Типпельскирх К., Кессельринг А. и др. Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых
Подождите немного. Документ загружается.
управление ВВС, которое в своем развитии и методах работы пошло вопреки
советам управления вооружений своими собственными, не всегда правильными
путями.
Двенадцати отделам управления вооружений сухопутных войск было подчинено
свыше десятка экспериментальных и артиллерийско-стрелковых полигонов, среди
которых наиболее известными были Куммерсдорф, Гиллерслебен,
[325]
Пенемюнде,
Раубкаммер, Миттерзиль и Клаусдорф.
Общее руководство отделами возлагалось на войсковых офицеров, имевших
высшее техническое образование или закончивших академию генерального штаба.
Новым для этого типа офицеров было то, что перед назначением на каждую
высшую должность в аппарате управления они должны были пройти службу в
войсках в соответствии со своим званием и получить непосредственный опыт
командования. Таким образом, командование надеялось сделать офицера не только
солдатом, но и инженером и успешно разрешить постоянно растущие проблемы
ведения технической войны.
Для коренного улучшения массового производства многих предметов, в которых
нуждались вооруженные силы, главным образом боеприпасов, оказалось
целесообразным привлекать для работы в управлении опытных инженеров-
производственников и нормировщиков из промышленности. Эти инженеры
помогли разработать стандарты для выполнения всех чертежных работ и перенести
эти стандарты на важнейшие элементы военного конструирования: Общие нормы
германского промышленного стандарта (DIN) были распространены на
строительные материалы, а также на рабочие и приемочные калибры и лекала,
которыми проверяются размеры деталей. Благодаря этому вся приемка продукции
была поставлена на твердую единую основу, которая исключала всякого рода
неясности и споры.
Управления вооружений всех трех видов вооруженных сил работали в тесном
контакте с промышленностью. Связь референтов управления с изобретателями и
промышленностью часто порождала новые открытия и усовершенствования.
“Тактические требования” генерального штаба были впервые сформулированы на
совещаниях инспекторов войск с руководителями штаба. В дальнейшем они были
переданы всем управлениям вооружений, где на их основе были разработаны
соответствующие принципы конструирования новой техники. Сама же
конструкторская работа в задачи управления вооружений не входила. Группа
проектирования и испытания образцов материальной части сокращенно называлась
“испытательной” группой управления вооружений, а ее отделы получили название
[326]
“испытательных”. Управления вооружений должны были только выдвигать
проблемы, ставить технические задачи, подыскивать подходящие формы и
конструкторов и при изготовлении конструкций оказывать помощь и давать советы
лишь в том случае, когда конструктивно-технические соображения ученых и
инженеров требовалось привести в соответствие с военными нормами.
Представленные управлению образцы новых типов оружия испытывались на
экспериментальных и артстрелковых полигонах с применением современных
измерительных приборов. Затем образцы отсылались обратно с соответствующими
указаниями и вновь представлялись на испытания, пока, наконец, не отдавалось
распоряжение о принятии их на вооружение и не делался первый заказ
промышленности.
В деле военно-технического планирования и в вопросах распределения заказов в
промышленности первыми помощниками и советчиками всегда были
многочисленные промышленные тресты и компании. Все комиссии и комитеты,
создаваемые управлениями вооружений, а позднее министерством боеприпасов для
руководства исследовательской работой и производством вооружения, отлично
работали до тех пор, пока в них сотрудничали и осуществляли контроль
представители вооруженных сил. В связи с этим следует сказать несколько слов и о
министерстве боеприпасов.
Руководство и организация военной промышленности
С годами между генеральным штабом, инспекциями родов войск, управлениями
вооружений и военной промышленностью выработался тот четкий рабочий ритм,
благодаря которому выполнение многочисленных заказов по производству
вооружения проходило без всяких осложнений, начиная с момента постановки
задачи на проектирование и до отправки готового оружия в войска.
Однако в вышестоящих органах в системе вооруженных сил и в штаб-квартире
Гитлера вопрос о военной технике был самым запутанным и не обнадеживающим.
Еще до начала войны в главном штабе вооруженных сил слишком мало заботились
о правильном решении основных военно-технических задач. В течение многих лет
начальник управления
[327]
вооружений генерал Беккер боролся за создание
небольшого оперативного штаба для общего руководства всеми тремя
управлениями вооружений. К осознанию необходимости такого органа он пришел
после того, как сам убедился в пагубности таких ошибок, какие были допущены
еще во время первой мировой войны. Все, кого непосредственно затрагивало
создание подобного органа, то есть три главнокомандующих видами вооруженных
сил. главный штаб вооруженных сил и представители военной промышленности,
были против него. потому что надведомственное положение этого штаба отчасти
ограничивало их сферу власти. В конце концов высшим инстанциям пришлось все
же согласиться с неоспоримыми аргументами генерала Беккера. В апреле 1940 года
главнокомандующие сухопутных сил, авиации и флота дали свое согласие и Гитлер
подписал организационный приказ. Однако вечером того же дня он вновь отменил
его. На него, по-видимому, повлияло заявление одного из воротил немецкой
военной промышленности, утверждавшего. что промышленность не нуждается в
военном руководстве и сможет дать армии гораздо больше военных материалов и
вооружения, если в своих действиях она никем не будет стеснена. Генерал Беккер
воспринял отмену приказа как личное оскорбление и покончил жизнь
самоубийством. Таким образом, немецкая инженерно-техническая служба потеряла
своего начальника прежде, чем он занял свой пост. Преемник Тодта в министерстве
боеприпасов Шпеер предоставил комитетам соответствующих отраслей военной
промышленности слишком большие полномочия в руководстве военной
индустрией. Отсутствие необходимого влияния при решении жизненно важных
вопросов производства вооружения и оснащения армии причинило войскам
немалый ущерб. Министерство боеприпасов с его почти неограниченными
полномочиями, за получение которых управления вооружений армии, авиации и
флота тщетно боролись в течение многих лет. мобилизовало все силы германской
экономики, наладило выпуск огромного количества военных материалов и
поддерживало его на высоком уровне до самого конца войны. Но его основным
недостатком было то, что наряду со многими энергичными и способными людьми
на важнейшие посты в министерстве проникали и неправильно направляли
самоотверженный труд немецких
[328]
рабочих и инженеров некоторые
политические выскочки, не имевшие даже элементарных знаний дела. Попытка
передать руководство всей военной промышленностью невоенным людям
оказалась как в целом, так и особенно в отношении развития оружия, ошибочной.
Заключение и выводы
До первой мировой войны ни генералы, ни солдаты не уделяли достаточного
внимания вопросам военной техники и развитию оружия. Когда летняя кампания
1914 года закончилась на Западном фронте безрезультатно и потрепанные армии
воюющих сторон стали закапываться в землю, на помощь войскам для усиления их
боевой мощи была призвана техника. Именно тогда немецкое верховное
командование впервые обратило внимание на развитие военной техники как на
одно из основных средств ведения войны. Тактические требования и связанные с
ними новые виды оружия в соответствии с создавшейся обстановкой
ориентировались по преимуществу на позиционную войну. Лишь к концу первой
мировой войны начал проявляться интерес к такому оружию, которое сулило успех
в маневренной войне.
В последующие годы мирного развития Германия и Англия стали выдвигать эти
требования на первый план.
Мотор в автомобиле, в танке и самолете, а также электромагнитные волны,
используемые для проводной связи и радио, позволили сухопутным, морским и
воздушным силам вести во второй мировой войне крупные молниеносные и четко
организованные операции и дали возможность нашим танковым армиям в первые
годы войны одерживать одну победу за другой. Однако немецкая авиация очень
скоро потеряла свое превосходство, проиграв воздушную битву за Англию, потому
что истребительной авиации было уделено меньше внимания, чем
бомбардировочной. Для сухопутных же войск роковой час пробил в Сталинграде,
потому что Гитлер, как и в воздушной войне, своими безрассудными планами,
вытекавшими из недооценки сил противника, слишком истощил свои войска.
Союзники все больше и больше завоевывали господство в воздухе как на фронте,
так и над самой Германией. Их
[329]
стратегическая авиация причиняла немецким
городам страшные разрушения и терроризировала население. Однако сломить дух
сопротивления немецкого населения она не смогла. Ни террор, ни месть не могли
повлиять на исход войны. Эти методы, свидетельствующие о вырождении
стратегии союзников, лишь увеличивали число невинных жертв и раздували
ненависть. С другой стороны, планомерное разрушение тех немецких городов, в
которых производились бензин, синтетический каучук и взрывчатые вещества,
Подорвали жизненную основу военной мощи Германии. Но несмотря на
постоянные воздушные налеты и оккупацию союзниками части территории
Германии, военная промышленность, производящая оружие, боеприпасы и прочее
снаряжение, продолжала работать на поразительно высоком уровне благодаря
тому, что производство было стандартизировано и типизировано, а заказы
распределялись по предприятиям, рассредоточенным далеко друг от друга.
Производство ракетного оружия, порученное отдельным специальным фирмам,
сильно сократилось к концу войны из-за усилившихся бомбардировок с воздуха.
Снабжение войск было нарушено только тогда, когда воздушные налеты и
наступление армий союзников совершенно парализовали весь транспорт страны.
Актов саботажа на военных предприятиях, несмотря на широкое использование
иностранных рабочих, было удивительно мало, и большого влияния на ход войны
они не оказывали. Слухи о том, что саботаж в военной промышленности
способствовал общему поражению Германии, не соответствуют действительности.
Последняя фаза войны проходила в условиях огромного материально-технического
превосходства западных союзников. Их танковые армии постоянно
поддерживались мощной тактической авиацией, действовавшей почти
беспрепятственно. Русские армии были сильно моторизованы за счет
американского транспорта, что позволяло им осуществлять глубокие вклинения,
оперативно используя каждый прорыв немецких позиций, обороняемых слишком
слабыми и уставшими от боев соединениями. Исход второй мировой войны был в
конечном счете решен массовым применением моторов. Из трех новых важнейших
видов оружия второй мировой войны — реактивных снарядов, радарных установок
и атомных бомб — большое влияние на ход
[330]
войны оказала только радарная
техника. Ракетное оружие произвело столь же малый эффект, как и атомная бомба,
которая нанесла уже фактически побежденной Японии последний удар и этим
самым ускорила ее падение, подобно тому как “танковый ужас” в 1918 году явился
причиной поражения и без того сильно потрепанной германской армии.
Опыт второй мировой войны в области развития и использования военной техники
сводится в основном к следующим важнейшим положениям:
1. Пехота настолько уступает механизированным войскам в огневой силе и
подвижности, а бронетанковым войскам также и в сопротивляемости огневым
средствам, включая сюда и атомное оружие, что она может использоваться теперь
только на второстепенных театрах военных действий. Кавалерию в современной
войне вообще невозможно применять. Если пехота используется на главных
театрах военных действий, то она должна быть механизирована, должна иметь
небольшую броневую защиту и оружие, отличающееся большой
скорострельностью. Вести бой пехота будет прямо с машин. Спешенная, она будет
действовать преимущественно ночью, в лесу, в болотистой местности и в горах,
причем она будет больше обороняться, чем наступать. Этому должны
соответствовать ее вооружение и оснащение. В ночном бою особенно большое
значение будет придаваться инфракрасному освещению.
2. Ядром сухопутных войск в будущем явятся танки и моторизованные соединения.
Все машины должны быть бронированными и иметь гусеничный ход.
3. Артиллерии необходимы надежно защищенные броней от огня танков
противника самоходные установки для ведения кругового обстрела, а также новая
система управления огнем, которая сделает возможной максимальную
концентрацию огня с любых позиций и с хода в самый кратчайший срок.
Эффективность огня артиллерии, особенно тяжелых орудий, значительно
повысится благодаря применению электрических дистанционных взрывателей.
Тяжелую и сверхтяжелую артиллерию заменит атомная артиллерия.
4. Противохимическая оборона должна рассчитывать на появление новых боевых
отравляющих веществ и быть готовой к защите людей и материальной части от
радиоактивных
[331]
излучений. Зона действительного поражения атомных
снарядов, которая в сто с лишним раз превосходит зону действительного
поражения обычных снарядов, принуждает войска к соответствующему
рассредоточению на марше и в бою до момента вклинения их в оборону
противника.
5. Противотанковая оборона будет по-прежнему стоять в центре внимания всех
войск, и особенно пехоты. До сих пор еще отсутствуют надежное средство
ближней противотанковой обороны и легкий подвижный танк-истребитель.
Разрешить эту проблему могут снаряды кумулятивного действия для стрельбы из
реактивных минометов и безоткатных орудий. Кроме того, большое значение
приобретут и управляемые на расстоянии небольшие ракетные снаряды.
Опаснейшим противником танков во второй мировой войне был также и
низколетящий самолет с ракетами. Во время последней войны применялись только
такие средства противотанковой обороны, которые были рассчитаны на прямое
попадание. Между тем с появлением атомного оружия и напалмовой бомбы стали
известны новые средства борьбы с танками, которые уничтожают танки на
расстоянии нескольких сотен метров. В связи с этим возникает задача защитить
танки от этого вида оружия.
6. Глубоким изменениям подвергнется и противовоздушная оборона. Для
отражения низколетящих самолетов придется применять легкие многоствольные
автоматические пушки с очень высокой скорострельностью и большой скоростью
полета снаряда. Для борьбы с самолетами, летящими на средних и больших
высотах, будут применены управляемые на расстоянии и самоуправляемые
реактивные снаряды, которые начнут все больше и больше вытеснять зенитную
артиллерию. Постоянное круговое наблюдение при помощи радаров за всем
воздушным пространством страны и по возможности за пределами собственных
границ будет еще больше, чем до сих пор, служить основой для противовоздушной
обороны и защиты от управляемых на расстоянии беспилотных снарядов.
Организация обороны должна будет предвидеть все попытки противника нарушить
систему оборонительных мероприятий и принять надлежащие меры по
обеспечению своей работоспособности. Управляемые на расстоянии и
самоуправляемые ракетные
[332]
и реактивные снаряды, в частности снаряды,
снабженные радиовзрывателями, будут иметь большое значение в качестве средств
противовоздушной обороны и в качестве артиллерии сверхдальнего действия. Они
полностью заменят оперативную авиацию, расширят район воздушных операций и
в то же время обеспечат атакуемому самолету надежное средство защиты.
Во всех этих видах оружия не исключено применение атомных зарядов.
7. Действие атомного оружия может быть значительно ослаблено при помощи
устройства сравнительно простых подземных убежищ. В связи с этим особое
значение приобретают зоны постоянных укреплений. В этих зонах противник
может быть временно остановлен. Если же он станет оборудовать исходные
позиции для прорыва укрепленных зон или захочет обойти их, то сам окажется
весьма удобной мишенью для атомного оружия.
8. Очень вероятно, что в будущем возрастут значение и масштабы воздушно-
десантных и амфибийных операций. Современная техника постарается
использовать здесь все свои возможности. Некоторые иностранные армии уже
располагают такими средствами, другие добились значительных успехов в их
развитии. Поскольку состояние военной техники неполно освещается в
периодической и другой литературе, в оценку возможной военной обстановки
следует включать и те направления, которые только что наметились в развитии
вооружений, и приблизительные темпы, с которыми новые виды оружия будут
совершенствоваться. Подлинного превосходства своего оружия добьются только те
вооруженные силы, которым удастся использовать новое оружие в самом начале
войны или уже в ходе войны внезапно применить его в достаточно большом
количестве. Наглядным примером последнего может служить появление русских
танков Т-34 и “ИО”. То же самое можно сказать и о радарной установке англичан,
и об атомной бомбе американцев, и о немецкой кумулятивной мине замедленного
действия, и о первых ракетных и реактивных снарядах. Превосходство какой-либо
страны в военной технике может и в мирное время иметь большое международное
политическое значение, как это случилось, например, с атомным оружием.
[333]
В то время, когда писалась эта статья — 20 июня 1953 года , — в нью-йоркской
тюрьме были казнены супруги Розенберг. Одновременно в главных городах
Западной Европы коммунисты организовали движение протеста. Чудовищная
измена — выдача важнейших военных секретов, касающихся атомной бомбы, —
нашла свое запоздалое искупление. Президент Эйзенхауэр, отклоняя последнюю
просьбу о помиловании, заявил: “Я могу только сказать, что Розенберги своими
действиями усилили возможность возникновения атомной войны и, может быть,
приговорили к смерти миллионы невинных людей во всем мире”.
Это событие бросает свет на никогда не прекращающуюся и охватывающую весь
мир тайную борьбу, которая ожесточенно и упорно ведется за превосходство в
военной технике. При известных обстоятельствах эта борьба может решать судьбу
мира и предопределять исход любой будущей войны.
Соблюдение военной тайны, над чем Запад любит посмеяться, имеет
исключительно серьезное значение, так как оно гарантирует народу безопасность
существования.
В настоящее время у Германии связаны руки. Она не может обороняться. Боевые
качества немецких дивизий признаны во всем мире. Германия имеет также целый
ряд талантливых ученых-исследователей, инженеров и техников, которые
накопили во время прошлой войны большой опыт и знания. Для того чтобы
действительно обеспечить коллективную безопасность в Европе, не следовало бы
забывать про этот в основном еще не использованный духовный капитал.
Ракетное оружие дальнего действия и реактивные самолеты, районы действий и
оперативные базы которых опутали всю Землю и сделали близкими самые
отдаленные части света, значительно сократили расстояния на земном шаре.
Затраты на исследование, усовершенствование и производство современных
решающих видов вооружения возрастают до астрономических цифр. Их могут
позволить себе только автаркические мировые державы.
Европейские национальные государства уже не в состоянии самостоятельно
решать эти задачи. Это означает, что они теряют способность обороняться
независимо от других государств, то есть теряют свой суверенитет.
[334]
Современные средства массового уничтожения (атомное оружие, напалмовые
бомбы и др.) создают для европейских государств с их высокой плотностью
населения, сильной концентрацией промышленности и близким расположением
источников сырья очень большую угрозу. Европа может защитить себя от этой
смертельной опасности только в том случае, если она объединится, и чем раньше
это произойдет, тем лучше для нее.
Все эти соображения не имеют ничего общего с “воинственностью”. Европа,
поставленная своими братоубийственными войнами на край гибели, больше, чем
всякий другой континент, нуждается в мире, в настоящем длительном мире. Ее
раздробленность, как показывают последние годы, не может быть ликвидирована
сегодня или завтра, — ее можно будет преодолеть только в процессе исторического
развития. Но чтобы выиграть для этого время, ей нужна полная гарантия Мира.
Только тогда она сможет — и это относится прежде всего к Германии — из
игрушки, из объекта политики других государств снова стать действующим
субъектом, для которого мир является первейшим условием, чтобы сохранить то
небольшое, что у него еще осталось.
ЛИТЕРАТУРА
Deutsсh Fr. W., Waffenlehre, E. S. Mittler and Sohn, 1938.
Dornberger W., V-2, Der Schuss ins Weltall, Bechtle Verlag, Esslingen.
Muther, Das leichte Gerat der Artillerie. “Nauticus 1953”, E. S. Mittler and Sohn.
[335]
Расцвет и упадок германской науки в период Второй мировой войны
Исследование есть фундамент технического превосходства над противником.
Исследование есть основа для всемирного соревнования.
Проф. П. Тиссен
С тех пор как последние мировые войны разрушили старую форму “героического
сражения” между воинами и заменили ее “войной моторов”, а солдат стал
“ожидать своего часа” под шквалом ураганного огня, с тех пор как стало
достаточно лишь нажать кнопки, открывающие бомбовые люки, чтобы
моментально исчезли в пожаре и дыму памятники веками создававшейся культуры,
с тех пор как атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, доказали, что
одним ударом можно уничтожать сотни тысяч ни в чем не повинных людей, с тех
пор, наконец, когда самоуничтожение человечества в современной атомной войне
стало теоретической возможностью, можно с уверенностью сказать, что техника в
корне изменила и формы и весь характер войны. Но в основе всякой техники лежит
наука, больше того, техника — это сама наука. А это значит, что ход современной
войны и, следовательно, судьбы ведущих ее народов решающим образом зависят
от научных достижений и от потенциальных возможностей народов в области
техники.
Старинная поговорка “В войне молчат музы”, под которой, кроме всего прочего,
подразумевается и ослабление духовной деятельности народа, в наш век
совершенно неуместна. С лихорадочной поспешностью и максимальным
напряжением сил ведутся работы в лабораториях и исследовательских институтах
воюющих сторон, чтобы не только нейтрализовать технический прогресс
[336]
противника за счет создания новых видов вооружения, но и превзойти его, что в
свою очередь является для противника импульсом к новым изысканиям. Таким
образом, современная война с точки зрения роста технических возможностей
является неким подобием маятника, который с каждым взмахом поднимается на
еще большую высоту. Такое явление наблюдается не только в области техники. В
век идеологической борьбы и борьбы взглядов и мировоззрений решающее
значение имеет также и то, какое идеологическое оружие и какие силы могут
вызвать подъем во всех областях науки. Поэтому “Итоги второй мировой войны”
не могут быть написаны без того, чтобы все функции науки в этой эпохе остались
неосвещенными.
Подводная война Германии против Англии и Америки, начавшаяся так
эффективно, фактически была сведена на нет превосходством противника в
радиолокационной технике, которое буквально парализовало усилия
самоотверженных и храбрых немецких подводников. В воздушной битве за
Англию технические данные германских истребителей оказались недостаточными
для того, чтобы надежным образом защитить свои бомбардировщики. Когда
впоследствии на экранах радаров противника, несмотря на темную ночь, туман и
облака, стали различимы очертания городов и искомых целей, противовоздушная
оборона германского жизненного пространства потеряла всякий смысл, а немецкая
авиация, несмотря на все мужество ее солдат и офицеров, все более и более сдавала
свои позиции.
На основании изучения всех этих событий возникает роковой вопрос: оправдала ли
себя в этой войне германская наука? По окончании войны, по самым осторожным
подсчетам, победителями было конфисковано 346 тыс. германских патентов.
Результаты исследований в промышленности и во всех государственных и даже
частных научно-исследовательских учреждениях были изъяты у их хозяев и
исчислялись не количеством страниц, а количеством тонн, да! да! — тонн, как о
том заявляла американская центральная научно-исследовательская станция Райт-
филд (штат Огайо), вывезшая из Германии “безусловно самое значительное
собрание секретных научных документов” общим весом в 1,5 тыс. т.
[337]
Проделав анализ всех захваченных материалов и осуществив многие идеи,
содержавшиеся в них, американские специалисты, по их собственному признанию,
“продвинули американскую науку и технику на годы, а в некоторых случаях на
целое десятилетие вперед”.
Австралийский премьер-министр Чифли, выступая по радио в сентябре 1949 года,
сказал, что польза, которую Австралии принесли 6 тыс. доставшихся ей при
дележке патентов и перемещение в Австралию 46 немецких специалистов и
ученых, совершенно не поддается выражению в денежных величинах.
“Австралийские промышленники, — заявил он, — в состоянии с помощью
немецких секретных материалов поставить свою страну в области техники в число
самых передовых стран мира”.
Если, таким образом, оценка достижений немецкой науки может быть столь
противоречива, то есть, с одной стороны, опускаться до причины поражения
Германии в войне, ас другой — подниматься до огромных высот, вызывая
восхищение даже у самых высокоразвитых противников, значит, деятельность
немецких ученых-исследователей во второй мировой войне не может быть
приведена к какому-то общему простому знаменателю, а должна рассматриваться
как разносторонний и всеобъемлющий комплекс научных связей. И действительно,
в ту эпоху немецкая наука находилась не в каком-то определенном устойчивом
состоянии, а в постоянном и до некоторой степени даже драматическом,
противоречивом развитии. Поскольку от тех лет не осталось ни документов, ни
самих ученых, разбросанных теперь по всему свету, составить полную картину их
деятельности не представляется возможным.
Поэтому сейчас можно говорить только о некоторых наиболее характерных чертах
немецкой науки того времени. Немецкий ученый той эпохи жил замкнуто,
интересуясь только своей наукой и не ввязываясь ни в какую политику, не думая
ни о государстве, ни об общественности. “Аполитичный немецкий профессор” стал
той символической фигурой, которая часто появлялась на страницах немецкой и
зарубежной печати в самом карикатур ном виде. В связи с этим напрашивается
встречный вопрос: что могло заинтересовать немецкого ученого в политической
жизни того времени? Германия не имела вековых национальных
[338]
традиций, как
например Франция. Германия никогда не шла по пути империалистического
развития, как Англия. Она была неоднородным конгломератом мелких государств,
не объединенных ни внешней, ни внутренней политикой. Когда в период между
двумя мировыми войнами к власти пришел национал-социализм, “аполитичный
немецкий интеллигент” предпочел укрыться в своей норе, чем выступить с каким-
либо протестом. Новому режиму, однако, было не по себе, что такая большая и
нужная ему профессиональная категория оставалась нейтральной по отношению к
новому государству. Поэтому развернулась пропаганда, направленная против
“интеллигентов” и “высокомерных академиков”.
Национал-социалистская партия в то время стремилась перетянуть рабочего на
свою сторону. Она старалась освободить его от марксистских традиций и сделать
его националистом. Но это было нелегко, потому что классовое самосознание уже
прочно укоренилось в среде рабочих. Тогда партия прибегла к более простому
средству. Сословие “академиков” и “интеллигентов” стали поносить на всех
перекрестках. Многочисленные партийные ораторы вплоть до самого начала войны
не пропускали ни одного случая, чтобы не ругнуть ученых. Так, например,
государственный деятель Роберт Лей, выступая на большом собрании рабочих
военной промышленности, иллюстрировал свою мысль таким “ярким примером”.
“Для меня, — говорил он, — любой дворник гораздо выше всякого академика.
Дворник одним взмахом метлы сметает в канаву сотни тысяч бактерий, а какой-
нибудь ученый гордится тем, что за всю свою жизнь он открыл одну-единственную
бактерию!”.
Если мы сравним отношение к ученому и его работе у нас и в других странах, то
получится следующая картина. В то время как другие государства придают
развитию науки и техники огромное значение и связывают с ним судьбу и
существование своих наций, Германия в этом отношении делала и делает слишком
мало. Последствия этого мы ощущаем вплоть до сегодняшнего дня. Руководители
нашего государства смотрели на науку как на нечто их не касающееся. Это видно
хотя бы из того, что самый незначительный из всех германских министров — Руст
— был министром
[339]
науки. Характерно, что этот “министр науки” за всю войну,
которая больше, чем все другие, была войной техники. ни разу не был на докладе у
главы-государства. Да и сам Гитлер разговаривал с ведущими деятелями науки в
последний раз в 1934 году. когда у него на приеме был Макс Планк, просивший
разрешить своим коллегам евреям продолжать начатые ими крупные научно-
исследовательские работы.
После 1933 года в результате “проверки мировоззрения” из высших учебных
заведений Германии было уволено 1268 доцентов.
Сложившаяся ситуация наглядно показывает, что в “государстве фюрера”, которое
насильно подчиняло себе даже самые приватные области жизни, не было создано
настоящей всеобъемлющей, планирующей в государственном масштабе научной
организации, которая возглавила бы всю исследовательскую работу. На деле
имелось лишь множество частных учреждений, работавших каждое ъ своей
области и, в сущности, независимых друг от друга. Координации в их работе не
было почти никакой. Если такое положение еще можно допустить в мирное время,
то в современной войне оно должно привести к самым роковым последствиям.
Отсутствие единства в науке
В Германии существовал большой научный сектор в системе высших учебных
заведений, к которому принадлежали университеты и высшие технические
учебные заведения. Сюда же входили и 30 научно-исследовательских институтов
Общества кайзера Вильгельма. Эти учреждения организационно подчинялись
министерству науки, воспитания и просвещения. В этой сети, охватывавшей
тысячи ученых, имелся свой научно-исследовательский совет, который состоял из
представителей различных областей науки (физики, химии, горного и литейного
дела. медицины и т. д.). Каждый член совета являлся руководителем определенной
группы ученых одного профиля и должен был направлять планирование и научно-
исследовательскую деятельность этой группы.
Наряду с такой учебной научно-исследовательской организацией существовала
совершенно независимая
[340]
промышленная научно-исследовательская
организация, или, как ее иначе называли, сектор, огромное значение которого стало
ясно вообще только после того, как победители в 1945 году присвоили себе
результаты его научно-исследовательской работы. Сюда относились лаборатории
крупных промышленных предприятий, например концернов Фарбениндустри,
Цейсса, Сименса, Всеобщей компании электричества, Осрама, Телефункена и др.,
которые, располагая крупными собственными средствами,
высококвалифицированными специалистами и аппаратурой, отвечающей
современным техническим требованиям, могли работать с большей
производительностью, чем институтские лаборатории, не имевшие зачастую самых
необходимых средств, чтобы осуществлять свои изыскания. Научно-
исследовательская организация промышленности была независимой, не нуждалась
в помощи какого-либо министерства, государственного научно-исследовательского
совета или других ведомств, занимающихся вопросами контингентов. Эта
организация работала для себя, и при этом — за закрытыми дверями. Следствием
этого было то, что ученый-исследователь какого-либо высшего учебного заведения
не только ничего не знал, но даже и не подозревал о тех исследованиях, открытиях
и усовершенствованиях, которые производились в промышленных лабораториях.
Так получалось потому, что любому концерну было выгодно из соображений
конкуренции хранить изобретения и открытия своих ученых в тайне. В результате
знания текли не в общий большой котел и могли принести для общего дела лишь
частичный успех.
Третьей крупной научной организацией был научно-исследовательский аппарат
вооруженных сил. Но и этот аппарат был не единым, а опять-таки расколотым на
части, разбросанные по отдельным видам вооруженных сил. Люди, понимавшие
революционную роль науки и техники в современной войне и требовавшие
единого руководства научно-исследовательской работой и работой по
усовершенствованию, настаивали на том, чтобы общее руководство осуществлял
генеральный штаб, но перевеса они не получили. При реорганизации вооруженных
сил оказалось, что каждый вид вооруженных сил — армия, авиация и морской флот
(а позднее даже и отряды SS) — создал свое собственное управление вооружений.
Так возникло управление
[341]
вооружений сухопутной армии со своими
собственными исследовательскими учреждениями и опытными полигонами; так
появился при главном командовании ВМФ самостоятельный отдел исследований,
усовершенствований и патентов; так было создано техническое управление при
главном командовании ВВС с хорошо оснащенными научно-исследовательскими и
испытательными станциями в Геттингене, Адлерсгофе
{98}
, Брауншвейге,
Оберпфафенгофене (близ Мюнхена), Айнринге и других городах.
Известный приказ Гитлера о неразглашении тайн и секретов, изданный в начале
войны и разрешавший отдельному человеку знать только то, что касалось его
непосредственно, а также, выражаясь осторожно, “благородная” борьба за
первенство между видами вооруженных сил способствовали тому, что отдельные
области исследования все больше и больше изолировались друг от друга, ухудшая
этим общее положение дел в науке. Ученым в лабораториях высших учебных
заведений было почти невозможно получить информацию даже о самой
незначительной части научных и экспериментальных работ, проводившихся в
аппарате вооруженных сил. Отдельному исследователю высшего учебного
заведения была вверена лишь маленькая частица всей мозаики, отнюдь не
дававшая ему представления об общей картине развития. От этих исследователей
можно было часто слышать такую фразу: “Мы блуждаем в потемках, мы знаем
слишком мало из того, что нам нужно знать. Мы не имеем представления о том, где
у нас недостатки”.
Но это еще не все. Наряду с исследовательскими секторами высших учебных
заведений, промышленности и вооруженных сил имелся еще целый ряд частных,
самостоятельных исследовательских учреждений. Из их числа упоминания
заслуживают только исключительно хорошо оснащенные институты имперской
почты, которые занимались не только усовершенствованиями в области техники
связи на Дальних расстояниях, но и уделяли много внимания вопросам ядерной
физики, проблемам инфракрасных лучей, электронной микроскопии и множеству
других важных в военном отношении областей науки.
[342]
Читая эти строки, всякий задает себе вопрос: имелась ли хотя бы одна такая
инстанция, которая обобщала результаты исследований всех научных секторов,