Торвальд Юрген. 100 лет криминалистики

Подождите немного. Документ загружается.

был сержант Джозеф Фаурот. Фаурота уже давно не удовлетворял бертильонаж. Нью-

йоркские полицейские больше доверяли старым методам идентификации, созданным

главным образом человеком, которого журналисты долгое время называли величайшим

детективом Нью-Йорка и всей Америки. Этой легендарной личностью был детектив-

инспектор Томас Бёрнс.

Бёрнс родился в 1842 году в Ирландии и ребенком приехал со своими не имевшими

средств родителями в Нью-Йорк. Позднее он работал монтажником газопровода и

рядовым полицейским. Когда же в 1896 году в возрасте 54 лет после неслыханного

скандала, потрясшего привычную к скандалам полицию Нью-Йорка тех лет, Бёрнс ушел

в отставку, он был не скромным пенсионером с. пенсией 3000 долларов в год, а богатым

человеком с колоссальным для полицейского состоянием. На знаменитой Пятой авеню

он имел также доходный дом стоимостью 500000 долларов. Бёрнс, этот широкоплечий

усатый великан, так и не смог справиться с английской грамматикой, да и его общее

образование было ничтожным. Но как полицейский он изучил за годы с 1863 по 1880

самые темные уголки Нью-Йорка: Сейтенс, Сёкес, Хэллс Китчен, Файв Пойнтс, Боуэри и

так называемый Уотерфронт. Кто пересчитывал их, эти рассадники пороков и убежища

банд воров, взломщиков, грабителей и жуликов, превративших Нью-Йорк после

Гражданской воины в Америке в современную Гоморру? Бёрнс знал имена, лица

главарей и их соучастников. Ему были известны районы, из мрачных лачуг которых

приходило молодое пополнение уголовников, с детских лет научившихся ценить

человека по его способностям подчинять себе других людей. Он точно ориентировался

в местах, где политики собирали людей, продававших свои голоса, обеспечивавшие им

победу на выборах, и где они вербовали мошенников, помогавших им грабить город и

трудовое население. Бёрнс был знаком с "Ма", Мандельбаум,

стодвадцатипятикилограммовой королевой скупщиков краденого. В ее незаметном

магазинчике на Клинтон-стрит можно было встретить как представителей

деклассированного общества, так и политиков. С 1864 по 1884 год здесь было сбыто

товаров почти на десять миллионов долларов! Он знал о специальной школе воров,

которую содержала Ма, и был в курсе того, каким образом Ма финансировала

ограбления поездов известными бандитами, такими, как Шэнг Дрэпер и Баньо Эмерсон.

С первых шагов он познакомился с известными Биг Билл — Хоуемом и Литтл Эйб —

Хуммелем, пресловутыми нью-йоркскими адвокатами, которые с 1869 года под фирмой

"Хоуем и Хуммель" ничем другим не занимались, как только спасением от заслуженного

наказания тысяч убийц, воров, картежных шулеров, бандитов, содержателей борделей,

грабителей банков, фальшивомонетчиков и их закулисных хозяев, прибегая к

изощрённым трюкам, подкупу свидетелей и наглому шантажу.

Когда в 1878 году Бёрнсу удалось арестовать в Манхэттене банду, грабившую

сберкассы, он сменил форму полицейского на цилиндр и стал шефом отдела уголовного

розыска нью-йоркской полиции, сотрудники которого влачили еще более жалкое

существование, чем первые детективы Скотланд-ярда. История этого отдела

начинается с 1850 года и связана с именем констебля Джекоба Хэйза, по прозвищу Олд

Хэйз, который в первые годы создания нью-йоркской полиции, на протяжении первой

половины XIX столетия, выступал в качестве детектива и в 1836 году приказал

двенадцати полицейским в гражданской одежде вести наблюдение за ворами (также и

внутри самой полиции). Хэйз был героем многих забавных историй. Убийство капитана

одного корабля он раскрыл, устроив в морге "очную ставку" хозяину матросской

гостиницы, где исчез капитан, с убитым. Испугавшись, хозяин признался в убийстве.

Одного взломщика Хэйз разоблачил, потому что преступник оставил на месте

преступления свои старый костюм. По одежде Хэйз узнал человека, две недели назад

прибывшего из Балтимора в Нью-Йорк. За несколько часов он смог его арестовать. Как

уже было сказано, это всего лишь забавные истории, но легенды о Хэйзе витали над

многими

стр. 61 из 292

поколениями нью-йоркских детективов.

Бёрнс, этого не могли отрицать даже его враги, создал в 1880 году успешно

работавший отдел уголовного розыска Нью-Йорка, насчитывающий сорок сотрудников.

Уже первое "достижение" сразу разоблачило его как человека, решившего

использовать добытый тяжким трудом рядового полицейского опыт не только для

успешной работы на стезе криминалистики, но и для личного обогащения. Зная, что

район финансистов и ювелиров на Уолл-стрит

является любимым полем деятельности воров и

взломщиков, он посадил девять своих детективов

в комнату на Уолл-стрит и создал запретную

зону, так называемую мертвую линию. Каждый

известный преступник, переступивший эту линию

и проникший в район Уолл-стрит, тут же

арестовывался. Естественно, особая забота о

крупных финансистах щедро вознаграждалась.

Плата за работу, которая и без того была его

служебным долгом, ловко объявлялась как

выигрыш на бирже. Но Бёрнса интересовали не

только деньги, ему хотелось потягаться с Сюртэ

и Скотланд-ярдом. Поэтому он оценивал работу

своих детективов по числу арестов и успешных

идентификаций преступников. Это явилось одной

из причин того, что идентификации всегда

уделялось большое внимание. Бёрнс также

проводил "утренние парады" в тюрьме на

Мальбери-стрит. Каждое утро в 9 часов перед

собравшимися сотрудниками Бёрнса проходили

все арестованные за предыдущие сутки.

Детективы должны были запоминать их лица и

уметь узнавать преступников, имевших прежде

судимости.

Бёрнс ввел также фотографирование

преступников. Если же уголовник сопротивлялся

фотографированию, то его "успокаивали"

мощные кулаки детективов. Бёрнс любил

показывать одну фотографию, на которой была

изображена подобная процедура. В 1886 году он

опубликовал сборник "Профессиональные

преступники Америки", в котором дал фотографии всех известных ему уголовников и

описал методы их работы. Сборник, бесспорно, был важной для Америки попыткой

создать своего рода "настольную книгу преступного мира", а также еще одной вехой на

пути Бёрнса к славе. Напротив своего бюро, в большом зале, он оборудовал

своеобразный музей и назвал его "таинственной палатой", которую умело

рекламировал, приглашая туда журналистов и показывая публике. Стены музея были

увешаны портретами преступников, ранее арестованных отделом уголовного розыска.

В шкафах находились орудия взлома, оружие, отмычки, маски; с потолка свисала

веревочная петля. Бёрнс любил проводить допросы в своем музее, чтобы арестованный

видел безвыходность своего положения. Через четыре года после вступления на пост

начальника отдела Бёрнс заявил: "В течение четырех лет до создания мною отдела

уголовного розыска полицией было арестовано 1943 человека, которые были осуждены

в общей сложности на 505 лет тюремного заключения. За четыре года нашей работы

было арестовано 1324 человека, и приговорены они к 2428 годам заключения". Когда

Скотланд-ярд оказался не в силах раскрыть преступления Джека Потрошителя, Бёрнс

гордо заявил, что он-то наверняка поймал бы Джека Потрошителя, если бы убийца

показался в Нью-Йорке. В 1894 году, попав в водоворот уже упомянутого скандала,

Бёрнс говорил, защищаясь, что именно он позаботился об осуждении американских

преступников почти на 10000 лет тюремного заключения. Это, мол, больше, чем смогли

когда-либо достичь Сюртэ и Скотланд-ярд, вместе взятые.

Скандал разразился из-за возмущения просвитерианина Паркхурста по поводу участия

нью-йоркской полиции в доходах от борделей и притонов. Результатом явилось

создание в 1894 году независимой комиссии, одной из первых подобного рода, которым

в последующие годы довелось сыграть значительную роль в борьбе "лучшей части

Америки" против деклассированных элементов в политике и полиции. Перед этой

комиссией (носившей название Лексоукоммити) Бёрнс, хотя и сумел оправдать свое

стр. 62 из 292

Большим достижением

криминалистики в США считалась

коллекция фотографий

преступников, созданная

инспектором Бернсом в Нью-Йорке

собственное необычное богатство, все же был вынужден признать, что в полиции

существует правило терпеть притоны и бордели при участии в доходах от них и лишь

тогда подвергать их ликвидации, когда деньги в полицию не поступают. Нью-йоркская

газета "Уорлд" писала по этому поводу: "Если Бёрнс не знал, что годами происходило у

него под носом, то, видимо, он слишком плохой детектив, чтобы идентифицировать

лимбургский сыр, не попробовав его на вкус".

После этого скандала Бёрнсу пришлось покинуть свой пост. Его преемник, капитан Мак-

Класки, заново организовал отдел уголовного розыска, но придерживался методов

идентификации Бёрнса, если не считать некоторых попыток ввести бертильонаж.

Однако в 1904 году президент нью-йоркской полиции Мак-Аду, услышав о событиях в

Ливенуорте, решил глубоко изучить проблему дактилоскопии, "чтобы Нью-Йорк не

плелся в хвосте прогресса". Сержант уголовной полиции Фаурот получил задание

поехать в Лондон, чтобы ознакомиться с работой Скотланд-ярда, куда он и отправился

весной 1904 года. Шеф-инспектор Коллинз оказался хорошим учителем. Но когда

Фаурот вернулся в Нью-Йорк, Мак-Аду уже не был президентом полиции. Его преемник

не придавал значения "научным идеям". Он советовал Фауроту в его же собственных

интересах как можно скорее забыть об отпечатках пальцев. Но Фаурот загорелся в

Лондоне этой идеей и, как несколько лет назад Вучетич, стал экспериментировать на

свой страх и риск. У арестованных, которые регистрировались частично по методу

Бёрнса, частично по методу Бертильона, он снимал отпечатки пальцев. Даже когда его

перевели на другую работу, он не забывал о своих лондонских впечатлениях и создал

свою частную коллекцию отпечатков пальцев. Так наступил решающий 1906 год.

16 апреля 1906 года во время ночного патрулирования Фаурот подошел к отелю

"Вальдорф-Астория". Он решил проинспектировать здание, которое благодаря своим

богатым постояльцам всегда привлекало внимание нью-йоркских взломщиков и воров.

Случай или судьба? На третьем этаже он наткнулся на человека в вечернем костюме, но

босиком выходившего из чужих апартаментов. Несмотря на яростные протесты, Фаурот

арестовал этого гражданина и доставил его в полицию. Там арестованный продолжал

протестовать. Говоря с английским акцентом, он заверял, что его имя Джеймс Джонс,

что он почтенный английский гражданин и просто искал любовного приключения. Он

потребовал, чтобы ему разрешили поговорить с британским консулом, и угрожал

Фауроту репрессиями, если тот его тотчас не отпустит. Поведение его было таким

самоуверенным, что коллеги Фаурота советовали ему не связываться с этим типом. Но

внутренний голос Фаурота дал ему, как он потом рассказывал, другой совет. Он снял у

Джонса отпечатки пальцев, положил карточку с отпечатками в конверт и отправил,

помня об английском акценте Джонса, инспектору Коллинзу в Скотланд-ярд. Это

произошло 17 апреля, а 1 мая Фаурот нашел на своем столе письмо из Лондона. В нем

лежали отпечатки пальцев Джонса и фотография дактилоскопической карточки из

картотеки Скотланд-ярда. В письме говорилось: "Отпечатки пальцев Джонса идентичны

зарегистрированным у нас отпечаткам пальцев Даниэля Нолана, он же Генри Джонсон,

имеющего двенадцать судимостей за кражи в отелях, разыскиваемого по делу о краже

800 фунтов со взломом в доме одного знаменитого английского писателя.

Предполагают, что он сбежал в США". На приложенных фотографиях был изображен

арестованный Фауротом человек.

Когда Джонсу предъявили материал, поступивший из Лондона, он прекратил

сопротивление и признался, что он, Генри Джонсон и Даниэль Нолан — одно и то же

лицо. Его осудили на семь лет тюремного заключения.

Уже 2 мая в нью-йоркских газетах появились сообщения о необычном случае с

Фауротом под заголовком: "Полицейская наука из Индии". Впервые американские

полицейские репортеры признали, что отпечаток пальцев может стать сенсацией. Их

сообщения достигли Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, Сиэтла и Нью-Орлеана. И все же

понадобилось четыре года, прежде чем дактилоскопия проложила себе путь в Нью-

Йорк.

После того как имя Фаурота появилось на страницах газет, репортеры не забывали его

и постоянно требовали от него новых историй. В 1908 году они получили то, чего так

долго ждали. В одной из меблированных комнат верхнего этажа дома по Сто

восемнадцатой Ист-стрит был найден труп хорошенькой девушки, обезображенный и

окровавленный. Это была Нэлли Квин, медсестра из Уэлфор Ислэнд. Когда Фаурот

прибыл на место преступления, он застал там множество репортеров. Так как в те

времена еще не существовало правил, что только полиция имеет право производить

какие-либо действия на месте преступления, то вся комната была уже перевернута

стр. 63 из 292

вверх дном в результате поисков следов преступника. Большинство предметов было

буквально сплошь покрыто отпечатками пальцев журналистов. Но, заглянув под

кровать убитой, Фаурот обнаружил не замеченную репортерами бутылку из-под виски,

на которой имелись отпечатки пальцев.

У Нэлли Квин было много молодых друзей. Фаурот собрал их отпечатки пальцев, но они

не были идентичны отпечаткам, оставленным на бутылке, и он продолжал свои поиски,

пока не наткнулся на жестянщика по имени Джордж Крэмер. Сравнив его отпечатки

пальцев с отпечатками на бутылке, он понял: Крэмер тот, кто ему нужен. Крэмер был

так поражен неожиданным арестом, что, не опомнившись от первого испуга, признался,

что убил девушку в приступе алкогольного буйства. От своих показаний он не

отказался, и история потеряла вскоре для репортеров всякий интерес.

Зато некоторые из них часто использовали возможность освежить в памяти читателей

одно нераскрытое нью-йоркское убийство, совершенное в душную ночь с 27 на 28 июля

1870 года в аристократическом доме на Двадцать третьей улице. Тайна убийства,

жертвой которого стал Беньямин Натан, богатый банкир, из-за странных обстоятельств

случившегося продолжала и сейчас, спустя 40 лет, волновать многочисленных

читателей. Натан провел ту ночь в своем городском особняке с сыновьями Фредом и

Вашингтоном, а также с экономкой — миссис Кэлли. Остальные члены семьи

задержались в его загородном доме в Нью-Джерси. Оба сына вернулись домой очень

поздно. Прежде чем отправиться в свои спальни на четвертый этаж, они видели отца

спящим на раскладушке на третьем этаже дома. Рано утром он был найден убитым. Его

изуродовали каким-то железным предметом до неузнаваемости. Сейф был взломан,

деньги, драгоценности и золото — украдены. Парадная дверь оказалась открытой. На

стенах комнаты, где произошло убийство, имелось много кровавых отпечатков пальцев,

даже целой руки. На место преступления прибыли Джон Джордан, суперинтендент

нью-йоркской полиции тех лет, и Джеймс Дж. Кэлсо, который до Бёрнса возглавлял

отдел уголовного розыска Нью-Йорка.

За раскрытие преступления было назначено большое вознаграждение. Со всей Америки

приходили письма с советами и бессмысленными самообвинениями. Было подвергнуто

проверке 800 бродяг и прочих подозрительных лиц. Самое большое подозрение пало на

Вашингтона Натана — второго, неудачного сына убитого, который часто вращался в

сомнительном обществе. Но ничто не свидетельствовало против него. Когда

Вашингтону должны были делать операцию, хирург согласился на допрос его под

наркозом. Но Вашингтон отказался от операции, и тайна убийства осталась

неразгаданной.

Теперь, в 1908 году, репортеры снова вспомнили это дело, в котором их привлекло то

обстоятельство, что убийца был бы непременно найден, будь тогда Джозеф Фаурот с

его "ящичком для отпечатков пальцев". Детектив Кэлсо в 1870 году по поводу

отпечатков пальцев в комнате, где произошло убийство, смог лишь заметить:

"Длинные, тонкие, женственные пальцы. Убийца был джентльменом". И это все. Теперь

американцы узнали из газет, что метод идентификации при помощи отпечатка пальцев

открывает необозримо широкие горизонты.

Мы уже говорили, что окончательное признание дактилоскопического метода

идентификации пришло несколько позже, в 1911 году. В мае этого года перед нью-

йоркским судом предстал взломщик, некий Цезарь Целла. Его обвиняли в том, что

ночью он совершил кражу из ателье мод в центре города. Друзья Целлы уплатили его

адвокату 3000 долларов. Защита представила пять свидетелей его алиби, которые

показали под присягой, что Целла в ночь совершения кражи был на ипподроме, после

чего лег с женой спать и до утра не выходил из дому. Все попытки прокурора уличить

свидетелей в противоречиях ни к чему не привели. Оставалось лишь одно: уличить

Целлу. В качестве свидетеля вызвали Фаурота. И вот суд узнал следующие

обстоятельства дела: на одном из окон ателье мод, через которое вор проник в

помещение, Фаурот обнаружил много отпечатков грязных пальцев и сфотографировал

их. Затем он сравнил их с отпечатками своей картотеки и установил: это отпечатки

Цезаря Целлы! Впервые в Америке отпечаток пальца выступал в качестве

единственного доказательства перед судом "свидетелем" против человека, который не

только все отрицал, но, казалось, имел неопровержимое алиби. Решение вопроса, сколь

убедительным доказательством может быть отпечаток пальца в подобном деле,

зависело, как и девять лет назад в Англии, от судьи и присяжных, которые никогда

ничего не слышали о дактилоскопии. Не успел Фаурот закончить свои показания, как на

него обрушился защитник, стремясь высмеять и его, и дактилоскопию. Он знал, что

стр. 64 из 292

присяжные отрицательно относятся ко всему, что называется научным, и будут на его

стороне. Пять лет назад Фаурот не выдержал бы его атак, но сейчас он был во

всеоружии. Как когда-то Коллинз, он принес с собой увеличенные фотографии

отпечатков и выступал очень уверенно. Закончив свое выступление, он все же

сомневался, удалось ли ему убедить присяжных заседателей. А когда Фаурот собрался

покинуть зал, судья остановил его и приказал служащему суда: "Отведите этого

человека в мой кабинет и держите его там под стражей". Фаурота увели.

После того как за ним закрылась дверь зала суда, судья пригласил 15 посторонних лиц

из публики, каждый из которых должен был оставить на одном из окон зала отпечаток

своего правого указательного пальца и точно запомнить место. Одному из

приглашенных предложили также приложить указательный палец к стеклу на

письменном столе. После этого привели Фаурота. "Хорошо, — заявил судья громовым

голосом, — покажите нам, какой из отпечатков на окнах соответствует отпечатку на

стекле письменного стола..."

Фаурот облегченно вздохнул, поняв, что его всего лишь хотят испытать. С "открытыми

ртами" присяжные наблюдали, как Фаурот, вооружившись увеличительным стеклом,

принялся за дело. Через четыре минуты он смог дать правильный ответ. Зал замер от

восхищения, как после удачного фокуса. Потом раздались аплодисменты. Целла и его

защитник о чем-то зашептались. Спустя несколько минут Целла признал свою вину.

Обвиняемые в американском суде, видя безвыходность положения, охотно поступали

так в расчете на более мягкий приговор. Да, он действительно лег спать, но,

дождавшись, когда жена уснула, покинул дом через окно. После кражи он тем же

путем вернулся домой и вновь лег спать. Жена его не просыпалась.

Исторический момент и истинная сенсация! Впервые также и на американской земле

судья признал отпечаток пальца доказательством. Репортеры поспешили в редакции.

Газеты сделали историю Фаурота и дело Целлы достоянием всей Америки и тем самым

обратили всеобщее внимание на таинственное новшество, пришедшее из-за океана, из

Европы. Некоторые журналисты считали успех Фаурота результатом счастливого

стечения обстоятельств. Поэтому они продолжали испытывать сержанта. Шутки ради

несколько репортеров нашли двух неразличимых близнецов Фрэнка и Чарлза Тэрри,

выступавших в одном из нью-йоркских варьете. Однажды утром журналисты появились

в бюро Фаурота с Фрэнком Тэрри. "Ну, Джо, как делишки с отпечатками пальцев?" —

спросили они с той наглостью, от которой европейские полицейские тех лет

возмутились бы или растерялись. "Как вы думаете, — продолжали журналисты, — вы

узнали бы этого человека, если бы встретили его еще раз?"

"Пусть оставит свои отпечатки пальцев", — ответил Фаурот, снял отпечатки пальцев

Тэрри и вновь принялся за свою работу. К вечеру того же дня репортеры вернулись. На

этот раз они привели с собой Чарлза и спросили Фаурота, не узнает ли он этого

человека. Фаурот осмотрел пальцы Чарлза и сухо сказал: "Нет, это не тот человек,

которого вы мне показывали сегодня утром. Отпечатки пальцев разные. Должно быть,

это близнецы..."

События 1911 года были лишь скромным началом. Даже самые лучшие коллекции

отпечатков пальцев в Нью-Йорке, Чикаго, Ливенуорте и в Синг-Синг оставались,

собственно говоря, бесполезными, пока большинство полицейских учреждений не

располагало картотекой отпечатков пальцев, пока не существовало объединяющего

все Соединенные Штаты сотрудничества в области идентификации, а вся страна была

во власти преступников. Характерно, что американские судьи рассматривали снятие

отпечатков пальцев у арестованных против их воли как посягательство на их личную

свободу, выражали протест против полицейских учреждений, применяющих

дактилоскопию, и тем самым играли на руку преступникам. (Так продолжалось до 1928

года, пока штат Нью-Йорк не принял закона, признававшего правомерным снятие

отпечатков пальцев у всех арестованных.) Больше 10 лет многие преступления

оставались нераскрытыми, потому что полицейские службы либо не владели системой

дактилоскопии, либо высмеивали ее как любой другой "научный метод". С другой

стороны, появились "специалисты", которые наживались на дактилоскопии, предлагая

свои услуги полиции, прокурорам и адвокатам в качестве "экспертов по отпечаткам

пальцев", хотя чаще всего имели в дактилоскопии весьма примитивные познания.

Имели место также случаи, когда полицейские подделывали отпечатки пальцев, чтобы

таким способом свалить вину на неугодных им лиц.

стр. 65 из 292

В 1905 году президент Соединенных Штатов Теодор Рузвельт предпринял попытки

создать центральное учреждение, которое должно было бы контролировать

соблюдение федеральных законов. Рузвельт глубоко изучил состояние американской

полиции за годы своей службы в Нью-Йорке. Будучи президентом с 1901 по 1908 год, он

вел ожесточенную борьбу с крупными дельцами, которые в союзе с государственными

служащими приобретали колоссальные земельные участки и затем продавали их,

зарабатывая на этом миллионы. Но министр юстиции правительства Рузвельта,

генеральный прокурор Чарлз Джозеф Бонапарт, не имел ни одного следователя,

способного разоблачить эти крупнейшие махинации. После окончания Гражданской

войны большое число следователей занималось лишь разоблачением почтовых

грабителей и фальшивомонетчиков. Генеральный прокурор попытался "взять взаймы"

сыщиков казначейства. Но этому помешал Лобби, известный делец-преступник,

имевший большое влияние на конгрессменов и добившийся проведения закона,

запрещающего судебным органам использовать служащих других ведомств.

Взбешенный Рузвельт бросил конгрессу обвинение, что он потворствует преступным

элементам, и в 1905 году отдал Бонапарту приказ создать свой собственный

следственный отдел с персоналом, имеющим криминалистическое образование. Эти

криминалисты находились всегда в распоряжении генерального прокурора. Отдел

получил название Бюро расследований.

Почти десять лет это бюро было источником сплошных разочарований. Казалось, в

Вашингтоне невозможно найти людей, не подверженных коррупции. И в годы после

первой мировой войны бюро чуть было не погибло в своем собственном болоте

продажности, торговли должностями и бездеятельности.

Махинации в борьбе за власть и связи приводили к тому, что во главе Бюро

расследований стояли люди типа Дж. Бирнса, имевшего частное сыскное агентство с

сомнительной репутацией под названием Международное сыскное агентство Бирнса.

Ни его самого, ни его друзей не трогало даже то, что их обвиняли в подкупе свидетелей

и присяжных. Сотрудником Бирнса была одна в высшей степени подозрительная

личность из числа американских частных детективов того времени — Гастон Б. Минс,

человек, которого обвиняли в убийстве богатой вдовы и в подделке завещания. Минс не

гнушался ничем, если речь шла о том, чтобы за хорошее вознаграждение убрать с

дороги противников политиканов и денежных магнатов.

В 1924 году президент Калвин Кулидж

назначил на пост генерального прокурора

Харлэнда Фиске Стоуна, заслужившего

славу "неподкупного". Стоун отстранил

Бирнса и поставил во главе Бюро

расследований двадцатидевятилетнего

Эдгара Гувера, адвоката, не связанного в

то время ни с одним политиканом. Полный

решимости навести порядок, он обязал

Гувера порвать все связи с политиканами

и безоговорочно увольнять всех

служащих, проникших в бюро благодаря

подобным связям. Принимать на работу

разрешалось лишь тщательно

проверенных юристов и экономистов.

Фундаментом бюро должны были стать

знание дела и неподкупность.

Гувер обладал не только достаточной

решительностью, но также гибкостью и

терпением, чтобы внутри политического

аппарата проложить путь новым

принципам, таким, как знание и

трудолюбие, считавшиеся в том мире

смешными пережитками. Гувер превратил

Бюро расследований в четко действующий

криминалистический аппарат, если учесть

царивший в американской полиции хаос.

Он не спешил вмешиваться в ревниво

охраняемые компетенции полиции

городов и отдельных штатов. Благодаря

принятым конгрессом законам Бюро

стр. 66 из 292

Здание ФБР в Вашингтоне

Гувера получило право вмешиваться во внутренние дела штатов и стало называться

Федеральным бюро расследований, сокращенно ФБР. Все большее число преступлении

— от хищений до ограблении банков — объявлялись федеральными преступлениями и

передавались для расследования в ФБР.

Первой заботой Эдгара

Гувера после его

назначения на пост главы

ФБР стала идентификация

преступников. Прежде

всего он покончил с

разбросанностью

коллекций отпечатков

пальцев по всей стране.

Сначала в Вашингтон

перевели коллекции

отпечатков пальцев из

федеральных мест

заключения, например из

Ливенуорта. Это не

представляло трудности.

Труднее было добиться

перевода коллекций

отпечатков пальцев из

полиции отдельных городов

и штатов, которые

использовали

дактилоскопию с 1911 года.

Долгое время не удавалось

преодолеть их враждебности ко всякого рода централизации. Лишь в 1930 году Гувер

получил официальное согласие конгресса на создание мощного, охватывающего все

Соединенные Штаты Бюро идентификации.

В результате возникла служба идентификации такого масштаба, так четко работавшая,

что она казалась европейским наблюдателям неповторимой и недосягаемой.

Соединенные Штаты стали величайшим экспериментальным полем для дактилоскопии,

и на этом экспериментальном поле значение и практичность отпечатка пальцев

получили такое подтверждение, о каком не могли и мечтать пионеры этого метода

идентификации.

стр. 67 из 292

Центральная дактилоскопическая картотека ФБР

17. Преступник и отпечатки пальцев

Мощная волна преступности захлестнула Соединенные Штаты Америки в период с

1924 по 1936 год. То, что в те годы творилось в США, затмило по разгулу уголовщины

все, что когда-либо довелось пережить Старому и Новому Свету.

Террор американского гангстеризма в тридцатых годах

Многим европейским наблюдателям объяснение этого явления не казалось сложным.

Они относили его за счет трех причин. Первой причиной они считали преувеличенный

американский либерализм, приведший ярко выраженный человеческий эгоизм к борьбе

за господство законов джунглей. Вторую причину они видели в так называемом "сухом

законе", принятом в Америке 16 января 1920 года. Мнение, что такую колоссальную

страну, как США, можно отучить от употребления алкогольных напитков путем законов

и постановлений, было наивным и противоречило естественным слабостям человека.

Поэтому заранее можно было ожидать нарушения этого закона.

Запрет провоцировал и создавал возможности путем нарушения "сухого закона", то

есть путем спекуляции и тайного производства алкоголя, заработать сотни тысяч,

миллионы и миллиарды долларов. И, наконец, третьей причиной они считали

социальное и экономическое потрясение, которое пережила Северная Америка после

первой мировой войны. Оно углубило пропасть между бедными, обездоленными, с

одной стороны, и богатыми — с другой. Последние в борьбе за прибыли

придерживались принципа "хватай как можешь".

Аль Капоне, Франк Костелло, Джон Диллинжер, Элвин Карпис — это имена спекулянтов

спиртными напитками, главарей банд грабителей, разбойников, шантажистов, убийц,

получивших своего рода мировую известность, какой доселе не знал ни один

преступник. Временами казалось, что политические устои Соединенных Штатов

пошатнулись и преступность готова захватить власть в целых городах и районах

страны.

Все происходившее было действительно угрожающим. В 1926 году статистики

зарегистрировали, по далеко не полным данным, более 12000 убийств, в 1933 году —

1300000 тяжких преступлений, грабежей и убийств, две трети которых остались

нераскрытыми. Ежедневно совершалось два нападения на банки. В 1934 году было

зарегистрировано 46614 грабежей, 190389 взломов, 142823 крупных кражи, 380000

случаев воровства. Наблюдатели утверждали, что число вооруженных преступников

превысило число американских солдат в годы первой мировой войны. Бутлегеры

организовали производство, спекуляцию и сбыт алкогольных напитков в колоссальных

стр. 68 из 292

масштабах. Они подкупали не только полицейских и прокуроров, но и многочисленных

агентов государственных организаций, которые должны были проводить в жизнь и

контролировать выполнение "сухого закона". Конкурируя между собой, бутлегеры

устраивали на глазах общественности кровопролитные сражения с пистолетами,

пулеметами и бомбами. Пышные похоронные процессии гангстеров с драгоценными

украшениями на гробах, с бронзовыми урнами, цветами и десятками тысяч зрителей

вдоль улиц были повседневным явлением. Наиболее образованные среди гангстеров

(часто это были нелегально приехавшие итальянцы) находили все новые преступные

способы обогащения. Получил широкое распространение так называемый рэкет.

Рэкетиры угрожали уничтожением целому ряду легальных, полулегальных и

нелегальных борделей, притонов, ресторанов и даже прачечных, но за определенное

вознаграждение предлагали свои услуги в качестве защитников от им подобных. Таким

образом в их карманы стекались миллионы от систематически выплачиваемой дани. В

случае невыплаты дани виновные расплачивались своим имуществом, а иногда и

жизнью. Это еще не все. Бутлегеры и рэкетиры организовали также торговлю

наркотиками, принявшую невероятный размах.

Аль Капоне, родившийся в 1899 году в семье парикмахера из Неаполя, был сначала

членом банды Файв Пойнтс в Нью-Йорке, затем телохранителем одного из рэкетиров

Колосимо в Чикаго, а в 1925 году стал королем империи гангстеров, занимавшихся

контрабандой спиртных напитков и наркотиков, жульничеством, вымогательством и

насилием. Жадные до денег юристы и многочисленные полицейские состояли у него на

службе. С 1927 года он правил своей империей из Флориды, имея миллионное

состояние. А ведь он был лишь одним из многих. Банда Баркер — Карписа, долгое

время руководимая женщиной Кэт Баркер, которая своих детей с раннего возраста

приучала к насилиям, с 1931 по 1936 год заработала путем грабежа и сбора выкупов за

украденных детей семь миллионов долларов. Эта банда совершила семь убийств и

оставила в местах своих "операций", прежде всего в Чикаго, большое число

тяжелораненых. Джон Диллинжер и его банда, "Бэби-фейс", Нельсон, Гомер ван Митер,

Джон Гамильтон и другие за короткое время — с сентября 1933 по июль 1934 года —

совершили во время нападений и ограблений банков десятки убийств. Много раз они

бежали из мест заключения. 17 июля 1934 года ради освобождения арестованного

Фрэнка Нэша, одного из членов своей банды, они убили перед вокзалом в Канзас-Сити

четырех полицейских и агентов ФБР, открыв среди бела дня пулеметный огонь.

Этот разгул преступности волновал общественность больше, чем все сообщения о

коррупции в политике и полиции. Именно это и дало Гуверу возможность открыть

широкий фронт ФБР по борьбе с преступностью. Если в борьбе с преступностью какое-

нибудь оружие и доказало свою особую эффективность, то это была дактилоскопия и

построенная на ней служба идентификации. В стране, где каждый мог назваться

любым именем, где не существовало удостоверений личности и прописки, не было

регистрационных книг в отелях, где преступники пользовались такой свободой

перемещения, какой не знала Европа, отпечатки пальцев стали единственным

надежным средством идентификации. Число гангстеров, опознанных службой

идентификации, вскоре перевалило за тысячу. Проверка отпечатков пальцев служащих

государственных учреждений привела к разоблачению большого числа преступников,

проникших в эти учреждения. Благодаря отпечаткам пальцев, обнаруживаемым на

местах происшествий, все большее число преступников несло заслуженную кару.

Никогда раньше дактилоскопия не доказывала столь неоспоримо свое значение и свою

безошибочность, пока в январе 1934 года не произошел случай, повлекший ряд

драматических событий.

Во второй половине дня агент чикагской полиции Хили и три агента ФБР спрятались в

бунгало в Бэллвуде. С приготовленными к стрельбе пулеметами они четыре часа

подкарауливали главаря одной банды, который в очень короткий срок стал

обладателем 500000 долларов и имел на совести большое количество убийств. Это был

Джек Клутас, по прозвищу Красивый Джек. Клутас, бывший студент университета в

Иллинойсе, специализировался на похищении и шантаже лиц из среды

деклассированных элементов, будучи уверенным, что они не обратятся за помощью в

ФБР. Но в начале января член его банды Джулиус Джонс выдал место пребывания

своего босса, а именно это бунгало. Сержант Хили и агенты ФБР не напрасно прождали

четыре часа. К вечеру на машине подъехал Клутас. Когда он приблизился к двери

своего бунгало, она вдруг открылась, и Клутас увидел перед собой дула пулеметов. Он

сделал попытку вытащить пистолет, но Хили опередил его, и пулеметная очередь

заставила Клутаса замертво упасть на землю.

стр. 69 из 292

Правилами уголовной полиции было предусмотрено снимать отпечатки пальцев убитых

гангстеров, чтобы удостовериться, какого преступника можно вычеркнуть из списка

живых. Когда снимали отпечатки пальцев Клутаса, то работнику службы

идентификации кончики его пальцев показались несколько необычными. Вскоре стало

ясно почему: пальцы Клутаса не дали отпечатков папиллярных линий.

Мы помним, в начале XX столетия, когда отпечаток пальцев пробивал себе дорогу в

европейскую полицию, его противники часто выдвигали аргумент, что, мол,

преступники могут изменить папиллярные линии или уничтожить их на своих пальцах.

Но эти предположения вскоре были забыты, потому что европейские преступники не

предпринимали в этом направлении никаких шагов. Не нависла ли в эти январские дни

1934 года в Чикаго страшная, непреодолимая угроза над дактилоскопией? И как раз

сейчас, когда никто в мире больше не сомневался в надежности дактилоскопического

метода? Не доказывает ли случай с Джеком Клутасом, что отпечатки пальцев

действительно можно изменить? Или есть люди, вопреки всем ожиданиям не имеющие

папиллярных линий?

О случившемся срочно сообщили в Вашингтон. Поставили в известность Гувера,

который тут же отдал распоряжение дерматологам Северо-западного университета в

Чикаго тщательно обследовать пальцы убитого. С нетерпением ожидали в Вашингтоне

результатов обследования.

Через два дня результаты были готовы. Они вызвали большое облегчение. Джек Клутас

поручил какому-то неизвестному врачу снять кожу со своих пальцев, чтобы избежать

идентификации в случае, если он будет вновь арестован. Однако на новой коже,

образовавшейся на месте ран, стали вырисовываться, правда слабо, но вполне

различимо, старые папиллярные линии. Угроза, способная, казалось в первый момент,

разрушить все здание дактилоскопии, была предотвращена. Действительно ли

предотвращена?

Спустя несколько недель, в мае 1934 года, банда Баркер — Карписа в районе Чикаго

подверглась усиленному преследованию агентами ФБР, и Кэт Баркер решила со своими

телохранителями на некоторое время скрыться. Члены банды разъехались в разные

стороны, перекрасили волосы, надели темные очки. Но верным признаком того, что в

дактилоскопии они видели для себя большую угрозу, было решение Карписа и Фрэди

Баркера изменить кончики своих пальцев.

Знакомый гангстер порекомендовал им доктора Джозефа П. Морана, который работал

врачом в Ирвинг-парк-отеле. Моран, в прошлом способный ученик Медицинской школы

Тафта, отличный солдат в годы первой мировой войны, имел уже сам много судимостей.

В погоне за наживой в 1928 году в Спринг-Валли он занимался криминальными

абортами. Отбывая наказание в тюрьме Джолиэт, он познакомился с Олли Бергом,

известным гангстером, и благодаря связям последнего получил разрешение снова

заниматься врачебной практикой. Но одновременно тайно он лечил гангстеров, которые

получали ранения в стычках с полицией или конкурентами. Многих он спас, других,

кого не удалось спасти, выбрасывали в чикагские сточные каналы или в озеро Мичиган.

Моран получал большие деньги, но так разрушил свое здоровье алкоголем и морфием,

что к 1934 году был уже полной развалиной. Ему-то и доверились Карпис и Фрэди

Баркер.

Когда Моран срезал им кожу с кончиков пальцев, от дикой боли они неистово кричали.

Кэт Баркер ухаживала за обоими на тайной квартире в течение четырех недель и

облегчала их страдания морфием. К своему ужасу, они, однако, обнаружили, что все их

мучения были напрасны. С заживлением ран появлялись старые папиллярные линии.

Доктора Морана отвезли в пьяном состоянии на озеро Мичиган и утопили.

В мае 1934 года был вынужден прятаться также и Джон Диллинжер. Но он не мог долго

находиться в убежище. Страстный любитель кино, он решил сделать пластическую

операцию, чтобы иметь возможность покидать свое убежище. Так как отпечатки

пальцев могли выдать его при первой же полицейской проверке, как бы он ни изменял

свою внешность, то он в первую очередь хотел изменить кончики пальцев. Продажный

юрист Луи Пигет за 5000 долларов связался с двумя хирургами, которые согласились

сделать Диллинжеру операцию. Это были доктор Вильгельм Лезер и доктор Гарольд

Кэсседи. 27 мая они оперировали его в помещении, которое за 40 долларов в день

сдавал им бывший спекулянт спиртными напитками некий Пробэско. Диллинжер едва

не умер во время операции. То, как эти врачи изменили его лицо, страшно взбесило

стр. 70 из 292