует прав без обязанностей, нет демократии без

гражданского обязательства. Вопросы демократизации социального развития России вплотную связаны с

соблюдением прав ребенка, реализацией социальной политики на уровне индивида, гуманизацией

общественных отношений в аспекте институциализации социальной работы.

Развитие российского общества по пути гуманности и цивилизованности требует осознания

проблем нетипичности, развития толерантности и предоставления социальных гарантий людям с

ограниченными возможностями в аспекте нормализации их жизни, социального участия. Особо

актуальным становится в этой связи изучение проблем наиболее уязвимых групп населения, в

частности, семей с детьми-инвалидами. До недавнего времени политика изоляции в отношении к

инвалидам была определяющей тенденцией отечественного сообщества. Сегодня ситуация меняется.

Развивается система социальной поддержки, растет профессионализм социальных работников,

специализирующихся на помощи семье, издаются законы, разрушающие физические преграды в жизни

инвалидов. Однако символические барьеры сломать порой гораздо сложнее, здесь требуется развитие

культурных ценностей гражданского общества, таких, как толерантность, эмпатия, уважение

человеческого достоинства, гуманизм, равенство прав, независимость.

Возникающая в этой связи проблема ограниченных возможностей человека отличается сложностью и

остротой. С одной стороны, усиление общественного внимания и исследовательского интереса российской

социологической науки к вопросам социальной дифференциации и множественности жизненных стилей

отражает обновление системы социальных ценностей и норм с учетом накопленного социокультурного

опыта и критического осмысления перспектив развития других культур. Осознание обществом потребности в

новой стратегии социального взаимодействия, необходимости вариативности и полифункциональности

социально-политических программ является свидетельством начавшегося процесса осуществления

человеком своих гражданских, политических, экономических и культурных прав. С другой стороны,

особенности и социокультурные факторы социального исключения фактически не затрагивают сферу

интересов отечественной социальной науки.

Интерес к исследованию культуры и социальной структуры в России стремительно растет. Однако до

настоящего времени еще не проводилось отечественных исследований, позволяющих обсудить тему

социального исключения, например, в контексте гендерных отношений или инвалидности человека,

несмотря на то, что в мировом научном сообществе давно сложились и успешно функционируют несколько

направлений и школ по исследованию этих проблем. Как представляется, в российском социологическом

сообществе сегодня настала пора обсудить современные социальные отношения сквозь призму

социокультурного подхода к процессам производства нормы, нетипичности и инаковости, анализируя

практики исключения, характерные для нашей культуры. В основе такого подхода - фундаментальные

разработки по феноменологии восприятия нетипичности, изучению социальной стратификации, процессов

социального исключения, социокультурных механизмов и последствий стигматизации. В этих целях

представляется необходимым проведение исследований и восполнение информационного пробела по

указанной проблематике в целях реализации программ, нацеленных на предотвращение дискриминации,

формирование сети социальной поддержки на примере семьи нетипичного ребенка.

Нами было выбрано направление изучения современной семейной жизни как перспективы,

позволяющей свести воедино контекст индивидуального опыта и социальных институтов в аспекте

переживания уникальной, ненормативной ситуации и выявления социокультурных факторов стресса.

Длительное время российское общество стремилось избегать разговоров о семье нетипичного ребенка.

Произошедшее в России за последние пять лет удвоение численности детей с ограниченными

возможностями, имеющими статус инвалида, - явление, требующее, по мнению автора, концентрации

внимания институтов здравоохранения, образования и социальной защиты на межведомственном,

междисциплинарном характере превентивных услуг, предоставляемых нетипичным детям и их семьям.

Один из важных аспектов этой проблемы состоит в необходимости форсирования взаимодействия

исследователей, преподавателей и практиков из соответствующих структур с учетом международных

стандартов профессиональной этики и принципов работы в команде.

Среди работ последних лет, посвященных актуальным проблемам семьи в кризисном обществе,

следует выделить публикации, ориентированные на демографический анализ (В.А.Борисов,

Л.Е.Дарский, Л.Б.Синельников), содержащие вторичный анализ социологической и статистической

информации (А.А.Попов), а также основанные на новых эмпирических данных (М.В.Баскакова,

О.М.Здравомыслова, М.Ю.Арутюнян), публикации, посвященные анализу эффективности мер

социальной политики в области защиты семьи, материнства и детства (Н.Н.Ваганов, В.В.Елизаров).

Гендерные аспекты исследования семьи, проблемы отношения женщин к работе, влияния женской

занятости на семейную жизнь, являясь одной из важнейших тем международного социологического

сообщества (M.Baeck-Wiklund, U.Bjoernberg, A.Hochschild, Personal Narratives Group), стали предметом

научного анализа в России совсем недавно (З.Н.Попова, И.Н.Тартаковская, З.А.Хоткина, Д.В.Ястребов).

Внушительный ряд публикаций отечественных авторов представляет научно-методический подход в

постановке проблем современной семьи и разработке путей их решения, адаптации зарубежного опыта

и создания собственной концепции помощи семье (Е.В.Андрюшина, Е.Б.Бреева, Л.К.Грачев, Т.А.Гурко,

С.В.Дармодехин, Г.И.Камаева, И.П.Каткова, В.В.Кузнецова, О.И.Лебединская, Г.И.Осадчая, М.М.Плоткин,

Н.М.Римашевская, Г.Н.Сердюковская, Г.Г.Силласте).

Процесс "вырастания" фамилистики из социологии семьи представляет собой определенный

этап научной революции со всеми признаками, характерными для межпарадигмального периода. Как

показывает анализ современных публикаций российских исследователей семьи, концептуальные

основания претерпевают достаточно резкие изменения за весьма сжатые сроки. Если в начале

1990-х годов при изучении социальной и демографической ситуации оперировали терминами

разрушения и гибели семьи (О.А.Иванова, Ю.Н.Щербаков), глобального кризиса репродуктивного

поведения (А.И.Антонов), то уже в публикациях 1996-1997 гг. А.И.Антонов, С.И.Голод, А.А.Клецин,

В.М.Медков анализируют тенденции модернизации форм семьи. В поле зрения сегодняшних

фамилистических исследований такие проблемы, как взаимодействие семьи и других социальных

институтов, характер распределения обязанностей и власти, раннее развитие ребенка, аттитюды к

детям и к профессиональной деятельности, вопросы жизнедеятельности различных типов семей

(неполных, многодетных, имеющих детей-инвалидов), теория и практика социальной работы с

семьей, образовательные программы для родителей.

Вместе с тем, степень освоения проблем социального статуса инвалида и семьи нетипичного ребенка

отечественными авторами, объем научной литературы, изданной на русском языке, относительно невелики

(В.М.Астапов, О.И.Лебединская, Б.Ю.Шапиро, Е.Ф.Ачильдиева, А.А.Баранов, Р.К.Игнатьева, Л.К.Грачев,

Т.А.Добровольская, И.П.Кат-кова, В.В.Кузнецова, С.С.Кучинский, С.П.Пешков, Г.Г.Силласте, Н.Б.Шабалина,

И.А.Шамес, С.П.Шевчук, Ю.Г.Элланский), сюда примыкают также исследования представителей саратовской

школы теории социальной работы. В то же время данная проблематика не одно десятилетие находится в

центре внимания зарубежных ученых (J.Chen, R.Fewell, J.J.Gallagher, E.Goffman, J.Harris, C.Hinton,

H.McCubbin, G.B.Mesibov, D.Mitchell, M.B.Mitchell, T.G.Moore, L.Roll-Peterssin, K.Rounds, J.T.Salhoot,

E.Schopler, M.Seligman, W.A.Spencer, J.A.Spiegle, J.A.Sum-mers, A.Sutton, A.P.Turnbull, H.R.Turnbull,

P.M.Vietze, M.Well, P.Winton, E.Zigler). Уже в 1970-е годы в американской науке о семье было предложено

рассмотрение семьи в социально-экологическом контексте (U.Bronfen-brenner). На основе этого подхода теория и

практика ранней интервенции, методология исследований семьи нетипичного ребенка разрабатываются сегодня

T.Harms, D.Bailey, R.Simeonsson, P.Winton, I.N.Zipper.

Сравнительный анализ публикаций отечественных и зарубежных авторов по различным аспектам

семьи нетипичного ребенка говорит не в пользу российского научного корпуса, хотя сам по себе факт

обращения ученых к этой теме показателен в контексте гуманизации российского общества вообще и

социального знания в частности. Однако уровень самой постановки проблем и осуществления

аналитических выводов по исследованиям не везде отличается фундаментальностью. Методология

исследований, как правило, однообразна: традиционные массовые опросы, в которых тонут голоса

живых людей, теряется уникальность человеческой ситуации.

Современная ситуация в мировой социологической науке характеризуется полипарадигмальностью и

проницаемостью границ теоретических школ и направлений. Сегодня не столь важно классифицировать и

наклеивать ярлыки на авторов и их концепции. Неустранимая множественность точек зрения на одну и ту же

реальность

приводит к тому, что социология открывает свои границы другим формам

институциализированного научного знания, интенсифицируя тем самым развитие теорий среднего уровня и

проблематизацию новых сфер социальной реальности в качестве предмета социологического рассуждения.

Анализ современных направлений и интересов социальной науки (Э.Гидденс, Г.В.Осипов, Ж.Т.Тощенко),

отношений философии и социологии (З.Бауман), взаимовлияния социальной психологии и социологии

(Р.Тернер, В.И.Чупров), методологические разработки отечественных авторов (С.И.Барзилов, А.С.Борщов,

И.А.Бутенко, И.Ф.Девятко, В.И.Снесар, В.А.Ядов, В.Н.Ярская) позволяют выйти на необходимый уровень

рефлексии этой ситуации. В исторической ситуации крупных социально-экономических изменений, по словам

В.А.Ядова, "моно-теоретическое мышление плюс убеждение в заданности вектора общественного развития -

очень ненадежная методологическая опора"

. Вслед за Ю.Лотманом, Б.Успенским, Л.Г.Иониным,

А.Ю.Согомоновым нам представляется возможным применить типологию художественных стилей к анализу

культуры и определить современное состояние социологической науки как этап полистилистической

репрезентации.

Система значений, окружающих и насыщающих категорию нетипичности, может быть

представлена посредством понятий инаковости, чуждости, исключении, неравенства, классификации,

стратификации. Для большинства школ современной социологии характерен интерес к проблемам

значений и смыслов в культуре, которые находятся в сфере гноселогического дискурса тождества и

различия, нормы и отклонения, являющегося основанием изобилия классификационных систем.

Классические и современные подходы к понятию "чужого" представлены в работах З.Баумана,

П.Бергера, Г.Зиммеля, Р.Мертона, А.Нас-сеи, Р.Парка, А.Шюца, Е.Goffman.

Современные концепции социальной идентичности, их понятийный тезаурус представлен

исследованиями M.A.Hogg, D.Abrams, объяснением идентификации как культурного потребления P.Falk,

моделью ситуативного определения "я" П.Бергера, "зеркального я" Ч.Кули, "обобщенного другого"

Дж.Г.Мида, теориями интерсубъективного диалога "я/другой" М.М.Бахтина, Ж.Делеза, плюрализации

современной идентичности В.А.Ядова. В теоретической традиции исследования визуальной

составляющей идентификации разрабатывается категория желания (Ж.-П.Сартр, А.Бергсон, М.Мерло-

Понти, Ж.Батай, L.Mul-vey). Осмысление идентификации как объективации тела в культуре (А.Бергсон,

Э.Гуссерль, Ж.-П.Сартр, М.Бубер, М.М.Бахтин, Х.-Г.Га-дамер, Ж.Делез, К.Леви-Стросс, M.Mauss, P.Falk,

M.Foucault, M.Douglas, В.Подорога, М.Ямпольский) дает новую перспективу анализа нетипичности.

Эволюция понятия исключения прослеживается в социологии и политике Западной Европы второй

половины XX века (F.Parkin, D.Benamouzig). Различные концепции стратификации развиваются в

традициях, идущих от Маркса и Вебера. Нам близка позиция, позволяющая интерпретировать культуру

как фактор стратификации. В свою очередь, изучение культуры в отрыве от социальных структур

обедняет теорию культуры; на этом настаивают западные социологи и социальные антропологи

(Г.Гурвич). Исследования по стратификации Т.Боттомор фокусируются на понятиях субкультуры, групп

Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.: Прогресс, 1986. С. 289.

Ядов В.А. Куда идет российская социология? // Социол. журн. 1995. N 1. С. 7.

по интересам. Рассуждая о стратификационных таксономиях, Т.Лассвелл привлекает антропологический

дискурс, называя mana, дао в качестве понятий социальной структуры. В развитие идей Т.Парсонса,

социальная структура, по Р.Мертону, представляет собой схему расположения ролей, расположения

статусов и их последовательности; согласно Р.Дарендофу, статусы, ранжирование и саморанжирование

определяют социальную страту. Д.Рейссман прорабатывает стратификационный анализ, обращаясь к

понятиям статусной группы, социальной дистанции, власти, доступа к ценностям, наследуя классические

идеи G.Simmel, E.Bogardus, П.Сорокина. Стратификационный анализ инвалидности представлен

исследованиями второй половины XX века (J.R.Mercer, H.C.Haywood, D.W.Rossides).

Стратификация современного российского общества - проблема, привлекающая в последнее

время все новые силы отечественных социологов (В.И.Ильин, С.А.Кравченко, В.В.Радаев,

О.И.Шкаратан, С.С.Ярошенко). Некоторым авторам удается раскрыть определенные аспекты этой

проблемы с позиций социокультурного анализа. Однако понятие нетипичности, как и аспект

ограниченных возможностей выпадает из контекста стратификационных теорий.

Концептуализация практик социального исключения формируется в теоретической традиции от

концепции культурных изменений М.Вебера и концепции практик Л.Витгенштейна и М.Хайдеггера, среди

отечественных социологов здесь следует назвать В.В.Волкова и Л.Г.Ионина. Проблема практического

дискурса как формы аргументации норморегулирующего действия и способа проблематизации

выражений, стандартизированных при помощи языка, разрабатывается Ю.Хабермасом. Концепция

дискурсивных практик как совокупности форм познания, эпистемы, исторического бессознательного

конкретной эпохи развивается М.Фуко.

В критическом анализе культурных стереотипов гендерной социализации несомненную ценность

представляют методологические принципы таких зарубежных классиков и современных авторов, как

М.Вебер, З.Бауман, П.Бергер, П.Бурдье, Э.Гидденс, J.Benjamin, N.Chodorow, M.Foucault, A.Rich,

J.Mitchell, J.Weeks, а также работы отечественных социологов: М.И.Либоракиной, М.П.Писклаковой,

А.И.Посадской, О.А.Раковской, Н.М.Римашевской, Н.В.Рыбалкиной, И.Н.Тартаковской, З.А.Хоткиной.

Проблемы власти и неравенства исследуются отечественными и зарубежными социологами (С.И.Бар-

зилов, П.Бурдье, Ю.Г.Волков, М.Рыклин, J.Read). Философско-антропологический, герменевтический

подход к инаковости, маргинальности представлен работами отечественных авторов (И.Аристар-хова,

С.П.Гурин, Т.П.Фокина, В.А.Фриауф).

Инструментальный, функциональный подход к нетипичному человеческому телу можно

проследить от образа милостивой Руси, подобной путнику, чей посох - это нищий, больной, калека

(Розанов, Ключевский). Исследования Н.И.Лапина базовых ценностей россиян, этимологические

исследования В.В.Колесова, исследования русского национального характера и менталитета

(К.Касьянова, А.О.Бороноев) представляют интерес для анализа отношения к нетипичности в русской

культуре. Социально-антропологическая и философская рефлексия категории нетипичности выступает

сущностной чертой изучения социокультурного смысла милосердия и оснований социального развития.

В системе социально-гуманитарного научного и практического знания, действующего сегодня в

направлении изучения социальной справедливости, равенства и милосердия, необходимо выделить

теорию социальной работы и социальной реабилитации, разрабатываемую такими зарубежными и

отечественными авторами, как С.И.Григорьев, Л.Г.Гуслякова, Н.С.Данакин, Е.И.Холостова, В.Н.Ярская. С

развитием теории и практики социальной работы неразрывно связаны процессы формирования

социального государства. Вместе с тем, какие-либо фундаментальные разработки категории

нетипичности в этом корпусе знания отсутствуют, кроме отдельных примеров анализа социальной

ситуации на макроуровне с помощью функционалистских категорий социопатологии, аномии.

Данный этап исследований по проблеме нетипичности характеризуется недостаточной степенью

разработанности ряда вопросов, имеющих принципиальное значение для оформления социокультурной

концепции нетипичности и ее дальнейшего категориального, эпистемологического и методологического

развития. Нам представляется, что разработки социокультурной концепции нетипичности и обоснования

способов формирования в обществе толерантности, гражданского участия, соблюдения социальной

справедливости и прав человека позволят внести определенный вклад в развитие отечественной

социологической теории.

Таким образом, теоретической основой социокультурного анализа нетипичности выступают идеи

стигматизации (E.Goffman), философии бесконечности (E.Levinas), феноменологии восприятия (M.Merleau-

Ponty), социального контроля (М.Вебер, S.Cohen, L.Coser, M.Foucault, E.Goffman). Необходимый уровень

рефлексии научной интерпретации человеческого действия представлен в теоретическом развитии

традиции социологии повседневности Э.Гуссерля, А.Шюца, П.Бергера, Л.Г.Ионина.

Методологией изучения социокультурных смыслов нетипичности выступает феноменологический

анализ, осуществляемый на соответствующем социокультурном материале. Восприятие ситуации

исследуется с применением мультистратегического подхода, сочетающего массовый опрос и

статистический анализ данных с дискурсивным анализом текстов интервью, где нарративы служат базой

для теоретического осмысления типичных образцов социального поведения. Анализ нарративов

проводится по методу "обоснованной теории" (grounded theory), предложенному B.G.Glaser и A.L.Strauss.

Сегодня отечественные социологи приходят к выводу о необходимости интеграции подходов,

разработке методов "золотой середины" качественно-количественного континуума (Н.В.Веселкова,

О.М.Маслова, В.Б.Якубович, В.А.Ядов). Биографический метод осваивается и применяется рядом

исследователей (О.Н.Ежов, Е.Ю.Мещеркина, В.В.Семенова). Собственно нарративный анализ как метод

социологии пока еще в незначительной степени привлекает внимание российских ученых

(В.Ф.Журавлев).

В связи с этим, важными методологическими и теоретическими источниками для этапа

исследования, связанного с качественной методологией, явились работы зарубежных классических и

современных авторов. В.Дильтей впервые применил verstehen в значении, вдохновившем М.Вебера на

развитие понимающей социологии. На теоретические и методологические основания концепции

нарративного анализа оказали влияние работы Э.Гуссерля, А.Шюца и М.Мерло-Понти, символический

интеракционизм Дж.Г.Мида, этнометодология H.Garfinkel, A.Cicourel.

Социально-антропологическая традиция дистанцирования от непосредственного социального

окружения (Э.Дюркгейм) развивается E.Goffman, который структурирует реальность повседневной жизни

при помощи метафорических, квазиантропологических моделей в процессе анализа поведения людей во

взаимодействии лицом-к-лицу на эмпирическом материале наблюдений, интервью или анализа текстов.

Этот подход представляется концептуально важным в целях нашего исследования, которое также

опирается на методологию антропологической рефлексии C.Geertz и обширную традицию анализа

текста и языка в зарубежной социологии, философии и социальной антропологии (Х.-Г.Гадамер, М.Мид,

М.Douglas, М.Mauss).

Здесь важно привлечь труды зарубежных авторов, разрабатывающих качественную методологию,

в том числе М.Бургос, M.Baeck-Wiklund, B.Bergsten, R.Bogdan, K.Daly, N.K.Denzin, J.F.Gilgun, B.Glaser,

G.Handel, D.L.Jorgensen, A.P.Kerby, W.Labov, L.K.Matocha, E.G.Mishler, E.Oring, Personal Narratives,

Group, L.Polanyi, M.Pollner, J.Read, C.K.Riessman, D.Silverman, J.Stein, A.Strauss, S.J.Taylor, M.J.Toolan,

J.Waletzky.

Среди отечественных авторов о качественной методологии социологических исследований пишут

Г.С.Батыгин, С.А.Белановский, Н.В.Весел-кова, В.Б.Голофаст, И.Девятко, О.М.Маслова, Е.Ю.Мещеркина,

П.В.Романов, В.В.Семенова, В.А.Ядов, В.Б.Якубович, в междисциплинарном аспекте важны работы

И.П.Ильина, М.С.Кагана, А.М.Эткинда, В.Н.Медведевой, В.А.Подороги. Уровни и проблемы репрезентации

реальности в процессе создания научного и других типов текста обсуждаются, начиная с М.Вебера,

М.Хайдеггера, М.М.Бахтина, Р.Барта, в работах Г.С.Батыгина, М.Ямпольского, В.А.Подороги, C.Riessman,

N.Denzin и других авторов.

Целью настоящей работы является создание концепции нетипичности, развитие теоретических

оснований, методологии и методов социокультурного анализа применительно к изучению ситуации

социального исключения в современном российском контексте на примере детей-инвалидов и их семей.

В соответствии с поставленной целью нами выдвигаются следующие задачи:

• анализ и обобщение отечественных и зарубежных теоретических и прикладных исследований

по социологии культуры, социальной идентификации, социальному исключению, инаковости, социальной

стратификации, новых публикаций по семье, семейной политике и инвалидности в научных и научно-

популярных изданиях, в средствах массовой информации, репрезентирующих социальные аттитюды к

нетипичности;

• построение концепции и системы категорий социокультурного анализа нетипичности,

служащих ключом к пониманию сегодняшнего социального статуса и эволюции социального отношения к

детям-инвалидам и их семьям; исследование стратификационных характеристик инвалидности,

выработка теоретических положений социокультурной теории нетипичности;

• анализ результатов социологического исследования "Семья нетипичного ребенка. Анализ

потребностей и ресурсов"; проведение опроса с целью выявления потребностной сферы семьи с

нетипичным ребенком, осуществление сравнительного анализа потребностей семьи в России, Швеции,

Китае и США с применением метода вторичного анализа социологической информации;

• верификация гипотезы отношения семьи к инвалидности ребенка на основе разработанной

шкалы факторов, проведения исследования и осуществления факторного и кластерного анализа

данных; типологизация способов восприятия семьей стрессовой ситуации, вызванной нарушением

развития ребенка;

• обоснование методологии нарративного анализа как способа понимания жизненной ситуации

других и проведение качественных интервью с матерями детей-инвалидов, анализ смысловых слоев текста

посредством индивидуальной и групповой аналитической работы с применением концепции "сырых данных" в

традиции grounded theory, осуществление теоретического описания социокультурных контекстуальных смыслов

и особенностей переживания экзистенциального состояния нетипичности;

• объяснение социальных и экзистенциальных способов производства и воспроизводства

"исключительной" идентичности, реализация гендерной перспективы социокультурного анализа,

выявление комплекса причин социального исключения нетипичных детей и их семей, концептуализация

социальных практик исключения;

• поиск и обоснование способов преодоления дискриминирующих стереотипов, разработка

теоретических оснований концепции социального включения на принципах равноправия и

индивидуального подхода, формирования в социальном окружении эмпатии и толерантности;

обоснование внедрения результатов диссертационного исследования в преподавание социологии,

социальной работы, культурологии, социальной антропологии, а также в практику социально-

реабилитационных и анти-дискриминационных программ.

В центре нашего внимания - социокультурные параметры нетипичности в аспектах

идентификации, восприятия стрессовой ситуации и решения ненормативных жизненных проблем,

социальных практик исключения в соотношении дискурса экзистенциального опыта и институциального

контекста.

Мы подходим к нетипичности как способу понимания состояния неопределенности типа действия

или типа личности в современной повседневности, представленной разнообразными социальными

практиками исключения.

Смысл категории нетипичности анализируется нами в эволюции культуры и структуре

повседневного взаимодействия, разрабатывается социокультурная теория нетипичности как система

понятий и принципов, посредством которых раскрывается структура и генезис социального неравенства,

исключения, дискриминации, исследуется современное социальное положение детей с ограниченными

возможностями и их семей, анализируются социальные и экзистенциальные способы конструирования

"исключительной" идентичности в контексте социального исключения нетипичных детей и их семей,

рассматриваются практики социального исключения. Мы привлекаем отечественные и зарубежные

теоретические и прикладные исследования по социологии культуры, социальной идентификации,

социальному исключению, инаковости, социальной стратификации, новые публикации по семье,

семейной политике и инвалидности с точки зрения репрезентации социальных аттитюдов к

нетипичности.

Мы полагаем правомерным осуществление стратификационного анализа инвалидности по

измерениям класс-престиж-власть с применением нового подхода к анализу социального статуса инвалидов

посредством рассмотрения практик социального исключения людей с ограниченными возможностями,

реализуемых, в частности, в социальных аттитюдах к нетипичности. В этой связи мы рассматриваем реакции

на стигму в терминах ее утилизации: каким образом человек и общество реагируют на стигму и используют

ее, каким образом стигма реализуется, производится и воспроизводится в отношениях политики и идеологии.

Вопрос о причинах и катализаторах ограниченных возможностей связан с социальным

отношением к нетипичным детям в аспектах семейного восприятия ситуации, развития системы

родственной, дружеской, профессиональной социальной поддержки, позиции социального окружения,

артикулируемой на уровне средств массовой информации, социально-политических решений.

С нашей точки зрения представляется необходимым привлечение обоснование методологии

нарративного анализа как способа понимания жизненной ситуации других и проведение качественных

интервью с матерями детей-инвалидов и анализ смысловых слоев текста посредством индивидуальной и

групповой аналитической работы с применением концепции "сырых данных" в традиции grounded theory,

теоретическое описание социокультурных контекстуальных смыслов и особенностей переживания

экзистенциального состояния инаковости, нетипичности.

Особо важным нам представляется вопрос о разработке путей формирования социальной

толерантности, милосердия, гражданского участия, соблюдения социальной справедливости и прав

человека в аспекте социальной интеграции, гендерного и социального равенства в отношении детей-

инвалидов и их семей. Социокультурный анализ нетипичности, на наш взгляд, открывает новые возможности

образовательных программ по социологии, социальной работе, культурологии, социальной антропологии, а

также может быть полезен при разработке социально-реабилитационных и анти-дискриминационных

программ.

ГЛАВА 1

СОЦИАЛЬНАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ

НЕТИПИЧНОСТИ

Концептуальная проработка социокультурного смысла нетипичности возможна, на наш взгляд, в

сочетании традиционного социологического анализа с нетрадиционным для отечественной науки

подходом: механизмы конструирования социального и индивидуального определения нетипичности

раскрываются с опорой на традицию философии и социологии повседневности, социальной

феноменологии, социального когнитивизма и социокультурной антропологии.

1.1. КАТЕГОРИЯ НЕТИПИЧНОСТИ

В СОЦИОЛОГИЧЕСКОМ АНАЛИЗЕ

Для большинства школ современной социологии характерен интерес к проблемам значений и смыслов в

культуре, которые находятся в сфере гносеологического дискурса тождества и различия, нормы и отклонения,

являющегося основанием многочисленных классификационных систем. Проблема классификаций -

центральная для социологической науки, начиная с классических определений предмета социологии

Э.Дюркгейма, М.Вебера и Г.Зиммеля, - однако здесь уместна ее переформулировка в аспекте социального

конструирования идентичности и различия применительно к проблеме ограниченных возможностей человека,

инвалидности. Нас будет интересовать классифицирующий аспект процесса идентификации. Именно поэтому

при определении нетипичности как центральной категории нашего исследования мы будем осуществлять

экспликацию этого термина через понятия идентичности, тождественности, а также отличения, чуждости,

маргинальности, инаковости, типизации.

Идентичность, во-первых, имеет значение сходства, аналогии, тождества, неизменности, во-вторых, -

самость, или тождественность самому себе. В первом случае "идентичный" противопоставляется словам

"различный", "изменяющийся". Во втором значении противоположностью могут служить слова "другой",

"иной". Таким образом, идентичность, понятая как тождественность Я, конструируется посредством операции

отличения: идентификация со своими (членами референтной возрастной, профессиональной, любой другой

социальной группы, сообщества, этноса, нации) происходит благодаря отграничению от чужих.

В.В.Колесов

приводит анализ понятия чужого в языке Древней Руси. Чужой здесь - это чуждый, чудо,

чудище, гость, странник. "Чуждестранние", то есть иноземцы, враждебны, и каждый, кто побывал за рубежом,

ища там спасения или помощи, дома навсегда останется под подозрением. Такой человек не просто

странный, но чужой, хотя бы немного, но не свой. Чужой, кроме всего прочего, - это еще имущественные

отношения: в "Русской правде" чужое имущество и чужие подневольные люди противопоставлены своим,

своему. Хотя чужак, принимаемый в доме, был гостем (гость - лат. hostis - пришелец, чужеземец), он всегда

оставался чуждым - непонятным и потому до конца неприемлемым. Заметим, что сделать чужака отчасти

своим можно было, инкорпорировав его в род, отсюда - ритуалы совместной еды, символического

разделения с чужаком супруги хозяина в поцелуйном обряде.

Свой - всегда свой, он указывается безо всякой оценки и без уточнений. Достаточно того, что он

твой друг, постоянно с тобой, твой родич и потому связан своей судьбой с тобой навсегда. Чужак на

Руси, по мнению В.В.Колесова

, всегда имел оценочные определения: это, поначалу, диво "чудное",

чудо-юдо, а потом и "странное" (ибо приходит с чужой стороны), а позже еще и "кромешное", ибо таится

в "укроме" и "окроме" нас, даже "опричь" нас, вне нашего мира - кромешная сила, опричное зло

("опричники"), которых остерегаются как чужого, странного, кромешного - чуждого.

Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. Л.: Изд-во Ленингр. гос. ун-та, 1986. C. 62-68.

Там же.

Анализ классических и современных идей западных социологов культуры включает прочтение работ

Г.Зиммеля, Р.Парка, E.Goffman, Э.Фромма, Р.Мертона, А.Шюца, П.Бергера, З.Баумана, А.Нассеи в аспекте

определения чуждости. Вступая в диалог с Зиммелем

, поместим понятие чуждости в контекст социального

пространства, с характерным для этой традиции терминологическим аппаратом границ, групп и социальных

связей: только оставшийся в каком-то месте странник дает повод к образованию единства "ближнего-

дальнего", поскольку возникает социальный статус, сочетающий принадлежность к месту и группе и

независимость чужестранца.

Чужак - это странник, который приходит извне. Он, следовательно, именно пространственно чужой,

поскольку группа идентифицирует себя с определенным пространством, а пространство - с собою.

Восприятие чужого дано у Зиммеля через взаимодействие.

Чужой появляется сегодня, чтобы остаться на завтра, но остается все тем же чужим, не может

разделить с группой ее симпатии и антипатии и поэтому не только кажется опасным для существующего

порядка, но и на самом деле "становится на сторону "прогресса" против господствующих обычаев и

традиций"

. В целом, чужой предстает как свидетель иной культуры. Близость и дистанцированность как

реципрокные качества свойственны до той или иной степени всем формам отношений, в том числе и

отношениям чуждости, однако в последнем случае между этими двумя полюсами возникает особое

напряжение.

По словам Simmel: "У человека, чуждого стране, расе, городу, культуре, подмечаются

и акцентируются окружающими не индивидуальные качества, а те общие с другими

чужаками свойства, которые у него существуют или могли бы существовать. Именно поэтому

чужаки в реальности никогда не воспринимаются как индивидуальности, но лишь как

определенные типы чужаков"

На наш взгляд, метафоры пространственного, топологического видения мира позволяют обогатить

феноменологическое обсуждение смыслов нетипичности социологической перспективой изучения

социального неравенства. Кроме того, в этом рассуждении Зиммеля явно пульсирует мысль о типизации

других как приписывании знакомых свойств незнакомым объектам, идентификации других с типами

действий и личностей, которая позднее была развита А.Шюцем в его концепции структуры

повседневности.

В других работах Зиммеля находим фундаментальные предпосылки феноменологии

повседневности: здесь первофеноменом духа выступает самосознание - знание себя как другого, а

отношения между людьми определяются мерой недостаточности знания чужой индивидуальности.

Обобщенное видение другого приводит к тому, что мы видим человека не только как индивидуальность,

но и как тип, к которому мы его причисляем.

"Мы все суть фрагменты, не только всеобщего человека, но и нас самих. ...Однако

взор Другого восполняет это фрагментарное, делая [нас] тем, чем мы никогда не являемся

чисто и полно. ...Практика жизни заставляет создавать образ человека только из реальных

частей, составляющих эмпирическое знание о нем; но именно она-то и основывается на этих

изменениях и дополнениях, на преобразовании данных фрагментов во всеобщность типа и

полноту идеальной личности"

Особенность социологии Зиммеля, так же как и важное свойство современности, изучению

которой он посвятил многие свои работы, - в психологизме, переживании и интерпретации

фрагментарного мира, растворении фиксированных содержаний в терминах внутреннего душевного

опыта. Известно, что концепция Зиммеля, не претендующая на построение большой теории, но

предоставляющая способы идентификации и анализа феноменальных комплексов, была успешно

адаптирована американской социологией, в то же время, интерес представляет тот факт, что с 1893 по

1926 гг. количество его работ, вышедших на русском языке, превышало их объем, опубликованный на

английском

. Дюркгейм, работы которого практически не выходили в советской России, по-видимому, из-

за его откровенных заявлений против марксизма, иначе подходит к проблеме типизации, рассуждая о

предмете, методе и назначении социологии. На первый взгляд, речь идет о той же дилемме целостного

индивида, доступного научному познанию лишь в усеченном, типизированном виде.

"Всякий индивид есть бесконечность, а бесконечность не может быть исчерпана. Может

быть, следует обращаться только к наиболее существенным свойствам? Но согласно какому

принципу осуществлять отбор? Для этого нужен критерий, который бы выводил нас за пределы

индивида и который даже самые лучшие монографические описания не смогут нам дать. Даже

если не углубляться в проблему, можно предвидеть, что чем многочисленнее будут признаки,

Simmel G. The Stranger // Georg Simmel. On Individuality and Social Forms / Ed. by D.L.Levine. Chicago, London: The University of

Chicago Press, 1971. P. 143-149; Зиммель Г. Как возможно общество? / Пер. с нем. А.Ф.Филиппова // Социол. журнал. 1994. N 2. C.

102-114; Зиммель Г. Человек как враг / Пер. c нем. А.Ф.Филиппова // Зиммель Г. Избранное. Т. 2. Созерцание жизни. М.: Юрист,

1996. С. 501-508.

Филиппов А.Ф. Обоснование теоретической социологии: введение в концепцию Георга Зиммеля // Социол. журнал. 1994. N

2. C. 80.

Simmel G. The Stranger. P. 148-149.

Цит. по: Филиппов А.Ф. Обоснование теоретической социологии: введение в концепцию Георга Зиммеля. C. 74-75.

Frisby D. Simmel and Since. Essays on Georg Simmel's Social Theory. London, New York: Routledge, 1992. P. 66, 78.

которые послужат основой классификации, тем труднее можно ожидать, что разнообразные

способы их сочетаний в частных случаях дадут нам достаточно явные сходства и резкие

различия, чтобы можно было установить определенные группы и подгруппы"

Выводы, к которым приходит ученый, не позволяют усомниться в том, что его социальная морфология

действительно избавляет наблюдателя от многих хлопот изучать все общества, индивидуальный опыт или

разные народы: достаточно лишь найти, например, самое простое из существовавших когда-либо обществ,

чтобы на нем построить нашу универсальную классификацию: "когда социолог предпринимает исследование

какого-нибудь класса социальных фактов, он должен стараться рассматривать их с той стороны, с которой

они представляются изолированными от своих индивидуальных проявлений". Факт же, продолжает

Дюркгейм, может быть назван патологическим, если он обладает формами, распространенными не в

достаточной степени по отношению к данному виду

. Поиск простоты как полного отсутствия частей,

сведение социальности к "единственному сегменту" относятся к установкам номотетического метода, по сей

день празднующего победу в работах тех авторов, кто не замечает принудительной силы социальных

фактов.

Новые формы жизненного опыта в модернистском, или современном, обществе, привлекавшие

Зиммеля в аспекте их диффузности, фрагментарности и психологичности, рассматриваются

Дюркгеймом как последствия перехода от механической солидарности к органической и как аномальные

формы последней

. Эти формы у него носят исключительный характер, "они не только встречаются у

меньшинства, но и здесь чаще всего не продолжаются в течение всей жизни индивида"

. Итак,

нетипичность, проинтерпретированная в перспективе концепции Дюркгейма, означала бы

патологическое свойство, исключительное в смысле нераспространенности для определенного

социального типа, присущее меньшинству, но, возможно, полезное при каких-то ненормальных

условиях.

Вместе с тем, Дюркгейм признает, что в современном обществе для социолога затруднительно

решать, нормально какое-то явление или нет, поэтому установив распространенность факта, следует

выяснить, что породило его в прошлом. Определив, что старая социальная структура, бывшая условием

данного факта, изменилась или исчезла, нужно заключить, что теперь это явление - болезненное, каким

бы распространенным оно ни было.

Зиммель же, в свою очередь, ставит акцент не на отграничении нормального от патологического, а на

изучении внутреннего опыта и диффузности прежде стабильных форм переживания времени, пространства

и причинности. В его крупных работах о двух решающих сторонах модерна - зрелой капиталистической

денежной экономике и метрополисе

- дается такой анализ их последствий для индивидуальных способов

взаимодействия с миром, который оказывается ближе всего к современным социологическим и

психологическим исследованиям жизненного мира повседневности, в том числе становится концептуально

важным в анализе проблемы нетипичности как социально-психологического состояния, ситуации

переживания особого опыта бытия другим.

Рассмотрим, как идеи Зиммеля развиваются в чикагской школе, в частности, в концепции

маргинальной идентичности Р.Парка. Автор социально-экологической теории, Парк изучал миграцию как

коллективное поведение, образующее экологический порядок общества. Социальные перемещения как

изменения социально-экономического статуса становятся предметом теории социальной дистанции, а

исследования культурной мобильности позволяют Парку сформулировать понятие маргинальной

личности

. Маргинал прокладывает путь по границе двух культур и должен реализовать свой

творческий потенциал, чтобы в одиночку преодолеть их социальное столкновение.

В развитие научной дискуссии о социальной дистанции, начатой Зиммелем, изучая особые формы

маргинальности как социальной изоляции, R.Park и E.Burgess стимулируют E.S.Bogardus

на

концептуализацию этого понятия в значении степени близости во взаимоотношениях между членами

различных этнических групп. Идея Зиммеля о геометрии социальных взаимосвязей в графической форме

была, кроме того, реализована Морено в его социометрии ассоциативных предпочтений в малых группах.

Социологический потенциал этого значения социальной дистанции не был оценен по достоинству

П.Сорокиным

, но вызвал к жизни мощную волну исследований неравенства, стратификационных систем,

городских сегрегаций, спациального (пространственного) поведения и одиночества

Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. C. 97-98.

Дюркгейм Э. Социология. C. 67,77.

Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М.: Канон, 1996.

Дюркгейм Э. Социология. C. 76.

См.: Simmel G. The Philosophy of Money. London, New York: Routledge, 1990; Simmel G. The Metropolis and Mental Life // Simmel

Georg. On Individuality and Social Froms / Ed. by D.N.Levine. Chicago, London: The University of Chicago Press, 1971. P. 324-339.

Баньковская С.П. Парк Роберт Эзра // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990. C. 256-257.

Bogardus E.S. Measuring Social Distance // Journal of Applied Sociology. 1925. N 9. P. 299-308; Bogardus E.S. Immigration and Race

Attitudes. New York: Heath, 1928; Bogardus E.S. The Mexican in the United States. New York. Arno Press. 1970 [1934].

Сорокин П. Социальная и культурная мобильность // Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Изд-во полит.

литературы, 1992. C. 300

См., напр.: Laumann E.O. Prestige and Association. An Analysis of an Urban Stratification System. New York: The Bobbs-Merril

Company Indianapolis, 1966; Loneliness: a Sourcebook of Current Theory, research, adn therapy / Ed. by Peplau L.A., Perlman D. New

На наш взгляд, именно здесь возникает важная для анализа проблемы нетипичности идея

одиночества в толпе, впоследствии развитая E.Goffman как "учтивое невнимание", избегание близости,

необходимое в современной городской жизни. Эта черта современности может быть названа

отношением тотальной чуждости в том смысле, что способность к поверхностным, текучим,

ограниченным взаимоотношениям становится ключевым условием выживания.

Первое, что отсюда следует, - автономизация, или, как определяет эту черту современности П.Бергер,

индивидуация социальных отношений. Нетипичность, таким образом, можно проинтерпретировать как то, что

попадает за скобки автономных ограниченных мирков, за рамки нормативной территории субъекта, группы

или общества, и, следовательно, за пределы чьей-либо компетентности. Нетипичность воспринимается

лишь на границе этих территорий, в интеракции различных культур, способов мироощущения, влечет

интерсубъективный акт оценивания, ранжирования, классификации, результатом которого становится не

просто взаимное принятие (включение) или исключение (вытеснение) акторов, но обязательное взаимное

определение, идентификация участников интеракции с некими типами, входящими в сферу компетентности

каждого из них непосредственно или как референция к компетентности экспертов.

В качестве экспертов обычно понимаются те субъекты, профессиональные группы или институты,

которые являются агентами социального контроля, призваны гарантировать установленный порядок,

следить за соблюдением status quo социальной иерархии на всех уровнях. К экспертному знанию

относится любое научное знание, но в структуре повседневного мышления наибольшей властью

обладает авторитет медицины, психиатрии, криминологии, пенологии, где существуют не всегда

однозначные и ясные, но неизменно авторитетные определения в терминах функций и норм. Религия в

некоторых случаях также может сыграть роль рефери в ситуации нетипичности, предоставляя

спасительную точку опоры в трудных поисках ограниченных оснований в бесконечности.

Нетипичность, таким образом, выступает еще и как не-дискретность, непрерывность и

бесконечность жизни, воплощенной в индивидуальные формы, например, в форму социальных

отношений с другим, чуждым, или экзистенциальных переживаний, когда стабильность идентичности

нарушается, исчезает баланс социального, внешнего и индивидуального, внутреннего.

Идея социальности пространства, наполненного социальными интеракциями, прослеживается в

концепции А.Шюца, рассматривающего устойчивость, долговечность социальных связей как

определяющий признак отношений между чужими и своими и изучавшего психические процессы

преодоления чуждости, нового культурного окружения. В этой концепции чужой - это человек,

переживающий личностный кризис и стремящийся проникнуть посредством изменения системы

ценностей в новую структуру.

Как видим, нетипичность, воспринимаемая человеком как кризис в нем самом, приобретает

экзистенциальный смысл сомнения личности. Переживание кризиса (от греч. сrisis - решение,

поворотный пункт, исход) приближает к состоянию выбора, которое Киркегором объясняется через

состояние отчаяния: решившийся на отчаяние, выбирает познание себя самого не в смысле временного,

случайного индивидуума, но в своем вечном значении человека

. Анализ проблемы нетипичности как

социального и экзистенциального феномена, следовательно, возможно осуществлять в перспективе

рассмотрения кризисных, стрессовых ситуаций, делающих жизненный опыт субъектов необычным,

индивидуализируя ситуацию и тем самым заостряя разлом между социальным и личностным, затрудняя

типизацию, определение явлений, действий, событий и самотипизацию акторов.

В связи с этим для нас в работах А.Шюца важна мысль о том, что любая форма социального

взаимодействия зиждется на конструктах типизации, при помощи которых понимаются "другой" и модель

действия вообще

. Здесь в понятие действие включается все человеческое поведение, когда и

поскольку действующий индивид придает ему субъективное значение.

Z.Bauman представил чуждость как нечто противоположное к отношению друга-врага, имеющему

четкие внутригрупповые границы и дающему знание о праве и бесправии, добре и зле, истине и фальши.

Чужой - это символ неизвестного, нерешенного, нерешительного, опасный для социальной жизни.

"Оба понятия - "мы" и "они" - получают смысл из разделительной черты, которую они

обслуживают. "Чужаки", с другой стороны, нарушают это разграничение; можно сказать, что они

представляют оппозицию оппозиции. Чужак не есть просто незнакомый человек. Верно, скорее,

обратное: примечательная черта чужаков - это то, что они до значительной степени знакомы.

Чужаки - это не близкие и не далекие от меня люди. Они не являются ни частью "нас", ни частью

"их". Они - не друзья и не враги. Поэтому они вызывают растерянность и беспокойство, тревогу.

Я не знаю точно, что ожидать от них, как вести себя с ними, что мне с ними делать"

Продолжая дискуссию об интерактивной сущности понятия нетипичности как чуждого, обсудим мысль

А.Нассеи

, который считает, что различение ближнего-чужого генерирует процесс различения форм

коммуникации и поведения, - таким образом форма общественной близости соотносится с формами

York: Wiley, 1982; Spatial behaviour of older people / Ed. by Pastalan L.A., Carson D.H. Ann Arbor: University of Michigan, 1970.

Киркегор С. Наслаждение и долг. Киев: Air Land, 1994. C. 293-296.

Шюц А. Структура повседневного мышления // Социол. исслед. 1988. N 2. С. 135.

Bauman Z. Thinking Sociologically. Oxford, Cambridge, MA: Basil Blackwell, 1990. P. 54-55.

Нассеи А. Чужой как ближний. Социологические исследования конструкции идентичности и различия // Росс. журн.

Социальные и гуманитарные науки. Отечетсвенная и зарубежная литература. 1996. N 3. C. 104-111.