Вульфиус П. Франц Шуберт. Очерки жизни и творчества

Подождите немного. Документ загружается.

эру. — Услышав мое имя, Эйблер заявил, что он не знаком

еще ни с одним моим сочинением. Когда я пришел через

несколько недель, чтобы узнать о судьбе своего детища,

Эйблер сказал, что месса хороша, но написана не в том

стиле, какой любит император. Ну, я откланялся и подумал

про себя: „Я не так счастлив, чтобы уметь писать в импера-

торском стиле"»

106

. О том, что можно было в какой-то

мере пойти навстречу императору, у Шуберта даже не возни-

кло мысли.

Еще раньше, чем пришел ответ от Харраха, Шуберт при-

нял участие в испытании на должность второго капельмей-

стера театра Кернтнертор. Причина постигшей его в данном

случае неудачи выглядит по-разному

описании разных оче-

видцев. Шиндлер пишет о том, что композитор решительно

отказался изменить что-либо

слишком трудной для певицы

арии, сочиненной им специально к этому дню, и, захлопнув с

треском партитуру, взял ее под мышку и вышел быстрыми

шагами

107

. А. Хюттенбреннер, наоборот, отмечает, что

певица была довольна, а получить место Шуберту «поме-

шало не собственное упрямство, а просто интриги в

театре»

108

. Зонлейтнер, не оспаривая версии Шиндлера,

считает, что композитор мог подчиняться лишь одному

режиму работы, тому, который диктовало ему его дарование.

А оно призывало его к рабочему столу по утрам. Таким об-

разом «он не мог точно соблюдать часы репетиций, и меха-

нистичность этой работы досаждала ему»

109

. Как бы там ни

было, и эта последняя попытка Шуберта упорядочить свое

материальное положение не дала результата.

И все же имя композитора хотя и очень медленно приоб-

ретало все большую известность и не только

Австрии, но и

за ее пределами. Помимо появления ряда содержательных

отзывов в венской и в зарубежной прессе, об этом свиде-

тельствуют высказывания некоторых деятелей искусства.

Кроме Анны Мильдер, проявившей столь интенсивный

интерес

творчеству Шуберта, следует указать на немецкого

писателя Жана Поля Рихтера и виднейшего швейцарского

музыкального деятеля Ганса Георга Негели. «...В послед-

ний период жизни, — пишет племянник Жана Поля

Р. О. Шпацир, — изнуренный в течение дня, вечерами он

[Жан Поль] почти всегда с тоской требовал песен... Больше

всего его захватывали строки из прекрасного произведения

Шуберта на „Лесного царя" Гёте: ,Дитя, оглянися, младе-

нец, ко мне" и „Играя, летая, тебя усыплять"»

110

. Негели

упоминал о фортепианных произведениях Шуберта в своих

лекциях о музыке, читанных

различных городах Германии

в 1824 году, а в письме к Карлу Черни от 18 июня 1826 года

признался, что решительно причисляет «фортепианного

композитора Шуберта... к хорошим, даже превосходным.

Первую часть его сонаты a-moll(...) я считаю капитальной

вещью»

111

. Негели намеревался включить произведения

Шуберта в предполагаемый им для издания сборник форте-

пианных пьес различных авторов. Однако Шуберт запросил

высокий гонорар, и это, видимо, отпугнуло издателя. Во

всяком случае, ответа на письмо композитора к Негели не

последовало.

Естественно, что наиболее веской среди откликов совре-

менников представляется оценка, которую дал творчеству

Шуберта Бетховен. Как известно, достоверных свидетельств

о встрече Шуберта с Бетховеном нет. Даже случай с препод-

несением Шубертом своему великому собрату четырехруч-

ных вариаций ор.10 предстает у разных лиц в разном осве-

щении. Вполне возможно, что они не общались из-за усили-

вающейся в связи с глухотой отчужденностью Бетховена.

Такого мнения придерживается Шпаун: «Шуберт считал бы

себя счастливым, если бы смог сблизиться с Бетховеном; но

Бетховен в последние годы своей жизни был очень мрачен и

неприступен»

112

. Но деятельностью Шуберта великий ком-

позитор интересовался. Об этом говорит и отношение к

посвященным ему Шубертом вариациям и неоднократное

упоминание его имени в разговорных тетрадях. Незадолго

до кончины Бетховена Антон Шиндлер познакомил его со

значительным количеством песен Шуберта (около шестиде-

сяти). «Великий мастер, не знавший до этого и пяти песен

Шуберта, был поражен их количеством, — пишет Шинд-

лер, — и никак не хотел поверить в то, что Шуберт к этому

времени [февраль 1827] создал уже более пятисот песен.

Но если он был поражен их количеством, то в полное

изумление его повергло их содержание. На протяжении

многих дней он никак не мог расстаться с ними и ежедневно

часами изучал „Монолог Ифигении", „Границы человече-

ства

, „Всемогущество

, „Молодую монахиню", „Фиал-

ку

, „Песни мельника" и многое другое. С радостным

воодушевлением он неоднократно повторял: ,Действитель-

но, в Шуберте живет божья искра! — Если бы мне попались

на глаза эти стихи, я бы тоже положил их на музыку! И так

почти обо всех стихотворениях, сюжет, смысл и оригиналь-

ное претворение которых Шубертом он не уставал хвалить.

(...) Короче говоря, уважение, которым проникся Бетховен

по отношению к таланту Шуберта, было столь велико, что'

он выразил желание познакомиться также с операми и фор-

тепианными произведениями Шуберта: однако болезнь его

настолько осложнилась, что он уже не смог осуществить

свое намерение. Но он еще часто говорил о Шуберте и пред-

сказывал, что этот композитор привлечет к себе внимание

всего мира; он сожалел также, что не познакомился с его

творчеством ранее»

113

. Судя по «Заметкам» Шпауна, отзыв

Бетховена стал известен Шуберту и, конечно, доставил ему

огромное удовлетворение. Нет сомнения, что бетховенское

суждение должно было не только упрочить веру Шуберта в

его творческие возможности, но и поддержать его в отстав

ивании позитивных идеалов, к утверждению которых

каждый из композиторов шел, разумеется, своим путем.

Тем сильнее должно было потрясти Шуберта известие о

кончине Бетховена, последовавшей 26 марта 1827 года.

Незадолго до этого Шуберт закончил первую часть того

произведения, которое с подлинно бетховенской суровостью

и бескомпромиссностью отразило трагические противоречия

окружающей действительности. В масштабах камерного

вокального цикла «Зимний путь» Шуберт поднялся до кон-

цепционной значительности и монументальности, не уступа-

ющей бетховенским симфониям, отдав тем самым подлин-

ную творческую дань своему преклонению перед композито-

ром, чье искусство служило ему образцом на протяжении

всей жизни.

Теперь, 29 марта 1827 года, он в числе других, провожа-

ющих останки гения, отдал последний долг своему кумиру.

Вот как описывала венская газета «Sammler» похороны Бет-

ховена: «С обеих сторон ряды факельщиков, среди которых

находились... Шуберт... Все бы в черном, в перчатках того

же цвета с развевающимся траурным крепом на левой руке,

за исключением факельщиков, у которых зато были прико-

лоты букеты из белых лилий, а факелы были обтянуты

крепом»

114

. По сообщению Г. Брейнинга, достоверность

которого находится, правда, под сомнением, Шуберт с друзь-

ями — Рандхартингером и Лахнером — зашел после похо-

рон в ресторан «Цур Мельгрубе», где поднял бокал за того

из трех присутствовавших, кто последует за Бетховенрм.

Как известно, им оказался Шуберт.

К светлым, радостным событиям в жизни композитора

на протяжении 1827 года следует безусловно отнести его

поездку в Штирию. Весной этого года он получил пригла-

шение из Граца (столицы Штирии) от высоко ценимой Бет-

ховеном пианистки-любительницы Марии Пахлер. Таким

образом, он направлялся в Штирию с приятным сознанием

встретить там людей, ценивших его искусство. Известности

Шуберта в Граце не в малой степени содействовали два

почитателя его таланта: один из его ближайших друзей, ком-

позитор и пианист Ансельм Хюттенбреннер и любитель

музыки И. Б. Йенгер, переведенный в 1825 году из Граца в

Вену, где он часто встречался с Шубертом. Именно с

Йенгером Шуберт

посетил Грац

сентябре 1827 года.

Семья Пахлер сделала все от нее зависящее, чтобы

достойным образом отметить приезд композитора в Грац.

«Мой отец — адвокат доктор Карл Пахлер — приложил дар

общественного деятеля, а моя мать — Мария, урожденная

Кошак — все свои художнические данные, чтобы украсить

пребывание в нашем доме столь благородного и вместе с

тем столь скромного гостя, — писал много позже сын четы

Пахлер Фауст. — Шуберт чувствовал себя возрожденным.

Он получил массу прекрасных впечатлений и написал, еще

будучи в Граце, ряд своих лучших песен, тексты для которых

ему давала моя мать, обладавшая незаурядным поэтическим

вкусом. Именно она привлекала, между прочим, его внима-

ние к стихотворениям Лейтнера, к „Старо-шотландской бал-

ладе" Гердера, к „Тайной любви", автора которой (...) мне

удалось установить лишь года четыре назад»

115

Вместе с А. Хюттенбреннером Шуберт побывал в опер-

ном театре Граца, где в хорошем исполнении шла опера

Мейербера «Крестоносцы в Египте». Шуберту опера не

понравилась. После первого акта он сказал Хюттенбренне-

ру: «Я более не выдерживаю, выйдем вон!»

116

. В сентябре

композитор принял участие в благотворительном концерте

Штирийского музыкального союза, в программу которого

были включены три его произведения: «Песня Норманна»,

женский хор и квартет для мужских голосов «Власть люб-

ви». Но больше всего музыка Шуберта звучала на вечерах в

домах его штирийских почитателей.

Насколько глубокий след оставила у Шуберта поездка в

Грац, видно по его письму к Марии Пахлер, отправленному

три дня спустя после возвращения в Вену: «Уж теперь я

чувствую, что в Граце мне было слишком хорошо и все еще

никак не могу освоиться с Веной. Она, правда, довольно

обширна, но зато в ней нет сердечности, откровенности,

настоящих мыслей, разумных слов, а особенно душевных

поступков. Толком не поймешь, умен ты или глуп, столько

здесь болтают без разбора, а искренно веселятся здесь редко

или никогда. Правда, возможно, что я сам во многом вино-

ват — я так медленно сближаюсь с людьми. В Граце я

быстро понял, как можно общаться друг с другом безыскус-

ственно и открыто и, наверное, еще больше проникся бы

пониманием этого при более длительном пребывании. В

особенности я никогда не забуду приветливый приют с его

милой хозяйкой, с силачом Пахлеросом и маленьким Фау-

стом, где я провел такие приятные дни, каких давно уже не

проводил»

117

. Двумя неделями позже Шуберт выслал

Марии Пахлер обещанную им четырехручную пьесу для

маленького Фауста («Детский марш»), которую мальчик

должен был сыграть с матерью

день рождения отца.

Творческая активность композитора не ослабевает.

Именно в осенние месяцы 1827 года он создает такие

шедевры, как вторую часть «Зимнего пути», фортепианное

трио Es-dur, Фантазию для скрипки и фортепиано C-dur

(в ней использована тема песни «Привет»), вторую серию

экспромтов. Кроме того, он пишет песни на слова Лейтнера

и «Немецкую мессу» по заказу свободомыслящего профес-

сора политехникума И. Ф. Неймана. Особенно много сил

Шуберт отдал «Зимнему пути». «Многие думали и, может

быть, думают еще и теперь, — отмечает

своих „Записках"

Шуман, — что Шуберт был бесчувственным парнем, кото-

рого ничто не трогает; но те, кто был с ним ближе знаком,

знают, как глубоко захватывали его собственные творения

и в каких муках он их рождал. Кто видел его хоть раз утром,

когда он сочинял, горящий вдохновением

со сверкающими

глазами, даже говоривший изменившимся голосом, подоб-

ный лунатику, тот никогда не забудет этого впечатления

(...). Днем он, правда, был другим; он был нежен и чувстви-

телен, только он не любил высказывать свои чувства, а

скрывал их

душе»

118

Новый, 1828 год был ознаменован выходом в свет пер-

вой части «Зимнего пути». Трагический смысл цикла поме-

шал друзьям композитора сразу по достоинству оценить это

произведение. Тем более знаменательным представляется

исполнение первой песни цикла «Спокойно спи!» уже 10 ян-

варя в Обществе любителей музыки. Исполнителем был

преподаватель Венского университета Л. Тице, и ранее не

раз выступавший в концертах Общества с произведениями

Шуберта. Но еще показательнее были положительные

отклики на цикл, исходившие от любителей музыки. Вот что,

например, писала Мари Пратобевера своему жениху 22 ян-

варя 1828 года: «Наш маленький соловей (сестра Мари

Франциска) поет действительно с душой, особенно самые

новыё песни Шуберта „Зимний путь". (...). Одна мне

необычайно нравится, так что

должна написать ее для Вас:

„Водный поток"

[следуют четыре строфы текста песни]

Музыка как раз так грустна, она вполне отвечает тексту

прекрасно звучит

пении, производя безграничное впечатле-

ние. Особенно

связи с прочими»

119

Признание, которое получили произведения Шуберта,

по-прежнему ничего не меняло в условиях его существова-

ния. «Друзья и товарищи, в кругу которых Шуберт охотнее

всего проводил время, не были в состоянии оказать ему

серьезную поддержку, — вспоминает Бауэрнфельд, —

проникнуть же в высшие круги и искать покровителей,

которые могли бы помочь ему возвыситься, у него не было

ни желания, ни умения. Поэтому неудивительно, что он не

получил должности и что ни одна из его опер не была

поставлена. Так он прожил всю свою жизнь в более чем

посредственных условиях, а издатели, которые его доста-

точно прижимали и эксплуатировали, как и прежде, были и

оставались его единственным пристанищем и источником

существования»

120

. Насколько беззастенчиво обирали изда-

тели композитора, видно из рассказа Лахнера: «Однажды

Лахнер предложил другу совершить небольшое путешествие

в горы. Шуберт был не прочь принять его предложение, но

сказал, что у него на это нет денег. „Где твои новые

песни?" — спросил Лахнер. Шуберт передал ему целую кипу

превосходных песен. Лахнер отправился к одному из вен-

ских издателей, с которым был на короткой ноге, и

предложил „бесчувственной маске" эти замечательнейшие

произведения. „Ах! На песни Шуберта нет спроса!" —

пожаловался издатель. Лахнер пытался убедить его в высо-

ких художественных достоинствах песен. „Самое большее,

что я могу предложить, — пятнадцать гульденов венской

монетой!" — сказал после долгих уговоров издатель. „До-

бавьте еще пять гульденов!" — попросил Лахнер. „Нико-

гда"!" — отрезал издатель. (...) Через пятнадцать лет после

смерти Шуберта Лахнер вновь встретился с этим издателем,

который хвалился тем, как хорошо расходятся транскрипции

песен Шуберта, сделанные Листом. «Но

ведь и заплатил за

них Листу целых пятьсот гульденов!"»

121

— воскликнул

издатель.

Неудивительно, что от времени до времени Шубертом

овладевало отчаяние. В один из таких моментов он сравнил

свое будущее с судьбой гётевского Арфиста, которому на

старости лет пришлось обивать чужие пороги, выпрашивая

кусок хлеба

122

. Вот тогда-то Бауэрнфельд и посоветовал

Шуберту устроить концерт из собственных произведений,

справедливо полагая, что ряд ежегодных концертов позво-

лил бы композитору

обеспечить себя в какой-то мере мате-

риально, и создать популярность своим сочинениям, а глав-

ное, заставил бы издателей платить ему достойные гонора-

ры.

Концерт состоялся 26 марта 1828 года по странному

совпадению ровно через год после смерти Бетховена.

Публика оказала восторженный прием исполненным в кон-

церте произведениям. Удача в подлинном смысле слова

окрылила Шуберта. «Главное — Шуберт нашел свою

публику и был преисполнен бодрости»

123

, — свидетель-

ствует Бауэрнфельд, а это

условиях косной действительно-

сти не могло не укрепить в нем потребности сопротивляться

превратностям судьбы. Последнее обстоятельство заслужи-

вает того, чтобы быть подчеркнутым.

То глубокое разочарование, которое отчетливо проявля-

лось как в высказываниях, так и в произведениях компози-

тора, дало повод к истолкованию последних лет его творче-

ского пути, как бы исполненных мрачных предчувствий,

чуть ли не готовности к смерти. Эта точка зрения должна

быть решительно отвергнута. Обостренное восприятие

Шубертом несовместимости идеала и реальной действитель-

ности означало, во-первых, большее, чем уподобление мира

рожденных его фантазией образов личной судьбе художни-

ка, а, во-вторых, отнюдь не исчерпало содержания его

искусства. Это убедительно подтверждается его творческой

деятельностью в последний год жизни, когда наряду с пес-

нями на тексты Гейне, частично Рельштаба, были созданы

[или завершены] произведения, подобные Большой симфо-

нии C-dur, Струнному квинтету C-dur, фортепианным сона-

там A-dur и B-dur. Даже в сфере песни, где трагический ас-

пект акцентировался им чаще и последовательнее, послед-

ним словом оказалась «Голубиная почта» — песня, если не

открывающая новых горизонтов, то во всяком случае под-

тверждающая способность композитора видеть и светлые

стороны жизни.

Нет! Ничто ни в замыслах, ни в высказываниях, ни в

поведении Шуберта не предвещало близкой трагической

развязки. Наоборот, он полон планов на будущее и не

только творческих. Как видно из письма Ф. Травегера от

19 мая 1828 года, композитор намеревался вновь посетить

Гмунден, причем на этот раз хотел осуществить поездку за

свой счет

124

. Предполагал Шуберт навестить и гостеприим-

ный Грац. Правда, финансовые затруднения заставили ком-

позитора отказаться от поездки.

Летом 1828 года ему удалось выбраться лишь на

несколько дней в Баден, куда его вместе с Лахнером

пригласил издатель «Wiener Zeitschrift fur Kunst» И. Шик.

Последнему пришла мысль вместе с композиторами посе-

тить монастырь «Святой крест», чтобы послушать знамени-

тый монастырский орган. «Шуберт предложил (ради этого

случая) сочинить четырехручные фуги, каковые и были

закончены к полуночи обеими сторонами. На другой день, в

шесть часов утра, мы выехали в „Святой крест", где обе

фуги были исполнены в присутствии нескольких настояте-

лей монастыря»

125

, — рассказывает Лахнер. Второй раз

Шуберт совершил экскурсию за пределы Вены ранней осе-

нью; с братом Фердинандом они направились

Эйзенштадт,

где Шуберт посетил могилу Йозефа Гайдна. Между тем

самочувствие Шуберта было неважным. Оно-то и заставило

его искать прибежища у Фердинанда, который в августе

переехал

предместье.

В середине октября Шуберт получил обнадеживающее

его письмо из Будапешта от Шиндлера, который подготовил

почву для организации авторского концерта Шуберта в

Будапеште и предлагал ему приехать уже в конце октября,

чтобы заодно попасть и на премьеру оперы Лахнера «По-

рука» в Пештском немецком театре. «Поскольку Ваше

имя здесь пользуется известностью, — писал Шиндлер, —

мы хотим проделать с Вами следующую комбинацию, а

имецно: чтобы Вы решились дать здесь частный концерт,

где будут исполняться главным образом только Ваши пес-

ни. Надеются на большой успех, а так как уже знают, что

Ваша застенчивость и Ваша скромность не будут прини-

мать большого участия в организации этого предприятия,

то я сообщаю Вам, то Вы здесь найдете людей, которые

Вас любезнейшим образом поддержат, как Вы ни тяже-

лы. Но Вы должны для этого тоже кое-что сделать, et

quidem* — взять в Вене 5—6 писем в дворянских

домах к таким же домам здесь. (...) Пусть это не будет

* А именно (лаг.).

Вам в тягость, потому что с этим не связаны ни труд,

ни ухаживания. Вы здесь сдадите эти письма, если мы

найдем это нужным, и basta! Не следует отказываться от

того, чтобы таким путем положить в карман несколько сот

флоринов, а наряду с этим могут быть еще

другие выгоды.

Итак, живей! Не надо долго судить и рядить! Вас поддержат

хорошо и по мере сил. (...) Итак, с богом! Мы все ждем, что

Вы будете действовать благоразумно и не будете стропти-

вым...»

126

Казалось бы, на такое письмо нельзя было не ответить.

Однако Шуберт не откликнулся. Объяснить это можно

только возросшим недомоганием Шуберта. «В последний

день октября, когда он хотел вечером поесть рыбы, попробо-

вал первый кусочек, он вдруг бросил нож и вилку на блюдо,

говоря, что находит эту пищу отвратительной и что ему

кажется, будто он принял яд. С этого момента Шуберт почти

ничего не ел и не пил, принимал лекарства. Он пытался

найти облегчение, гуляя на свежем воздухе, и для этого

совершил несколько прогулок. 3 ноября рано утром он схо-

дил из Ней-Видена в Хернальс, чтобы услышать

Латинский реквием, сочиненный его

братом Фердинандом »

127

Очевидно, Шуберт не предполагал, насколько серьезно

его заболевание. Ведь еще 4 ноября он вместе со скрипачом

и композитором Й. Ланцем был у известного теоретика

С. Зехтера, с которым договорился об уроках контрапун-

кта. Этот шаг Шуберта на исходе его творческого пути —

лишнее свидетельство того, с какой требовательностью он

относился

своей миссии художника. Автор ряда произведе-

ний, в которых использование полифонических приемов

подтверждает, что и здесь он достиг подлинных высот, счел

необходимым восполнить пробелы в своем образовании,

обнаруженные им в результате изучения партитур генделев-

ских ораторий. «Только теперь я вижу, чего мне недоста-

ет, — сказал Шуберт, — но я хочу прилежно заниматься с

Зехтером, чтобы наверстать упущенное»

128

Если увлечение Генделем успело принести плоды, о чем

свидетельствует кантата «Победная песня Мириам» и мно-

гие эпизоды последней мессы Es-dur, то занятия с Зехтером

ограничились одним уроком. «На следующий раз господин

Ланц явился один и сообщил, что Ф. Шуберт тяжело забо-

лел и теперь он будет брать уроки без него»

129

, — пишет

Зехтер

кратком описании своей встречи с Шубертом.

Болезнь прогрессировала быстро. 11 ноября Шуберт

слег в постель. Опасно больной, он не испытывал, однако,

болевых ощущений, а жаловался лишь на слабость. Време-

нами он начинал бредить. В бреду он не переставая пел. В

редкие минуты, когда он находился в. сознании, он обра-

щался к корректуре второй части «Зимнего пути». Сохрани-

лось письмо Шуберта Шоберу, который так и не навестил

больного, боясь заразиться: «Дорогой Шобер! Я болен. Уже

11 дней я ничего не ел и не пил и брожу, изнемогая и шата-

ясь, от кресла к кровати и обратно. Меня лечит Ринна. Если

я что-нибудь съем, то сейчас же должен отдать это обратно.

Будь же так добр, помоги мне в этом отчаянном положении

книгами для чтения. Купера я читал: „Последнего из моги-

кан", „Шпиона", ,^Лоцмана" и „Поселенцев". Если у Тебя

имеется что-нибудь из его произведений, то заклинаю Тебя

оставить это для меня у К. Богнера в кофейне. Мой брат,

сама добросовестность, передаст мне это самым добросо-

вестным образом. Или что-нибудь другое. Твой друг

Шуберт»

130

. Письмо подтверждает, насколько далека была

Шуберту мысль о смерти, и вместе с тем говорит о превос-

ходной осведомленности композитора в литературе, в дан-

ном случае

творчестве Купера — американского писателя,

чьи произведения как раз к этому времени приобрели попу-

лярность

Европе.

Несмотря на тяжелое состояние, Шуберт был полон

творческих планов. Он делился ими с Лахнером и Бауэрн-

фельдом, уделяя особое внимание опере «Граф фон Глей-

хен»,

работе над которой намеревался приступить сразу же

после выздоровления. «Он уверял, что

его голове бродили

совершенно новые гармонии и ритмы»

131

, — писал Бау-

эрнфельд.

Семнадцатого ноября к вечеру Шуберту стало хуже. Он

бредил и больше не приходил

сознание. Шуберту казалось,

что он лежит не в своей комнате. Лишь с трудом его удава-

лось удержать в постели. Вечером 18 ноября он подозвал

своего брата и спросил его, как бы соблюдая тайну: «„Что

со мной?" — Фердинанд ответил: ,Дорогой Франц! Мы все

озабочены тем, чтобы снова поднять тебя на ноги и доктор

тоже уверяет, что скоро ты совсем поправишься; но ты

должен терпеливо лежать

постели!" Через несколько часов

пришел врач, который убеждал его подобными же словами.

Но Шуберт посмотрел пристально в глаза доктора, схва-

тился слабой рукой за стену и сказал тихо и серьезно:

„Здесь, здесь мой конец!"»

132

Он скончался 19 ноября в три часа дня. По словам