ОТШЕЛЬНИК В ГОРАХ. ОТШЕЛЬНИК, ИДУЩИЙ ПО МОРЮ, Из притчи о
ливанском отшельнике. Саади. «Гулистан». Фонд Мартина Бодмера. Женева. F. VI, 5,
л. 29 б, 30. 1547 г. Бухара
В женевской рукописи «Гулистана» Саади, переписанной во время правления Султан-
Хусейна Байкары в Герате, помещены две пары миниатюр, исполненных позже в Бухаре.
Каждая из них изображает два эпизода одной притчи. Использование таких своеобразных
диптихов давало возможность полнее раскрыть сюжет литературного произведения, в
данном случае истории отшельника из Ливана, который мог ходить по воде, не замочив ног.
Но однажды благочестивый старец чуть не утонул, ступив в воду одного из бассейнов
Дамасской мечети. Ученик отшельника, потрясенный этим, попросил старика объяснить
происшедшее. Тот ответил, что вдохновение, божественное просветление нисходит лишь в
минуты высшей духовной устремленности, отречения от всего земного.
Миниатюры отличаются от работ, продолжавших традиции гератской школы. Сразу
бросается в глаза не только оригинальность трактовки образов, но и иной графический стиль.
В правой части диптиха — отшельник в своей пещере, погруженный в созерцание. Среди
громоздящихся скал, у быстрого ручья фигура отшельника кажется одинокой; абрис ее
силуэта вторит очертаниям гор, что делает человека как бы частицей мира природы,
подчеркивает их единство. Пейзаж и облик отшельника переданы в оригинальной манере;
живописная разработка скал, рисунок трав и камней отличны от декоративности, камерности
и тонкой поэтической настроенности гератской миниатюры. Суровость горного пейзажа, в
очертаниях которого чудятся гротескные физиономии, придают листу философско
-
пантеистическое звучание. Вторая часть диптиха решена более жанрово и представляет, как
отшельник идет по воде, к удивлению рыбаков, опустивших невод в море, и морского
чудища, как бы принимающего участие в действии. Сосредоточенное, мудрое лицо
отшельника, простота его движений, отдаленность его фигуры полосой воды от берега, где
находятся другие персонажи, подчеркивают отрешенность старца от бренного мира,
естественность происходящего чуда, что соответствует философско-назидательному
характеру притчи.
Привлекает внимание своеобразие облика рыбаков, одетых в подробно прорисованные
костюмы простолюдинов, с лицами среднеазиатского типа. Их удивление художник передает
не за счет канонического жеста — палец, поднесенный к губам, а движениями взглядов и
рук, обращенных к отшельнику. Почти гладкий фон разделен волнистой плавной линией на
три горизонтали: небо, землю и воду. Детали не имеют здесь важного значения, все
внимание автора направлено на создание определенного настроения, передачу состояния
души, созерцающей чудо.