Тишкин А.А., Дашковский П.К. Социальная структура и система мировоззрений населения Алтая скифской эпохи

Подождите немного. Документ загружается.

садолов, 1985). Некоторая корректировка этого подхода нашла от-

ражение чуть позже. В частности, она заключалась в предложении

выделить на Алтае новую «чуйскую» археологическую культуру

раннескифского времени, памятники которой распространены в

бассейнах рек Чуи, Юстыда, Ак-Алахи, Аргута, Верхней Бухтармы

(Марсадолов, 2001, с. 26; 2002б, с. 107).

Развивая теорию этногенеза «пазырыкцев», Л.С. Марсадолов

(1997б, с. 22–24, 42) провел сопоставление материалов из тумулу-

сов Гордиона (Турция, VIII–VII вв. до н.э.) и Алтая (VI–IV вв. до

н.э.), указав на черты сходства в погребальном обряде и в инвента-

ре, свидетельствующие, по мнению автора, о существовании опре-

деленной преемственности между ними. В целом же этногенетиче-

ское развитие «пазырыкцев» происходило в несколько этапов по

следующей схеме: Синташта (Синташтинский могильник, погребе-

ния 10, 16 – XVII–XVI вв. до н.э.) – памятники срубной культуры

(XV–XII вв. до н.э.) – переходные памятники (XI–IX вв. до н.э.) –

киммерийцы, Гордион (VIII–VII вв. до н.э.) – «пазырыкцы» (VI–IV

вв. до н.э.) (Марсадолов, 1997а, с. 80).

В предложенной концепции Л.С. Марсадолов попытался отра-

зить сложную картину культурно-исторического развития кочевни-

ков. Исследователь указал на приход пазырыкского этноса из Пе-

редней Азии на Алтай после известных исторических событий.

В дальнейшем следует особое внимание обратить на данные, сви-

детельствующие о перемещении сакских племен в данный регион в

VII – начале VI вв. до н.э. (Шульга, 1998а, с. 709). Существование

таких этнокультурных связей подтверждается материалами Алтая,

Казахстана и Восточного Туркестана (Литвинский, 1984, с. 13–14;

Литвинский, Погребова, Раевский, 1985; Погребова, Раевский,

1988; Шульга, 1997; 1998а; и др.). Нужно также отметить перспек-

тивность комплексного подхода Л.С. Марсадолова к датированию

памятников с привлечением методов естественных наук и данных

археологии. Создание абсолютной дендрохронологической шкалы

позволит существенно продвинуться в решении проблем культур-

но-хронологического характера.

Определенным своеобразием отличалась схема культурно-

хронологического развития скотоводов Горного Алтая и Восточно-

го Казахстана скифской эпохи, разработанная группой казахских

археологов в составе К.А. Акишева, К.М. Байпакова, М.К. Кадыр-

баева, Б.Е. Кумекова и некоторых других исследователей (Исто-

рия…, 1977, с. 187–264). В одной из обобщающих академических

работ «История Казахской ССР с древнейших времен до наших

дней» (1977) М.К. Кадырбаев при поддержке своих коллег попы-

тался обосновать выделение трех этапов развития культуры вос-

точно-казахстанских племен эпохи раннего железа: 1) майэмирско-

го – VII–VI вв. до н.э.; 2) берельского – V–IV вв. до н.э.; 3) кула-

жургинского – III–I вв. до н.э.

Первый, майэмирский, этап характеризовался учеными прак-

тически так же, как это в свое время делал М.П. Грязнов (1947).

Особо археологи обратили внимание на несколько курганов (Кур-

ту-II), датированных С.С. Сорокиным (1966) более ранним, чем

майэмирский этап, временем – IX–VIII вв. до н.э. (История…, 1977,

с. 256–257). Решение проблемы культурно-хронологического опре-

деления этих памятников, не совсем вписывающихся в традицион-

ную схему, оставлялось исследователями на последующий период

изучения культуры «ранних кочевников». Очевидно, это осознава-

ли и сами исследователи, поскольку столкнулись с ранними погре-

бениями из могильника Курту-II, которые невозможно было соот-

нести с концепцией ранних кочевников Горного Алтая, разрабо-

танной М.П. Грязновым в 1930–1940-е гг.

Надо также отметить, что к моменту написания и публикации

«Истории Казахской СССР с древнейших времен до наших дней»

еще не были до конца обработаны и осмыслены результаты раско-

пок кургана Аржан в Туве. На основании анализа материалов из

этого комплекса М.П. Грязнов (1978; 1979; 1983) сначала предло-

жил выделить «начальный этап скифской культуры (VIII–VII вв. до

н.э.), а затем и аржано-черногоровскую фазу (VIII–VII вв. до н.э.) в

развитии скифо-сибирских культур. Курганы из могильника Курту-

II были использованы исследователем немного позднее как раз для

наполнения конкретным содержанием вышеуказанных культурно-

хронологических дефиниций.

Второй, берельский, этап (V–IV вв. до н.э.) культуры скотово-

дов Восточного Казахстана характеризовался главным образом по

материалам Большого Берельского кургана с указанием на широкое

распространение аналогичных памятников по Горному Алтаю (Ис-

тория…, 1977, с. 259–261). Иследователи особо указали на то, что

памятники верховьев Бухтармы (Берель, Кок-Су-I и др.) являются

органической частью культуры пазырыкского типа, ареал которой

охватывал территорию Алтая и Тувы. Объекты этой этнической

группы довольно существенно отличаются от синхронных некропо-

лей соседней степной зоны Иртыша и Зайсанской котловины. Так, в

обозначенном регионе насыпи курганов возводили из земли и галь-

ки, а в погребальных сооружениях редко встречены захоронения

лошадей и деревянные срубы.

Существенные изменения в культуре номадов Восточного

Казахстана происходят на третьем, кулажургинском, этапе

(III–I вв. до н.э.). В степных районах между Тарбагатаем и вер-

ховьями Иртыша получают распространение погребальные со-

оружения так называемого кулажургинского типа в виде камен-

ных ящиков. Умерших людей укладывали в них в вытянутом по-

ложении на спине и ориентировали головой на восток или запад.

Как исключение, встречено несколько погребенных в скорченном

положении на правом боку. Уже в конце берельского этапа по-

всеместно бронза стала вытесняться железом. Этот процесс полу-

чил свое логическое завершение в кулажургинское время (Там же,

с. 261–262). По мнению казахстанских исследователей, «создате-

лями кулажургинской культуры была местная племенная группа,

родственная древним насельникам Семиречья». Об этом свиде-

тельствуют этнокультурные связи, которые прослеживаются по

таким показателям: форма глиняной и деревянной посуды, топо-

графия могильников, расположенных цепочками, структура и

форма насыпей, широтная ориентировка захоронений, помещение

в могилы частей барана, близость бронзовых изделий. Кроме того,

прослеживается сходство в антропологическом типе населения

степей Восточного Казахстана и Семиречья. «Его основу состав-

ляли европеоидный тип с небольшой монголоидной примесью»

(Там же, с. 263–264). Следует указать, что существовала и другая

точка зрения. С.С. Черников (1951), под руководством которого

проводились раскопки Кулажургинского могильника, считал, что

в верховьях Иртыша была распространена своеобразная кочевая

культура определенного племени «у-ге», тесно связанная с куль-

турой усуней и развивающаяся на местной еще андроновской ос-

нове. Он назвал эту культуру «кулажургинской» и датировал III в.

до н.э. – I в. н.э. (Черников, 1975). Следует указать, что С.С. Чер-

ников раскопал 5-й Чиликтинский курган, материалы которого

оказали существенное влияние на изучение многих проблем ски-

фо-сакского мира. Позднее Л.С. Марсадолов (1996а, 2000в) уд-

ревнил памятники кулажургинского типа и их раннего этапа до

VIII–VII вв. до н.э.

Рассмотренная выше схема этнокультурного развития ското-

водов горных районов Восточного Казахстана и соседних террито-

рий была разработана под влиянием двух основных факторов. Во-

первых, количество накопленного к тому времени материала явно

не соответствовало уровню указанных интерпретационных разра-

боток. Во-вторых, учитывая национальное самосознание казахских

ученых, становится вполне понятным их стремление оформить ре-

шение культурно-хронологических проблем по древней истории,

опираясь прежде всего на «свои» казахстанские материалы, что

достаточно хорошо прослеживается в выделении исследователями

берельского этапа по результатам раскопок Берельского кургана,

который бесспорно относится к пазырыкской культуре Горного

Алтая. Последнее положение признается и самими казахстанскими

археологами. Это, однако, не помешало им учитывать при выделе-

нии берельского этапа административное (национальное) деление

Центрально-азиатского региона, а не особенности его культурно-

исторического развития.

Несмотря на то, что рассмотренная схема этнокультурной ис-

тории древних скотоводов Восточного Казахстана и Алтая носила

конъюнктурный характер и выполняла определенный социально-

национальный заказ, тем не менее она продемонстрировала необ-

ходимость дальнейших разработок в этой области с опорой на но-

вый фактический материал.

После провозглашения независимости Республики Казахстан

начался новый этап в изучении казахскими археологами скифской

эпохи горных районов Восточного Казахстана. Повышение интере-

са к этому периоду связано с попыткой руководства страны выра-

ботать при поддержке научных кругов и общественности единую

национальную концепцию истории казахского народа. Для реали-

зации такой задачи был осуществлен целый комплекс мероприя-

тий. В частности, научным сотрудником Института археологии

им. А.Х. Маргулана Министерства образования и науки Республи-

ки Казахстан З.С. Самашевым во 2-й половине 1990-х гг. был раз-

работан проект «Скифо-сакская культура Казахстанского Алтая:

проблемы генезиса и преемственности культур». Данный проект

предполагал комплексное изучение культуры скотоводов указанно-

го региона с привлечением разработок и достижений как естест-

венных, так и гуманитарных наук. Начиная с 1997 г. под руково-

дством З.С. Самашева стали осуществляться регулярные исследо-

вания курганов номадов скифской эпохи на могильниках Берель,

Тар Асу-I, Майэмир и др. Для более успешного выполнения проек-

та был создан Общественный фонд поддержки историко-

археологических памятников и культурного наследия «Берел».

Предварительные результаты проделанной работы уже нашли свое

отражение в серии печатных изданий (Самашев, Франкфорт, Ермо-

лаева и др., 1998; Самашев, Жумабекова, Сунгатай, 1999; Самашев,

Франкфорт, 1999; Самашев, Базарбаева, Жумабекова, Сунгатай,

2000; Горбунов, Самашев, Северский, 2000; Самашев, Фаизов, Ба-

зарбаева, 2001; и др.).

В 80-е – начале 90-х гг. XX вв. резко увеличились масштабы

раскопок памятников скифской эпохи, что было связано с процес-

сом строительства различных объектов народного хозяйства. В эти

годы на Алтае работали археологические отряды из различных

научных учреждений России. Накопление новых материалов по

рассматриваемому периоду позволило ученым приступить к ос-

мыслению полученных данных и реконструкции культурно-

исторической ситуации не только в горно-алтайском регионе, но и

в целом в Центральной Азии (Волков, 1990; и др.).

В 1986 г. Н.Ф. Степанова, опираясь на результаты своих рас-

копок и работы других исследователей, выделила особый «тип по-

гребений в каменных ящиках» раннескифского времени (VIII–

VI вв. до н.э.) и называла его «куюмским». При этом она указала на

отсутствие сходства между этими объектами и пазырыкскими, что

свидетельствовало о существовании двух культурных традиций

(Степанова, 1986, с. 80–81). Выделение куюмского типа памятников

являлось новым подходом в первоначальном культурно-

хронологическом осмыслении полученных результатов. Однако

дальнейшего полноценного развития эта идея не получила, что при-

вело позднее к возникновению определенных искусственных схем

(Кирюшин, Тишкин, 1997, с. 24–25).

Определенное внимание изучению этнокультурной истории

Алтая уделил в своих работах П.И. Шульга, основываясь на мате-

риалах собственных полевых исследований. В одной из статей на-

чального периода научной деятельности он попытался обосновать

существование в Горном Алтае в VI–II вв. до н.э. одной пазырык-

ской культуры, в рамках которой можно выделить несколько типов

погребений (в срубах, каменных ящиках, в каменной обкладке мо-

гилы) (Шульга, 1986, с. 21–23). Рассматривая вопрос о происхож-

дении пазырыкской культуры, исследователь поддержал точку зре-

ния В.А. Могильникова (1986а, с. 44–45), согласно которой эта

культура сформировалась на основе местного населения ранне-

скифского времени и пришлых племен, вероятно, с территории Ка-

захстана (Шульга, 1998г, с. 703). Он пришел к выводу, что можно

выявить определенные элементы взаимосвязи раннескифской и

пазырыкской культур Горного Алтая по следующим показателям:

«…преемственность погребального обряда «куюмцев» VII–VI вв.

до н.э. и «кара-кобинцев» (Могильников, 1986а); сохранение неко-

торых особенностей раннескифской упряжи; сохранение до V в. до

н.э. раннескифского обычая не ставить в могилу керамической по-

суды; появление во 2-й половине VII – начале VI вв. до н.э. захоро-

нений в ямах глубиной 1,5–3 м с положением в одну яму на при-

ступку лошадей (Карбан-1, Машенка-1, возможно, Солонечный

Белок, кург. 2) или их шкур (Чесноково-1), ориентированных в од-

ну сторону с человеком, наличие сажистого пятна под головой

(Карбан-1); сохранение на всем протяжении существования пазы-

рыкской культуры поселенческой керамики кастахтинского типа,

бытовавшей на Алтае с VII, а быть может, с VIII в. до н.э…»

(Шульга, 1998, с. 708–709). П.И. Шульга также обратил внимание на

имевшиеся антропологические данные. По его мнению, близость

антропологического типа «пазырыкцев» и кочевников Парфии, Се-

верной Бактрии, Маргианы во многом связана с перемещением сак-

ского населения на Алтай и в Восточный Казахстан в VII – начале VI

вв. до н.э., а не приходом в 584–583 гг. до н.э., как считает Л.С. Мар-

садолов, нового населения из Передней Азии. Исследователь также

высказался о неправомерности искать прародину «пазырыкцев» на

территории Китая, поскольку, во-первых, китайские изделия встре-

чаются только в достаточно поздних пазырыкских памятниках, а во-

вторых, «большая часть «китайских» образов таковыми, по-

видимому, не является» (Там же, с. 709–710).

В одной из своих последующих работ по проблемам этно-

культурной истории номадов Алтая П.И. Шульга (1999а, с. 248)

окончательно формулирует свой вывод о том, что пазырыкская

культура (VI–III вв. до н.э.) сформировалась, с одной стороны, под

влиянием внешнего импульса, а с другой – от «куюмцев», «семи-

сартцев» и от раннескифского населения предгорий и примыкаю-

щих южных территорий. Из этого следует, что «смена раннескиф-

ской культуры пазырыкской не означала массовой смены населе-

ния Горного Алтая». В свою очередь сооружение к середине VI в.

до н.э… грандиозных курганов (Туэкта, Башадар) в Центральном

Алтае означает, что уже к этому времени данная территория явля-

лась священной для «пазырыкцев», их «геррами» (Там же).

Исследователь также предложил выделить, кроме кара-

кобинского и пазырыкского, еще и третий тип памятников, не дав

ему определенного названия. Основными особенностями таких

объектов являются: захоронения (часто парные) в срубах, деревян-

ных рамах и сооружениях из камня с деревянным перекрытием;

умершие ориентированы на восток или юго-восток; расположение

инвентаря во всех погребениях одинаково (Шульга, 1999а, с. 247).

Надо подчеркнуть, что проблема выделения новых типов по-

гребальных памятников требует отдельного рассмотрения. В данном

случае следует лишь отметить, что отнесение разных погребальных

сооружений к одному типу погребения представляется не совсем

правомерным. Это связано с тем, что в контексте разработанного

отечественными археологами традиционного подхода к погребаль-

ному обряду пазырыкской культуры погребальные конструкции яв-

ляются, если не единственным, то наиболее определяющим показа-

телем при выделении конкретного типа захоронения (Дашковский,

2001г). Можно указать, например, на погребения в рамах (Тишкин,

Дашковский, 1997б; 1998б–в), которые в совокупности с рядом дру-

гих черт погребального обряда (в том числе и не характерных для

«классических» пазырыкских памятников: ориентация курганных

цепочек (по линиям ЮЮЗ–ССВ, ЮЗ–СВ, З–В), вытянутое положе-

ние умершего и др.) встречаются главным образом на памятниках,

расположенных в районе нижнего и среднего течения Катуни и

верхнего течения Ануя. Вероятнее всего, зафиксированные особен-

ности погребального обряда являются следствием взаимодействия

племен предгорной зоны с населением западных и северо-западных

районов Алтая (Дашковский, 2001г), а также отражают разные пе-

риоды развития пазырыкской культуры и свидетельствуют о много-

образии этнокультурных ситуаций.

В марте 1999 г. в Барнауле после Международной научной

конференции «Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредель-

ных территорий» состоялся «круглый стол», на котором обсужда-

лась инициатива Ю.Ф. Кирюшина и А.А. Тишкина (1999) о выде-

лении на Алтае бийкенской археологической культуры раннескиф-

ского времени. Подобное предложение встретило как поддержку,

так и критику со стороны коллег. В ходе обсуждений впервые было

выработано коллективное решение закрепить название «майэмир-

ская культура» за памятниками, раскопанными на территории

юго-западных, западных и северо-западных предгорий Алтая, а

обозначение «бийкенская культура» связывать с археологически-

ми объектами Центрального Алтая и сопредельных с ним района-

ми. Такое решение было обусловлено уровнем проведенных иссле-

дований. П.И. Шульга, разделяя данный подход, отразил свою по-

зицию в специальной статье, где им сформулированы основные

характеристики майэмирской культуры (Шульга, 2000, с. 148–150).

Постепенно исследователи стали склоняться к точке зрения Ю.Ф. Ки-

рюшина и А.А. Тишкина (1997, 1999), а также к выработанным в

ходе дискуссии положений о культурах раннескифского времени

Алтая и сопредельных территорий (Марсадолов, 2000в, 2001,

2002а; Шульга, 2000б, 2001; Дашковский, 2001г, 2002в; и др.).

В 1990–1995 гг. Западно-Сибирский отряд Северо-Азиатской

комплексной экспедиции Института археологии и этнографии СО

РАН под общим руководством академика В.И. Молодина в рамках

международной программы «Пазырык» проводил широкомасштаб-

ные работы на высокогорном плато Укок (Юго-Восточный Алтай)

(Derevyanko, Molodin, 1994). В изучении древних памятников при-

нимали участие ученые из Японии, Бельгии, Англии, США, Фран-

ции, Южной Кореи (Древние культуры…, 1994, с. 3–4). За корот-

кий срок была составлена археологическая карта микрорайона, где

выявлено более 100 разновременных и разнокультурных объектов

(Деревянко, Молодин, 1992; Молодин, 1993, 2000; Полосьмак, Мо-

лодин, 2001; и др.). Приоритетным направлением было изучение

пазырыкских памятников, среди которых В.И. Молодиным были

раскопаны отдельные курганы на могильниках Бертек-1 (Молодин,

Соловьев, 1994а, с. 60), Бертек-10 (Молодин, Мыльников, 1994а,

с. 60), Бертек-12 (Molodin, 1992, p. 23–27; Молодин, Мыльников,

1994б, с. 76), Бертек-27 (Молодин, Соловьев, 1994б, с. 88), Мойнак-

2 (Молодин, Каен-Делайте, Массар и др., 1993, с. 21–27; Полось-

мак, Молодин, 2001), Кальджин-6 (Молодин, Новиков, 1994, с. 33–

35), Верх-Кальджин-II (Молодин, 1995б, с. 87; 1995а, с. 292–293).

Исследование этих памятников позволило ученому предложить

свою концепцию этногенеза населения Горного Алтая скифской

эпохи (Молодин, 2000, с. 131–142). Основное содержание ее сво-

дится к тому, что В.И. Молодин прежде всего поддержал точку

зрения В.А. Могильникова, высказанную в 1980-х гг. прошлого

века о том, что в рассматриваемый период в этом регионе сущест-

вовало две культуры – кара-кобинская и пазырыкская. Первая

культура этнически самодийская генетически уходит к населению

раннескифского времени, оставившему после себя так называемые

погребальные памятники усть-куюмского типа. Пазырыкская же

культура была в этническом отношении иранско-самодийской и

сформировалась в результате пришедших в этот регион носителей

бегазы-дандыбаевской (либо близкой ей) культуры. Именно родст-

венной (самодийской) этнической подосновой и объясняется, по

мнению исследователя, длительное сосуществование пазырыкской

и кара-кобинской культур. Упадок пазырыкской культуры связан с

хуннской экспансией в конце III – начале II вв. до н.э., в результате

чего номады были вынуждены мигрировать на север Западной Си-

бири, где они вступили в контакты с представителями угорских, и,

возможно, других этнических образований (Молодин, 2000, с. 11–

38 и др.)

В связи с рассмотрением результатов исследований памятни-

ков пазырыкской культуры на плато Укок следует указать и на от-

дельные выводы по обозначенным выше проблемам Н.В. Полось-

мак (1994а–б; 2001а; и др.). Несмотря на то, что проблемы этно-

культурной истории и хронологии памятников кочевников Горного

Алтая скифской эпохи занимают второстепенное место в творчест-

ве Н.В. Полосьмак, тем не менее она уделила им определенное

внимание в отдельных своих работах. По мнению исследователь-

ницы, уже на раннескифском этапе (в VIII–VII вв. до н.э.) в Горном

Алтае сосуществовали группы населения с разными традициями в

погребальном обряде: майэмирская, оставившая погребения в ямах,

и куюмская – в каменных ящиках. Поэтому ситуация, которая сло-

жилась в пазырыкское время (VI–I вв. до н.э.), во многом обуслов-

лена особенностями развития древнего населения Алтая в предше-

ствующую эпоху. При этом Н.В. Полосьмак (1994а, с. 138, 210) не

исключает, как и М.Т. Абдулганеев, Ю.Ф. Кирюшин, Б.Х. Кадиков

(1982), Ю.А. Плотников (1992) и другие, возможность того, что

«куюмцы» могли быть продолжателями традиций афанасьевской

культуры. Она также отметила, что в пазырыкское время сущест-

вовало две основные группы населения: собственно «пазырыкцы»

и «кара-кобинцы», хоронившие умерших в каменных ящиках. Ис-

следовательница считает, что распространение кара-кобинских па-

мятников в тех же районах, где находятся пазырыкские объекты, и

даже на одних могильниках не дает оснований для их выделения в

особое культурное образование (Полосьмак, 1994б, с. 138). Что ка-

сается датировки пазырыкской культуры, то в одних работах она

ограничивает ее рамками VI–I вв. до н.э. (Там же), а в других – VI–

II вв. до н.э. (Полосьмак, 1997, с. 51).

В одной из своих статей Н.В. Полосьмак обратила внимание

на материалы из погребений северо-западного Синьцзяна (элемен-

ты звериного стиля, посуда, оружие, одежда и татуировка). Она

указала, что некоторые черты погребального обряда скотоводов

Алтая (например, мумификация) имеют аналогии в рассматривае-

мой культуре, что определялось образом жизни кочевников в гор-

ной местности, общностью основных мировоззренческих представ-

лений, постоянными контактами между «пазырыкцами» и населе-

нием Синьцзяна, а также, возможно, их этнической однородностью

(Полосьмак, 1998, с. 342).

В 80–90-е гг. XX в. на территории Горного Алтая активное

изучение памятников скифской эпохи осуществлялось экспеди-

циями Алтайского госуниверситета. По результатам проделанной

работы опубликованы многочисленные тезисы, сообщения, статьи

и изданы две монографии (Кирюшин, Тишкин, 1997; Кирюшин,

Степанова, Тишкин, 2003). Полученные выводы найдут более под-

робное отражение в последующих разделах настоящего издания.

Пока лишь обратим внимание на некоторые моменты этнокультур-

ного характера. Учитывая развитие элементов конского снаряжения,

в рамках раннескифского времени для Горного Алтая были выделе-

ны три хронологических периода обозначенной позже бийкенской

археологической культуры: 1) ранний (конец IX – середина VIII вв.

до н.э.); 2) средний (середина VIII – начало или середина VII вв. до

н.э.); 3) поздний (середина VII – 2-я или 3-я четверть VI вв. до н.э.)

(Тишкин, 1996а, с. 26; Кирюшин, Тишкин, 1997, с. 112; 1999). Ис-

следователи обратили внимание на то, что наибольшее сходство

памятники данной культуры имеют с археологическими объектами

соседних регионов (особенно Тувы), а истоки обозначенного явле-

ния следует искать в Северо-Западной Монголии и ближайших

районах Китая (Кирюшин, Тишкин, 1997, с. 111–112). Также же

было отмечено резкое отличие между памятниками Алтая ранне-

скифской эпохи и комплексами пазырыкской культуры, так как

сопоставление результатов исследований свидетельствует о резком

перерыве в генетическом развитии бийкенской общности, произо-

шедшем примерно во 2–3-й четверти VI в. до н.э. (Там же).