Типпельскирх К., Кессельринг А. и др. Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых
Подождите немного. Документ загружается.
руководила ими и направляла полученные данные в распоряжение тех учреждений,
где они приносили наибольшую пользу как для военных, так и для гражданских
целей? Нет. Такой инстанции не было. Всем научно-исследовательским работам в
Германии недоставало связующего центрального органа, который суммировал бы
опыт ученых и на его основе руководил бы их исканиями. Немецкая наука и
техника были лишены головы, вместо нее имелись лишь отдельные связующие
нервные волокна и примитивные координационные органы.
Государственный научно-исследовательский совет не имел никаких полномочий и
полных сведений о том, что происходило вне сферы его влияния. И все же по
собственной инициативе своих работников и по поручению различных управлений
вооружений он подготовил и провел более 10 тыс. исследовательских работ,
получивших у военных заслуженное признание.
Другим руководящим органом было Управление развития экономики, созданное
согласно четырехлетнему плану Геринга и обслуживавшее 25 институтов,
предусмотренных этим планом. Ассигнованные ему для этих целей крупные
денежные средства ревностно использовались “только для целевого исследования”,
и бедствующие научно-исследовательские институты высших учебных заведений,
выполнявшие до сих пор основную научную работу, не получили от них ни гроша.
Поэтому в кругах научных сотрудников высших учебных заведений Управление
развития экономики в насмешку называли “управлением развития концернов”.
Во время войны приобрела чрезвычайно большой вес еще одна руководящая
инстанция — министерство Шпеера. Поскольку в этот период значительно
сократились возможности получения институтами сырья, кадров и лабораторного
оборудования, поскольку необходимое и выполнимое уже нигде не могли
встретиться и так как промышленность страны едва справлялась с заказами
различных управлений вооружений, то это министерство стремилось в свою
очередь получить полномочия на решение вопросов о том,
[343]
какие
исследовательские работы следует прекратить как ненужные, какие — продолжать
дальше как имеющие “важное военное значение” и каким должно быть отдано
предпочтение как имеющим “решающее значение для войны”. Но науке никогда не
приносит пользу такое положение, когда ее интересы решает инстанция,
нацелившаяся только на усовершенствование и изготовление того, что наиболее
отвечает интересам дня. Такая организация не в состоянии понять, какие
возможности скрываются в планах и задачах исследовательских учреждений.
Только потому, что наука оказалась лишенной руководства, учеными стали
командовать чуждые науке инстанции.
Если, несмотря на это общее положение, в результате долгих научных
исследований были все же созданы новые виды вооружения, новые искусственные
материалы, открыты новые научные методы и новые профили науки, то за это
следует благодарить, конечно, не жалкую организацию “руководителей”, а только
отдельных людей, которые во всех областях науки работали с пол ной отдачей
своих сил и способностей. Сведений о том, над чем работали, что исследовали и
совершенствовали ученые Германии, до сегодняшнего дня пока еще нет.
Исчерпывающие данные об этом получили, применяя свой собственный“метод”,
только победители. Но и до этого немецкая наука в своем не лишенном драматизма
развитии прошла много различных стадий и фаз.
Наука в период “молниеносных войн”
В 1939 году политические руководители Германии, руководствуясь опытом войны
с Польшей, надеялись главным образом на кратковременную войну. Они, и в
частности Геринг, резко выступали за то. что война должна быть выиграна тем
оружием, с которым она была начата. Новые усовершенствования, которые
“созрели для фронта” лишь в последующие годы. считались не представляющими
интереса. Ученые, работы которых находились лишь в самой начальной стадии и
которым еще требовались годы, чтобы добиться результатов, полезных для войны,
не представляли для правительства никакой практической ценности. Поэтому
ученые были отнесены к той категории
[344]
людских резервов, из которых
черпались пополнения для фронта. Само собой разумеется, что при таких
обстоятельствах “гуманитарные” ученые рассматривались с самого начала как
quantite negligeable
{99}
. В результате, несмотря на возражения управлений
вооружений и различных других инстанций, несколько тысяч
высококвалифицированных ученых из университетов, высших технических
учебных заведений и различных научно-исследовательских институтов, в том
числе незаменимые специалисты по исследованиям в области высоких частот,
ядерной физики, химии, моторостроения и т. д., были еще в начале войны
призваны в армию и использовались на низших должностях и даже в качестве
рядовых солдат. Если Геббельс добился того. что артисты, музыканты, писатели,
певцы, спортсмены и др. были избавлены от службы в армии, поскольку они были
ему нужны для организации развлечений на родине и на фронте, то министр Руст
ничего не смог сделать для своих исследователей. И когда ученые, и в особенности
представители молодого поколения ученых и исследователей, покидали свои
лаборатории и институты, чтобы отправиться на фронт скромными бойцами, это
вызывало у всех даже гордость. Англичане (а не немцы) подсчитали, что ежегодно
у всякого талантливого народа на один миллион населения появляется один
исследователь. Как видите — урожай не особенно густой. И тот факт, что в век,
когда один ученый-исследователь может иметь для ведения войны такое же важное
значение, как и целые армии, этот дорогостоящий и порой незаменимый
человеческий материал разбазаривался с такой легкостью, не мог пройти для нас
бесследно.
После войны с Францией Гитлер отдал приказ прекратить все научно-
исследовательские работы, которые не могут быть доведены до конца в течение
одного года. Этот приказ оказался почти смертельным не только для авиации (в
1939 году уже имелся проект конструкции реактивного истребителя), от него
пострадали и научно-исследовательские работы в области высоких частот, то есть
как раз в той самой области, в которой противник в скором времени приобрел
роковой перевес.
[345]
Сигнал бедствия в науке
Прошло некоторое время, и на немецкую армию посыпались отрезвляющие удары.
Проиграна воздушная битва над Англией. Война в России в корне изменила свой
первоначальный характер. В подводной войне превосходящая по качеству и
количеству авиационная техника противника вызвала глубокий кризис. Не
оставалось никакого сомнения, что без новых самолетов война будет проиграна,
что оружие, оснащение и транспортные средства, используемые в России, должны
отвечать убийственным условиям климата и местности, что техника высоких
частот стала теперь важнейшим звеном всей военной техники.
Тогда руль был повернут в обратную сторону. Геббельсу пришлось издать
директиву о том, чтобы впредь в прессе, по радио, в кино, в театре и в литературе
больше не было выступлений против ученых и исследователей, против учителей и
духовенства а, напротив, подчеркивалось бы большое значение их деятельности.
Несмотря на то, что к науке Геббельс отнюдь не имел никакого отношения, он
пригласил в Гейдельберг профессоров и директоров высших учебных заведений,
чтобы объявить им о том, что государство высоко ценит труд ученых.
Энергичнее всех в этом деле оказался Дениц. Он самовластно отбросил
запутанную систему научного руководства, лично созвал конференцию ведущих
специалистов, сообщил им со всей откровенностью о техническом кризисе
подводной войны, назначил одного из ученых начальником научно-
исследовательского штаба ВМФ и исключил все промежуточные инстанции тем,
что подчинил этого нового “начальника штаба” лично себе. То, что
главнокомандующий непосредственно подчинил себе ученого-исследователя, было
в области военной техники своего рода революцией.
Для всех ученых прозвучал сигнал тревоги. Одновременно с тем, как “генерал
Унру” в качестве особого уполномоченного ездил по стране, “мобилизуя” на фронт
последних оставшихся в тылу мужчин, в интересах науки и техники была
проведена решительная контрмера: 10 тыс. ученых, техников, специалистов и
инженеров были сняты с фронта и водворены на свои места для решения
неотложных задач. Чтобы предотвратить вымирание целых научных
[346]
дисциплин и сохранить незаменимые кадры, было даже решено отозвать с фронта
100 ученых гуманитарных наук. Нужно было спасти то, что еще можно было
спасти.
Но даже и эти меры не могли уже полностью восстановить прежнее состояние
немецкой науки. Пользуясь своего рода “кулачным правом” и затирая тех, кто имел
менее сильные кулаки, отдельные инстанции добились для себя полномочий,
получили ученых, вспомогательный персонал, аппаратуру, химикаты, дефицитные
материалы и денежные средства. Но наука и техника несовместимы с
импровизацией. Государство, которое хочет получить настоящие плоды науки и
техники, должно действовать не только с большой прозорливостью и искусством,
но и уметь терпеливо ждать этих плодов.
Ясно, что из всего того, что замышлялось, познавалось, совершенствовалось и
испытывалось в лабораториях высших учебных заведений, в научно-
исследовательских учреждениях вооруженных сил и в лабораториях
промышленных предприятий, только часть могла поступить в производство и
использоваться на фронте, ибо, когда война была уже в разгаре, плоды умственной
деятельности немецких ученых еще только зрели, скрываясь в стенах их
лабораторий.
Предметы исследований и достижения германской науки
Работа, проделанная немецкими учеными в области создания новых методов
исследования, в области открытия нового и совершенствования технологии старого
при сегодняшнем положении Германии не поддается никакому обобщению. Во
время войны исследовательская работа, связанная с вооружением, проводилась
исключительно как “секретная”, а некоторые исследования были даже снабжены
грифом “государственный секрет”. Обычного для мирного времени опубликования
результатов исследований в специальных научных журналах не проводилось.
Исследователь, работавший над каким-либо особым заданием, не имел права
говорить о нем даже со своими коллегами.
Книгу о достижениях германской науки можно было бы сегодня написать
значительно легче не в самой Германии, а за ее пределами, потому что основные
оригинальные
[347]
документы находятся там. В одном американском отчете
говорится: “Управление технической службы в Вашингтоне заявляет, что в его
сейфах хранятся тысячи тонн документов. Согласно мнению экспертов, свыше 1
млн. отдельных изобретений, фактически касающихся всех наук, всех
промышленных и военных секретов нацистской Германии, нуждаются в обработке
и анализе. Один чиновник в Вашингтоне назвал это собрание документов
“единственным в своем роде источником научной мысли, первым полным
выражением изобретательского ума целого народа”.
Как могло так получиться? Почему противники Германии раньше нее поняли
значение исследовательской работы в нынешний век техники не только для
ведения войны, но и для мирной экономики и культурного развития во всех
областях жизни?
Дело заключается в том, что они смотрели на захват ценных немецких
изобретений, как на военную задачу. Еще во время вторжения на Западе отряды
“коммандос” сразу же начали свою охоту за научно-исследовательскими
материалами и за самими исследователями. Подготовленная союзниками операция
“Пейпер-Клипс” осуществлялась в основном американцами
{100}
. Однако
английские, французские и советские войска принимали не меньшее участие в этом
единственном в истории войн “трофейном походе”.
Распространявшееся в конце войны иностранной пропагандой под влиянием
общего военного психоза утверждение о том. что германская наука добилась лишь
незначительных результатов и что в стране, где нет свободы, наука вообще не
способна на многое, было вскоре опровергнуто многочисленными выступлениями
самих иностранных ученых. В отчете Общества немецких ученых, озаглавленном
“Исследование означает труд и хлеб” (сентябрь 1950 года). излагается целый ряд
таких утверждений. По недостатку места я приведу лишь некоторые из них.
Так, например, мистер Лестер Уокер пишет в журнале “Harpers Magazine” (октябрь
1946 года): “Материалы о секретных военных изобретениях, которых еще недавно
было
[348]
всего лишь десятки, теперь представляют собой скопление актов общим
количеством до 750 тыс...” Для того чтобы новым немецким понятиям подыскать
соответствующие английские термины, потребовалось бы составить новый
немецко-английский словарь специальных слов, куда вошло бы около 40 тыс.
новых технических и научных терминов.
В американском официальном отчете приводится ряд отдельных изобретений и
результатов исследований немецких ученых в области прикладной физики, в
области исследования инфракрасных лучей, по изобретению новых смазочных
средств, синтетической слюды, методов холодной прокатки стали и т. д.,
получивших всеобщее признание у американских ученых. Так, в отчете говорится:
“Мы узнали из этих бесценных секретов способы изготовления самого лучшего в
мире конденсатора. Конденсаторы миллионами применяются и в радиотехнике, и в
производстве высокочастотной аппаратуры... но этот конденсатор выдерживает
почти в два раза большее напряжение, чем наши американские конденсаторы. Это
настоящее чудо для наших специалистов-радиотехников”.
Относительно изобретений в текстильной промышленности в этом отчете
говорится, что “в этом собрании секретов содержится так много нового, что
большинству американских специалистов-текстильщиков стало не по себе...”.
О трофеях из лабораторий концерна И. Г. Фарбениндустри говорится: “... однако
самые ценные секреты были получены нами от лабораторий и заводов большого
немецкого химического концерна И. Г. Фарбениндустри. Нигде и никогда не
имелось такого ценного клада производственных секретов. Эти секреты относятся
к производству жидкого и твердого топлива, к металлургической
промышленности, к производству синтетического каучука, текстиля, химикалиев,
искусственных тканей, медикаментов и красок. Один американский специалист в
области производства красителей заявил, что немецкие патенты содержат способы
и рецепты для получения 50 тыс. видов красящих веществ, и большинство из них
— лучше наших. Нам самим, вероятно, никогда не удалось бы изготовить
некоторые из них. Американская красочная промышленность шагнула вперед по
меньшей мере на десять лет”.
Можно привести и целый ряд других заявлений,
[349]
содержащихся в различных
отчетах: “Не менее внушительной была добыча специальных поисковых групп
союзников и в области производства продуктов питания, в области медицины и
военного искусства”... “совершенно необозримы “трофеи” в области последних
достижений авиации и производства авиационных бомб”. “Величайшее значение
для будущего, — говорится в другом месте, — имеют германские секреты в
области производства ракетных и реактивных, снарядов... как стало известно,
немцы в конце войны имели в различных стадиях производства и разработки 138
типов управляемых на расстоянии снарядов... применялись все известные до сих
пор системы управления на расстоянии и прицеливания: радио, короткие волны,
проводная связь, направленные электромагнитные волны, звук, инфракрасные
лучи, пучки света, магнитное управление и т. д. Немцы разработали все виды
ракетного двигателя, позволявшего их ракетам и реактивным снарядам достигать
сверхзвуковых скоростей”.
После капитуляции Японии президент Трумэн приказал опубликовать
конфискованные (364 тыс.) патенты и другие захваченные документы. 27 июля
1946 года 27 бывших союзных государств подписали в Лондоне соглашение,
согласно которому все немецкие патенты, находящиеся вне пределов Германии и
зарегистрированные до 1 августа 1946 года, были экспроприированы. Библиотека
конгресса в Вашингтоне стала издавать библиографический еженедельник, в
котором были указаны рассекреченные военные и научные документы, их краткое
содержание, количество и стоимость сделанных с них копий и т. д. Эти
еженедельные бюллетени рассылались 125 библиотекам Соединенных Штатов,
“чтобы сделать их более доступными для публики”.
Американские дельцы сами признают огромное значение немецких открытий и
изобретений для практического использования в промышленности и технике.
“Общественность буквально пожирает опубликованные военные секреты”, —
говорится в одном из вышеупомянутых отчетов. “За один только месяц мы
получили 20 тыс. запросов на технические публикации, а сейчас ежедневно
заказывается около 1 тыс. экземпляров этих бюллетеней... уполномоченные фирм
простаивают целые дни в коридорах Управления технической службы, чтобы
первыми получить новую публикацию. Большая часть информации настолько
ценна, что промышленники охотно дали бы многие тысячи за то. чтобы получить
новые сведения одним днем раньше своих конкурентов. Но сотрудники
Управления технической службы тщательно следят за тем. чтобы никто не получил
отчет до его официального опубликования. Однажды руководитель одного
исследовательского учреждения просидел около 3 час. в одном из бюро
Управления технической службы, делая записи и зарисовки с некоторых
готовящихся к публикации документов. Уходя, он сказал: “Премного благодарен,
мои заметки дадут моей фирме по меньшей мере полмиллиона долларов прибыли”.
Далее американский отчет говорит о представителях Советского Союза. Это место
выдержано еще в наивных выражениях 1946 года, но сейчас, в обстановке 1953
года, оно заставляет читателя отнестись к нему внимательней. С наивной
гордостью американцы сообщают: “Одним из ненасытнейших наших клиентов
является Внешторг (Министерство внешней торговли Советского Союза). Какой-то
их руководитель пришел однажды в бюро издательства с библиографией в руках и
сказал: “Я хочу иметь копии со всего, что у вас есть”. Русские прислали нам в мае
заказ на 2 тыс. публикаций на общую сумму 5594 доллара 40 центов. Вообще они
покупали любое выходившее издание”.
Русские позаботились о том, чтобы заполучить себе плоды труда немецких
деятелей науки и техники также и другим путем. Так, в конце войны они вывезли
из Германии несколько сотен первоклассных специалистов, в том числе:
профессора доктора Петера Тиссена — директора института физической химии и
электрохимии (Институт кайзера Вильгельма), являвшегося одновременно и
руководителем сектора химии в государственном научно-исследовательском
совете; барона Манфреда фон Арденне — крупнейшего немецкого ученого в
области техники высоких частот, телевидения, электронной микроскопии н
разделения изотопов; профессора Макса Фолльмера — ординарного профессора
физической химии в высшем техническом училище (Берлин — Шарлоттенбург) и
ведущего специалиста в области полупроводников и производства аккумуляторов,
имевшего громадный авторитет в вопросах военной техники;
[351]
профессора
Густава Герца — занимавшего до 1938 года пост директора института Генриха
Герца по исследованию колебательных явлений (Берлин), а впоследствии —
руководителя исследовательской лаборатории № 2 “Сименс-Верке”, знавшего все
многочисленные секреты этого концерна; доктора Николауса Риля — директора
научного отдела компании "Ауэр", известного специалиста по производству
люминесцентных красок, имеющих большое значение для военной и гражданской
промышленности.
Русским удалось вывезти к себе и доктора Л. Бевилогуа — ученика знаменитого на
весь мир профессора Дебие, эмигрировавшего из Германии на Запад и
награжденного Нобелевской премией. Дебие был директором института холода в
Далеме.
Это всего лишь несколько имен. Но какую огромную пользу могут они принести
Советскому Союзу! Профессор доктор Тиссен, например, занимал в научно-
исследовательском мире Германии первостепенное положение. Тиссен был
учеником виднейшего немецкого специалиста по коллоидной химии профессора
Жигмонди из Геттингена
{101}
. Институт. возглавлявшийся Тиссеном. был
крупнейшим из тридцати институтов Общества кайзера Вильгельма и имел штат,
насчитывавший около 100 сотрудников. Он имел самое лучшее оборудование, а его
денежные средства равнялись сумме бюджетов по крайней мере десятка других,
конечно, тоже не менее важных институтов Общества кайзера Вильгельма. Из
имевшихся тогда в Германии 25 электронных микроскопов три находились в
институте Тиссена. Тиссен был также руководителем сектора химии в
государственном научно-исследовательском совете. Это означало, что ему были
известны все планы исследовательской работы в области химии, ход их
выполнения и результаты. Тиссен был человеком, который мог обрабатывать эти
результаты не только в административном порядке, но и лично просматривать их,
давая им критическую оценку. Люди, тесно сотрудничавшие с Тиссеном, говорят,
что у него феноменальная память. Наконец, Тиссен был одной из главных фигур
так называемого “химического штаба”,
[352]
который состоял из трех членов:
председателя наблюдательного совета концерна И. Г. Фарбениндустри профессора
Крауха, руководителя германского общества химиков государственного советника
Шибера и самого Тиссена. Таким образом, Тиссен был осведомлен о состоянии дел
во всей германской химии. Задачей химического штаба было обобщать результаты
опытов, проведенных в лабораториях, и затем передавать накопленный опыт для
дальнейшего использования его в производстве. Отсюда следует, что Тиссен знал
не только направление исследовательских работ в области химии, но и был
посвящен в тайны химической промышленности Германии, в ее методы,
планирование и находился в контакте с самыми крупными химическими
промышленниками. Он знал важнейшие секреты, которые используются теперь
Советским Союзом.
Что касается немецких ученых, находящихся сейчас в Америке, то Пентагон в
декабре 1947 года сообщил, что туда вывезено 523 немецких ученых и что эта
цифра вскоре увеличится до 1 тыс. человек. Более точных сведений пока не
имеется.
Наиболее сдержанными в своих сообщениях о взятых в плен ученых и
специалистах были до сих пор англичане. Но профессора, возвратившиеся из
лагерей предварительного заключения, сообщают, что там находится много
“известностей и даже знаменитостей из всех областей науки”. В общей сложности
странами-победительницами вывезено более 2 тыс. немецких ученых и
специалистов.
Вывоз из Германии немецких ученых является для нашего народа наиболее
тяжелым последствием минувшей войны. Исследователей можно сравнить с
мозгом нации. В конце войны наша нация подверглась тяжелой операции: этот
мозг был вырезан у нее вместе со всем, чего достигла нация, то есть вместе со
всеми результатами исследований, патентами и т. д. Все это досталось
победителям и влилось в их научный и хозяйственный организм. Это, конечно,
более современная форма экономического воздействия на побежденного, чем
военные контрибуции и денежные репарации старого времени. Такая мера ведет к
резкому сокращению духовного потенциала побежденного народа. Она
представляет собой искусственное оплодотворение науки, техники и хозяйства
победителя. Американский журнал “Лайф”
[353]
в номере от 2 сентября 1946 года
вполне трезво подтверждает это, заявляя, что истинная цель репараций
заключалась не в демонтаже промышленных предприятий Германии, а “в
иссечении мозга немецкой нации”, в захвате всего того, что было накоплено ею в
области науки и техники.
Судьба исследователей в конце войны
Немецкая наука, получившая сильное развитие в первой половине нашего
столетия, была в конце последней войны сведена почти на нет следующими тремя
обстоятельствами: во-первых, потерей всех результатов научно-исследовательской
работы, включая патенты, и распылением их по всему миру; во-вторых,
перемещением ведущих немецких специалистов в страны бывших противников; в-
третьих, дискриминацией оставшихся в Германии исследователей.
В результате политической чистки, проведенной еще при Гитлере, 1628 доцентов
были изгнаны с кафедр и из исследовательских институтов. По данным,
опубликованным в начале 1950 года в еженедельнике “Крист унд Вельт”, это
составляло 9,5% всего преподавательского состава высших учебных заведений
Германии. Это значит, что каждый десятый ученый был исключен из научной
жизни страны. Жертвами следующей политической чистки, в 1945 году, пали еще
4289 доцентов, что составило уже 32,1% всех ученых. Таким образом, в 1945 году
каждый третий немецкий преподаватель высших учебных заведений потерял и
свою кафедру, и возможность продолжать научно-исследовательскую работу.
О том, что думали американцы о “политической опасности” этих ученых,
становится ясно из ряда официальных заявлений. Так. например, руководитель
операции “Пейпер-Клипс” дал следующую директиву отрядам “коммандос”,
занимавшимся “ловлей” немецких ученых. “Если вам попадутся просто
антифашисты, не представляющие ценности для науки, — не брать. Если же они
могут иметь “для нас определенный научный интерес, то их политическое прошлое
не играет никакой роли”. И когда один американский сенатор выразил свои
сомнения по поводу такого “импорта” немецких ученых, основывая их на том, что
[354]
большинство из них являлось членами нацистской партии, представитель
американского военного министерства ответил на это так: “Ученые обычно
интересуются только своими исследованиями и лишь изредка — политикой”.
Ущерб, понесенный немецкой наукой, отнюдь не ограничивается теми учеными,
которые остались без места во время политических чисток периода власти Гитлера.
Уже после войны из университетов восточной зоны Германии в западную зону
перекочевало еще 1028 доцентов в качестве безработных беженцев. Это составило
7,7% всего преподавательского состава немецких высших учебных заведений. Если
сложить все это вместе, то получится. что с 1933 по 1946 год. по данным Общества
основателей немецкой науки, потеряли свою работу “по политическим причинам”
49,3% всех преподавателей высших учебных заведений. Это составляет
приблизительно половину общего количества немецких ученых. Ни одно другое
профессиональное сословие Германии не было так обескровлено. Как такая
ампутация отразится на немецкой интеллигенции, может показать только будущее.
Взгляд на будущее
Было бы неправильно сказать, что судьба, постигшая германскую науку во второй
мировой войне, сегодня уже не беспокоит руководящие круги нашего государства.
В самых различных слоях населения, вплоть до членов парламента при
обсуждении ими государственных бюджетов, можно слышать один и тот же
аргумент: “Такой обедневший народ, как немецкий, не может снова поднять свою
науку на высокий уровень. Он должен сначала выйти из своего бедственного
положения”.
На это у нас, немцев, имеется только один ответ. Как раз потому, что германской
науке причинен такой огромный ущерб, нас больше, чем всех других, касается та
простая истина, что естественные науки сегодня создают предпосылки для техники
завтрашнего дня, и сегодняшний рабочий не будет в состоянии прокормить своих
сыновей, если дальнейшее развитие науки не создаст предпосылки для их
самостоятельной работы завтра. Если наше поколение не исправит теперь
чудовищные последствия войны, разорившей нашу науку, это принесет большой
вред
[355]
экономике и социальной структуре будущих поколений. Мы, немцы,
должны сделать для нашей науки значительно больше других.
Однако цифры убедительно говорят о том, что делается еще не все. Так, например,
Америка отпускает на финансирование своих научно-исследовательских
институтов такие суммы, которые при расчете на душу населения составляют 71
немецкую марку; Англия — 25,2 марки, а Федеральная Республика — только 7,75
марки.
В связи с этим возникает другой вопрос. Было бы пустой иллюзией верить в то, что
любой “ущерб” в науке может быть возмещен деньгами. Науку нельзя купить на
деньги, как нельзя ее и заимствовать или “организовать”. Деньги могут быть лишь
вспомогательным средством, правда необходимым, но не решающим. Никакие
деньги не помогут там, где нет таланта к научно-исследовательской работе. А
подлинный талант к науке и к исследованию встречается в любом народе крайне
редко: это — дар природы. Но то, как обращались с этим природным даром на
протяжении нескольких последних лет и как буквально разбазаривали его в
зависимости от того, насколько люди, наделенные этим даром, отвечали тем или
иным политическим требованиям времени, является отнюдь не актом мудрости, а
актом исключительной политической близорукости и слепоты. Великий процесс
излечения, который стал необходимым для нашей науки, снова начинает вызывать
к себе глубокое благоговение и признание народа. Только тогда, когда будут
созданы внешние предпосылки, то есть достаточное финансовое обеспечение, и
внутренние предпосылки, то есть полное уважение к ученым и благоговение перед
этим профессиональным сословием, мы сможем надеяться, что наше молодое
поколение выделит из своей среды людей, одаренность и таланты которых
позволят им обратиться к трудной профессии ученого. Ведь неудачи прошлого
действуют отпугивающе весьма непродолжительное время.
* * *
Настоящая статья составлена по материалам бесед с многочисленными учеными и
экспертами самых различных областей науки.
[356]
Ганс Керль
Военная экономика и военная промышленность
В начале первой мировой войны термин “военная экономика” почти не имел
никакого содержания и значения. Моторизация армии переживала свое
зародышевое состояние. Танки и самолеты стали настоящим оружием лишь
несколько лет спустя, в ходе самой войны. Метод окопной войны, однако, привел к
таким битвам, которые поглощали огромное количество техники. Расширение
театров военных действий вызывало необходимость создания миллионных армий,
считавшихся прежде невероятными. Огромные потери живой силы из года в год
увеличивали потребности армий в людских резервах. Тотальная блокада, почти
полностью лишившая германскую экономику возможности ввозить сырье, крайне
ограничила новые капиталовложения в производство и расход сырья на нужды
гражданского сектора.
Так, необыкновенно возросшая потребность в людских резервах и в технике вместе
с экономической блокадой положили начало новым тотальным войнам. С самого
начала первой мировой войны Вальтер Ратенау решительно указывал на огромное
значение экономического фактора для ведения войны. Когда ему наконец удалось
убедить в этом политических руководителей Германии, было уже слишком поздно.
Колоссальные достижения немецкой промышленности и попытка приспособить
военное производство к требованиям, предъявленным изменившимся характером
войны, вместе с новыми принципами руководства экономикой страны,
осуществлявшимися Ратенау с большим рвением и знанием дела, уже не могли
отвратить удар судьбы. Материально техническое превосходство противника
окончательно решило исход войны в его пользу.
Поэтому с конца первой мировой войны в Германии ни у кого не было сомнения в
том, что обязательной
[357]
предпосылкой для успешного ведения войны является
мощная военная экономика. Война в наш век охватывает весь народ и всю
экономику страны. Она стала тотальной. Первая мировая война наметила черты
будущей тотальной войны: моторизация, воздушная война, битвы с участием
огромного количества техники и максимальное использование экономических и
людских ресурсов всей страны.
Тотальная война революционизировала экономическую жизнь страны. Поэтому
теперь военная экономика не может измеряться масштабами мирного времени. Она
имеет свои собственные законы.
Военная экономика Германии в период второй мировой войны характеризовалась
следующими моментами:
1. Привлечением миллионов рабочих в вооруженные силы (во второй мировой
войне под ружьем находилось свыше 2/3 мужского населения в возрасте от 18 до
45 лет).
2. Мощным подъемом производства для удовлетворения нужд вооруженных сил и
военной промышленности.
3. Необходимостью расширения промышленных мощностей и перевода
гражданских предприятий на военное производство путем дополнительных
капиталовложений.
4. Резкой активизацией деятельности транспорта (железные дороги, автотранспорт,
флот, воздушный транспорт и т. д.) для снабжения вооруженных сил и переброски
войск при расширении сухопутных театров военных действий.