Васильев Л.С. Древний Китай. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

на самодовольную самодостаточность большинства специалистов

КНР, как правило, совершенно не ощущавших свои слабости.

Это был их привычный уровень, на таком или Примерно таком

работали все китайские историографы, начиная едва ли не с

чжоуских, во всяком случае с ханьских времен. И на столь при-

вычном фоне странными монстрами выделялись те, кто, подобно

Ху Ши или Ли Цзи, от привычной нормы чем-то отличались.

На них не было принято обращать внимание, даже ссылаться.

Их можно было только критиковать, да и то не всякому, ибо

произведений их в свободном доступе не было...

Повторяю, все это было хорошо знакомо и нам. Но у нас все

же все ограничения и запреты, все лозунги и призывы обычно

до логического предела не доводились — ив этом было наше

спасение. В КНР было иначе, что во многом сказалось на изуче-

нии древнего Китая.

Меньше всего — в области археологии. Здесь основа — поле-

вые материалы. Ни идеологии, ни западные исследования для их

обработки и публикации не нужны — разве что иллюстрации

для сравнений и сопоставлений. Однако как только дело доходит

до осмысления материала и тем более до решения проблем взаи-

модействия и связей, хронологии культур или их генезиса, без

достижений современной науки не обойтись. И они принимают-

ся во внимание — но лишь в самом общем виде. Входят в нор-

мальный обиход современные методики радиокарбонных и иных

датировок. Учитываются достижения археологии в других регио-

нах. В то же время, как правило, долгое время не было серьез-

ного внимания к западной науке. Создавалась во многом искус-

ственная дистанция — и логично оживали, начинали господст-

вовать идеи абсолютной автохтонности древнекитайской цивили-

зации, полной независимости культур эпохи бронзы или неоли-

та, тем более палеолита от аналогичных культур других регио-

нов. Речь не о том, сколь обоснованны идеи автохтонности.

Многие современные специалисты на Западе, о чем уже упоми-

налось, склонны поддерживать эту идею — но обязательно с

оговорками. В КНР оговорок в принципе не делают, там все

кристально ясно. Там готовы даже издать чужие работы, несо-

гласные с привычной для КНР точкой зрения, — как это было с

моей книгой «Проблемы генезиса китайской цивилизации» (Пе-

кин, 1989), — пусть в конце концов «расцветают все цветы»! Но

при этом строго следят за тем, чтобы ни на йоту не поколебать

общепринятый идеологический стандарт

В связи с этим изданием журнал «Каогу» (1989, № 12) опубликовал ре-

цензию с критикой моих основных позиций. Я был в то время в КНР и предло-

жил свою реплику, ще было высказано отношение к критике. Сначала редакция

обещала реплику (разумеется, в китайском переводе) опубликовать. Потом отка-

залась, заявив, что, если бы это сделать, им пришлось бы писать контрреплику,

дабы не оставить мои возражения без ответа. Иначе они не могут!

Но при всем том на археологии как таковой идеологический

стандарт сказался менее всего. Его просто не замечают те, кому

нужны материалы по новейшим раскопкам и кто поэтому вни-

мательно изучает и щедро цитирует все археологические публи-

кации КНР. Отсюда и немалый престиж археологии КНР, в том

числе наиболее заметных и чаще других публикующих свои

данные и принимающих активное участие в спорах по поводу их

интерпретации ученых (Ань Чжи-минь, Ся Най, Ань Цзинь-

хуай, Го Бао-цзюнь, Тан Лань, Цзоу Хэн, Дин Шань, Юй Шэн-

у и др.). Стоит, однако, заметить, что во многих случаях архео-

логические материалы вообще печатались от имени коллекти-

вов — такими публикациями в недавнее время пестрели страни-

цы ведущих археологических журналов КНР («Каогу», «Каогу

сюэбао», «Вэньу» и др.). Подобный «коллективизм» демонстри-

ровал не столько неуважение к авторскому труду, сколько

стремление подчеркнуть, что публикуется именно информация,

а не чья-то авторская интерпретация (даже если она и при-

водилась).

Кроме археологии идеологический стандарт мало проявляет

себя в трудах, посвященных надписям, — хотя он всеща сказы-

вается и там. Как правило, палеографические публикации ав-

торские, а многие авторы, как Чэнь Мэн-цзя [151], Жуй Гэн

[111], достаточно известны и часто цитируются в трудах сино-

логов разных стран. Вообще все, что касается разработки и вве-

дения в научный оборот нового знания, будь то археологические

данные, палеографические исследования, труды по хронологии

или изучению и интерпретации древних текстов, встречается в

мировой синологии с благодарностью и вниманием. И совсем

иное дело, коща речь заходит о собственно истории, т.е. о прак-

тике создания монографических трудов на ту или иную тему, о

многочисленных статьях в журнальных изданиях и тем более об

обобщающих трудах с претензией на теоретическое осмысление

исторического процесса.

Как правило, подавляющее большинство таких работ сде-

ланы на невысоком методологическом и профессиональном

уровне. И это беда, а не вина их авторов, о чем уже упомина-

лось. Тот стандарт, на который все они были вынуждены опи-

раться до недавнего времени, буквально заставлял их писать в

примитивном стиле о проявлении классовых антагонизмов и

классовой борьбы с соответствующими реминисценциями в адрес

эксплуататоров, о формациях и их смене, о материализме и

идеализме в китайской философии и т.д. и т.п. Это, разумеется,

были не единственные темы, но они объективно доминировали,

определяли тематику, сковывали круг интересов. Миновать их

было невозможно, а ориентироваться на них — значило покорно

идти в русле принятых идеологических стандартов и спорить

лишь по поводу деталей.

7-3 226

Разумеется, сказанное не означает, что в современной исто-

риографии КНР вовсе нет выдающихся мастеров историописа-

ния. Они есть, и имена Цзянь Бо-цзяна [144], Ян Куаня [157;

158], Ци Сы-хэ [145], Ли Сюэ-циня [118; 119], Чжоу Гу-чэна

[146; 147], Ян Бо-цзюня [156], да и многих других специали-

стов по древнекитайской истории хорошо известны в мировой

синологии. Но в работах даже этих, признанных мастеров исто-

рии древнего Китая исторические события и тем более оценки

вынужденно подаются подчас в упрощенном, а то и вовсе извра-

щенном виде, ибо преподносятся читателю сквозь прочно наде-

тую на авторов жесткую сетку господствующей и обязательной

для них идеологии. Ни вправо, ни влево от четко расставленных

ее клеточек-лучей никто из пишущих и издающихся в КНР спе-

циалистов по древнему Китаю (как и по другим проблемам,

конечно) до самого последнего времени отойти не мог.

Вспомним ситуацию с виднейшим историком китайской мыс-

ли, выдающимся специалистом с мировым именем Фэн Ю-ланем

[212а]. Когда в Китае лет 20 назад разразилась очередная кам-

пания — на этот раз «критики Конфуция», — маститого ученого

буквально вынудили написать о весьма чтимом им великом мыс-

лителе древнего Китая то, что власти КНР во главе с Мао Цзэ-

дуном в то время считали нужным. И престарелый ученый под-

чинился. К счастью, Фэн Ю-лань пережил Мао и сумел после

смерти кормчего еще кое-что написать и издать по той же теме.

Но разве в этом дело?! Разве сам по себе приведенный факт

мало о чем говорит? Да и не следует преувеличивать ту степень

свободы, которая пришла в КНР после Мао. Она весьма и весь-

ма относительна. Конечно, изменился тон, в котором теперь ста-

ли писать о Конфуции. Разумеется, расширился диапазон проб-

лематики для анализа специалистов. Но трудно забыть о том,

как после подавления студенческого движения летом 1989 г.

всех заставляли заново изучать основы марксизма-маоизма,

причем снова в весьма жестком и примитивном стиле.

Конечно, постепенно многое меняется. Более того, уже вид-

ны те пределы, которые история положила существованию марк-

систско-социалистического режима в Китае. Едва ли он надолго

переживет наше столетие. И разумеется, с его крахом в стране

многое изменится. Должно измениться, пусть даже не сразу. Это

относится и к принципам, к практике историописания. Пример

современного Тайваня свидетельствует, что такой процесс идет

нелегко, но все же идет (освободиться от векового наследия дог-

матической нормы и традиционно некритического отношения к

историческому источнику едва ли не сложней, чем от идеологи-

ческих шор). Но только после этого те китайские специалисты,

кто занимается историей Китая (о других в данном случае речи

нет), станут подлинно свободными и будут писать свои труды

так или примерно так, как пишут современные американские

iOO

специалисты китайского происхождения (не говоря уже о запад-

ных синологах некитайского происхождения). Иными словами,

дело не в национальности и происхождении, а в условиях жизни

и пределах свободы для творчества.

Собственно, этот вывод относится и к отечественным китае-

ведам, которые ныне, несмотря на снятие идеологических запре-

тов, внутренне еще далеко не свободны. Не сразу обретается

свобода. Крепки корни несвободы и внутренней склонности к

догматизму. Стоит сослаться для примера на Японию, где среди

синологов непропорционально большое число мыслящих по-

марксистски, по-истматовски — и это при всем том, что марк-

сизм и компартия в Японии никоща не пользовались большим

влиянием. Если спросить, в чем же дело, то ответ будет до пре-

дела элементарным: марксистско-истматовская догма простотой

и примитивностью своей подкупает многих из тех, кто внутрен-

не склонен к несвободе мышления, а таких даже в передовой се-

годня Японии оказалось не так уж мало...

Синология сегодня и завтра:

проблемы и перспективы

(изучение древнего Китая)

Если попытаться подвести некоторые итоги, легко увидеть,

что современная синология весьма неравноценна. Есть отрасли,

в которых сделано много, даже очень много — переводы и пуб-

ликации древних текстов, включая надписи на костях и бронзе,

археологические раскопки и соответствующие публикации, в

том числе сводные юбилейные в КНР, монографическое изуче-

ние отдельных важных проблем, в основном усилиями западных

специалистов. Многое сделано в западной синологии, включая и

японскую, для детального исследования китайских текстов, осо-

бенно для решения тех проблем, которые вытекают из этой ра-

боты, прежде всего проблем аутентичности тех или иных сочи-

нений, достоверности сообщаемого ими материала. Здесь уро-

вень работ западных синологов заметно превосходит уровень ра-

бот их китайских коллег, особенно из КНР.

Есть сферы знаний, ще сделано не слишком много — и это в

первую очередь сводно-обобщающие труды, отвечающие совре-

менному уровню. Обращает на себя внимание также своего рода

разделение труда. Китайские специалисты умело обрабатывают

сырой материал, но нередко терпят неудачу, коль скоро берутся

за монографическое и тем более обобщающего характера сочи-

нение, причем причины неудач и невысокого уровня большин-

ства, хотя далеко не всех, работ подобного жанра — в той уду-

шающей идеологической атмосфере, которая создана в КНР. На

Тайване в этом смысле многое обстоит иначе, но и там сказыва-

7-3 226

101

ется многовековая традиция. Западные синологи, напротив,

сильны именно в монографической разработке конкретных тем,

в исследовании отдельных проблем синологии, включая и китай-

скую древность.

Не преувеличивая возможности завтрашнего дня, многое

для которого заложено уже сегодня, можно предположить, что

сводно-обобщающие работы, в том числе многотомные исследо-

вания типа трудов Д.Нидэма, будут более обычным делом в

близком будущем, в том числе и в освободившемся от идеологи-

ческого гнета новом некоммунистическом Китае. Дело в том,

что потребность именно в такого рода работах сегодня ощутимо

назрела и объективно обоснована: накоплено слишком много

первично обработанного и специально изученного материала,

так что на передний план, естественно, выходит задача его об-

общения, создания глобальных концептуальных конструкций.

Рано или поздно, но они должны появиться. Это касается как

изучения Китая в целом, так и исследований, посвященных

древнему Китаю, будь то его история, история его культуры,

мысли или даже только история китайской археологии, палео-

графического изучения памятников и т.п. В западной синологии

насыщение монографическими исследованиями явно достигло

той точки, за которой неизбежно должен последовать — да он,

собственно, уже идет — прорыв в сторону трудов общего харак-

тера. Уже появляются и будут появляться впредь работы, авто-

ры которых ставят своей целью осмысление некоего процесса,

будь то исторический, историко-культурный или какой-либо

иной. Это своего рода знамение и веление времени.

Что касается китайской синологии, то там ситуация иная, но

в чем-то сходная: слишком много обобщающих работ, дающих

понимание процесса с точки зрения марксистско-истматовской

доктрины, т.е. искажающих реальность и, как правило, до пре-

дела примитивизирующих описываемый процесс. Практически

это означает, что с крушением марксистского тоталитарного ре-

жима в КНР все такого рода труды в одночасье обесценятся, как

то случилось с подавляющим большинством аналогичных сочи-

нений в нашей стране за последние годы (имеются в виду преж-

де всего сочинения по отечественной истории, хотя не только

они). Значит, очень остро станет вопрос о новых работах, а

спрос неизбежно вызовет и предложение. Иными словами, в ки-

тайской синологии тоже будет сделан уклон в сторону создания

работ сводно-обобщающего характера. Это, естественно, касает-

ся и древней истории Китая.

ГЛАВА 3

ПРОБЛЕМЫ ПРЕДЫСТОРИИ

В истории человечества Китаю принадлежит исключитель-

ная роль: это одна из немногих великих и уникальных цивили-

заций, корни которой уходят в глубокую древность. Письменная

история Китая насчитывает несколько тысячелетий, причем на-

иболее ранняя часть ее — эпоха Шан-Инь — была в деталях из-

учена лишь в XX в., после аньянских находок.

История Китая опирается на чрезвычайно мощный пласт

предыстории, представленный как земледельцами неолита, так и

обитателями палеолитических стоянок, вплоть до отдаленных

предков людей современного сапиентного типа, палеоантропов и

архантропов, начиная с синантропа. Открытие и изучение нау-

кой этого пласта во много раз удлинило и без того богатую исто-

рию Поднебесной, что серьезно стимулировало самоутверждение

китайцев, оказавшихся в XX в. в состоянии острого политиче-

ского кризиса: привыкшие к пиетету по отношению к древности,

они в условиях острого социального и духовно-психологического

дискомфорта как бы обрели некую точку опоры, весьма способ-

ствующую росту престижа их страны и ее культуры.

Все это породило немало серьезных проблем, в том числе и

чисто академического плана: чувство законной гордости за свою

длительную и непрерывную историю неизбежно рождает некий

налет этноцентризма. В неблагоприятных же условиях кризиса,

выдвигающего на первый план потребность в самоутверждении,

даже легкая степень этноцентризма ведет к стремлению огра-

дить все «свое» от любого «чужого». Потребность возвеличить

именно «свое» с особенной силой проявилось, в частности, в свя-

зи с изучением проблем китайской предыстории. Лейтмотив

здесь один, и он совершенно очевиден: все «наше» — это «на-

ше», и только «наше», оно родилось на земле Китая и является

именно китайским.

Синантроп и процессы

антропо- и расогенеза в Китае

Проблема происхождения человека, которая после открытий

Ч.Дарвина казалась до предела ясной каждому школьнику, ны-

7-3 226

103

не, после ряда десятилетий серьезных исследований и сенсаци-

онных новых находок, выглядит много сложнее. Прежде всего

находки Л.Лики близ оз. Танганьика не только доказали, что

прародиной всех людей была Африка, и при этом значительно

удревнили сам процесс гоминизации (до нескольких миллионов

лет), но и поставили перед специалистами вопрос о параллель-

ном развитии прогрессивных и более отсталых форм гоминид:

обнаруженный Л.Лики президжантроп (Homo Habilis) оказался

более прогрессивной формой, гоминидом в полном смысле этого

слова, тоща как живший в том же районе много позже него

зинджантроп был еще прегоминидом. Прямь/ми потомками пре-

зинджантропа стали архантропы вида Homo Erectus, к числу ко-

торых принадлежат, в частности, давно уже известные науке

гейдельбергский человек, синантроп и питекантроп. Приняли ли

они реальное и тем более равное участие в дальнейшей эволю-

ции гоминид? Вопрос неясен, причем особенно осложнился он в

последнее время в связи с проблемой пресапиенса.

Пресапиенсом антропологи стали именовать прогрессивную

ветвь палеоантропов, принципиально отличную от неандерталь-

ца и неандерталоидов с их теперь считающейся необратимой

специализацией (т.е. существенными отклонениями от нормы,

характерной для современного человека, — например мощные

надбровные дуги-валики). Разумеется, неандертальцы, как и

пресапиенсы, эволюционировали, создавали свою культуру (сто-

янки эпохи палеолита), но не они, а только и именно пресапи-

енсы дали начало процессу сапиентации и породили новый вид

сапиентного человека (Homo Sapiens), откуда и их название.

Все сказанное не означает, что непрогрессивные формы го-

минид не принимали активного участия в генеральном процессе

антропо- и расогенеза. Напротив, их роль сомнений не вызыва-

ет, ибо в реальной жизни шел постоянный процесс метисации и

гибридизации. Вопрос, следовательно, стоит другой: могли ли

все боковые ветви архантропов и палеоантропов или каждая из

них в отдельности самостоятельно породить сапиентного челове-

ка или для этого обязательным было, как то представляется в

свете теории пресапиенса, участие в процессе сапиентации и ме-

тисации именно его, пресапиенса, отдаленного потомка презин-

джантропа? Можно сказать и иначе: если сапиентация могла ре-

ализоваться без участия в процессе метисации пресапиенса, то

теряется смысл вычленения прогрессивных палеоантропов (пре-

сапиенсов) из ряда других, а вместе с тем и смысл всей теории

пресапиенса.

Столь пространный и для неспециалиста, возможно, доста-

точно непростой экскурс в общую теорию антропогенеза важен

потому, что изложенные посылки имеют самое прямое отноше-

ние к восточной боковой ветви архантропов, и в частности к си-

нантропу (подробнее см. [17, гл. 3]). Дело в том, что синант-

104

роп — в некотором смысле гордость Китая, не говоря уже о том,

что находка его останков вначале в пещерах местности Чжоу-

коудянь (пекинский синантроп), а затем и в других местах

(Ланьтянь, пров. Шэньси; Юаньмоу, пров. Юньнань) дала

огромный материал для палеоантропологов, сделавших вывод,

что синантроп представляет собой китайскую модификацию ар-

хантропа, типологически близкую яванскому питекантропу. А

из такого рода посылки почти автоматически может следовать

вывод, что синантроп — прямой предшественник современных

монголоидов, и в частности китайцев, о чем свидетельствуют и

некоторые особенности его облика, например специфичные

именно для монголоидов лопаткообразные зубы-резцы, на что

обратил особое внимание специально исследовавший черепа си-

нантропов Ф.Вейденрейх [311, с. 276—277].

Утверждения о прямой преемственности между синантропом

и сапиентными монголоидами отнюдь не беспочвенны. Более то-

го, они подкреплены солидными исследованиями сторонников

теории полицентризма, виднейшими представителями которой

были Ф.Вейденрейх и К.Кун. Слабое место этой теории (как и

варианта ее, теории дицентризма) в том, что сторонники ее де-

лают сознательный акцент на упомянутой преемственности, ви-

дя в ней главное, тоща как вопрос о метисации в ходе сапиента-

ции считают как бы второстепенным (см. [184, с. 481]). Между

тем дело обстоит, насколько можно судить, как раз наоборот.

Процесс сапиентации с его серией очень сложных и практи-

чески неповторимых положительных мутаций, приведших к

кардинальным преобразованиям в нервной, эндокринной и иных

важнейших системах трансформировавшегося человека, не мог

параллельно и с идеальной идентичностью протекать в разных

регионах ойкумены независимо друг от друга. Следовательно,

идея полицентризма порождает серьезную основу для вывода о

генетическом неравенстве людей в разных регионах, т.е. людей

разных расовых типов. Между тем современная наука, как

известно, считает несомненным, что все представители Homo

Sapiens, независимо от их расового типа, являются сапиентными

людьми, т.е. результатом преобразований, связанных с уже упо-

мянутой серией сложных и явно неповторимых, однократных

положительных мутаций. Стало быть, сапиентный человек воз-

ник лишь в одном месте, в пределах так называемой зоны сапи-

ентации, в ходе трансформации пресапиенса.

Сказанное означает, что преемственность между синантро-

пом и сапиентными монголоидами не может считаться главной,

ибо она не имеет отношения к процессу сапиентации. А отсюда

следует, что главным в генезисе сапиентных монголоидов была

именно метисация, т.е. смешение между сапиентными и досапи-

ентными особями в различных регионах ойкумены, куда доста-

точно быстро, решительно оттесняя досапиентных соперников,

105

стали проникать сапиентные люди после завершения (около

40 тыс. лет назад ще-то в районе Ближнего Востока) процесса

сапиентации. Становление различных расовых типов было, та-

ким образом, результатом гибридизации сапиентных неоантро-

пов с местными досапиентными палеоантропами, адаптировав-

шимися за долгие сотни тысяч лет к жизни в том или ином из

регионов мира.

Такова генеральная модель. Как конкретно может она объяс-

нить реалии ранних этапов китайской предыстории? Что может

подтвердить ее исходные позиции и основные выводы? Как впи-

сывается все это, в свою очередь, в теорию моноцентризма, сто-

ронники которой говорят о едином во всем его многообразии и

вариациях процессе сапиентации человека?

Начнем с того, что упомянутая выше типологическая бли-

зость синантропа и питекантропа позволяет говорить о большой

восточноазиатской зоне обитания особой ветви архантропов. По-

добная постановка вопроса подкрепляется данными археологии.

Изучение нижнепалеолитических стоянок различных регионов

мира позволило Х.Мовиусу [273] еще в 40-х годах XX в. выде-

лить особую и весьма обширную восточноазиатскую зону куль-

тур с преобладанием галечных каменных орудий типа чопперов

и чоппингов, которая в этом смысле принципиально отлична от

располагавшейся к западу от нее зоны «классических» ручных

рубил. Ни сам он, ни другие исследователи не выдвигали тезиса

о периферийности или вторичностн восточноазиатской зоны. Од-

нако некоторые основания для такой постановки вопроса все же

имеются.

Известно, например, что — во всяком случае, с позиций тео-

рии моноцентризма, в наши дни явно лидирующей в мировой

науке, — параллельное развитие в различных регионах нерав-

ноценно и, более того, во многих случаях ведет в тупик. Изуче-

ние длительного периода существования китайских архантропов,

живших примерно 600—200 тысяч лет тому назад, дало доста-

точно весомые доводы для такого вывода: за почти полмиллиона

лет архантроп в биологическом и культурном плане не столько

эволюционировал, сколько стагнировал и даже деградировал.

Поэтому и был сделан вывод, что синантропа, как и питекан-

тропа, следует считать боковой ветвью, тупиковой линией фило-

генетического древа гоминид, что, в частности, нашло свое отра-

жение на генеральной схеме в обобщающем труде «История че-

ловечества», вышедшем в 60-е годы под эгидой ЮНЕСКО [228,

с. 2, табл. 1].

Но стагнация восточноазиатской модификации архантропа

еще не означала, что особи этого типа не принимали участия в

глобальном мировом процессе антропогенеза. Дело в том, что

анализ нижнепалеолитических культур способен сказать иссле-

дователю больше, чем изучение скудных останков гоминид. Ма-

106

териалы местонахождений Чжоукоудянь, Ланьтянь и особенно

стоянка Кэхэ (пров. Шаньси) позволяют заключить, что синан-

троп пришел в Китай с юга, из зоны чопперов. Однако этим не

исчерпываются имеющиеся данные о ранних архантропах на

территории Китая. Во-первых, наличие в культурах Ланьтянь и

особенно Кэхэ (обе ориентировочно могут быть датированы

700—500 тыс. лет до н.э.) немалого количества элементов куль-

туры рубил свидетельствуют и об определенном влиянии с запа-

да. Во-вторых, результаты сенсационных раскопок конца 70-х

годов в Сяочанляне (пров. Хэбэй), ще были обнаружены свыше

800 каменных орудий (преимущественно скребел) весьма ранне-

го времени, тоже свидетельствуют о связях с культурами ниж-

него палеолита на западе. Хотя датировка сяочанлянского па-

леолита (около 2,5 млн. лет тому назад) представляется явно за-

вышенной, она тем не менее подводит к выводу, что в северном

Китае задолго до синантропа могли существовать архантропы

иного, невосточноазиатского типа. Характерны «западные» при-

знаки и для культур, пришедших на смену синантропу, в част-

ности для культуры Динцунь.

Останки динцуньского человека и культуру Динцунь обычно

датируют 200—150 тыс. лет тому назад. Типологически они

близки синантропу и его культуре, а также к культуре Кэхэ. Но

наличие здесь же немалого числа европейского типа рубил и

иных орудий, сходных с мустьерскими скреблами и остроконеч-

никами, позволяет поставить вопрос о том, что культура Дин-

цунь и динцуньский человек — результат процесса гибридиза-

ции, смешения западной и восточной традиций и соответственно

различных типов гоминид. Иными словами, динцунец, которого

есть основания считать уже не архантропом, а палеоантропом

(неандерталоидом), мог иметь две различные предковые ли-

нии — местную, идущую от синантропа, и пришлую, неандерта-

лоидную. Неандерталоидами считают также близких к динцунь-

цу протолюдей из Чанъяна (пров. Хубэй), из Маба (пров. Гуан-

дун), а также ордосского человека (Внутренняя Монголия). Все

эти неандерталоиды генетически явственно связаны с синантро-

пом, о чем свидетельствуют лопаткообразные формы резцов и

некоторые иные признаки. Но эта связь, как и в случае с дин-

цуньцем, была, видимо, не единственной предковой линией. Бо-

лее развитые эвсшюционно признаки палеоантропа (по сравне-

нию с архантропом), бывшие результатом определенной мута-

ции или серии мутаций, следует отнести, видимо, на счет дру-

гой предковой линии, восходящей не к синантропу.

Вопрос далеко не ясен. Но морфолошческая разница между

синантропами и динцуньцами (проточеловека из Маба или из

Чанъяна оставим в стороне — материала слишком мало для ги-

потез, хотя и аналогии с динцуньцем не исключены) позволяет

предположить, что замкнутая инбредная линия синантропа с ее

107