Васильев B.B., Кротов A.A. История философии
Подождите немного. Документ загружается.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
161
одухотворением всего материального. Выделяются несколько главных этапов
возвращения тварного мира, в лице человечества, «от не-сущего небытия к бытию»: 1)
смерть человека; 2) воскресение тел; 3) соединение тел индивидов с их чистыми душами,
происходящее по возрастающей: тело перерождается в жизнь (лат. motus vitalis,
«жизненное движение»), жизнь разрешается в чувство (sensus), чувство обращается в
разум (ratio), разум становится мыслящим духом (animus-intellectus); 4) «деификация»
(лат. deificatio — т. е. «обожение»), при которой все души, а также тела, соединятся, в
конце концов, с таинственной сущностью Бога и мира; природа проникнется Богом, как
воздух бывает пронизанным светом; и это будет концом великого возвращения, «ибо Бог
станет всем во всем, когда не останется ничего, кроме Бога (erit enim Deus omnia in
omnibus, quando nihil erit nisi solus Deus)» (O разделении природы, V, 8).
206
Ансельм Кентерберийский (ок. 1033 — 1109 гг.)
В XI в. жил и работал выдающийся представитель ранней средневековой мысли
Ансельм Кентерберийский (ок. 1033 — 1109 гг.), который сказал: «Не ищу разуметь,
дабы уверовать, но верую, дабы уразуметь (neque enim quaero intelligere ut credam, sed
credo, ut intelligam)» (Ансельм Кентерберийский. Прослогий, 1. Пер. С. С. Аверинцева).
Ансельм родился в Аосте, на границе с Пьемонтом (Северная Италия). В 15 лет он
пытался постричься в монахи, но ему воспрепятствовал в этом отец. После случившейся
вскоре кончины матери Ансельм покидает отеческий дом и отправляется в многолетнее
странствие по землям Бургундии, Франции и Нормандии. Здесь наконец он обретает
пристанище в Бекском монастыре (1060 г.), руководимом в то время Ланфранком.
Именно в Беке им были написаны главные его сочинения: «О грамотном» (между 1080 и
1085 гг.); «Монологий» («Речь к самому себе о смысле веры») (1076 г.); «Прослогий»
(«Обращение к внемлющему о смысле веры») (1077 — 1078 гг.); «Об истине» (между
1080 и 1085 гг.); «О свободе выбора» (тогда же) и «О падении диавола» (между 1085 и
1090 гг.). В 1093 г. Ансельм назначается архиепископом Кентерберийским. Умирает
Ансельм в 1109 г., заслужив у потомков прозвание «Doctor magnificus», т. е. «Чудесный
доктор».
В распоряжении человека, считает Ансельм, имеются два источника знания — вера и
разум. Познание для христианина начинается с утверждения в вере: факты и истины,
которые он хочет понять, даны ему в Откровении. Не понимать, чтобы верить, но верить,
чтобы, как следствие, понимать, необходимо для верующего христианина. Между
слепой, бессознательной верой и непосредственным видением Бога существует
посредствующее звено — «понимание веры», которое достигается с помощью разума.
Разум далеко не всегда бывает способен постичь содержание веры, утверждает Ансельм;
тем не менее он в состоянии много способствовать обоснованию веры в Творца как факта
обычного, повседневного существования. Отсюда важнейшей его задачей является поиск
действительных (действенных) доказательств в пользу реального существования Бога.
Ансельм в своих сочинениях приводит четыре таких доказательства. В трех из них он
рассуждает о Боге посредством детального рассмотрения бытия сотворенных вещей. В
основе его рассуждений лежат две предпосылки: 1) все творения отличаются друг от
друга степенью обладания каким-либо совершенством; 2) вещи, наделенные
совершенством в какой-либо степени, получают свои относительные совершенства от
совершенства как такового, т. е. от Бога. Например, всякая вещь есть какое-то благо. Мы
стремимся к вещам, потому что они суть какие-то блага для нас. Но ни одна из вещей не
обладает при этом всей полнотой совершенного блага: степень их благости — и для нас,
и для этих вещей — постоянно разнится. Они суть благие, поскольку причастны — кто
больше, кто меньше — к изумительной Благости как таковой, т. е. к причине всех благ
относительных и частичных. Благо само по себе есть первичная Сущность и Бытие,
превосходящее как таковое все обособленно существующее; это первичное тождество
сущности и бытия, — утверждает Ансельм, — мы, как правило, и называем Богом.
В т. н. «онтологическом» доказательстве, наиболее знаменитом из всех, перед
Ансельмом стоит иная задача, а именно показать, что понятие бытия совершенно
реально, хотя и неявно, содержится в собственной характеристике самосущей субстанции
— «Бог». Началом для этого доказательства служит Ансельму определение: Бог «есть то,
больше чего нельзя ничего себе помыслить (esse aliquid quo nihil majus cogitari possit)»
(Прослогий, 2). Каждый, даже
207
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
162
«безумец, сказавший в сердце своем: нет Бога» (Пс. 13:. 1; 52: 1), способен понять
смысл этого выражения, а следовательно, оно существует в его понимании. Вторая
посылка рассуждения Ансельма заключается в разграничении между понятиями «бытия в
уме» (esse in intellectu) и «бытия вне ума» (esse in re). «Так, когда живописец замышляет
то, что ему предстоит делать, он имеет в своем разуме нечто; однако он не мыслит того,
что еще не делал, как то, что есть. Когда же он все написал, он и в разуме имеет уже им
сделанное, и мыслит его как то, что есть. Итак, даже и означенный безумец принужден
признать, что хотя бы в разуме есть нечто, более чего нельзя ничего помыслить; ведь
слыша эти слова, он их разумеет, а то, что разумеют, есть в разуме. Но то, более чего
нельзя ничего помыслить, — продолжает Ансельм, — никак не может иметь бытие в
одном только в разуме. Ведь если оно имеет бытие в одном только разуме, можно
помыслить, что оно имеет бытие также и на деле; а это уже больше, чем иметь бытие
только в разуме. Итак, если то, более чего нельзя ничего помыслить, имеет бытие в одном
только разуме, значит, то самое, более чего нельзя ничего помыслить, есть одновременно
то, более чего возможно нечто помыслить; чего явным образом быть не может.
Следовательно, вне всякого сомнения, нечто, более чего нельзя ничего помыслить,
существует как в разуме, так и на деле» (Прослогий, 2. Пер. С. С. Аверинцева).
Вся аргументация Ансельма основывается на следующих принципах: 1) понятие о
Боге даруется верой; 2) существование чего-либо в разуме уже означает его истинное
существование; 3) существование в мышлении понятия Бога логически требует
утверждения, что Он существует в действительности. Вся разворачивающаяся здесь
абстрактная диалектика идет от веры к разуму и возвращается к своему исходному
пункту, заключая, что предлагаемое верой немедленно становится умопостигаемым.
Некоторые из последующих мыслителей (Бонавентура, Декарт, Гегель) разделяли эти
предпосылки Ансельма, другие (Фома Аквинский, Кант) их отрицали. Даже при жизни
Ансельма нашелся достаточно сильный и сведущий оппонент — монах Гаунилон из
Мармутье, составивший «Книгу в защиту безумца против Ансельма». Он возражал, что
нельзя опираться на идею существования в мышлении, чтобы вывести из этого
существование вне мышления. В самом деле, существование в качестве объекта
мышления не означает истинного существования — это просто воображаемое бытие.
Гаунилон признает, что данное доказательство помогает понять, что есть Бог, однако
предложенная в качестве исходной посылка никогда не позволит нам убедиться, что Бог
действительно существует.
Ансельм был одним из виднейших сторонников средневекового радикального
реализма, считавшего, что значением универсальных понятий — рода и вида
(«животное», «человек») — являются сущности единичных вещей, существующие
субстанциально (т. е. букв. «отдельно», «самостоятельно»). Кто не может понять,
обращался Ансельм к своим современникам, как несколько индивидов составляют
понятие одного «человека», тот никогда не поймет, как одно Божество может быть сразу
единым в трех Лицах. В разработку концепции реализма в XII в. большой вклад внесли
представители т. н. Шартрской школы (при Шартрском соборе), основанной в 990 г.
Фульбертом Шартрским (ум. 1028 г.), учеником Герберта Реймсского и учителем
Беренгария Турского, получившим при жизни за страсть к диалектике и к классическим
авторам почетное прозвище «Сократ». К числу наиболее значимых представителей
Шартрской школы принадлежали: Бернард Шартрский (канцлер школы
208
с 1119 по 1124 гг.; ум. между 1126 и 1130 гг.); его младший брат Тьерри (Теодорик
Бретонский, за выносливость в ученой работе получивший от современников прозвища
— Ученнейший изыскатель и Осел) (канцлер школы с 1141 г.; ум. между 1150 и 1155 гг.);
Гильом из Конша (ум. ок. 1154 г.); Гильберт Порретанский (канцлер школы с 1126 по
1141 г.; ум. 1154 г.); Бернард Сильвестр (ум. после 1167 г.) и отчасти Иоанн
Солсберийский (ок. 1120—1180 гг.), обучавшийся также у Петра Абеляра.
По утверждению Бернарда Шартрского, в подлинном смысле реальны лишь Бог, идеи
(универсалии) и материя. Идеи — это первые сущности после Бога. Составные
субстанции (сотворенные вещи) не являются истинно сущими, только их элементы, т. е.
материя и идеи, реальны. Любовь к классическим авторам Фульберта, основателя школы,
передалась в полной мере Бернарду, который, согласно преданию, утверждал: «Мы —
карлики, сидящие на плечах гигантов. Мы видим больше вещей и вещи более удаленные
по сравнению с тем, что видели древние, но не благодаря остроте нашего собственного
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
163
зрения или нашему собственному росту, а потому, что древние поднимают нас до своей
огромной высоты». В сочинениях брата Бернарда — Тьерри (Heptateuchon, букв.
«Семикнижие», 1135—1141 гг.), Гильома из Конша («О философии мира», 1120— 1130
гг.) и Бернарда Сильвестра («О целокупности мира, или Мегакосм и микрокосм», 1143—
1148 гг.) подробнейшим образом излагается в первую очередь натурфилософская
проблематика. Для того чтобы понять содержание текста Писания о сотворении
мироздания, утверждалось Тьерри, богословию необходимо знакомство с науками
арифметики, музыки, геометрии и астрономии (т. е. «квадривия»). Возвыситься
умственно до начала числа — единицы — означает возвыситься от сотворенных вещей к
их Творцу.
Все вещи, напоминает Тьерри, существуют только посредством Создателя, поэтому
Бог — это «форма существования» (forma essendi) вещей. Тьерри, опираясь на мысль
Августина, интерпретирует Бога Отца как единство (uni-tas) , поскольку единая единица
есть начало числа и источник последовательного числового ряда; Бога Сына — как
«равенство», «ведь единица не может родить ничего, кроме равенства с этой же
единицей»; а Бога Духа Святого — как такое «согласие» между «единством» и
«равенством», при котором становится невозможным умножение божественной
сущности (единица, помноженная на саму себя, равняется единице). Именно потому, что
«единство есть первое и уникальное бытие всех вещей (cum autem unitas omnium rerum
primum et unicum esse sit)», а Бог, согласно Тьерри, есть «первичное и уникальное
единство», единственной «формой существования всех единичных вещей» является Бог,
который, однако — ни числами, ни вещами — никак не исчерпывается и не исчисляется.
Творение универсума описывается у Тьерри как последовательное развертывание из
абсолютно простого божественного первоединства математических множеств, т. е.
единств «составных». Перед лицом первоединства сперва с необходимостью возникает
материя как чистая «зеркальная» восприимчивость. Она проникается отражениями
вечной божественной простоты, и тем самым единство в ней предстает и умноженным, и
разделенным. В дальнейшем материя расслаивается на четыре элемента (земля, вода,
воздух, огонь), которые, взаимодействуя между собой, «овеществляют» природное
многообразие математических форм. Тьерри был первым, кто начал использовать в
преподавании сочинения Аристотеля по силлогистике (аподик-
219
тической, диалектической и софистической): «Первая аналитика», «Топика» и «О
софистических опровержениях». Среди прочих его «нововведений» следует также
упомянуть две теории, принадлежавшие в прошлом Аврелию Августину и философу-
неоплатонику Иоанну Грамматику (Филопону) (ок. 490 — 570 гг.), и получившие через
одно-два столетия после Тьерри широчайшее применение: 1) августиновское учение о
«семенных, порождающих смыслах» вещей (rationes seminales), т. е. неких заложенных
Богом в сотворенные вещи началах, которые в «свернутом виде» заключают в себе все
богатство возможностей, или потенций, последующего их развития; 2) филопоновское
учение о наличии в сущих вещах некой движущей силы (impetus projecti), позволяющей
объяснить непрерывность движения тела, которому прежде извне был сообщен
первоначальный толчок.
Подобно другим представителям Шартрской школы, Гильом из Конша исходил в
своих философских суждениях из того, что античная (преимущественно платоническая)
философия — как «истинное учение о явленном и неявленном бытии» — не вступает при
правильном ее истолковании в противоречие с христианской верой. Отождествляя
платоновские идеи с содержащимися в божественном Разуме (Логосе) вечными
первообразами всех вещей, Гильом утверждает далее, что посредством (заимствованной
из платоновского «Тимея») Мировой души (anima mundi) все эти первообразы
осуществляются в тварном временном мире в качестве внутренне соприсущих вещам
«врожденных форм» (formae nativae), образующих умопостигаемую структуру
универсума. Мировая душа отождествляется у Гильома с животворящим Духом Святым
(Быт. 1: 2) и в качестве принципа жизни всех сотворенных существ и совершенной
гармонии мира одушевляет все тело целокупного космоса; весь мир представляет собой,
таким образом, одушевленное существо, содержащее внутренне образ Творца — Его
всемогущество (Бог Отец), мудрость (Бог Сын) и несказанную благость (Бог Дух Святой).
По утверждению Бернарда Сильвестра (или Бернарда Турского) сотворение
мироздания произошло по причине вмешательства Духа божественного Провидения в
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
164
жизнь предвечно существовавшей Природы и внесения Им благоустроенности и
распорядка в первоматерию вещного мира, пребывавшую прежде (т. е. до акта творения)
в хаотическом состоянии.
Петр Абеляр (1079— 1142 гг.)
Бесспорно, крупнейшим философом-богословом и диалектиком «ранней схоластики»
был Петр Абеляр (1079— 1142 гг.). Главные сочинения Абеляра: «Введение в теологию»
(1113 г.); «Логика для начинающих» (1114 г.); «Глоссы к Порфирию» (3 кн.) и к
«Категориям» Аристотеля; «Диалектика» (5 кн.) (1118— 1134 гг.); «Христианская
теология» (1122— 1125 гг.); «Да и Нет» (в то же самое время); «Этика, или Познай
самого себя» (между 1135 и 1139 гг.); «Апология против Бернарда», «Диалог между
Философом, Иудеем и Христианином» (1141 — 1142 гг.) и знаменитая автобиография
«История моих бедствий» (1132-1136 гг.).
Вопреки мнению Августина (в сочинении «О предопределении святых», 5) и
Ансельма Кентерберийского, согласно которым следует прежде уверовать в истину
Откровения, чтобы потом, по возможности, постараться дойти до ее разумного
постижения, Абеляр заявляет, что адекватное понимание нами догмата только и делает
веру возможной, так как «нельзя верить в то, что предварительно не было нами понято».
Соответственно, принципом богословия Абеляра было не «верую, чтобы понимать»
(credo ut intelligam), но «понимаю, чтобы верить» (intelligo ut credam). Исходя из
утверждения, заявленно-
210
го в Прологе к «Да и нет», согласно которому «сомнение приводит нас к
исследованию, а исследование ведет нас к истине», Абеляр полагает, что «вера, не
просветленная разумом, недостойна человека», и потому необходимым условием всякой
истинной веры является предварительное исследование разумом ее содержания. Свое
спекулятивное построение учения о Божественном Триединстве Абеляр начинает с
полагания того, что Бог может быть «высшим и совершеннейшим Благом» только при
том условии, если Он одновременно всемогущ, премудр и всеблагостен. Эти три момента
единой божественной сущности, соответственно, и являют себя в Лицах Троицы: в Боге
Отце («всемогущество»), в Боге Сыне («премудрость») и в Боге Духе Святом
(«благость»). Отношения указанных Ипостасей в божественном Триединстве подобно, по
Абеляру, отношению, существующему между металлом, из которого сделана печать,
формой, в которую этот металл отлит, и, соответственно, оттискивающей печатью в
качестве вещи, состоящей из первых двух элементов. При этом внутренняя гармония
совершенного Блага выражается в том, что Бог может то, что Он знает и хочет, хочет же
то, что Он знает и может и т. д.
Бог тем самым не может ни знать, ни хотеть делать зла, и для Него из числа
бесконечных возможностей в каждый момент открывается лишь наилучшая. Отсюда же
проистекает отмеченный критиком Абеляра — Бернардом Клервоским — принцип
божественной субординации применительно к единосущному Богу-Творцу: если Отцу
Абеляр приписывает абсолютное всемогущество (omnipotentia), то Сын обладает лишь
частью могущества Отца (aliqua potentia) (насколько премудрость есть сила
последовательно различать все истинное и ложное), Дух же Святой совершенно не
содержит в себе могущества (nulla potentia) (так как понятие благости вовсе не
предполагает его наличия). Другое возражение Бернарда Клервоского Абеляру касалось
того, что, по мнению первого, его философия накладывает на всемогущество Бога
немалые ограничения. В своем послании к папе Иннокентию II (ум. 1143 г.), которое
было отправлено после Саисского осуждения, Бернард среди прочих «недолжных»
высказываний Абеляра указывает и на то, что всемогущество Бога, по мнению Абеляра,
тождественно Его актуальным деяниям. Эти слова действительно в точности отражают
воззрения Абеляра на характер божественного всемогущества: «Итак, как бы долго я ни
размышлял, принимая во внимание, что только Бог способен делать то, что подобает Ему
делать, и Ему не подобает делать то, что Он оставляет несделанным, поистине я прихожу
к мнению, что Бог способен делать только то, что Он делает, когда бы Он ни делал это,
хотя с этим нашим мнением никто не согласен или согласны лишь некоторые» (Петр
Абеляр. Введение в теологию, III, 5). То, что «подобает» (convenit) действиям Бога,
говорит Абеляр, есть исключительно нечто достойное и наилучшее. Следовательно, так
как Бог всегда совершает лишь самое лучшее, всемогущество Бога ограничено тем, что
Он совершает. Для Бернарда подобное означает только одно: отрицание принципа
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
165
божественного всемогущества, так как в основе всего рассуждения кроется замысел
ограничить природу предвечного Бога-Творца сферой того, что может понять
человеческий разум: тем самым границы человеческого понимания оказываются
границами всемогущества Бога. В рамках своей этической концепции Абеляр опирается
на понятие естественного нравственного закона, представление о котором (пусть даже
расплывчатое) имеют все люди — вне зависимости от их воспитания или
вероисповедания. Абеляр здесь исходит из различения
211
между пороком (vitium), грехом (peccatum) и дурным поступком (actio mala). Порок —
это склонность к недолжному, т. е. стремление не делать того, что при всех
обстоятельствах делать нужно, и невоздержанность от того, чтобы не делать того, что не
должно. С точки зрения Абеляра, порок — это не грех, а только лишь склонность к греху,
с которой мы можем постоянно бороться и которую мы обладаем способностью
побеждать. Грех не заключается в склонности воли, так как действовать дурно может
быть, в том числе, нашей природной (врожденной) способностью; грех состоит
исключительно в невоздержании от того, чего не следует делать, т. е. в согласии с этим
последним, в непротивлении злу. Грех, таким образом, есть внутренне намерение
(intentio) человека, идущее в противовес собственной совести и возникающее в
результате пренебрежения волей Творца. Дурной же поступок, будучи внешним
проявлением греха, является только лишь следствием осуществившегося дурного
намерения и уже ничего к нему не добавляет. Отсюда, по мнению Абеляра, отпущение
человеку грехов невозможно без личного покаяния грешника и при отсутствии личного
благочестия у священника, отпускающего грехи.
Как диалектик Петр Абеляр прославился в первую очередь критикой ставшего к этому
времени традиционным радикального реализма (Гильом из Шампо) и созданием первого
варианта средневекового концептуализма, в значительной степени скорректировав и
уточнив смысл самой проблематики статуса бытия универсальных понятий. В частности,
к трем вопросам Порфирия Абеляр добавляет четвертый, выявляя тем самым новый
аспект сложных взаимоотношений между грамматикой, логикой и метафизикой: обладает
ли универсалия каким-то значением, если она ни к чему не отсылает в действительности,
особенно если при этом речь идет о вещах, существовавших когда-то, но теперь не
существующих? «Глоссы» (т. е. короткие комментарии) Абеляра к Порфирию из
сочинения «Логика для начинающих» отчасти собой представляют собственноручную
запись им многочисленных разногласий и споров с бывшим учителем — Гильомом из
Шампо. Собственная позиция Гильома заключается в том, что любая универсалия
(например, «человек», «животное», «роза») понимается им как субстанция (лат.
substantia, res — «единичная сущность», «единичная вещь»), т. е. в качестве вещи,
обладающей самостоятельным существованием. Универсалия есть нечто единое в
числовом отношении и одновременно общее для многих вещей. Все единичные вещи,
принадлежащие к определенному роду и виду, имеют одну универсальную сущность,
индивидуальные же различия, посредством которых все индивиды по-разному
отличаются между собой, — это есть нечто случайное (акцидентальное), т. е. все то, что
может быть связанным с данной вещью сейчас, но при этом отсутствовать при иных
обстоятельствах. Например, для Сократа с Платоном универсальным является сущность
(одна) — «человек», которая делает каждого из них по отдельности человеком.
Различаются же они исключительно акцидентально, например, положением в месте-
пространстве или телосложением и чертами лица (Сократ был курносый, Платон —
широкоплечий). Представление о том, что форма и сущность какой-либо вещи есть
самостоятельная субстанция, — является фундаментальным для позиции радикального
реализма, поскольку оно обосновывает независимость формы вещей от понятий ума и
человеческого языка: если бы сущность не являлась субстанцией, она не была бы
«действительной», — напоминает Гильом.
212
Приступая к критике положений Гильома, Абеляр выдвигает два аргумента. Во-
первых, согласно физической дисциплине, ничто не может находиться в двух местах
одновременно. Однако, если Сократ и Платон суть одна и та же субстанция, так как они
обладают единой универсальной сущностью, то получается, что одна и та же предметная
сущность способна быть одновременно и в Афинах (Платон) и за пределами городской
черты (Сократ), что, разумеется, невозможно. Это является невозможным также и
вследствие тонкостей онтологических связей между понятием рода и подчиненных ему
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
166
видовых определенностей. Поскольку собаки и люди — животные, утверждает Гильом,
то они обладают единой для всех одинаковой сущностью, т. е. «животностью». Но люди
разумны, говорит Абеляр, а собаки и прочие существа (ослы, обезьяны и проч.)
неразумны, и тогда получается, что одна и та же субстанция (например, человек и осел)
одновременно может быть, по Гильому, и разумной и неразумной, — что опять-таки
заключает в себе очевидное противоречие. Как виды, все люди и прочие существа
соотносятся между собой в качестве двух совершенно разнящихся противоположностей:
одни разумны, другие неразумны; однако по роду эти предметности идентичны. Если же
род, по Гильому, является «нумерически» общей для всех единичностей универсалией, а
эти последние суть непременно субстанции, то получается, например, что родовая
субстанция сущей «животности» применительно к человеку как виду была бы разумной,
а применительно к лошади или ослу — неразумной, т. е. тем самым она обладала бы
целым набором противоречащих свойств.
Такого рода ошибки, говорит Абеляр, возникают, как правило, по причине
приписывания универсалиям характеристик сущих вещей. Абеляр уточняет само понятие
«вещи»: вещь — это то, что обозначается с помощью единичного термина («Сократ»,
«этот камень» и проч.). Единичный термин не может в суждениях о вещах быть чем-то в
значении универсального «предиката», т. е. нельзя, по Абеляру, сказать: «Человек — это
Сократ». Точно так же и вещь, говорит Абеляр, не может быть сущностной
характеристикой разнообразия вещных субстанций: каждая вещь есть только то, что она
есть. Общее понятие, выполняющее функцию предиката (по Абеляру — «концепт», лат.
conceptus, т. е. букв. «схваченное» интеллектом в вещах многообразие свойств при
проведении операции абстрагирования), указывает не на вещь, а на присущее ей в
действительности «состояние» (status). Онтологический статус универсалии «человек»,
соответствующий общему понятию, иной, чем у Сократа, Петра Абеляра, любого
конкретного человека, обозначаемого единичным термином; «человек» не есть нечто
отличное от индивидуального человека и столь же реальное, как сам человек («статус»
вещи субстанцией не является), но это есть способ существования индивидуальной
субстанции. Поскольку для универсалий, как совокупности имен нарицательных (лат.
sermo), элементом значения, по Абеляру, является не совокупность вещей, а
«тождественность» («сходство») их состояний, то они обладают значением даже в тех
случаях, если субстанций, которым они соответствуют, либо не было никогда, либо
теперь уже нет и не будет: так, например, имя «роза» остается «обозначением на
основании мышления» и тогда, «когда уже не существует ни одной из роз, для которых
это имя — общее»; так как в противном случае не могло бы возникнуть и предложения —
«никаких роз нет» (Петр Абеляр. Логика для начинающих, 67). Абеляр
противопоставляет, таким образом, номинализму и реализму свой собственный —
концептуалистский под-
213
ход к решению проблемы универсалий, который в отличие от номинализма (Иоанн
Росцелин) не отрицает, что общим понятиям соответствует нечто в реальности, но не
признает в отличие от реализма (Гильом из Шампо), что универсалии существуют в том
же значении, что и субстанции (единичные вещи), т. е. имеют одинаковый с ними
онтологический статус.
Отчетливое знание, согласно Абеляру, достигается лишь с помощью чувственного
созерцания — единственной способности, позволяющей схватить единичное. Общим
понятиям, т. е. «концептам», — «животное», «дерево», «человек» — также соответствует
созерцание, только смутное. С познавательной точки зрения универсалия есть лишь
«фиктивный образ», конструируемый интеллектом на основе анализа бытия индивидов,
находящихся в одинаковом «состоянии». Абстрактным понятиям, наподобие
«человечности», ничто не соответствует в реальности; на их основе формируется мнение,
а не знание, которое в конечном счете всегда опирается на чувственное созерцание. В
данном вопросе позиция Абеляра отчасти сближалась с воззрениями номиналистов.
Гуго Сен-Викторского (ок. 1096— 1141 гг.
С точки зрения главного представителя Сен-Викторской школы в XII в. — Гуго Сен-
Викторского (ок. 1096— 1141 гг.); главные сочинения — «Дидаскалион», букв.
«Наставление к обучению» (7 кн.); «О таинствах христианской веры», оба до 1125 г.;
«Комментарий на Небесную иерархию» св. Дионисия», ок. 1125 г.; «Краткое изложение
философии для Диндима»; «О созерцании и его видах»; «О способе высказывания и
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
167
размышления»; «О тщете мира»; «О душе»; «О единстве тела и духа»; «Сто проповедей»
и др.), вся совокупность человеческих знаний объемлется философией. Философия
является средством: 1) для восстановления человеком целостности своей природы,
утраченной в грехопадении; 2) для устранения повреждения, нанесенного грехом.
Поэтому, утверждает Гуго, люди нуждаются в двоякого рода мудрости (sapientia) : в
понимании (intelligentia) и знании как таковом (scientia). Выделяются две главные
функции понимания: 1) постижение того, что необходимо для исцеления разума,
представленное в совокупности «теоретических искусств», направляющих разум в его
неустанном искании истины; 2) постижение того, что необходимо для исцеления воли,
выражающееся в совокупности «практических искусств», цель которых заключается в
руководстве человеческой волей в осуществлении добродетельных поступков.
Единственной функцией знания, выражающейся в многообразии «механических
искусств», является уяснение принципов человеческой деятельности, обеспечивающей
жизненные потребности людей. Отдельно располагаются «логические искусства»,
которые рассматривают способы суждения и умозаключения, без чего невозможно
знание других «искусств». Изучение философии следует начинать с логики, «потому что
в ней изучается природа слов и понятий, без чего никакой трактат по философии не
может получить рационального объяснения» (Гуго Сен-Викторский. Дидаскалион, I, 11).
В «Кратком изложении философии для Диндима» Гуго связывает деление философии с
необходимостью противодействовать трем порокам, которые имеет человеческая
природа вследствие грехопадения: «незнание добра, желание зла и немощь, свойственная
смертным». В соответствии с текстом «Дидаскалиона» философия делится на четыре
основные области и двадцать одну дисциплину: 1) «теорика»: теология, математика
(арифметика, музыка, геометрия, астрономия), физика; 2) «практика»: этика (излагающая
правила монашеской жизни), экономика (повествующая о началах собственности и
семьи) и политика (в центре внимания кото-
214
рой — общественная жизнь); 3) «механика»: сукноделие, производство оружия и
инструментов, торговля, сельское хозяйство, охота, медицина, театр; 4) «логика»:
грамматика и теория доказательства (подразделяющаяся на теорию необходимого
доказательства, вероятного доказательства (изучающуюся диалектикой и риторикой) и
софистического доказательства). Это деление представляет собой схему единства
философского знания, т. е. последовательную систематизацию всего, без чего
человеческое знание будет неполным и не сможет служить восполнению человеческой
природы.
Расцвету средневековой схоластики в XIII —XIV вв. в значительной мере
способствовали три обстоятельства: 1). Возникновение новых образовательных центров в
Европе — средневековых университетов (лат. universitas — «объединение»,
«корпорация»). 2) Возникновение и широкое распространение в XIII в. двух новых
монашеских («нищенствующих») орденов, обосновавшихся в относительной
независимости от местной церковной священнической иерархии и поставивших целью
своих миссионерских занятий проповедь истины христианского вероучения — не только
с кафедр приходских, но и в первую очередь университетских: францисканского (другое
название — орден меньших братьев, или же «миноритов», от лат. minor — «меньший»),
учрежденного в 1209 г. св. Франциском Ассизским (Джованни Бернардоне, 1181 / 1182 —
1226 гг.), и доминиканского (другое название — орден братьев-проповедников),
созданного в 1216 г. св. Домиником (Доминик де Гусман, ок. 1170—1221 гг.).
Практически все крупнейшие богословы-схоласты XIII и XIV вв., преподававшие в
разное время в известнейших университетах, принадлежали к тому или другому из
упомянутых орденов — к францисканскому (Бонавентура, Дунс Скот, Уильям Оккам),
или же к доминиканскому (Альберт Великий, Фома Аквинский). 3) Возникновение
специфически нового отношения к античной (языческой) философской науке,
произошедшее вследствие необходимости для представителей новых монашеских
орденов проповедовать истины Откровения для мирян, съезжавшихся с разных концов в
богословские центры Парижа, Оксфорда, Кельна и проч., и по причине сопутствующего
этим новациям обнаружения вкуса к занятиям физикой и метафизикой в духе античных
научных и философских традиций вследствие новой рецепции (через посредство
арабской интеллектуальной культуры) в отношении творчества и наследия Аристотеля.
Здесь необходимо отметить, что «аристотелевскому ренессансу» на христианском
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
168
Западе предшествовал «аристотелевский ренессанс» на мусульманском Востоке,
представленный в первую очередь именами двух выдающихся средневековых арабских
мыслителей — Абу-Али аль-Хусейна ибн-Абдаллаха Ибн-Сины (лат. Avicenna,
Авиценна) (980 —1037 гг.) и Абу-ль-Валида Мухаммеда ибн-Ахмеда Ибн-Рушда (лат.
Averroes, Аверроэс) (1126—1198 гг.), и одного еврейского — Моше бен Маймона (лат.
Maimonides, Маймонид) (1135— 1204 гг.). Арабы знакомились с сочинениями
Аристотеля по древним сирийским переложениям оригинального текста на греческом
языке; точно так же и первые переводы трудов Аристотеля по метафизике и
«естественной философии» на латинский язык осуществлялись не с греческого, а с
арабского, либо, через посредство арабского, с древнееврейского и кастильского
(исключение составляют в XII в. Яков Венецианский и Генрих Аристипп (ум. 1162 г.),
переводившие непосредственно с древнегреческого). Крупнейший центр по переводу
классических авторов (а также средневековых арабских) в середине XII — начале XIII в.
располагался в Толедо. Другой переводческий
215
центр находился в Неаполе и в Палермо (Сицилия) при дворе императора Фридриха II
Гогенштауфена. Объединенными силами нескольких переводческих поколений были в
кратчайшее время сделаны переложения на латинский язык всех наиболее важных трудов
по метафизике и естественным дисциплинам Аристотеля, Авиценны и проч., — в том
числе, знаменитого сочинения «О причинах», где творение мира рассматривалось в виде
цепочки последовательных эманаций из совершенного Первоначала (в очередности «Ум»
— «Душа» — «Природа» — материальное бытие), — ложно приписанного Аристотелю,
но на деле являвшегося текстом арабской компиляции из сочинения неоплатоника
Прокла «Первоосновы теологии». Самым значительным переводчиком греческих авторов
с оригинального языка был в XIII в. фламандский ученый Биллем из Мербеке (ок. 1215 —
после 1284 г.), переводивший не только труды Аристотеля, но и тексты других
выдающихся древних философов и ученых: Архимеда, Герона Александрийского,
Гиппократа, Галена, Александра Афродисийского, Прокла, Фемистия, Иоанна
Грамматика, Птолемея, Аммония Александрийского и Симпликия.
Широчайшее распространение и глубокое усвоение в XIII в. метафизических
принципов вновь приобретшей свою актуальность философской догматики Аристотеля
(перенятой от арабов) привело к разделению схоластической философии на два
конкурирующих между собой направления: реформированный августинизм (Бонавентура
и проч.) и христианский аристотелизм (Альберт Великий, Фома Аквинский и их
многочисленные последователи). Оба течения расходились в решении многих важных
проблем, и в первую очередь — по вопросу об отношении между верой и разумом,
логикой доказательства и сверхчувственной интуицией, философским познанием и вне-
мирской отрешенностью.
Августинизм предполагает возможность для каждого человека непосредственно
видеть всю совокупность божественных замыслов (вечных идей): даже в этом,
исполненном трудностей, павшем в бездну греха и несчастливом в страданиях,
существовании человеческий разум способен везде и во всем ощущать и предчувствовать
силу присутствия высшего Бога. Душа, совершая какой-либо познавательный акт,
например восприятия чувственных, материальных вещей, одновременно видит две
стороны бытия единичных субстанций: во-первых, телесные очертания воспринимаемой
чувственной вещи, и, во-вторых, неизменно проглядывающий через них умопостигаемый
образец. Чувства дают человеку только смутный, расплывчатый образ материальной
субстанции и поэтому не являются ни надежной опорой, ни тем более первостепенным
источником ясного, достоверного знания. Без участия Бога, т. е. божественного
«просвещения» (лат. illuminatio — «озарение», «просвещение»), позволяющего нам
созерцать «внутренним оком» сверхчувственный образец, вечно сущий в божественном
интеллекте, невозможно, считают последователи Августина, достичь адекватного
понимания сотворенного бытия. Средневековый аристотелизм, напротив, именно в
чувственном восприятии видит исходный пункт и источник всякого знания. Согласно
Фоме Аквинскому, интеллект не обеспечивает человека непосредственным знанием
умопостигаемых идей. Душа, будучи автономной духовной субстанцией, не существует
отдельно от тела, будучи в этом земном своем бытии формой существенной / сущностной
определенности единичной субстанции, т. е. разумного смертного существа; в этом
отличие человеческой души от других духовных субстанций — ангелов. В качестве
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
169
формы материального тела душа
216
не способна, согласно Фоме, непосредственным образом постигать неизменное,
вечное, т. е. божественное бытие. Достичь достоверного знания о каком-либо сущем она
в состоянии только при помощи органов чувств, т. е. посредством разумного извлечения
умопостигаемого образца из разнящихся данных чувственных восприятий.
Включению аристотелизма в структуру средневекового христианского богословия в
XIII в. немало способствовал факт повсеместного изучения аристотелевской логики на
многочисленных факультетах «искусств». Вместе с тем для полноценного восприятия
физики и метафизики Аристотеля было крайне существенно снять по возможности
расхождение между такими важнейшими элементами философии Стагирита, как тезис о
вечности мироздания или смертности индивидуальной души, и ведущими принципами
христианской догматики. Еще более важным было то обстоятельство, что сочинения
Аристотеля вводили не просто альтернативную целостность всевозможных идей, но
заключали в себе совершенно особое понимание истины, т. е. новую ценностную
установку, противоречащую христианской, и опирающуюся на законы природного
разума и естественный опыт единичных людей. Признать норму истины, совершенно
отличную от религиозного откровения, церковь, конечно же, не могла; нельзя было также
и совершенно отвергнуть чудом доставшееся и не лишенное пользы наследство;
единственным выходом из сложившейся ситуации было бы заново выстроить логику
рассуждений античного мудреца в соответствии с традиционной системой богословских
оценок.
Наиболее выдающимся представителем средневекового христианского аристотелизма
был Фома Аквинский (1224 / 1225—1274 гг.; «Doctor angelicus», «Ангелический
доктор»). Фома родился в замке Роккасекка неподалеку от городка Аквино близ Неаполя.
Происходил он из знатного графского рода. Получив первоначальное образование в
бенедиктинском аббатстве Монте-Кассино, он в 1239 г. уезжает в Неаполь, где поступает
на факультет «свободных искусств» знаменитого «светского» университета и заканчивает
его в 1243 г. Здесь же, в Неаполе, в 1244 г., он вступает в монашеский доминиканский
орден, осенью 1245 г. он уезжает в Париж, где какое-то время учится на теологическом
факультете Парижского университета под руководством Альберта Великого. В 1248 г.
Фома покидает Париж и отправляется с Альбертом в Кельн, где остается вплоть до
летних каникул 1252 г. После этого он принимает решение вернуться в Париж (1253 г.),
где впоследствии, в 1256 г., он утверждается в должности преподавателя богословского
факультета и остается здесь вплоть до получения им магистерской степени в 1259 г.
Вслед за этим он покидает Париж и на несколько лет уезжает в Италию, где преподает в
различных университетах. Вернувшись в Париж в начале 1269 г., Фома возобновляет
свое преподавание в университете. Он снова оставляет Париж в 1272 г. и в течение 1273
г. преподает в Неаполе. В 1274 г. по приглашению папы Григория X Фома отправляется
на Лионский собор, но в дороге заболевает и неожиданно умирает. Главные его
сочинения: «Комментарий к «Четырем книгам сентенций» Петра Ломбардского» (1254—
1256 гг.); «Сумма против язычников» (1261 — 1264 гг.); «Сумма теологии» (части первая
и вторая, 1265 — 1268; часть третья, 1272 — 1273 гг. (не окончена); комментарии к
книгам Боэция «О Троице» и «О седмицах» (до 1261 г.); «Комментарий на книгу «О
божественных именах» св. Дионисия» (до 1268 г.); «Комментарий на «Книгу причин»»
(после 1270 г.); «вопросы» (quaestiones disputatae): «Об ис-
217
тине» (1256—1259 гг.), «О могуществе» (1259—1268 гг.), «О душе» (1269—1270 гг.),
«О зле» (1270—1271 гг.); трактаты: «О сущем и сущности» (ок. 1256 г.), «Об единстве
интеллекта против аверроистов» (ок. 1270 г.), «О смешении элементов» (1270— 1271 гг.),
«О вечности мира против ворчунов» (1271 г.) и др.
Теология и философия, согласно Фоме, суть науки в аристотелевском понимании, т. е.
некоторые системы знания, в основании которых лежат первые принципы, из которых
посредством силлогистических рассуждений выводятся все необходимые заключения.
Теология и философия суть самостоятельные науки, так как принципы теологии и
принципы разума не зависят друг от друга. Часть истин божественного Откровения имеет
сверхразумный характер (догматы троичности, первородного греха и т. д.), другие
являются рационально постижимыми (существование Бога, бессмертие души и проч.).
Первые истины представляют собой содержание «теологии Откровения» (или
«священной доктрины», лат. sacra doctrina), вторые — «естественной теологии», высшей
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
170
из ряда спекулятивных философских наук. Откровенное, сверхразумное знание о вещах и
знание «натуральное», т. е. естественное, по Фоме, не могут противоречить друг другу,
поскольку и то и другое является истинным. Ближайшая цель и задача богословской
науки заключается в систематическом изложении и подробнейшем истолковании истин
божественного Откровения; для того чтобы сделать свидетельства и положения веры
«понятными» и для всех убедительными, теология может, согласно Фоме, прибегать к
услугам со стороны философии. С точки зрения достижения главной цели христианского
вероучения, т. е. спасения человека, философия, утверждает Фома, есть «служанка
теологии». Утверждая, что разум и знание человеком вещей непосредственным образом
могут способствовать делу спасения индивидуальной души, Фома вопреки устоявшейся в
богословской культуре Средних веков негативной оценки способностей человека как
природного смертного и согрешившего существа не принижает возможности
рационального знания, а напротив, находит ему наилучшее применение и конечное
оправдание.
В томистской доктрине, как и в предшествующей схоластике, Бог отождествляется с
Бытием, но при этом понятие «бытия» у Фомы радикальным образом переосмысляется.
Прежде него фундаментальным понятием, при посредстве которого богословы пытались
осмыслить идею божественного Бытия, было понятие «сущности» (лат. essentia). Начиная
с античных времен в качестве сущности вещи, т. е. существенной / сущностной
определенности бытия, выделялось, как правило, то, что соответствует имени
существительному; разногласия вызывал только один момент: является ли это сущее
родовой или индивидуальной субстанцией. Напротив, Фома в качестве высшей
характеристики бытия совокупности всех сотворенных субстанций выбирает способность
вещей к существованию, т. е. то, что в действительности соответствует не
существительному, а глаголу, а именно слову с характерным значением — «быть» (лат.
esse). Это учение о различимости «сущности» и «существования» Фома позаимствовал у
Авиценны. Вместе с тем он согласился и с тем возражением, которое было предложено
позже другим выдающимся средневековым арабским мыслителем — Аверроэсом,
утверждавшим, что бытие существующей вещи не является акциденцией:
«Существование (esse) вещи, — пишет Фома, — хотя оно есть нечто иное, чем ее
сущность, не следует понимать как что-то добавленное к ней, наподобие ак-
218
циденции» (Сумма теологии, I, вопрос 50, параграф 2, ответ на третье возражение) . С
точки зрения Аверроэса, это было решительным аргументом против законности самого
различения сущности и существования. Однако Фома из этой посылки делает вывод,
существенным образом расходящийся с заключением Аверроэса. Действительно, если за
исходную оппозицию в понятии «вещи» взять, как это делает Аристотель, различие
формы и материи, а вещь понимать как результат их соединения, т. е. как сущность
вместе с акцидентальными признаками, то в вещи может иметь место только то, что
совпадает либо с материей, либо с формой, либо с акциденцией.
Если бытие не совпадает с сущностью вещи, т. е. не проистекает ни от материи, ни от
формы, ни от их соединения, то остается одна возможность — приписать его вещи как ее
акциденцию (т. е. случайное свойство). Но для схоластов латинского Запада бытие не
является акциденцией вещи. По словам известнейшего августинианца XIII в. Генриха
Гентского, «до творения вещи нет никакой сущности, которая могла бы получить
существование». Как разрешает эту проблему Фома Аквинский? Первичные
онтологические характеристики вещей выделяются Фомой таким образом, чтобы вещи,
обладающие ими, оказались бы соотнесенными между собой, — либо в качестве
сосуществующих, либо в качестве возникающих одна из другой в результате некоторого
изменения. Главные характеристики вводятся попарно: потенция — акт, материя —
форма, субстанция — акциденция и т. д., посредством противопоставления,
выявляющего содержание каждой из двух характеристик. Исходное различение задается
оппозицией «потенция — акт». Это различение, как и большинство других понятийных
схем томистской онтологии, восходит к Аристотелю, но в концепции Фомы оно
приобретает новый смысл. Понятия «энтелехии» и «энергии» (в латинской транскрипции
— actus, «акт») были введены Аристотелем с целью объяснить факт «движения», т. е.
«изменчивости», применительно к бытию единичных природных субстанций.
«Энтелехия» — это состояние, достигаемое вещью в ходе последовательного
приобретения ею в «энергии» всех существенных характеристик, предназначенных ей от
История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —
М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.