Васильев Л.С. Древний Китай. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

календарные представления и т.п.) на Западе. Ч.Болл нашел

черты сходства китайских иероглифов с шумерскими [167]. Все

это не могло не оказать влияние на китайских синологов, кото-

рые либо вели, как было упомянуто, топонимические споры,

прежде всего в связи с топонимикой района гор Куэнь-лунь (по

китайским преданиям, именно в этом районе обитал легендар-

ный первопредок китайцев Хуанди), либо даже руководствова-

лись в своих поисках библейской традицией [296]. Археологиче-

ское исследование Китая, открывшее миру древнейшие пласты

протокитайской культуры, начиная с синантропа, с одной сторо-

ны, как бы закрыло эти споры, доказав автохтонность китайской

цивилизации. Но в то же время, с другой стороны, культуры ки-

тайского неолита, особенно Яншао, наглядно демонстрировали

близость их к составляющим культурный ареал западным куль-

турам так называемой расписной керамики, на что не преми-

нули обратить внимание ведшие раскопки специалисты, начиная

с Ю.Андерсона [164].

Стоит обратить внимание на динамику дискуссии: чем

дальше, тем в большей степени в китайской синологии чувство-

валось стремление отвергнуть все попытки как-либо увязать

проблему генезиса китайской цивилизации с влиянием извне.

Постепенное наращивание археологического материала и углуб-

ленное изучение старых, а также открытие новых археологиче-

ских культур давали для этого определенные основания. В то же

время слабость аргументации западных синологических работ

конца XIX и начала XX в. относительно сопоставлений элемен-

тов культуры древнекитайской цивилизации и цивилизаций бо-

лее западных районов, тем более с использованием библейских

преданий, с течением времени становилась все более явной. По-

зже ситуация несколько изменилась, и аргументы в пользу кон-

тактов обрели новую, более весомую основу. Но к тому времени

кардинально трансформировалась сама китайская синология,

оказавшаяся под жесткой властью идеологии марксизма-мао-

изма, так что сама проблема на долгие десятилетия оказалась

вновь как бы несуществующей, о чем еще будет сказано ниже.

На заключительном этапе периода, о котором идет речь, т.е.

в 30—40-е годы, в китайской синологии произошла — как и в

самом Китае — заметная поляризация. Те специалисты, кото-

рые связали свою судьбу с гоминьдановским Китаем и вместе с

ним продолжали активно ориентироваться на передовые запад-

ные стандарты, все больше усваивали достижения мировой сино-

логии и, опираясь на них, активно разрабатывали проблемы

древнекитайской истории, особенно в связи с новыми археологи-

ческими находками и палеографическими расшифровками. Наи-

большего внимания среди специалистов, работавших с этих по-

зиций над упомянутым кругом проблем, заслуживают Ли Цзи

[259], Ху Ши [233], Дун Цзо-бинь [298].

В качестве их оппонентов выступали те, кто оказался близок

к китайским коммунистам и был склонен в своих исследованиях

опираться на методологию марксизма, а точнее сказать — исто-

рического материализма в его сталинской модификации, в то

время уже достаточно хорошо известной в Китае. Здесь кроме

Го Мо-жо [104] стоит упомянуть Фань Вэнь-ланя, опубликовав-

шего в 1949 г. в Китае книгу о древней истории Китая, написан-

ную именно с этих позиций (русский перевод см. [89]). Споры

между поляризовавшимися направлениями в китайской синоло-

гии по всем вопросам, включая имевшие отношение к древно-

сти, активно велись на страницах многочисленных журналов,

щедро издававшихся в первой половине XX в. в Китае и публи-

ковавших десятки тысяч статей на различные темы из истории

страны.

Вообще по числу публикаций на исторические темы, в том

числе и по китайской древности, Китай в XX в. явно опережал

все другие страны, что не должно вызывать удивления, имея в

виду традицию, воспитанную веками любовь к истории, к древ-

ности. Но к сожалению, количество не перерастало в качество.

Высококачественные публикации были сравнительной редко-

стью, как и весьма редко оказывался достигнутым уровень за-

падного стандарта, бывший к тому времени нормой в мировой

синологии. И хотя такой стандарт — по крайней мере до созда-

ния и вне КНР — выдвигался в качестве желанного эталона, а

лучшие из китайских синологов стремились ему соответствовать

(вспомним сформулированный Ли Цзи лозунг), общий уровень

их исторических работ чаще всего был все еще невысок и, что

хуже, нередко ориентировался на привычные нормы традицион-

ной историографии. Достаточно часто это было связано с тем,

что далеко не все, писавшие на исторические темы (или по про-

блемам археологии, эпиграфики и т.п.), были хорошо знакомы с

иностранными языками, чтобы использовать труды, написанные

западными синологами, и тем более воспринять достигнутый за-

падной синологией научный уровень анализа.

Справедливости ради важно заметить, что здесь не вина, а

скорей беда китайских исследователей, большинство которых

было вынуждено опираться на старую китайскую традицию.

Можно только восхищаться тем, что, несмотря на это, многие из

них создавали серьезные труды и решали важные проблемы,

особенно в сфере археологии, эпиграфики, палеографии, где

китайские ученые в середине нашего века уже явно лидировали.

Однако, если говорить о китайской синологии первой половины

нашего века в целом, факт остается фактом: по многим пара-

метрам, определяющим научный уровень исследований, она

заметно уступала западной, хотя в лице лучших ее предста-

вителей была на уровне мировых достижении. И еще: по мере

становившейся к середине века все более заметной поляризации

направлений в китайской синологии становилось все более оче-

видным, что лучшие китайские синологи — не те, кто связал

свою судьбу с марксистской методологией и был вынужден после

1949 г. работать в КНР. Можно выразиться и точнее: те из луч-

ших китайских синологов, кто волей судьбы стал жить и рабо-

тать в КНР, быстрыми темпами теряли мировой уровень, обре-

тая взамен стандарт историка-марксиста. О том, что это значило

для синолога, причем не только китайского, речь пойдет ниже.

Древний Китай в мировой синологии XX в.

Двадцатый век — век расцвета синологии как науки. На

всем его протяжении шел процесс постепенного, но постоянного

углубления знаний о Китае в разных направлениях. Продолжа-

лось изучение древнекитайских текстов, причем уровень перево-

да и авторского комментария, равно как и глубина исследова-

тельского анализа проблем, связанных с текстами, а также вре-

менем и обстоятельствами их появления, неизменно возрастал.

Каждый новый перевод уже переведенного ранее и потому хоро-

шо известного сочинения, будь то «Луныой», «Ицзин» или «Дао-

дэ цзин», имел право на существование лишь в том случае, если

он вносил что-то новое в понимание текста и в связанную с ним

проблематику. И именно это было в некотором смысле гаранти-

ей высокого качества работы. Кроме того, многие древнекитай-

ские сочинения оставались, а некоторые, пусть немногие, оста-

ются не переведенными ни на один европейский язык и по сей

день. Поэтому особое внимание исследователей было уделено,

помимо прочего, переводам тех текстов, что не переводились ра-

нее. Англичанин Г.Дабс, например, перевел династийную исто-

рию «Хань шу» [201] и трактат «Сюнь-цзы» [200]. Другой

маститый английский синолог, А.Уэйли, заново перевел «Лунь-

юй» и некоторые даосские тексты и издал при этом специальные

монографии, посвященные анализу древнекитайской мысли

[301—303]. Еще более отчетливо эта направленность работы

проявилась в трудах А.Грэхема. Занявшись серьезным анализом

текстов даосских философов, Чжуан-цзы и Ле-цзы, он написал

ряд работ, внесших немалый вклад не только в развитие прак-

тики перевода древнекитайских текстов, но и в изучение даосиз-

ма как течения мысли, в проблему датировки написания даос-

ских трактатов [217—218а].

Вообще исследование древнекитайских текстов в XX в., как

это уже было отмечено на примере только что упомянутых ан-

глийских синологов, оказалось тесно связанным с монографиче-

ским изучением текста. Это направление в истории мировой си-

нологии стало в нашем веке едва ли не преобладающим. Одним

из первых здесь задал тон немецкий исследователь Р.Вильгельм,

который в первой четверга века написал рад книг, посвященных

древнекитайским философам и их трактатам — Конфуцию

[319], JIao-цзы [318], Чжуан-цзы [316], Ле-цзы [315], но более

всего прославился переводом и исследованием текста «Ицзина»

[317]. Эта работа до сего дня считается классической и неодно-

кратно переиздавалась, в том числе и в переводе на английский

[169]. Ценность ее не только и даже не столько в переводе тек-

ста и комментариев к нему, сколько в том, что автор глубоко

вник в суть проблематики трактата и сумел квалифицированно

поведать о ней читателю.

Явственный уклон в сторону перевода и исследования древ-

некитайских текстов, не прекращавшийся на протяжении всего

нашего века, позволил познакомить европейского читателя с их

основным корпусом. Работа такого рода продолжается и в наши

дни и, надо надеяться, приведет в конечном счете к тому, что

все сколько-нибудь значимые тексты — во всяком случае все те,

что охарактеризованы в предыдущей главе, — будут переведены

и исследованы на добротном современном научном уровне. Но

этого мало. Синологами в середине XX в. был сделан еще один

важный шаг в изучении древнего Китая. Опираясь на уже изу-

ченные и введенные синологией в научный оборот древнекитай-

ские тексты, шведский ученый Б.Карлгрен в своей классической

«Grammata Serica» дал не только тщательно продуманный сло-

варь древних китайских знаков, но и сумел реконструировать их

звучание [238; 241]. Работы Б.Карлгрена, опиравшегося на со-

зданный им глоссарий, позволили воспринять книгу песен «Ши-

цзин» как сборник действительно рифмованных поэм, стихов и

гимнов. Кроме того, был дан новый перевод аутентичного текста

«Шуцзина». Но главное, что внес Б.Карлгрен в сложившуюся

уже в синологии практику перевода, интерпретации и моногра-

фического исследования древних текстов, — это поэзия дерза-

ния, стремление увидеть в привычном непривычное, докопаться

до глубин, открыть неведомое. Именно поэтому изучение китай-

ских текстов после него как бы поднялось на новую ступень.

Другим весьма значимым направлением в области изучения

древнего Китая стала в XX в. монографическая разработка от-

дельных проблем. Монографий на самые разные темы, порой и

весьма узкие, написано синологами разных стран Европы, Аме-

рики и Азии, в частности Японии, великое множество. Перечис-

лить их все, даже наиболее заметные, нет возможности. Их

слишком много. Но специалисты легко могут узнать о них и ис-

пользовать их. Именно для этого создаются каталоги, издаются

библиографические справочники, не говоря уже о практике при-

ложения к наиболее солидным изданиям обширного списка ис-

пользованной литературы.

Третьим, очень распространенным именно в XX в. направле-

нием развития мировой синологии стало создание фундамен-

7-3 226

тальных обобщающих работ. Работы этого жанра требуют нема-

лых знаний и усилий, так что издаются они не столь уж часто.

Как правило, появление трудов такого типа обусловливается

потребностью отразить достигнутый в данное время уровень раз-

вития науки. Новые переводы, новые, введенные в оборот

источники, новые типы источников (надписи на шанских ко-

стях, данные археологических раскопок) приводят к появлению

новых монографических разработок, а за ними с неизменной за-

кономерностью следуют новые попытки создания обобщающих

работ, будь то скромные учебные пособия или капитальные мно-

готомные издания в стиле Д.Нидэма, автора серии исследова-

ний, посвященных науке и цивилизации в Китае [276].

Обобщающие работы по древнему Китаю издавались еще на

рубеже XIX—XX вв. В первой половине нашего века появились

уже весьма серьезные капитальные сводки. Это книги упомяну-

того Р.Вильгельма о китайской культуре [321], знаменитого

французского синолога М.Гране о китайской цивилизации и ки-

тайской мысли [219—221], немецкого философа А.Форке по

истории древнекитайской философии [209; 210], наконец, фун-

даментальный труд А.Масперо о древнем Китае [265] и анало-

гичные работы А.Кордье [185] и О.Франке [211].

Изданием перечисленных работ, почти совпавших по време-

ни появления на свет, был как бы завершен некий этап в изуче-

нии и осмыслении мировой синологией проблематики древнего

Китая. Но сразу же начался следующий, протекавший примерно

в том же ритме, но уже с некоторыми новациями. Наибольшее

значение из них имели археологические материалы, начавшие

все более солидным потоком заполнять собой страницы специ-

альных изданий. С 30—40-х годов нашего века они почти абсо-

лютно преобладали в публикациях по древнекитайской археоло-

гии и искусству древнего Китая. Прерванный на некоторое вре-

мя событиями середины нашего века (вторая мировая война в

Европе и революция в Китае), этот поток археологических ма-

териалов продолжал нарастать в последующие десятилетия и ве-

сомо ощущается и в наши дни (см. [8; 36; 42а; 48; 57; 61; 108;

111; 118; 123; 129; 133; 142; 143; 151; 159; 162; 173а; 176—178;

180; 181; 183; 184; 230; 242—245; 262; 293; 307; 310—312]).

Второй новацией, характерной для послевоенной эпохи, ста-

ло перемещение центра тяжести мировой синологии из Европы в

США, а несколько позже — по меньшей мере частично — ив

Японию. Постепенно уходили в прошлое времена расцвета

французской, английской и тем более немецкой синологии. Ра-

зумеется, в послевоенное время во всех упомянутых и в некото-

рых других европейских странах продолжало активно работать

немало первоклассных синологов. О китайской бюрократии пи-

сал Э.Балаш [165; 166]. О чжоуском Китае — Л.Вандермерш

[299; 300]. Серьезную сводку по материалам китайской архео-

логии издал работающий в Англии Чжэн Дэ-кунь [180]. Этот

список легко продолжить, упомянув многие заслуживающие того

имена. Но факт остается фактом: американская синология,

всерьез заявившая о себе уже в первой половине XX в., во вто-

рой его половине стала ведущей и по количеству, и по качеству

монографических и иных публикаций. Это относится и к изуче-

нию древнего Китая.

Собственно говоря, именно американские синологи второй

половины нашего века (а кое-кто из них активно работал и ра-

нее) сыграли решающую роль в исследовании проблем древнего

Китая. Разумеется, для этого до них была создана хорошая

основа. Но именно их усилиями в первую очередь и едва ли не

в наибольшей степени были достигнуты заметные результаты.

Так, один из наиболее крупных современных синологов Г.Крил,

опубликовавший за свою долгую жизнь немало великолепных

монографических исследований, многое сделал для изучения

шанского и чжоуского Китая, истории китайской мысли. Он на-

писал капитальную монографию, посвященную становлению за-

падночжоуского государства [194], ряд великолепных и хорошо

аргументированных книг о Конфуции и конфуцианстве (см., в

частности, [193]), реконструировал утерянный текст книги

Шэнь Бу-хая [196] и в своих многочисленных статьях касался

самых разных конкретных тем, будь то вопрос об уездной систе-

ме и становлении бюрократической администрации или пробле-

ма толкования какого-либо весьма неясного термина (см., на-

пример, [195]).

Исследовательской манере Г.Крила свойственна глубина на-

учного анализа в сочетании с необычайной широтой поиска. Он

великолепно знает древнекитайские источники и относится к

ним весьма критически, что позволяет ему опираться на весо-

мую и неоспоримую источниковедческую основу, как это наибо-

лее явственно видно на примере написанных им книг о Конфу-

ции, на страницах которых этот великий китайский мыслитель

предстает в своем реальном облике, очищенном от наслоений

сомнительных апокрифов, ставивших своей целью либо возвели-

чить Конфуция и приписать ему то, чего не было, либо, напро-

тив, поставить те или иные стороны его натуры под сомнение

[193].

Что касается работ Г.Крила по истории Шан и Западного

Чжоу, то в них, особенно в монографии о Чжоу [194], не толь-

ко введена в научный оборот масса источников, но и выдвину-

ты, а также обстоятельно разработаны важнейшие проблемы

истории Китая, до того бывшие очень слабо изученными или не

изученными вовсе.

Серьезный вклад в изучение истории чжоуского Китая внес

современник и соотечественник Г.Крила В.Эберхард, в специ-

альных монографических и сводно-обобщающих трудах которого

7-3

226

тоже было предложено немало серьезных и хорошо аргументи-

рованных решений ряда проблем древнекитайской истории. Его

интерес в наибольшей степени был направлен в сторону изуче-

ния соседей Китая и этнических связей древних китайцев [203].

Однако в своих общих работах [204; 204а] В.Эберхард немало

внимания уделил и разработке многих иных тем, будь то

проблема этнической суперстратификации чжоусцев и ее зна-

чения для истории чжоуского Китая или вопросы китайской

культуры.

Среди американских синологов немало специалистов, скон-

центрировавших свое внимание на более узких периодах исто-

рии Китая и на отдельных проблемах. Монографическое изуче-

ние проблемы рабства в древнем Китае, в частности, позволило

М.Уильбуру сделать вывод о незначительной роли этого инсти-

тута [314]. Работы Д.Бодде и Г.Биленстайна внесли серьезный

вклад в изучение завершающего этапа древнекитайской истории

(эпохи Цинь и Хань [170; 172]). Много ценных данных о древ-

некитайской бронзе и особенно бронзовом оружии опубликовал

МЛер [262].

В последние десятилетия заявило о себе новое поколение вы-

сококвалифицированных мастеров американской синологии, по-

святивших свои работы древнему Китаю. Среди них наибольших

результатов достигли Д.Китли и Чжан Гуан-чжи, написавшие

ряд работ, посвященных анализу археологических материалов,

преимущественно времен неолита и Шан, а также надписей на

шанских костях. Монография Д.Китли о шанских надписях

[245] — лучшее в своем роде издание по этой теме, несмотря на

то, что центром изучения гадательных надписей всегда был и

остается поныне Китай, ще о шанских текстах опубликованы

сотни, если не тысячи специальных работ. Серия книг Чжан

Гуан-чжи по китайской археологии [176—178] тоже заметно

выделяется среди массы аналогичных работ, опубликованных в

Китае. Их достоинства определяются не столько широтой источ-

никоведческой основы (здесь база одна и та же, ибо любые пуб-

ликации новых данных в Китае мгновенно становятся доступны-

ми и тщательно изучаются во всем мире, включая, естественно,

и США), сколько достигнутой американской школой синологии

методикой научного исследования. Не все мысли и выводы Чжан

Гуан-чжи бесспорны. В частности, это касается его стремления в

основном поддержать позицию синоцентризма, столь настойчиво

отстаиваемую китайскими синологами в важных вопросах о ге-

незисе китайской цивилизации, китайского зернового неолита,

культурных достижений шанского урбанизма и т.п. На сходных

позициях стоят и некоторые другие американские синологи, за-

нимающиеся археологией, как, например, Хэ Бин-ди [230]. И

эту точку зрения можно понять: все новые и новые находки

убеждают, что проблема генезиса китайской цивилизации и едва

ли не всех основных ее элементов сложна, а прежние поиски

легкого ее решения, восходящие к XIX в., явно не годятся. Но

следует ли из сказанного, что проблемы как таковой уже нет

вовсе? Чжан Гуан-чжи в своих работах признает ее существова-

ние нехотя, как бы сквозь зубы. Но она от этого не исчезает.

Историю чжоуского Китая разрабатывает в своих трудах

американский синолог Сюй Чжо-юнь [231; 232], чьи книги спо-

собствуют систематизации знаний о чжоуском Китае. Впрочем,

коснувшись вопроса о систематическом изучении древнекитай-

ского исторического процесса, следует обратить внимание еще

на одну сторону современной американской синологии. Речь

идет о концептуальном осмыслении упомянутого процесса. В

свое время проблема эта была поставлена М.Вебером, который,

не будучи профессионалом-синологом, в своей великолепной и

новаторской работе о Китае [309] обратил особое внимание на

китайскую систему патримониальной бюрократии. В сочетании с

распространившимся в отечественной и китайской синологии

истматовским отношением к историческому процессу эти идеи

не могли оставить специалистов по Китаю равнодушными, осо-

бенно там, ще соответствующие проблемы энергично разрабаты-

вались, как то было в США.

Об идеях М.Вебера и К.Маркса в связи с историей древнего

Китая писали разные синологи (в частности, М.Уильбур, касав-

шийся проблем рабства), но, как правило, не специально, обыч-

но лишь мельком их касаясь. Отношение к идеям такого рода,

особенно марксистским, было, как правило, сдержанно-крити-

ческим. Но встречались и работы иного характера. К ним стоит

в первую очередь отнести монографию К.Витфогеля «Восточный

деспотизм» [322], ще очень обстоятельно были разобраны как

идея Маркса об «азиатском» способе производства, к которой ав-

тор, в прошлом активный марксист, был неравнодушен, так и

реальное ее воплощение в Китае (точнее, дана оценка китайско-

го общества с позиций этой идеи). Стоит в связи с этим заме-

тить, что К.Витфогель в своей работе, имевшей большой резо-

нанс, резко и решительно разоблачал восточный деспотизм как

социополитический и социоэкономический феномен, а также не-

двусмысленно проводил параллель между ним и марксистским

социализмом как идеей, воплощенной в разных странах, будь то

СССР или КНР.

Японская синология, которая вообще-то возникла не в

XX в., а в средневековой Японии, ще внимание к китайскому

тексту, китайской цивилизации и древней китайской мудрости

всеща было повышенным, в нашем столетии обрела свой совре-

менный облик. В том, что касается изучения древнего Китая,

японские синологи проявили себя, особенно за последние деся-

тилетия, мастерами высокого класса. В Японии были созданы

первоклассные словари древнекитайского языка, сделан полный

7-3

226

перевод труда Сыма Цяня [137], чего не удалось пока осуще-

ствить европейским синологам. В трудах Ниида Нобору [128] и

иных специалистов много внимания уделено древнекитайскому

обществу, его правовым и социальным связям. В специальных

журналах публикуются многочисленные статьи. Говоря в целом,

сегодняшняя японская синология в области изучения древнего

Китая добилась немалого. Однако преимущественные ее дости-

жения — в сфере изучения источников. Меньше результатов в

монографическом изучении проблем и тем более в сочинениях

сводно-аналитического характера. Примерно в таком же состо-

янии находится и тайваньская синология. Лучшие ее умы, начи-

ная с Ли Цзи и Дун Цзо-биня, были заняты публикацией и из-

учением археологических и палеографических материалов.

Говоря о мировой синологии XX в. в целом, необходимо за-

метить, что немало квалифицированных специалистов активно

работали в Австралии (Ч.Фитцджеральд, Н.Барнард [168; 207]),

Швеции (О.Карлбек, С.Броман и др.), Нидерландах и иных

странах. Достижения современной мировой синологии несомнен-

ны, причем изучение китайской классики, в том числе древнего

Китая, в ней едва ли не лидирует. Убедительным свидетель-

ством этого является упоминавшаяся уже публикация многотом-

ного сочинения Д.Нидэма о науке и цивилизации в Китае — в

определенном смысле итогового. Хотя его издание растянулось

на многие десятилетия, по своей энциклопедичное™ и по до-

стигнутому в нем высочайшему научному уровню оно представ-

ляет собой в какой-то степени лицо мировой синологии XX в.,

прежде всего западной (но также японской и тайваньской, хотя

и с определенными оговорками). Дело в том, что уровень труда

Д.Нидэма весьма отличается от того, что до недавнего времени

было стандартом в нашей стране и остается стандартом в КНР.

Об этом стандарте марксистской науки стоит сказать особо.

Судьбы отечественной синологии

и изучение древнего Китая в нашей стране

Россия, успешно дрейфовавшая в сторону Европы после ре-

форм Петра I, была страной, для которой изучение Китая с

XVII в. было жизненно важным делом. Первые контакты между

Россией и Китаем на государственном уровне были установлены

еще в первой половине XVII в., после чего задача изучения со-

седней страны стала вопросом политическим. Созданная в Пеки-

не православная духовная миссия была с XVIII в. центром рус-

ского китаеведения, и это выгодно отличало Россию от стран За-

пада, которые в то время не имели подобного рода возможности

изучать Китай. Из числа первых русских китаеведов следует

особо выделить Н.Я.Бичурина (отца Иакинфа), чьи многочис-

ленные переводы, компиляции китайских источников и ориги-

нальные работы не только знакомили русских с огромной сосед-

ней страной, но и вводили в научный оборот важные сведения о

древних народах, живших на территории Сибири и Средней

Азии (за счет перевода прежде всего глав из ряда династийных

историй). Представленное Н.Я.Бичуриным русское китаеведение

начала XIX в. было на уровне лучших достижений западной си-

нологии той эпохи [5].

Вторая половина XIX в. в русском китаеведении связана

прежде всего с именем и деятельностью академика В.П.Василь-

ева, также прошедшего в молодости через пекинскую духовную

миссию, ще он в качестве прикомандированного изучал китай-

ский и ряд других восточных языков. Будучи прежде всего при-

знанным специалистом в области буддологии и истории дальне-

восточных религий [9], он вместе с тем немало внимания уде-

лил древним китайским текстам, переведя ряд из них на рус-

ский [10]. Ученики В.П.Васильева, создавшего центр востоко-

ведческих штудий при Петербургском университете (восточный

факультет), в конце XIX в. уже достаточно глубоко изучали

древнюю историю Китая. Среди них особого упоминания заслу-

живает С.Георгиевский [22—24]. На рубеже XIX—XX вв. П.По-

пов перевел на русский «Луныой» и «Мэн-цзы» [76; 77], а

А.Иванов — «Хань Фэй-цзы» [37]. Если прибавить перевод

«Чуньцю», сделанный Н.Монастыревым еще в 1876 г. [68; 69],

то этим, пожалуй, и ограничиваются русские опубликованные

переводы китайских древних сочинений, сделанные в то время.

Следует честно признать, что, несмотря на мировое значе-

ние и признание трудов В.П.Васильева, особенно буддологиче-

ских его исследований, уровень развития русского китаеведения

во второй половине XIX и начале XX в. сильно уступал тому,

что был достигнут мировой синологией той эпохи, в первую оче-

редь французской и английской. И по объему проделанной рабо-

ты, и по числу опубликованных переводов (многие, еще со вре-

мен Бичурина, так и остались неопубликованными, а то и вовсе

сделанными лишь начерно), и по уровню и методике исследова-

тельского анализа публикации основной части русских китаеве-

дов примерно настолько же отставали от аналогичных синологи-

ческих изданий на Западе, насколько сама Россия в те времена

отставала от Европы. Тому были и объективные причины иного

плана: с середины XIX в. преимущество России, имевшей в Пе-

кине свою постоянную базу, было потеряно, а западные синоло-

ги, получившие беспрепятственную возможность жить в Китае и

изучать его, что называется, изнутри, стали активно использо-

вать эту возможность.

Как бы то ни было, но вплоть до 1917 г. ситуация в этом

плане оставалась достаточно стабильной и очевидной: русская

синология понемногу развивалась, отставая от европейской и

7-3

226