Сохор А.Н. Бородин А.П

Подождите немного. Документ загружается.

в Петербурге в концерте во время пасхи.* «Симфо-

нию Бородина Вам вышлют,— отвечал от имени

Н. Рубинштейна Чайковский.— Очень жаль, что не

придется ее слышать».®"

Все это показывает, что исполнение симфониче-

ского первенца Бородина превратилось в важное

музыкально-общественное событие. Большую роль

оно сыграло и в творческой судьбе Бородина. Ведь

с этим произведением он впервые предстал перед

публикой как композитор

и притом сразу как ав-

тор симфонии — одного из самых первых в русской

музыке образцов этого монументального жанра. Не-

ожиданный для Бородина успех симфонии принес

ему уверенность в своих творческих силах, под-

твердил правильность избранного им пути и — что

было особенно важно — окончательно решил мучив-

ший его вопрос: имеет ли он основания и моральное

право заниматься композиторским творчеством в

ущерб научной и общественной деятельности?

Вскоре же после 4 января 1869 года Бородин при-

ступил к работе над Второй симфонией. Одновре-

менно он настойчиво искал сюжет для оперы, ата-

куя Стасова и заявляя тому, что «оперу ему теперь

больше бы хотелось сочинять, чем симфонию».®' На-

конец, 20 апреля он решил писать оперу на сюжет

«Слова о полку Игореве», предложенный ему Ста-

совым.

Так Бородин вступил на арену публичной му-

зыкальной деятельности. В его жизни и творчестве

начался новый период.

* Это исполнение не состоялось, так как 27 апреля

1869 г. Балакирев был отставлен великой княгиней Еленой

Павловной от руководства концертами РМО.

** «Богатыри» остались для слушателей «безымянной»

оперой, а первое публичное исполнение камерного произве-

дения Бородина состоялось лишь 30 марта 1869 г., когда

певица А. А. Хвостова спела в концерте РМО его романс

«Сказка» («Спящая княжна»).

л а в а III

РАСЦВЕТ

(1869—1877)

Весной 1869 года Бородину шел 36-й год. В этом

возрасте люди науки и искусства приступают обычно

к свершению главных дел своей жизни, и в биогра-

фии многих годы, непосредственно следующие за

35-летием, выделяются как самые плодотворные,

знаменующие расцвет деятельности.

Так произошло и у Бородина. 7—8 лет после

1869 года — до первого исполнения Второй симфонии

и поездки в Иену и Веймар — были в его жизни

наиболее насыщенными, принесли особенно богатые

плоды. Это — время завершения его крупнейших

химических исследований, организации Женских

врачебных курсов, горячего участия в творческой

жизни Могучей кучки, создания Второй симфонии,

капитальных частей «Князя Игоря» и «Млады»,

ряда романсов, Первого квартета...

Бородин вступил в этот период полным жизнен-

ных сил. Судьба и теперь не обделила его заботами

и тяготами. Напротив, их стало еще больше. Его

письма пестрят жалобами на занятость массой дел,

на обилие обязанностей, на нехватку времени.

«У меня нынче самая лихорадочная деятельность и

самая разнообразная: некогда, что называется, носу

вытереть. Зато просто не вижу, как время идет.

Придет суббота — удивляешься, куда это неделя де-

валась; все кажется: вчера был понедельник»,— пи-

180

щет Бородин жене в октябре 1869 года (I, 153—154).

«Сильно трепюсь * и физически, и нравственно»

(I, 192), «время для меня проходит ужасно скоро»

(I, 216) — много таких и подобных замечаний в его

переписке этих лет.

Особенно трудно приходилось Бородину в начале

учебного года, в конце календарного года и перед

летними вакациями. «Ваше милое и теплое письмо...

застало меня в эпоху самой лихорадочной акаде-

мической деятельности,— сообщает он Л. И. Карма-

линой в июне 1875 года.— Под конец учебного года

я так завален всякими комиссиями, комитетами,

экзаменами, диссертациями, отчетами, лаборатор-

ными работами и проч., что совершенно непригоден

для дружеской переписки. В эту эпоху я вполне на-

поминаю того Фрэнсиса в одной из хроник Шекс-

пира, который на все вопросы способен отвечать

только: „Сейчас! сейчас!"» (II, 107).** Это — не про-

стая отговорка ради того, чтобы оправдаться е за-

держкой ответа (бывало, что Кармалиной !^родин

отвечал с опозданием на год!). Точно такие же жа-

лобы, с перечислением тех же нагрузок в конце

года, встречаются в письмах композитора жене и

другим близким. «Служили, служим, будем слу-

жить— вот девиз настоящего времени у нас»,— пи-

шет он (I, 275).

Нелегким было и материальное положение. Жа-

лованье постепенно увеличивалось,— но в еще боль-

шей степени росли расходы: на помощь родствен-

никам, воспитанницам, друзьям, студентам... На

себя же Бородин тратился в последнюю очередь.

Поэтому шитье нового костюма становилось со-

бытием (причем заказчик, по собственным словам,

торговался с портным «изо всех кишек»), а новая

шинель была сделана лишь тогда, когда оказалось,

что «прежняя до срамоты неприлична,— просто

стыдно днем ходить по улице» (I, 323).

* Так в оригинале.

** Упоминаемый здесь Фрэнсис (Франсис) — трактир-

ный слуга, действующее лицо I части хроники Шекспира

«Генрих IV».

181

А. П. Бородин. 1870

Портрет Е. Маковской

Но в начале этого периода, как и в 60-х годах,

Бородин по-прежнему полон энергии, неутомим и

равнодушен к жизненным неудобствам и невзгодам.

«Я живу хорошо, работаю много и с толком» (1,152),

«себя чувствую теперь... хорошо, ибо въелся в дея-

тельную жизнь, которая пошла обычным колесом»

(II, 45) — так предваряет или заключает он сообш;е-

ния о своих занятиях и хлопотах. Лишь к середине

70-х годов стала ощущаться усталость, и впервые

в его письмах зазвучали нотки раздражения и го-

речи. В апреле 1875 года, рассказывая Л. И. Карма-

линой о своей жизни за предшествующий год, он

писал: «Мне в этот длинный промежуток времени

жилось всяко; более скверно, впрочем, чем хорошо»

(II, 87). А еще через два года уже откровенно по-

жаловался ей: «Мы, грешные, по-прежнему вер-

тимся в водовороте житейской, служебной, учебной

182

и ученой суеты. Всюду торопишься и никуда не

поспеваешь; время летит, как локомотив на всех па-

рах, седина прокрадывается в бороду, морщины бо-

роздят лицо; начинаешь сотню вещей — удастся ли

хоть десяток довести до конца?» (II, 122). И когда

Бородин в сентябре 1875 года узнал о производстве

его в действительные статские советники, то не-

ожиданно для окружающих зарыдал, твердя одно и

то же слово: «Старость!..»

По примеру прошлых лет основное место среди

занятий Бородина принадлежало ежедневным лек-

циям в МХА, бесчисленным заседаниям там же, ла-

бораторным работам по химии. Теперь еще к ним

прибавились лекции и практические занятия на

Женских врачебных курсах.

Много времени отнимали домашние неурядицы.

Екатерина Сергеевна продолжала болеть. Из-за

этого около двух лет (с весны 1869 до зимы 1870/71 г.)

она жила в Москве и под Москвой, не приезжая

в Петербург. Оставленный без попечения, Бородин

подолгу жил у друзей, а затем переселил к себе

мать, которая оставалась в его доме с 1870 года до

своей смерти (1873). Впрочем, состарившаяся и од-

ряхлевшая к тому времени Авдотья Константиновна

не столько могла заботиться о сыне, сколько сама

нуждалась в постоянном уходе. Нужно было также

заботиться о младших братьях — Евгении и Дмит-

рии, устраивать их на работу, а до этого — содер-

жать у себя в доме, и о малолетних воспитанницах,

тем более что Бородин опекал их как родной отец.

«В воскресенье я был у Лизутки в институте,—

рассказывает он жене о своем посещении одной из

этих воспитанниц, одиннадцатилетней Лизы Бала-

невой.* — Выходит она ко мне — вся сияние. Я сразу-

то и не сообразил, в чем дело. Оказывается, что

У ней на левом плече какой-то красный бант при-

шпилен^— знак отличия. Грешный человек, екнуло

У меня родительское сердце, и глаза (стыжусь, ей-

* Впоследствии — жена ученика Бородина А. П. Диа-

иина, мать музыковеда С. А. Дианина.

183

ей, стыжусь) покраснели — от насморка. Послеза-

втра возьму девчонку домой. Хотелось бы ее сво-

зить куда-нибудь в театр, в цирк, что ли» (II, 49).

Наконец, даже тогда, когда Бородин приходил

домой отдохнуть и поработать, его часто отвлекали

просители, знавшие о его удивительной доброте и

готовности помочь каждому нуждающемуся. «Его

неудобная, похожая на проходной коридор квартира

не позволяла ему запереться, сказаться не дома и

не принимать,— вспоминает Римский-Корсаков.—

Всякий входил к нему в какое угодно время, от-

рывая его от обеда или чая, и милейший Бородин

вставал не доевши и не допивши, выслушивая вся-

кие просьбы и жалобы, обещая хлопотать».'

Не удивительно, что даже в немногие часы до-

суга Бородин редко находил дома возможность для

творчества. С переездом к нему матери он лишился

рабочего кабинета. Самым же большим препят-

ствием был распорядок дня (вернее, суток), уста-

новленный в эти годы Екатериной Сергеевной. Луч-

шее описание его — красочное и вместе с тем вполне

точное (оно подтверждается другими источниками) —

содержится в известном отрывке из «Летописи»

Римского-Корсакова: «Екатерина Сергеевна продол-

жала хворать астмами, проводя бессонные ночи и

вставая в 11 или 12 часов дня. Александр Порфирье-

вич возился с нею по ночам, вставал рано, недосы-

пал. Вся домашняя жизнь их была полна беспо-

рядка. Время обеда и других трапез было весьма

неопределенное. Однажды, придя к ним в 11-м часу

вечера, я застал их за обедом. Не считая воспитан-

ниц, которые у них в доме не переводились, квар-

тира их часто служила пристанищем и местом но-

члега для разных родственников, бедных или при-

езжих, которые заболевали в ней и даже сходили

с ума,* и Бородин возился с ними, лечил, отвозил

их в больницы, навещал их там. В четырех комна-

* Такой случай действительно был: психически забо-

лела А. А. Александрова — жена брата Бородина, Д. С. Алек-

сандрова.

184

rjax его квартиры часто ночевало по нескольку та-

ких посторонних лиц, так что спали на диванах и

на полу. Частенько оказывалось, что играть на фор-

тепиано нельзя, потому что в соседней комнате кто-

нибудь спит. За обеденным и чайным столом у них

царствовала тоже великая неурядица. Несколько

поселившихся в квартире котов разгуливали по

обеденному столу, залезали мордами в тарелки или

без церемонии вскакивали сидящим на спину».^

В отсутствие Екатерины Сергеевны режим дня

Бородина совершенно изменялся. «Я поправляюсь

сильно здоровьем, чему немало содействует крайне

гигиенический образ жизни: встаю аккуратно в семь

часов, ложусь не позже двенадцати, обедаю дома

в три. Воздух у нас наисвежайший, потому что по-

чти целый день отворены форточки во всех окнах.

Занятия идут правильно и толково» (I, 148—149).

Так пишет он жене в Москву в сентябре 1869 года,

вернувшись без нее в Петербург. Через два года,

вновь оказавшись дома в начале академического

сезона без Екатерины Сергеевны, застрявшей в Мо-

скве, Бородин сообщает, что установил такое же

расписание, и добавляет: «И как это хорошо! Ей-

богу! .. Чувствую..., что как-то бодрее стал и здо-

ровее, не устаю до такой степени и замечаю, что

у меня пропасть времени» (I, 296). Но таких просве-

тов в жизни Бородина бывало немного. К тому же,

радуясь естественному распорядку дня, который

устанавливался без жены, он вместе с тем сильна

тосковал по ней и каждый раз мечтал о ее скорей-

шем возвращении.

Характеристика образа жизни Бородина в 70-х

годах будет неполной, если не сказать о его обще-

нии с широким кругом знакомых и друзей. Мы еще

встретимся со многими из них, когда пойдет речь

" музыкальных связях Бородина в этот период,

о его дружбе с товарищами по Могучей кучке и

другими музыкантами. Но бывали у него и встре-

с коллегами по академии, с учеными, литерато-

рами, художниками и т. п. Из его писем и воспоми-

наний современников видно, что среди его знако-

185

мых и друзей в эти годы были Н. Н. Зинин

С. П. Боткин, Д. И. Менделеев, А. М. Бутлеров'

Д. В. Стасов, литературоведы А. Н. Пыпин и В. В. Ни-

кольский, публицист и поэт-сатирик В. М. Жемчуя^-

ников (один из соавторов сочинений Козьмы Прут-

кова), в доме которого он встречался также с драма-

тургом А. А. Потехиным и некоторыми актерами,

художники И. Е. Репин, В. А. Гартман, К. Е. Маков-

ский, скульптор М. М. Антокольский и др. Довелось

ему вновь увидеться также с И. С. Тургеневым

(а несколько позднее — и вступить с ним в пере-

писку).

Встречи эти обычно занимали много времени.

Бородин увлекался беседой и музицированием, лю-

бил при этом попить чаю (однажды вдвоем с Рим-

ским-Корсаковым они между музыкой «незаметно»

выпили 2 самовара), и разговор затягивался надолго.

Нередко, забегая к друзьям «на минутку», он за-

держивался на часы, забывая, по своей рассеян-

ности, о других срочных делах.®

Общение с друзьями, конечно, отвлекало Боро-

дина от занятий, в том числе музыкальных. Но оно

в то же время, несомненно, помогало композитору:

будило его мысль, вовлекало в круг широких и раз-

нообразных (не узкоцеховых) интересов, сближало

с живыми и яркими творческими индивидуально-

стями.

Так или иначе, Бородин в 70-х годах был еще

в большей мере, чем раньше, занят всевозможными

делами, мешавшими музыкальному творчеству, для

которого по-прежнему не хватало спокойной обста-

новки, возможности сосредоточиться. Именно к этому

периоду относятся его известные высказывания (из

писем Л. И. Кармалиной) об обстоятельствах работы

над оперой «Князь Игорь»: «Дни, недели, месяцы,

зимы проходят при условиях, не позволяющих и ду-

мать о серьезном занятии музыкою. Не то что не

выберется часа два досужего времени в день,— нет!

не выберется нравственного досуга; нет возмож-

ности отмахнуться от стаи ежедневных забот и мыс-

лей, не имеющих ничего общего с искусством, кото-

186

obie родятся и кишат постоянно перед вами. Некогда

одуматься, перестроить себя на музыкальный лад,

без чего творчество в большой веш,и, как опера,

немыслимо» {II, 108). «Когда я болен настолько, что

сиясу дома, ничего «дельного» делать не могу, го-

лова трещит, глаза слезят, через каждые две ми-

руты приходится лазить в карман за платком,— я

сочиняю музыку» (II, 88).

Зато в летние месяцы Бородин с жадностью на-

брасывался на музыку. Задолго до выезда на дачу

писал он жене: «Хотелось бы мне летом при-

строиться так, чтобы иметь под рукою инструмен-

тик, хоть самый плохонький» (I, 207). Но и это не

всегда удавалось. Все же Бородин имел летом

в своем распоряжении пианино или рояль и мог за-

ниматься музыкой: в 1870 и 1871 годах, живя с же-

ною под Москвой в деревне Давыдково, в 1874 году—

в селе Рожново Владимирской губернии, в 1875 го-

ду—в Москве, в 1876 году — в селе Старая Руза не-

далеко от Москвы.* И большая часть той музыки,

что он сочинил за эти годы, возникла в летние ме-

сяцы.

К сожалению, Бородин, утомленный зимними за-

нятиями, не мог и летом работать в полную силу.

Осенью же, едва только возвращался в Петербург,

как все начиналось снова. «Теперь я дома,— писал

он 18 сентября 1874 года, на третий день по приезде

с дачи,— всецело окунулся в омут академической

жизни; экзамены, переэкзаменовки, лекции, лабора-

тория, конференции, комиссии, рапорты, донесе-

ния— все это охватило меня сразу, так что не дало

даже путем осмотреться. Но я, как полковая ло-

шадь, услышавшая трубу, навострил уши и ринулся

со свежими силами в строй академической деятель-

ности» (II, 80).

Соотношение различных интересов и занятий

Бородина в 70-е годы по сравнению с предшествую-

* Лето 1869 г. Бородины провели в имении Алябьеве

курской губ., в 1872 г. ездили за границу, в 1873 г. летний

тдых был прерван болезнью и смертью матери Бородина,

затем его поездкой в Казань на съезд естествоиспытате-

-^еи и врачей.

187

щим периодом несколько изменяется. В частности

возрастает значение общественной и педагогической

деятельности. Но по-прежнему его внимание прико-

вано более всего к науке.

Химическим исследованиям Бородин отдается

с прежним увлечением. «Пишу Вам, милая Точечка

совсем сонный, целый день работал в лаборато-

рии,— обращается он к жене.— У меня теперь весьма

счастливый период лабораторной деятельности: идет

все на лад. По этому самому я теперь в пассии ла-

бораторных работ» (I, 150). А какой радостью дышат

его письма, в которых рассказывается о вновь обо-

рудованной домашней лаборатории! Она еще не го-

това, но Бородин нет-нет да и зайдет туда взгля-

нуть «безо всякой нужды», ради удовольствия, что-

бы помечтать о будущих работах...

В конце 60-х и первой половине 70-х годов Боро-

дин продолжил и завершил главное дело своей на-

учной жизни — цикл исследований по конденсации

(уплотнению) альдегидов. Его итоги он подвел в трех

докладах, прочитанных 4 мая 1872 года в заседании

Русского химического общества. Особенный интерес

представил третий доклад, в котором сообщалось об

открытии нового химического соединения — альдоля.

Работы Бородина по конденсации альдегидов

сыграли важную роль в развитии органической хи-

мии. Историки науки характеризуют их так: «Еще

при жизни Бородина его исследования по конденса-

ции альдегидов были высоко оценены русскими хи-

миками. Но только в наше время становится ясным

огромное значение исследований Бородина в этой

области. Своими работами по альдолю Бородин за-

ложил основу широко применяющейся в настоящее

время альдольной конденсации. Достаточно вспом-

нить, что альдольные смолы, получаемые посред-

ством альдольной конденсации, нашли свое приме-

нение в различных отраслях нашей промышлен-

ности. Заменяя естественный шеллак (очищенный

вид природной индийской смолы под названием гум-

милака), альдольные смолы применяются в электро-

технической промышленности (в качестве связую-

188