Рыбаков Б.А. Язычество древних славян

Подождите немного. Документ загружается.

341

Правой рукой сеючи

955

Если две боковые фигуры трёхчастной композиции – всадницы – могут быть предположи-

тельно определены как Лада и Леля (или изображающие их в обряде женщины), то центральную

женскую фигуру естественнее всего связать с Макошью или с богиней земли. Её устремление к

небу явно говорит о существовании представлений о некоем высшем божестве, может быть, Ро-

де-Святовите, ставшем уже над двумя рожаницами, трансформацией которых следует считать

двух богинь-всадниц – Ладу и Лелю, ещё сохранивших кое-какие реминисценции своего охот-

ничьего, оленьего прошлого, но в большинстве вышивок проявляющих новую, аграрную сущ-

ность (см. рис. 135).

Среди вышивок с фигурами,

воздевшими руки к небу, особняком

стоит харузинское полотенце со

всадником, означенным мною условно

как Дажьбог.

Календарно приурочить этот

уникальный образ очень трудно; можно

только высказать несколько

предположений. Поднятые вверх руки

всех четырех персонажей должны

говорить в пользу «идеи встречи»; обилие

же солнечных дисков около трёх женских

фигур сближает эту вышивку с другой

группой, приурочиваемой к летнему

солнцестоянию именно по обилию

солнечных знаков. Однако резкое отличие

всей композиции от типичных

трёхчастных построений с женской

фигурой в центре заставляет нас

воздержаться от весенне-летнего

приурочения этого интересного сюжета.

Единственным календарным ориентиром здесь является двуголовая птичка около головы

всадника. Выше уже говорилось о том, что подобные птицы, как бы плывущие в разные стороны,

могут быть связаны с представлениями о подземном море, по которому ночное солнце плывет на

птицах с запада на восток. В данном случае птичка может свидетельствовать о зимней солнечной

фазе. Если это так, то речь может идти о новогодней встрече разгорающегося солнца, когда пелись

колядки-«овсени». Овсень (о-весень) – предвестие весны, как о-лешье, о-пушка – начало леса, пу-

щи. Овсень – новогодняя, зимняя песня, но она заглядывает и в предстоящее сельскохозяйствен-

ное лето:

Ой, авсень, ой, коляда!

– Дома ли хозяин?

– Ево дома нету, Он уехал в поле пашаницу сеять.

Сейся, пашаница, колос колосистой,

Колос колосистой, зерно зернисто

956

Всё это хорошо увязывается с солнечным Дажьбогом и не противоречит такой атрибуции

уникальной вышивки.

Со всем весенним земледельческо-скотоводческим комплексом крестьянских хозяйственных

действий и заклинательных обрядов неразрывно связаны птицы и яйца.

Приведенный выше весенний обряд «А мы просо сеяли», сопровождавшийся припевом с

именем Лады, имел интересное продолжение: после «проса» играющие по пути на холм исполня-

955

71 Аничков Е. В. Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян. От обряда к песне. СПб., 1903, ч. I, т. I, с. 89;

Фаминцын А. С. Богиня весны и смерти в песнях и обрядах славян. – Вестник Европы, 1895, июнь и июль, с. 150.

956

72 Чичеров В. И. Зимний период русского народного календаря. М., 1957, с. 128.

342

ли другую обязательную песню – «утку»:

Где-ка утка шла – тута рожь густа,

Околотистая,

Да обмолотистая.

Кузовенька овса опрокинулася,

Запрокинулася,

Замекинулася…

957

Возможно, что с кругом идей, связанных с птицами как существами, олицетворяющими вес-

ну (весенний прилет, начало носки яиц, создание птичьих семейств), соотносится обязательное

для вышивок помещение птиц в непосредственной близости к центральной женской фигуре трёх-

частной композиции и широкое пользование мотивом птиц в окружающей композицию орнамен-

тике.

Наряду с птицами в весенней обрядности повсеместно во всем славянском мире широко

применялись различные магические действия с яйцами. На протяжении всей весны происходила

раскраска яиц – «писанок», «крашенок» – и различные игры с ними. Церковный пасхальный ка-

лендарь в значительной мере заслонил архаичную сущность обрядов, связанных с яйцами, но со-

держание росписи писанок уводит нас в глубокую архаику. Здесь есть и небесные олени, и карти-

на мира, и множество древних символов жизни и плодородия. В наших музейных этнографиче-

ских коллекциях хранятся тысячи писанок, являющихся, пожалуй, самым массовым наследием

языческих представлений.

Яйца, как крашеные, так и белые, играли важную роль в весенней обрядности: выезд на пер-

вую пахоту производился «з солью, з хлебом, чз белым яйцом»; яйцо разбивали о голову коня или

пашущего вола; яйцо и печенье-крест были обязательной принадлежностью обрядов при посеве.

Нередко яйца закапывали в землю, катали по полю, засеянному житом. Яйца клали под ноги скоту

при выгоне на юрьев день, клали в воротах хлева, чтобы скот переступил через них; с яйцами об-

ходили скот и дарили их пастуху

958

Взаимозаменимость птиц и группы определенных знаков плодородия на одном и том же

центральном месте трёхчастной вышитой композиции – менаду конями и главной фигурой – в со-

четании с многочисленными обрядами, производимыми с помощью яиц в деревенской действи-

тельности, позволяет настаивать на отождествлении в этом случае знаков плодородия в виде ром-

ба или квадрата с округленными углами с ритуальными яйцами. Знаки-яйца мы видим на вышив-

ках то вместо птиц, то под ногами коней на земле; нередко рядом с этой идеограммой яйца встре-

чаются кресты, напоминая о неизменной принадлежности аграрных заклинаний – особом кресто-

образном печенье, выпекаемом заранее в средокрестную неделю великого поста

959

Обращает на себя внимание, во-первых, сочетание в вышивках знака яйца с крестом, что

совпадает с этнографическими записями; во-вторых, размещение лицевых знаков в вышивках на-

ходится тоже в согласии с этнографически зафиксированными обычаями: или у ног коней, или же

у конского лба. Обычай разбивать яйцо о лоб выведенного на первую пашню коня известен у рус-

ских, а у южных славян яйцо разбивают перед первой вспашкой о лоб правого вола

960

В русских вышивках самые причудливые сочетания лицевых знаков с крестами помещались

именно на лбах, точнее, над лбами коней. Чем объясняется такая связь конской головы с яйцом,

сказать трудно, но наличие этой связи подтверждено дважды: обычаем и ритуальной вышивкой

(см. рис. 136).

957

73 Тихоницкая Н. Н. Русская народная игра «Просо сеяли». – СЭ, 1938, № 1, с. 149.

958

74 Соколова..В. К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов XIX – начала XX в. М.,

1979, с. 112, 113, 145–148, 158, 159.

959

75 Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды…, с. 147.

960

76 Кулишиh Ш. Српски митолошки речник, с. 155.

343

Высказанные выше допущения и предположения, будучи взяты порознь, едва ли выглядят

убедительно, но, поскольку они взаимно подкрепляют друг друга, они, на мой взгляд, образуют

некую систему и обладают известной прочностью.

В итоге мы можем сказать, что все детали трёхчастной композиции с воздетыми к небу ру-

ками полностью совпали с весенней земледельческо-скотоводческой обрядностью, известной нам

по этнографическим данным. Календарное время – март – апрель.

Однако мы не можем покинуть вышивки, подарившие нам Ладу, Лелю и, может быть, Ма-

кошь, без анализа тех многочисленных орнаментальных строк, которые обрамляют главные фигу-

ры со всех сторон и содержат в высшей степени интересные сюжеты.

Обращает на себя внимание сложность орнаментальных мотивов и их повторяемость на вы-

шитых изделиях из разных мест. Возьмем те два примера с трёхчастной композицией, главные

фигуры которых мы уже разбирали выше. Один из них – полотенце, опубликованное О. С. Бубно-

вой; другой – ширинка из Каргополья, изданная Г. С. Масловой

961

Основная крупнофигурная сцена с женщиной и конями окружена в обоих случаях со всех

четырех сторон узорчатым бордюром. В бубнов-ском полотенце бордюр состоит из растительного

узора двух видов и мелких фигурок, напоминающих схему рожаницы. Каргопольская ширинка

содержит бордюр, состоящий в нижней части из птиц, а с трёх других сторон – из стилизованных

бараньих рогов.

Рассмотрим строки полотенца; над центральными фигурами вышиты четыре строки во всю

ширину полотна (на ширинке – пять). Узоры образованы из элементов, вышитых (кроме птиц) по-

переменно то вверх, то вниз головой; их объединяет плавная волнистая линия. Замысел был, оче-

видно, в том, чтобы создать впечатление непрерывности.

Основы узоров таковы.

1. Птицы.

2. Бараньи рога.

3. Бычьи или коровьи головы

962

961

77 Бубнова О. С. Вышивки, табл. II; Маслова Г. С. Орнамент…, рис. 4.

962

78 Вопрос о бычьих головах, может быть, не так прост, как он представлен здесь мною. Есть прямолинейное

344

4. Схема фигуры рожаницы.

5. Вьющееся растение (горох?) на ширинке.

Обращает на себя внимание, что строка с «бычьими» головами не единична, так как, кроме

верхнего яруса, есть подобная строка и в нижнем. В верхней орнаментальной строке головы по-

вернуты вправо, по ходу солнца, а в нижней – влево, по ходу ночного, подземного солнца. Это

можно объяснить случайностью, но на вышивках другого типа, отражающих пору летнего солнце-

стояния (см. ниже) и перегруженных солнечными знаками, исчезают все орнаментальные строки,

креме строки с бычьими головами. Возможно, что бычьи или лосиные головы в большей мере свя-

заны с солнцем и ходом солнца, чем это кажется на первый взгляд.

Все эти орнаментальные строки следует, вероятно, воспринимать как заклинание благополу-

чия скоту, мелкому и крупному (кони уже есть на главной вышивке), птице и посевам. Строка

стилизованных рожаниц в переводе с языка идеограмм на словесный должна означать нечто вроде

такой фразы: «Пусть здравствует и плодится все живое, пусть растут растения!».

На каргопольской ширинке тоже есть и бараньи рога, и бычьи морды, и рожаницы, а сверх

того ещё и вьющееся растение. Это, очевидно, «запись» о том же самом. Нижний ярус заклина-

тельных строк более полон на полотенце (8 строк), чем на ширинке (6 строк).

Разберем строки полотенца (см. рис. 134).

1. Идеограмма рожаницы.

2. Огородное растение (?).

3. Схематически показанные безрогие головы.

4. Четкая фигура рожаницы-лосихи с рогами на голове.

5. Непонятный элемент в форме древнерусской буквы «ч».

6. Рожаница-«лягушка», «головастица».

7. Бычьи морды, обращенные влево.

8. Проросшее и цветущее растение.

Бычьи морды и ростки есть и на каргопольской ширинке. Тема рожаниц представлена там не

двумя, а тремя строками, и, кроме того, на ширинке строка с птицами перенесена из верхнего яру-

са в самый низ нижнего яруса. Но во всех основных элементах обе вышивки сходны.

Орнаментальные строки, на глубокую семантику которых исследователи не обращали вни-

мания, оказались важным историческим источником, раскрывающим магическую, заклинатель-

ную сущность вышивок. Они, во-первых, дают нам довольно полный перечень просимого: круп-

ный и мелкий рогатый скот, посевы, птицы, а, во-вторых, многократно обращаются к архаичным

рожаницам, идеограммы которых, как дрожжи в тесто, вмешаны в сердцевину этих просьб, выра-

женных строками, обрамляющими центральную мифологическую сцену.

Древний обычай увешивать убрусами ветви древес придавал, с точки зрения славянина, осо-

бую силу вышитым на убрусах изображениям: крупным планом давался мифологический сюжет с

такими богинями, как Лада, Макошь, Леля, изображалось их молитвенное обращение к верховно-

му богу неба Роду-Святовиту, а мелкими, старательно вышитыми и тщательно продуманными

строками перечислялись те человеческие просьбы, которые составляли сущность магических ма-

нипуляций.

Всё это хорошо укладывается в весенний цикл молений о будущей плодовитости всех звень-

ев славянского хозяйства.

«Макушка лета».

Обратимся теперь к другой группе трёхчастных композиций, выделенной по принципу опу-

щенных рук. Мифологические персонажи здесь на воздевают рук к небу, не упрашивают верхов-

ное существо, а указывают на землю, как бы оберегая то, что уже появилось на ней. Правильность

такого толкования подтверждается отсутствием перечней просьб, заклинательно-орнаментальных

строк в вышивках этого типа. Высказанные весною просьбы уже выполнены, в них уже нет на-

добности, и строки-перечни исчезли из вышивок (см рис. 137).

решение: звериные головы помещены среди птиц, бараньих рогов и растений… следовательно, здесь могут быть изо-

бражены быки или коровы. Однако головы настолько стилизованы, что могут быть приняты и за конские или лосиные

(головы лосих).

345

Вышивки с опущенными руками центральной фигуры по целому ряду признаков относятся к

иным, календарно более поздним, чем разобранные ранее сюжеты. Об этом говорит отсутствие

идеограмм яиц – вместо них на тех же местах оказываются маленькие птички; наряду с лошадьми

изображаются жеребята. Иногда над конями вышивали изображение рожаницы с двумя антропо-

морфными фигурками, что также говорило о завершении процесса воспроизведения природы.

Кроме того, в орнаментике очень видное место занимает колос. Колосья растут у ног коней, све-

шиваются сверху к главным фигурам, произрастают из бедер или головы центральной женской

фигуры. Очень часто между ступнями средней женской фигуры показан тот или иной вариант

знака плодородия. На древних петроглифах между ногами рожающих женщин помещали плод,

новорожденного оленьца. Здесь этот символ дан в его аграрной форме, иногда в виде ростка.

В полном согласии с перечисленными признаками зрелости летней природы находится ещё

один характерный признак этой серии вышивок – подчеркнутое изобилие солнечных знаков, соот-

ветствующее разгару лета, апогею солнечного хода в момент летнего солнцестояния. На многих

вышивках головы всех трёх фигур представляют собой как бы солнечные диски, пламенеющие

лучами во всех направлениях.

Характернейший солнечный знак – круг с крестом внутри – очень часто изображается в ру-

ках всех трёх персонажей трёхчастной композиции, причем и в правой и в левой руке у каждого.

Иногда крупными солнечными знаками бывают украшены кони и срединная женская фигура.

Идея солнечного диска, как бы передаваемого из рук в руки, сочетается с древней земле-

дельческой идеограммой засеянного поля, идущей ещё из заклинателышй символики трипольской

культуры. Это, как мы помним, косо поставленный квадрат, разделенный на четыре части с точкой

в центре каждого малого квадрата. Точка внутри квадрата образована таким знаком плодородия,

какой в весенних вышивках соответствовал яйцу. Здесь он мог обозначать символ плодородия во-

обще, без конкретизации его в образе яйца (в свою очередь символа жизни).

Такие квадраты плодородия заменяли головы центральной женской фигуры и головы всад-

ников, размещались вокруг центральной фигуры и на её чреслах. На вышивках этой группы встре-

чаются кони-«ладьи», т. е. двухголовые кони с одним туловищем, которые, как уже говорилось,

должны были символизировать летнюю кульминацию солнечного пути в противовес пти-

цам-«ладьям», отмечавшим зимнюю фазу.

Всё сходится воедино: обилие солнечных знаков, выдвижение на самое видное место идео-

граммы созревающего поля, обилие конского и птичьего молодняка, появление символа летнего

346

солнцестояния, жест богини (или богинь), указующий на плодоносящую землю и как бы на самый

плод у её ног, – всё это прочно связывает вышивки данного типа с циклом летних языческих

празднеств.

Требует специального разбора вопрос о половой принадлежности сидящих на конях фигур.

По отношению к верховым предшествующего, весеннего цикла я высказал предположение о том,

что это – женщины, в пользу чего свидетельствуют широкие юбки и кокошники. Здесь, в летнем

цикле вышивок, туловища сидящих на конях фигур узки, кокошников у них нет, а их самих, оче-

видно, следует рассматривать как всадников, а не как всадниц

963

. Изредка у всадников руки под-

няты вверх, но все остальные признаки летней группы вышивок (опущенные руки средней жен-

ской фигуры, обилие солнечных знаков, птички, солнечное сияние вокруг голов) остаются неиз-

менными. Определяющим оказывается положение рук центральной плодоносящей богини: при

наличии перечисленных признаков её руки всегда опущены вниз, к земле, к нивам, где созревает

урожай. Весь комплекс признаков определялся не боковыми фигурами, а центральной. Всадники

же могут быть изображены двояко – как с опущенными, так и с поднятыми руками (в поднятых

руках они нередко держат колосья). Вероятно, какое-то смысловое различие в этом было, но мне

не удается его объяснить.

Сопоставление сюжетов вышивок с обрядами летнего цикла показывает их значительную

близость. Речь идет преимущественно о праздниках и обрядовых действиях в июне месяце. В. К.

Соколова в своей книге о весенне-летних обрядах дала сводку обрядов летнего цикла

964

, но, к

сожалению , не поставила перед собой задачи более четкого разграничения церковного и языче-

ского календарей, что необходимо было бы сделать для более точного приурочения обрядов к той

или иной фазе сельскохозяйственного года.

Неточность возникает при определении такого важного праздника, как ярилин день. В. К.

Соколова права,сомневаясь в документированности отождествления ярилина дня с юрьевым днем

(23 апреля), предложенного В. В. Ивановым и В. Н. Топоровым

965

, но невозможно согласиться и

с самой В. К. Соколовой, отождествляющей день Ярилы с днем Купалы

966

Ярилин день в народном календаре почти начисто вытеснен церковными праздниками, среди

которых он ближе всего к троице и предшествующему троицкому воскресенью четвергу седьмой

недели – семику. Став; частью христианского календаря, семик испытывал колебания (в зависи-

мости от сроков пасхи) в диапазоне целого месяца – от середины мая до середины июня по старо-

му стилю.

Однако у нас есть точные данные, позволяющие определить Ярилин день «в числе». В Ни-

жегородской губ. в XIX в. день Ярилы праздновали независимо от пасхального подвижного ка-

лендаря всегда в одно и то же число – 4 июня. Одна из окраин Нижнего Новгорода носила назва-

ние «Ярило», и там в семик устраивалось гулянье на горе

967

. Это же самое число – 4 июня – дает

интереснейший славянский календарь IV в. до н. э. из Среднего Поднепровья: на 4 июня там при-

ходится изображение деревца

968

Древность многолюдного языческого праздника 4 июня у западных славян засвидетельство-

вана Гербордом, автором «Жития святого Оттона» описавшим праздник в земле поморян, проис-

ходивший 4 июня 1121 г.

«Приблизившись… мы увидели около 4000 человек, собравшихся со всей страны.

963

79 В тех случаях, когда вместо одного коня изображалась «ладья» из двух коней, обращенных головами в раз-

ные стороны, на «ладье» часто вышивалась определенно женская фигура в широкой юбке.

964

80 Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды…

965

81 Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974, с. 181.

966

82 Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды…, с.252.

967

83 Рыбаков Б. А. Календарь IV в. до н. э. из земли полян. – СА, 1962, № 4, с. 81.

968

84 Рыбаков Б. А. Календарь IV в. …, с. 79, рис. 14

347

Был какой-то языческий праздник, и мы испугались, увидев, как безумный народ справ-

лял его играми, сладострастными телодвижениями, песнями и громким криком»

969

Приурочение древнего ярилина дня к семику и троице вполне естественно, так как 4 июня

занимает почти срединную позицию в колебаниях сроков троицы в зависимости от сроков пасхи.

С семиком и ярилиным днем связаны две группы различных обрядов: одна группа относится

к ярой силе бога плодовитости Ярилы и в наших вышивках совершенно не отражена, если не счи-

тать знаков плодородия под животами коней. Другая группа – девичья, объединенная праздником

молодой березки, но, разумеется, тоже восходящая к аграрной магии. В это время поются песни с

упоминанием Лады, Лели и песни, «в которых главный припев есть тот же языческий – ио, ио!»

970

Отмеченное выше наблюдение о знаке плодородия у ног женской фигуры, ниже её юбки, на-

ходит параллель в семицкой песне:

Где девки шли,

Сарафанами трясли –

Там рожь густа,

Умолотиста.. ,

971

Важный цикл обрядов связан с «проводами русалок», «яичным заговеньем», «русальным за-

говеньем». По пасхальному календарю это приходится на время от двадцатых чисел мая до сере-

дины июня и связано с петровым постом, который завершался всегда точно 28 июня, а начинался

в разное время, в зависимости от троицына дня и пятидесятницы. В любом случае русальная неде-

ля шла после семика. В древности разрыв мог быть больше, так как «Стоглав» говорит о русалиях

на иванов день, 24 июня. Глиняный календарь IV в. тоже определяет особую неделю непосредст-

венно перед Иваном Купалой – 19–24 июня (включая в неё и день Купалы)

972

Проводы русалок, дарительниц влаги полям, производились в тот важный момент вегетации,

когда завершилось формирование колосьев и на известный срок дожди были уже не нужны, с ру-

салками можно было временно распроститься. Проводы русалок как обряд связаны с конями, с

маскарадом, где один из парней рядится конем; на конях скачут во время праздника Купалы; ино-

гда двое мужчин ведут лошадь в поле.

Упоминаются в этнографических записях старики-русалыцики, водившие маскарадного коня

973

Всё это, как и последние по календарному сроку упоминания Лады и Лели, вполне согласу-

ется с нашей второй группой трёхчастных композиций, где есть и кони, и мужские фигуры около

центральной женской, и знаки плодородия (см. рис. 138).

969

85 Фаминцын А. С. Божества древних славян. СПб., 1884, с. 51, 52, 231.

970

86 Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды…, с. 211.

971

87 Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды…, с. 211.

972

88 Рыбаков Б. А. Календарь IV в. …, с. 79.

973

89 Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды…, с. 219.

348

Точно так же этнографический материал подтверждает и разъясняет обилие солнечных зна-

ков в вышивках этой группы. Ещё Симеон Полоцкий в XVII в. писал о вере народа в то, что солн-

це в дни Купалы скачет и играет

974

. Этнографами записано много поверий о том, что в день Ива-

на Купал» и на петров день «солнце при восходе играет, переливается всеми цветами радуги, ска-

чет, погружается в воду и снова появляется»

975

. В купальских песнях выражены эти же пред-

ставления: «На Ивана рано соунцо играло…»; «Солнце сходить грае…».

Наблюдения за «играющим» солнцем продолжались вплоть до петрова дня, который следу-

ет, очевидно, рассматривать как день прощания с солнцем, постепенно убывающим после летнего

солнцестояния. Существовал обычай «караулить солнце». «С вечера, захватив еду, молодежь, а в

первой половине XIX в. и пожилые крестьяне шли на горку, где всю ночь гуляли, жгли костры и

ждали солнечного восхода… чтобы видеть игру солнца»

976

Вот это-то купальско-петровское внимание к солнцу, к фазе его наибольшего разгорания и

отразилось в вышивках второй группы в виде как бы переливающихся в руках богини и всадников

солнечных дисков, конских поводьев с 12 солнцами, огромных знаков солнца на корпусах коней и

на головах трёх главных персонажей, превращенных в солнечные круги с лучами.

Вслед за вышивками этой группы, приуроченными к «макушке лета», непосредственно сле-

дуют уже рассмотренные нами идолы Макоши и осенние рожаничные вышивки, предназначенные

для обрядов осенне-зимней поры. Такой важный день в народном календаре, как ильин день, день

публичных, общесельских жертвоприношений и братчин, вышивками не отражен.

974

90 Гальковский Н. М. Борьба христианства…, т. I, с. 96.

975

91 Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды…, с. 229.

976

92 Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды…, с.253.

349

Рассмотрев все основные типы севернорусских вышивок, мы может теперь подвести некото-

рые итоги. Что же дают сюжеты старых вышивок для уточнения вопросов древнеславянской ми-

фологии?

Первое, что следует отметить, – это полную соотносимость большинства сюжетов с обряда-

ми, зафиксированными этнографами.

Второе: вышивки, как девичье и женское рукоделие, почти не отразили образы мужских бо-

жеств славянского пантеона. В вышивках нет достоверных изображений Белеса и связанных с ним

зимних и масленичных обрядов; нет Ярилы ни в пору его полной силы (рост зерна), ни в пору

умирания (похороны Ярилы после колошения хлебов).

Нет здесь и того грозного бога-громовика, от которого находился в зависимости почти со-

зревший урожай в конце июля, – Перуна или Рода, замененного Ильей-пророком.

Только на вышивках с трёхчастной композицией первого типа воздетые к небу руки главных

персонажей свидетельствуют об обращении к какому-то верховному, заоблачному божеству. По-

скольку рожаницы во всех видах широко представлены в вышивках, следует допустить, что здесь

подразумевается Род, не поддающийся конкретизации, но в источниках всегда стоящий как бы во

главе рожаниц: Род и рожаницы.

Третье, что хотелось бы отметить, – это довольно четко различимую календарность выши-

вок. Новые убрусы готовились, очевидно, не к каждому обрядовому действу, а к трем-четырем

комплексам языческих обрядов и праздников. Убедительнее всего выделяется группа вышивок,

предназначенных для встречи весны и весенних заклинательных обрядов, Макошь в центре и Лада

и Леля верхом на конях по сторонам её. Возможно, что календарный срок вышивок этого типа

должен быть расширен за счет включения в него не только весенних месяцев, но и зимних святок

(«Овсень»). На рассматриваемых вышивках в орнаментальных строках выражены пожелания бла-

гополучия и благоденствия: применительно ко всем видам славянского хозяйства: кони, рогатый

скот, птица, посевы, люди. Именно такие универсальные пожелания с перечислением всего основ-

ного характерны для кульминации зимних святок – для новогодних заклинаний. Блага заклина-

лись на весь предстоящий год. Только в новогодних песнях за весь осенне-зимний цикл упомина-

лись Лада и Леля.

С новым годом связаны обряды и песни, обращенные к Овсеню, которые следует, как мне

думается, связывать с поворотом солнца на весну, с заклинанием приближающейся весны. Если

все обстоит так, то вышивки с обращением к Роду (?) и жестами приветствия следует считать рек-

визитом как новогодних заклинательных обрядов, так и весенних обрядов встречи весны, первого

выгона коней в поле, обрядов, завершающихся к 23 апреля или ко 2 мая.

Вторая группа вышивок характеризуется тем, что богиня (Макошь?) подчеркнуто опускает

руки к земле. Обилие знаков плодородия (в том числе и под богиней), молодняка (жеребят и птиц),

большое количество солнечных дисков в руках персонажей и превращение их голов в солнца – всё

это говорит о летней солнечной фазе и может быть приурочено к празднику Купалы и окружаю-

щим его дням.

Следующая группа вышивок связана как с началом посиделок в избах (Макошь внутри по-

стройки), так и с главным праздником урожая и покровительствующих ему рожаниц 8 – 9 сентяб-

ря, когда Роду и рожаницам ставилась законопреступная, с точки зрения духовенства, «вторая

трапеза». Как и в древних письменных источниках, в вышивках слились воедино изображения

православных церквей с крестами и натуралистиче ски распластанных рожаниц-рожениц внутри

храмов.

Четвертый, и самый главный, вывод из анализа вышивок относится к проблеме рожаниц.

Здесь информация, получаемая от вышивок, во много раз богаче тех фрагментарных записей XVII

– XVIII вв., которые говорят только о давнем угасании этого архаичного культа. Вышивки же рас-

крывают нам культ рожаниц во всей его широте, во всех опосредствованиях с далекими мифами

охотничьей поры. В разных регионах, на разных видах полотняных изделий мы видим рожа-

ниц-лосих, рогатых рожаниц, рожающих «оленьцев и вевериц», просто антропоморфных рожа-

ниц-рожениц в сильно стилизованной форме.

Только невнимание исследователей к истории образа небесных богинь-лосих позволило ро-

жаницам остаться под псевдонимом «женщины-дерева» или «женщины-вазона».

Очень важно отметить, что севернорусским вышивальщицам был известен не только слож-

350

ный по своему выполнению образ рожаницы с рогатой головой, выменем (или грудью), раскину-

тыми в стороны руками и ногами, с новорожденными зверями или детьми, но и крайне упрощен-

ный, сведенный к нехитрой идеограмме. Идеограммы рожаниц наполняют собой многие вышивки;

они образуют целые орнаментальные строки, придавая целенаправленность другим изображени-

ям.

Недостаточно было вышить на полотенце коней, бараньи рога, птиц и ростки посевов. Нуж-

но было этой пассивной, перечислительной таблице придать динамику, выразить её, так сказать, в

повелительном наклонении: «Да будет так!». Именно многократные и повсеместные идеограммы

рожаниц выражали эту заклинательную повелительность:

«Пусть все рождается!».

Вот эта-то универсальная роль рожаниц и не была ясна нам при пересмотре всех письменных

данных о рожаницах. Этнографические данные XIX – XX вв. не выручали нас, так как записи о

рожаницах отсутствовали. «Полотняный фольклор» сохранил в механической передаче то, что

уже выветрилось из памяти людей. В этом состоит величайшая ценность вышивок.

Глава десятая.

Мифы, предания, сказки

Божества славянского пантеона с разной степенью подробности многократно упоминались в

предшествующем изложении. Много раз мы с чувством глубокой неудовлетворенности дочитыва-

ли до конца скупые строки источников, сожалея о неполноте сведений.

Средневековым церковникам в значительной мере удалась их задача – изгнать со страниц

книжности все богомерзкие «басни» и «кощуны», как назывались тогда мифы; басня стала сино-

нимом недостоверности, а «кощуна» – символом надругательства над святыней, кощунством

977

И тем не менее мы можем предпринять последнюю попытку отыскать фрагменты славянской ми-

фологии путем сопоставления различных источников, что уже не раз помогало нам.

Общеизвестно, что древние торжественные языческие обряды по мере выветривания веры в

их магическую силу превращались в веселую забаву деревенской молодежи и постепенно снижа-

лись до полуосмысленной детской игры. В этом, почти неузнаваемом, виде многие из них дожили

до XX в. Точно так же и древние мифы, некогда выражавшие мировоззрение первобытных людей,

со временем (если не было поэтов, обессмертивших их) превращались в волшебные сказки или

лаконичные прозаические предания. Термин «волшебная сказка» новый, чисто кабинетный, но в

нем заключен глубокий языческий смысл – ведь «волшебник» – это жрец, волхв, занимающийся

«волшвением» – гаданием и заклинанием добра и зла.

Жрецы-кудесники, волхвы, дожившие до позднего средневековья (в Новгороде в 1218 г. со-

жгли четырех волхвов), были, по всей вероятности, хранителями древних «кощун», сказителями

далеких мифов.

Постепенно мифологический элемент впитался в сказки, создавая новый жанр волшебной

сказки, наслоившийся на ещё более архаичный жанр сказок о животных.

Для поиска древних мифологических сюжетов в обширном сказочном фонде, осложненных

бродячими сюжетами и конвергентно возникающими сходными образами и ситуациями, необхо-

дима надежная путеводная нить, приводящая к более или менее точно датированной исходной

точке.

У нас есть два основания для такого поиска: во-первых, летописные строки о Свароге и

Дажьбоге 1114 г., а во-вторых, записи Геродота середины V в. до н. э.

В первом случае датирующим признаком являются: ковка металла и небесные клещи. Слож-

ность заключается в том, что в истории той территории, которая была заселена праславянами, ков-

977

1 В русских средневековых источниках и «баснь» и «коштюна» почти в равной степени отвечали греческому

mythos – миф. Греческие мифы назывались «басни еллинские». Но глагол «баяти» мог относиться вообще к произне-

сению чего-либо, например к заговору: «Бають брашно бааници и чмиком влъхвующе». Здесь речь идет о колдовских

заговорах муки и ячменя. Слово «кощуна» более соответствовало словесному исполнению мифа: «В кощун место

преславных делес повести сказывати»; «Ни чаров внемли, ни кощуньных вълшеб» (Срезневский И. И. Материалы для

словаря древнерусского языка. М., 1958, т. I, стлб. 1308).