Ответы на вопросы по этике

Подождите немного. Документ загружается.

(например, следование норме "не убивай" в военное время), тем не менее, понятие "нравственное

качество" в логической структуре морального сознания выглядит более сложным образованием.

Отражая полярность морального мира, оно включает в себя два других: "добродетель" и "порок".

Понятно, что тем самым предписывается культивирование добродетелей и отвержение пороков. В

отличие от нормы, на этом уровне не фиксируются, конкретные предписания или запрещения

определенных действий, поскольку обладающий добродетелями человек способен самостоятельно

принимать решения. Еще более обобщенно моральное сознание выражает себя в понятии

"нравственный принцип", обозначая в нем такую стратегическую установку, которая может выступать

критерием измерения частных моральных феноменов и, наконец, наиболее абстрактный и сложный

слой морального сознания связывается с понятием "нравственный идеал", синтезирующим

представления о "морально высшем".

Данная цепочка понятий позволяет отразить процесс усложнения механизмов регуляции

поведения, отражаемый моральным сознанием. Кстати, понятие "кодекс" в его прежнем, традиционном

понимании (совокупность норм) следовало бы поставить после понятия нормы, однако современное

значение кодекса, сопряженное, как правило, с профессиональной деятельностью, выходит за рамки

данной цепочки (поскольку включает в себя не только нормы) и даже за рамки морали (так как

фиксирует требования внеморального - правового, административного и Т.Д. - характера).

К основным категориям этики, отражающим наиболее сложные и значимые феномены

морального сознания, обычно относят такие понятия: добро и зло, справедливость и несправедливость,

долг, совесть, честь, достоинство, счастье, смысл жизни. Их также можно классифицировать различным

образом. Поскольку эти понятия касаются самых важных аспектов нравственного бытия и,

соответственно, занимают особое положение в пространстве этического знания, они нуждаются в

специальном рассмотрении.

Многомерность морального сознания не позволяет исчерпать его с помощью описания одного

или даже нескольких, категориальных рядов. В зависимости от возникающей задачи, можно

разворачивать его понятийный ряд в том или ином направлении, реконструируя различные грани и

оттенки нравственного мира. Поэтому, а также потому, что структура сознания подвижна и изменчива,

создать строгую, однозначную классификацию понятий, ее отражающих, не представляется

возможным.

Моральное сознание связано, конечно, ну только с размышлениями, все события

нравственного мира эмоционально переживаются личностью, поэтому можно говорить о чувстве долга,

чувстве собственного достоинства и т.д. Таким образом, нравственные чувства представляют собой

неотъемлемую сторону морального сознания. В потоке переживаний, испытываемых человеком, можно

различать (с большой степенью условности) психологические (страх, симпатия, дискомфорт) и

собственно нравственные (стыд, вина, раскаяние и т.п.). Первые являются непосредственной реакцией

психики на внешние воздействия, возникают естественно и, как правило, неконтролируемо. Вторые -

реакции более глубокого уровня, связанные с процессом социализации и с самопознанием. Не случайно

их называют высшими чувствами. Впрочем, эмоциональные феномены, которые отнесены к первому

разряду, могут приобретать нравственный статус, сплетаясь с теми или иными ценностными

ориентациями личности.

Регулятивное значение чувств чрезвычайно велико, часто превышая авторитет разума и, тем

более, простого здравомыслия. Понятно, что моральная деятельность предполагает контроль разума над

страстями, однако разумное восприятие мира служит как бы промежуточным, хотя и обязательным

этапом в формировании невыразимо сложных нравственных интенций, способных преодолевать

ограниченность исключительно рационального отношения к действительности.

Сбалансированность рациональной и эмоциональной сторон придает сознанию устойчивость

и гармонию, своеобразным проявлением которых является моральная интуиция. Представляя собой

некое синкретическое единство размышлений и чувств, возникающее на определенном этапе

нравственного развития личности, моральная интуиция способствует быстрому принятию решения в

таких ситуациях, где процедура рациональной мотивации по каким-либо причинам затруднена.

Намеченные "опорные точки" структурно-функционального аспекта этического знания

позволяют осуществлять теоретический анализ морали, выясняя ее общие фундаментальные

характеристики и абстрагируясь от релятивности конкретных проявлений. Для понимания сложной

диалектики общего и особенного, изменчивости и устойчивости в морали необходимо обратиться к

рассмотрению особенностей ее исторического развития.

26. Происхождение морали.

Проблема происхождения морали. Талион и «золотое правило нравственности»

Мораль прошла довольно длительный, сложный путь развития от самых примитивных норм и

представлений до высших устремлений современных проповедников святости, непорочности.

При решении проблемы происхождения морали исследователи сталкиваются с большими

трудностями. И это не случайно, ибо в данном случае неизбежен выход на проблему сущности, вернее

Тайны, самого человека.

В вопросе о происхождении и развитии морали наиболее распространенными являются три

подхода: религиозный, возводящий мораль к божественному началу, натуралистический, выводящий

мораль из законов природы, в частности, биологической эволюции, и социальный, рассматривающий

мораль в качестве одного из социальных, социокультурных механизмов, обеспечивающих стабильность

общества. В первом случае понятия добра и зла определяются в их отношении к божеству, во втором –

к природе и в третьем – к обществу. Это не значит, что содержательно добро и зло непременно

понимаются различно. Конечно, при усмотрении источника морали в общественной жизни добро и зло

могут ставится в зависимость от интересов каких-то социальных групп. Но это значит, что добро и зло

идеологизируются, мораль используется для оправдания частного общественного интереса. Чаще же,

точнее в подавляющем большинстве моральных учений под добром понимается то, что содействует

благу людей, причем всех людей и каждого человека.

Религиозная трактовка проблемы происхождения морали. Христианские богословы традиционно

говорят о божественной природе морали. Индивид ее получает как в виде «естественного

нравственного закона» (внутренний закон), так и в виде богооткровенного (внешнего) закона.

Нравственный закон нельзя считать следствием опыта, воспитания, привычки, ибо он не считается с

тем, что происходит в земной жизни, а указывает лишь то, что должно происходить. Также и природа

человека не является источником морали, ибо человеческие естественные влечения нередко

противоречат влечениям нравственности, и благовоспитанные люди вынуждены их подавлять.

Религиозная трактовка происхождения морали обладает целым рядом достоинств. Прежде всего

она подчеркивает универсальный, общечеловеческий характер морали. Божественные предписания

распространяются на всех людей без исключения. Перед моралью, как перед Богом, все равны. В

известных границах религия способна ограничить сферу действия субъективизма, произвола в

моральных оценках и суждениях: сам Бог предписал уважать старших, не воровать, не убивать и т.д.

С религиозными взглядами на природу, происхождение морали во многом пересекаются

воззрения представителей объективного идеализма (Платона, Гегеля). Гегель рассматривал мораль

наряду с правом, религией, философией в качестве одного из этапов развития объективного духа. Таким

образом, представители данного философского направления, как и богословы, истоки морали выносят

за пределы общества и явно недооценивают роль отдельной человеческой личности в становлении

морального сознания.

Следующее направление поиска истоков морали мы условно назовем натуралистическим, ибо оно

так или иначе выводит мораль из природы человека и из предшествующей эволюции животного мира.

Натуралистические подходы к морали имеют в своем распоряжении целый ряд серьезных

аргументов. Однако все-таки следует признать, что в данном случае мы встречаемся с явным

проявлением редукционизма (возвращение обратно), с низведением высшего к низшему.

Мораль представляет собой не набор простейших форм поведения, а включает в себя

устремленность на высшие ценности, свободу, творчество.

Широкое распространение получили и различные направления, которые так или иначе

подчеркивают социальную природу морали. Социологический подход к морали был уже известен

мыслителям античности (софисты, Аристотель, др.). Особенно активно его отстаивали маркситсы. К

этому же направлению необходимо отнести Э. Дюркгейма, М. Вебера и их последователей. Среди них

нетрудно найти материалистов, идеалистов, и тех, кто объявляет мораль результатом соглашения, тех,

кто говорил о приоритете религиозных и моральных ценностей. Но все они отмечали социальную

природу морали. Указанные мыслители старались опираться на конкретные исторические данные –

определенные исторические события, факты, обычаи, традиции, нравы. Они же пытались выявить и

общественные интересы, осмыслить общество как целое и подчеркивали теснейшую взаимосвязь

личности и общества при приоритете, как правило, последнего. Наконец, они подчеркивали

человеческий характер моральных ценностей.

В социологических теориях морали нравственные ценности подменяются интересами общества в

целом, а чаще и интересами различных социальных групп, которые, конечно же, меняются от века к

веку, от народа к народу.

В социологических теориях морали нравственные ценности едва ли не напрямую связываются с

текущими интересами людей и социальных групп.

Моральные принципы своими корнями уходят в глубочайшую древность, в сами основы бытия

человеческого. Исходными среди них следует считать признание человеческой жизни высшей

ценностью, предыстория которого находится еще в животном мире, где представители одного и того же

вида не уничтожают друг друга, не доводят конфликты до трагического финала.

Социологический подход к морали не учитывает в должной мере глубинные истоки морали,

теснейшую связь общественной жизни с природой, Космосом.

Таким образом, существует несколько концепций, объясняющих происхождение морали. В

известной мере они дополняют друг друга, создают в культуре объемное, многогранное видение

морали.

27. Гуманизм как принцип морали.

28. Смысл жизни как этическая категория.

Счастье, смысл жизни, цель и идеал человеческой жизни. Трудно найти другие категории

этики, которые с древнейших времен и до наших дней не вызывали бы такой живой интерес. Зачем

живет человек? Каково его предназначение в мире? Есть ли какой-то смысл в его жизни, если он

конечное существо, т.е. смертен?

Эти и другие подобные вопросы, которые Г. Гейне назвал в свое время проклятыми, не

могут не волновать каждого мыслящего человека, ибо вопрос о смерти и бессмертии - это глубоко

нравственный вопрос - только человеку свойственно задумываться о конечности своего

существования. Именно в такие моменты он с особой силой ощущает и осознает потребность

определить, в чем же заключается для него смысл жизни, счастлив ли он. Это момент нравственной

самооценки человека.

В истории этики известно множество ответов на вопросы о смысле жизни человека.

Все их можно разделить на три основных направления:

1) одни усматривали смысл жизни в индивидуальном благополучии;

2) другие видели его в реализации каких-то внеземных задач;

3) провозглашали бессмысленность и абсурдность человеческого бытия.

Индивидуалистические концепции счастья и смысла жизни мы находим в гедонизме и

эвдемонизме. Кроме того, в том или ином варианте понимание счастья как максимума удовольствий

встречается в этике утилитаризма.

Второе направление в понимании смысла жизни ярче всего проявляется в религиозной

этике. Наивысшей ценностью понимается, провозглашается потусторонний мир, а земное бытие

понимается как некое испытание, ниспосланное Богом человеку. Поэтому смысл земной жизни - это

перенесение всяческих испытаний, трудностей, но во имя искупления первородного греха, во имя

спасения бессмертной души. В противоположность гедонистической концепции религиозная этика

делает принципом земной жизни отказ от наслаждения, аскетизм, ее идеал - это человек аскет.

Третье направление в понимании смысла жизни можно назвать пессимистическим. Это

отрицание какого-либо смысла человеческого существования, глубокое убеждение в абсурдности,

полной бессмысленности человеческого бытия. С этой точки зрения жизнь человека лишена какой-

то объективной определенности, а поэтому всегда бессмысленна и абсурдна. Одинокий,

предоставленный самому себе человек испытывает постоянное чувство беспокойства и страха. Как

сказал еще Байрон: "Кем бы ты ни был, лучше было бы не быть". Пессимистические настроения мы

найдем в самой поэтической книге Библии, в Екклесиасте: "И возненавидел я жизнь, ибо все суета и

томление духа", "Все произошло из праха и в прах возвратится". В книге Иова говорится: "Человек

рождается на страдания".

Отцом пессимизма в европейской философии признается А. Шопенгауэр, согласно

которому желания человека никогда не смогут быть удовлетворены и поэтому "жизнь со всех

сторон по существу своему - страдание" (Смысл жизни и цель жизни - не равнозначные понятия,

хотя они и тесно связаны между собой. Смысл жизни - это объективная независимая от желания

человека значимость его жизни, она имеет место, хочет того человек или нет. Цель жизни ставится

самим человеком, это внутреннее, личное осознание человеком смысла и содержания жизни,

конкретизация его в каком-либо деле, или явление.

29. Специфика нравственной свободы.

Проблема свободы в этике.

В наиболее обобщенной форме результат диалектико-рационалистического исследования

данных категорий выглядит следующим образом: свобода есть осуществление субъектом (трактуемым,

обычно, полимодально: личность, социальная группа, общество, человечество) власти над

необходимостью, приобретение определенной степени независимости по отношению к ней, что требует

особой организации человеческой активности, нацеленной на познание необходимости; выработку

соответствующей программы деятельности; реализацию этой программы на практике.

Данная методологическая установка, задавая общие параметры и целенаправленность

изучению проблемы свободы, не препятствует творческому осмыслению ее многочисленных аспектов.

О некоторых из них следует здесь упомянуть, т.к. они способствуют интерпретации свободы как

нравственного феномена. Так, например, можно вести речь об абсолютной и относительной свободе,

употребляя первое понятие в качестве обозначения некоторого идеального состояния, существующего

всегда в перспективе и связанного с предельной самореализацией субъекта. Абсолютная свобода не

является абсолютной фикцией, поскольку в качестве регулятивной идеи может оказывать вполне

ощутимое влияние на реальность, в практических воплощениях которой наиболее явно представлена

свобода относительная. Субъект всегда ограничен объективно, многие обстоятельства его бытия - за

пределами его власти, поэтому свобода как полная автономия и независимость от необходимости - это

феномен иллюзорного сознания.

Можно также зафиксировать понятия потенциальной (готовность субъекта к

самоосуществлению) и актуальной свободы, анализ взаимоотношений которых обычно побуждает

философов к созданию вариантов классификации форм свободы. Один из таких вариантов, например,

представляет следующие "модели" свободы: органическую (цели субъекта - в данном случае в этом

качестве выступает личность - не противоречат социальным, поэтому самореализация происходит

более-менее благополучно); страглистскую (субъект для реализации своих целей активно борется со

всеми социальными препятствиями); эскапистскую (субъект бежит от мира, реализуя себя в каких-то

внутренних формах); адаптивную (субъект, приспосабливаясь к обстоятельствам, модифицирует свое

"я"). Такие модели поведения имеют, конечно, и свою нравственную окраску, поэтому не случайно в

истории этики можно найти концепции, ориентированные на предпочтительность какой-то из них.

За всеми этими и другими, не обозначенными здесь, гранями проблемы свободы "прячется"

возможность стратегической линии ее интерпретации, связанной с различием свободы "от" и свободы

"для". Первая "ипостась", наиболее, кстати, притягательная для обыденного сознания,

воспринимающего свободу как независимость от всего, в философии рассматривается в рамках

взаимоотношения свободы и необходимости, о чем уже говорилось. Вторая сопряжена с осмыслением

целевого предназначения свободы, которое, в том или ином содержательном наполнении, сводится к

самореализации субъекта.

Не имея возможности более глубоко внедряться в сферу философского анализа свободы,

возьмем пока на заметку очерченные здесь пунктиром методологические установки, оговорившись еще

раз относительно их рационалистического характера. Внерaционалистические способы приобщения к

чему угодно, в том числе к таким "предельным" феноменам как свобода, имеют, конечно, право на

существование и выявляют нюансы, разуму неподвластные, однако при попытке выведения их на

уровень "практической философии", часто обнаруживают свою беспомощность. Мир морали, в который

мы сейчас должны погрузиться с целью исследования нравственной свободы, не может выразить и

реализовать себя без посредства разума, хотя, несомненно, не исчерпывается им ни в познании, ни в

воплощении; Это обстоятельство особенно актуализируется в нынешнюю эпоху, поскольку "сама

моральность современного человека связана с его способностью к рационально аргументированному

поведению. Тот путь к общезначим ости моральной истины, который в предшествующие эпохи

гарантировался религиозно-культурным монизмом общества, в современных условиях пролегает через

рациональную обоснованность поведения,"

Вместе с тем, нельзя не учитывать того пафоса свободы, которым пронизаны идеи

индетерминистских моделей ее интерпретации, в частности, экзистенциальной философии. Именно в

философии существования впервые столь выразительно была представлена идея понимания жизни

человека как "открытого проекта", не предзаданного фатальным образом, а предполагающего творение

самого себя. В связи с этим следует подчеркнуть, что духовный статус человека позволяет ему

противостоять детерминизму: если он не волен изменить обстоятельства своего бытия, то, по крайней

мере, волен определять свое отношение к этим обстоятельствам. Кроме того, важно понимать, что

свобода (в том числе нравственная) - это своего рода "зона риска", в которой нет "твердой почвы под

ногами"; нет "командира", указывающего цель; нет "контролера", наказывающего за ошибки. В этой

зоне все приходится делать (думать, поступать, оценивать) самостоятельно, без всякой гарантии от

ошибок и без надежды избежать груза ответственности.

Совершая переход в плоскость этического исследования свободы, нельзя не обратить

внимание на дискуссионный характер всех вопросов, входящих в такое исследование. Более того, сами

его границы достаточно размыты и фиксируются (по сравнению, например, с философским ракурсом

проблемы), преимущественно интуитивно. Имея в виду проблематичность любой концептуальной

схемы по определению нравственно свободной деятельности, можно все же предложить читателю

приемлемые направления размышлений на этот предмет, которые способны помочь ему в оформлении

собственной позиции.

Нравственная свобода.

Если придерживаться намеченных выше методологических ориентиров, нравственную

свободу можно представить как диалектическое единство моральной необходимости и субъективной

добровольности поступков, приобретение личностью некоторой степени автономности, независимости

от моральной детерминации извне; а моральную необходимость - как совокупность требований,

вменяемых отдельному человеку в обязанность моральной системой. Таким образом, нравственная

свобода предполагает самодеятельность личности для максимально полной самореализации ее в

качестве морально суверенного субъекта, но не на основе отрицания моральной необходимости, а

посредством ее интериоризации. Другими словами, нравственно свободный человек сознательно и

добровольно реализует свои собственные нравственные ценности, не вступая при этом внеразрешимые

противоречия с общими моральными императивами. Такая простая, казалось бы, постановка вопроса

отнюдь не избавляет от многочисленных антиномий свободы, обнаруживающихся при попытке

конкретизаuии этой теоретической модели и, тем более, при осуществлении ее на практике.

Антиномичность, впрочем, есть имманентная особенность свободы, поэтому попробуем, не пугаясь ее

"вездесущности" в пространстве нашей проблемы, пойти в направлении конкретизации.

При первом же опыте "расшифровки" моральной необходимости обнаруживаются весьма

серьезные трудности. Моральная вменяемость личности, т.е. результат осознания ею моральной

необходимости, является обязательным условием реализации нравственной свободы (убедительных

аргументов на этот счет этическая традиция накопила немало) и предполагает не только адекватное

представление о предписываемых императивах, но и убеждение в их истинности. Однако, приобретение

моральной вменяемости сопряжено с рядом сложностей, которые порой превращаются для человека

внеразрешимую проблему.

Определенная степень моральной вменяемости вырабатывается в процессе социализации,

поэтому любой взрослый, психически нормальный человек обладает ею, т.е. так или иначе представляет

себе, "что такое хорошо и что такое плохо". Но формы и содержательное наполнение этих

представлений, определяемые индивидуальными характеристиками, достаточно разнообразны и могут

вступать в противоречия друг с другом, порождая различия между людьми при нравственной оценке

ими конкретных ситуаций и, соответственно, невозможность взаимопонимания. Одной из причин,

обусловливающей такое положение вещей, является отсутствие ясного для всех, общезначимого

критерия истинности моральной необходимости. Если ориентироваться на наличную действительность,

можно заблудиться в хитросплетениях моральных императивов, предлагаемых ее отдельными

фрагментами (в одной социальной среде принята одна, в другой - совсем, быть мажет,

противоположное), поэтому нужна как-то вырваться из плена хаотической множественности реальных

нравов, приобрести такай угол зрения, который позволил бы увидеть в этой пестрой картине подлинные

моральные предписания. Способна ли этика облегчить человеку решение данной задачи?

Этика, если предельна обобщать ее достижения и абстрагироваться .от рекомендаций

конкретного характера в конкретных концепциях, предлагает в осознании моральной необходимости

ориентироваться на смысл марали, .оценивая ее па "большому счету", с тачки зрения не столько

временного, сколько "вневременного", общечеловеческого значения. Смысл этот, как уже неоднократно

отмечалась, связан с поддержанием стабильности человеческого сообщества и утверждением в нем

ценности человека, что, в переводе на более конкретный язык, находит выражение в "золотом правиле"

нравственности. Способность "прозревать" скрытый, трудно различимый в повседневных нравственных

реалиях смысл морали делает возможным преодоление морального релятивизма. Конечно, такая

абстрактная установка мажет разочаровать человека, ищущего в этике более определенные "рецепты",

на этическое знание тем и отличается, что предоставляет индивиду возможность самоопределения и

самодеятельности, не ограничивая их однозначными предписаниями. Кроме того, свобода - эта всегда

сфера риска, предполагающая умение жить без удобной, предельно надежной внешней страховки, в

постоянном духовном напряжении, поэтому этика, исследующая нравственный мир и утверждающая

нравственную самоценность человека, как бы доверяет ему самостоятельное "измерение" моральной

необходимости и выбор того, что он признает в ней, истинным. Таким образом, уже на этом уровне

функционирования нравственной свободы обнаруживается то, что является ее "механизмом" и

одновременно обязательным условием ее существования, - выбор.

Понятно, что без выбора не может быть и речи о свободе, на отсутствие возможности выбора

- весьма относительно, т.к. даже в условиях жесткой детерминации существует известная вариативность

поведения. В этом отношении можно согласиться с экзистенциалистами: человек "брошен в свободу",

поскольку обречен на выбор (крайний пример - осужденный на смерть все равно выбирает форму

поведения в оставшееся время жизни), ведь отказ от избрания какого-либо из альтернативных

вариантов деятельности, позиция уклонения, недеяния тоже выбор. Поэтому, когда мы говорим об

отсутствии возможности выбирать, то имеем в виду определенную систему отсчета, в рамках которой

ничего не можем изменить, хотя наряду с ней всегда присутствует другая (или другие), позволяющая

нам что-то предпочитать. (Например, человек, находящийся в тюрьме, не волен выбирать место своего

пребывания, но может по-разному вести себя внутри навязанного ему пространства).

Моральный выбор как способ реализации нравственной свободы обусловлен совокупностью

факторов объективного и субъективного характера. Объективные обстоятельства задают определенные

внешние параметры индивидуальным предпочтениям, затрудняя или облегчая процесс личностной

самореализации. В рамках, например, тоталитарного социального режима нравственно свободная

деятельность оказывается сложнореализуемой сверхзадачей и является уделом одиночек - людей

сильных и самодостаточных. Кроме того, в любом обществе человек не гарантирован от столкновения с

таким стечением обстоятельств жизни, которые зададут ему немыслимо трудные условия морального

выбора. Но внутри объективно обусловленных границ вариативность поведения зависит уже от самого

человека, поэтому в сходных ситуациях разные люди делают разный выбор. (Кстати, субъективный

фактор, всегда имеющий в мире морали особое значение, в данном случае способен влиять на внешние

параметры выбора. Можно, например, признавать их незыблемость или стремиться к расшатыванию,

расширению или прорыву сквозь них. Кроме того, если их все же нельзя изменить, можно

модифицировать свое отношение к ним: равнодушно отвергнуть, стоически принять, приспособиться к

ним, приспособить их к себе и т.д.) Индивидуальные ценностные ориентации, эмоциональные и

психологические особенности, личностная готовность к свободе или напротив, неспособность к ней, -

все это сообщает процессу морального выбора уникальный характер, в котором, тем не менее, можно

обнаружить и некоторые общие проявления.

Одно из них связано со спецификой взаимоотношения между стратегическим и ситуативным

выбором, которые, в идеале, должны быть гармонично взаимосвязаны, но в действительности часто

противостоят друг другу, порождая новые антиномии свободы. Стратегический выбор касается, прежде

всего, "выбора себя", т.е. созидания человеком своей "самости". Этот аспект свободы далеко не всегда

осознается и находится в противоречии с имеющей широкое распространение установкой на

проявление в свободной деятельности уже сформированной, ставшей, а не становящейся, "самости".

Такая установка фиксирует несомненную значимость моральной определенности личности,

устойчивости ее ценностных представлений, но, с другой стороны, неминуемо ограничивает ее свободу

не коей завершенностью внутреннего нравственного самоопределения и может провоцировать

моральный догматизм, отказ от бесконечного процесса "переделывания себя" и, следовательно,

самосовершенствования. Впрочем, предпочитая упоминавшуюся альтернативную установку, т.е.

рассматривая себя как-то, что еще предстоит создать, человек также не застрахован от риска, который в

этом случае связан с эмоциональной тяжестью собственной незавершенности, подверженности

безудержному релятивизму, с "неуютностью" вечного поиска и вечной неудовлетворенности. Выбор

той или другой жизненной стратегии является актом нравственной свободы "по большому счету" и

сразу же обременяет его субъекта таким же по масштабу грузом ответственности за свою судьбу,

нисколько не подслащивая эту "пилюлю" обещаниями непременного счастья и благополучия. Поэтому

любой, жаждущий свободы, должен быть готов принять не только ее радостные, но и трагические

проявления.

Стратегический выбор связан также с вопросом о допустимости выбора зла, который был

предельно заострен Н. Бердяевым, сформулировавшим так называемую "трагедию свободы":

вынужденное добро не есть добро, а свобода выбора предполагает возможность выбора зла.

Теоретическая модель ответа на этот вопрос может выглядеть следующим образом: имея

потенциальную возможность выбора зла, нравственно полноценная личность избирает добро. Именно с

таким выбором соотносится нравственная свобода. Для человека, приобщенного к смыслу морали,

выбор добра более вероятен, чем для человека, усвоившего только исторически конкретное ее значение.

Тем не менее, степень риска в принципиальном выборе между добром или злом достаточно велика и

определяется множеством разнородных параметров, анализ которых - задача не столько теоретическая,

сколько практическая.

На свой "страх и риск" осуществляется человеком и ситуативный выбор, в котором

особенное значение может при обретать случайность, нередко разрушающая самую продуманную

стратегию. Антиномии нравственной свободы ситуационного уровня обнаруживаются в моральных

конфликтах. Понятие морального конфликта, в его узком значении, определяют как такую ситуацию, в

которой человек должен сделать выбор между взаимоисключающими формами поведения, т.е. по

принципу "либо-либо". Так называемые "сильные" конфликты (или "пограничные ситуации", если

пользоваться экзистенциалистской терминологией), предлагающие человеку выбор между двумя

чрезвычайно значимыми для него ценностями (крайний его вариант - выбор между жизнью и смертью

или на грани жизни и смерти), обладают ярко выраженным драматизмом, поскольку всегда связаны с

жертвой, утратой. Представляя возможность свободы, они требуют за нее такую высокую плату,

которая часто оказывается непосильной для человека, мучительно ощущающего в данном случае

"бремя свободы", а не ее "благо". Высокая степень риска в таких ситуациях связана не только с

трудностями эмоционально-нравственного неприятия выбора (например, когда можно спасти от смерти

только одного из двух любимых людей, обрекая тем самым другого на гибель) и грузом

ответственности, но и с непредсказуемостью последствий, которые невозможно просчитать заранее (эта

особенность, кстати говоря, присутствует в моральных конфликтах различной степени "тяжести").

Вместе с тем, именно трагизм "пограничных ситуаций" раскрывает глубинные тайны свободы,

перемещает индивида из обыденного пространства в мир "подлинности", позволяет выявить - порой

неожиданную для него самого "самость", проверить свою способность и право быть свободным.

Свобода как "благо" имеет, конечно, иную эмоциональную окраску, основанную на

моральной удовлетворенности человека своими поступками, которые выражают его собственные

нравственные пристрастия и одновременно не противоречат "моральному закону". Вероятно, именно

это имел в виду Кант, отмечая, что "темперамент добродетели - радостный". Когда моральная

необходимость вследствие интериоризации перестает быть указанием извне, а становится внутренним

повелением, тогда деятельность в контексте этого повеления воспринимается как нравственно

свободная, не стесненная необходимостью и, следовательно, приносящая особую, моральную радость.

Многочисленные аспекты свободы (намеченные здесь и оставшиеся за пределами

рассмотрения), а также сопровождающие их различные эмоциональные состояния, в действительности

тесно переплетены и представлены во множественности индивидуальных проявлений. Их общее,

сущностное основание удачно сформулировано в русской идеалистической этике: нравственная свобода

есть "вольный отказ от своеволия", т.е. такой способ моральной самореализации, который предполагает

добровольное отстранение личности от произвола, поскольку вседозволенность извращает

нравственное бытие субъекта и разрушает смысл морали.

Степень и специфика нравственной свободы прямо связаны с ее неизменной спутницей -

нравственной ответственностью, выражающей способность личности самостоятельно управлять своей

деятельностью, отвечать за свои поступки. Умение принимать на себя груз ответственности

свидетельствует об уровне нравственного развития человека и справедливости его претензий на

обладание свободой в обыденном существовании люди зачастую оказываются в плену иллюзорной

ориентации, побуждающей их стремиться к свободе и всячески уклоняться от ответственности,

придумывая для этого различные способы и прибегая к "защитной мотивации". Однако самые

изощренные изобретения не могут изменить непреложно действующую закономерность: чем большей

степенью свободы располагает человек, тем большую ответственность он должен нести, поэтому

стремление убежать от ответственности означает и бегство от свободы, а вместе с этим - неизбежность

моральной деградации.

Являясь разновидностью социальной ответственности и, вместе с тем, пронизывая собой все

виды человеческой деятельности, нравственная ответственность включает в себя целый комплекс

достаточно сложных и отнюдь не однозначно решаемых вопросов. Их осмысление предполагает

конкретный анализ внешних и внутренних обстоятельств нравственного поведения, тесно связанный с

проблемой моральной оценки.

30. Счастье как категория этики.

Размышляя над проблемой смысла жизни, Л.Н. Толстой пришел к выводу, что вопрос о

смысле жизни есть вопрос веры, а не рационально аргументированного знания. Понятие веры в

философии Толстого не совпадает с традиционным понятием веры: "Вера есть знание смысла

человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила

жизни". Таким образом, для Толстого жизнь, имеющая смысл, и жизнь, основанная на вере, есть

одно и то же. Понятие счастья во всех этических системах непосредственно связывается с

пониманием смысла жизни, так как в самом общем виде счастье определяется как состояние

моральной удовлетворенности, удовлетворения своей жизнью. Философские манифесты счастья

имела каждая эпоха. Во многих этических системах счастье провозглашалось неотъемлемым правом

человека, стремление к счастью рассматривалось как прирожденное свойство личности и в этих

учениях счастье и стремление к нему рассматривалось в качестве основы и источника моральной

деятельности. Ламетри, французский просветитель XVIII в. писал: "Кто нашел счастье, тот все

нашел". Во Франции в XVIII в. даже был основан "Орден счастья".

По мнению Вольтера, "великое дело жизни и единственное о чем следует заботиться - это

жить счастлива". Это и есть формула эвдемонизма. Однако эвдемонизм отличается от гедонизма,

ибо источником счастья может быть не только удовольствие, но и благополучная судьба,

совершенство человека, удовлетворение жизнью.

Счастье - это состояние наибольшей удовлетворенности человека условиями своего бытия,

ощущение полноты и осмысленности жизни - это и благополучие, и здоровье и степень свободы и

уверенности человека в полезности своего существования на земле.

Счастье не может быть состоянием постоянным, это не состояние непрерывной радости, а

скорее, момент особого эмоционального подъема. Один древний мыслитель сказал, что счастье

перемежается с несчастьем как роза с шипами. Генрих Гейне подтвердил распространенное

убеждение, когда сравнил счастье с легкомысленной девушкой, которая приласкает, поцелует и

убежит; несчастье, наоборот похоже на женщину, которая сильно привязывается, не спешит уйти и

спокойно сидит вокруг тебя. Следовательно, как правило, счастье мимолетно, его трудно удержать,

несчастье же наоборот отличается постоянством.

31. Добро и зло как этические категории.

"Добро" и "зло" - центральные понятия морального сознания. Именно через призму этих

понятий происходит оценка поступков человека, всей его деятельности. Эти понятия выработаны

моральным сознанием очень давно и уже первые этические системы используют их в своих

построениях. Добро является наиболее общим понятием морали, которое объединяет всю совокупность

положительных норм и требований нравственности и выступает как идеал. Кроме того, добро может

рассматриваться как нравственная цель поведения и в таком случае оно выступает в качестве мотива

поступка. В то же время добро - качества человека (добродетель). Такое многозначное определение

добра вытекает из самой природы нравственности, которая пронизывает собой все стороны

жизнедеятельности людей.

Зло противоположно добру. Категория зла является обобщенным выражением представлений

обо всем безнравственном, что заслуживает осуждения и должно быть преодолено. Например, в

отношениях между людьми, зло - это когда к человеку относятся не как личности как таковой, а с целью

извлечь выгоду, использовать в своих корыстных целях.

Зло - родовое понятие по отношению ко всем нравственно негативным явлениям - обману,

подлости, жестокости, и т.п. Зло проявляется как в малом, так и в большом. Зло укоренилось в

привычках, в нравах, в повседневной психологии. Когда, совершив неблаговидный поступок, мы

пытаемся свалить вину на другого, то тем самым мы поступаем неблагородно, мы теряем свое

достоинство. Когда ради какой-то выгоды, мы поступаемся своими нравственными принципами - во

всех этих случаях мы совершаем поступки, которые могут квалифицироваться как злые - как моральное

зло.

Действовать в морали, - значит выбирать между добром и злом. Свободный сознательный

выбор человек может сделать лишь тогда, когда он знает, что такое добро и зло, когда он относится

положительно к добру и отрицательно ко злу, и когда он, стремясь поступать по линии добра имеет для

этого объективные условия и возможности. В то же время нельзя утверждать, что добро это нечто

абсолютное, ибо добро и зло взаимосвязаны между собой. Моральная жизнь человека, как правило,

противоречива, раздираема противоречивыми стремлениями. С одной стороны человек нацелен на

удовлетворение своих желаний, себялюбивых склонностей, частных интересов, с другой стороны, ему

присуще сознание долга, ответственности перед другими людьми.

Какие же теории соотношения добра и зла существовали? Религиозная этика утверждала, что

добро - есть выражение воли или разума Бога, зло же фатально присуще человеку - грех, который

совершили Адам и Ева является источником существования зла на земле. Натуралистические теории

происхождение добра видели в абстрактной "природе человека", в его стремлении к наслаждению,

счастью.

Так этика гедонизма утверждает, что добро - это то, что доставляет удовольствие или ведет к

нему. Добро - это то, что приятно. Только наслаждение, удовольствие, радость - добро; страдание, горе,

неудовольствие - зло. Однако сразу же можно возразить, что содержание наслаждения зависит не

только от эпохи, но и от среды, возраста, образования, следовательно, сами по себе положительные и

отрицательные эмоции объективно не несут в себе определений добра и зла.

Этика утилитаризма утверждает, что добро - то, что полезно индивиду, а зло - то, что вредно.

Однако не всегда человек делает то, что полезно для него, ибо часто он следует такому жизненному

правилу: "Зная лучшее, следую худшему". Кроме того, мы знаем, что в истории существовали случаи

самоотверженного служения человека во имя каких-либо идей - это поведение трудно объяснить

утилитарной этикой.

Релятивистская этика утверждает, что различие между добром и злом не заложено в природе,

а существует только во мнениях людей. Из этой точки зрения следует, что существует столько

равноценных моральных суждений, сколько есть народов и лиц.

Главный недостаток релятивистской этической теории заключается в том, что невозможно

выделить общечеловеческое содержание морали, т.е. то начало в ней, которое сохраняется в разные

исторические эпохи у разных народов. К тому же подобный взгляд часто ведет к имморализму (отказу

от морали вообще).

Современные этические теории считают, что определение добра практически невозможно

(интуитивизм), либо добро целиком зависит от личного замысла индивида (экзистенциализм)

Добро и зло, их исторические формы

Существование добра не подвергается, как правило, сомнению. Сложнее со злом, которое

некоторые религиозные мыслители рассматривают как недостаток добра. Во всяком случае идея

Добра упорядочивает, объединяет всю духовную жизнь человека.

Реальные проявления добра настолько многогранны, сложны, что дать четкое определение

добра сложно. Добро представляется в виде светлого, успокаивающего, облагораживающего образа.

Нет и «чистых» носителей добра. В каждом человеке имеются не только достоинства, но и

недостатки.

Скептики античности утверждали, что можно выявить конкретные проявления добра, но

невозможно дать определение добра вообще. О трудностях в определении добра говорили Вл.

Соловьев, Н. Бердяев и др. выдающиеся мыслители.

Хотя человек не может дать четкого определения добра и зла, он все же интуитивно отличает

добро от зла – добрые поступки как бы самоочевидны.

Наиболее категорично говорят о природе добра и зла религиозные мыслители. Они

утверждают, что Бог является живым воплощением добра, а сатана – воплощением зла. Таким

образом, добро и зло имеют сверхъестественный источник. Только вера в абсолютное добро

позволяет нам творить добро.

Религиозная трактовка добра и зла достаточно проста, опирается на догматы, имеющие

многовековую историю. Однако возникают вопрос, насколько такое понимание добра и зла имеет

объективные критерии. Можно лишь безошибочно утверждать, что одни действия соответствуют

воле Бога, а другие – нет. Конечно, имеются заповеди, изложенные в Библии (считается, что это

воля Бога). Ссылки на Священное писание, на высказывания отцов церкви не всегда дают выход из

трудностей, ибо в них немало противоречий. Сам же факт существования зла создает для церкви

немалые трудности.

С религиозной трактовкой добра и зла перекликается учение объективного идеализма,

которое добро рассматривает как нечто совершенно автономное, не зависимое от эмпирического

мира (Платон, Гегель). Различные конкретные проявления добра должны быть согласованы между

собой вследствие единства добра».

Гедонистические и эвдемонистические учения понятия добра и зла выводят из наслаждения и

счастья. Добрые поступки ведут к счастью и наслаждению, злые же порождают страдания и

несчастье. Достижение добра вызывает обычно приятные переживания, известное удовольствие.

С учением эвдемонизма «пересекаются» воззрения основателей утилитаризма (от лат. –

польза) – Бентама, Милля и др., по существу считавших добром то, что приводит к счастью

наибольшее количество людей. Но понятие счастья является весьма зыбким фундаментом для

выявления сути добра. Но определение количества и качества счастливых людей так или иначе

выходит на принцип полезности.

Во имя благополучия общества, государства совершались самые жестокие, аморальные

действия. Конечно, такие моральные ценности, как альтруизм, солидарность, ответственность

способствуют стабилизации общества, но высшие моральные ценности, добро должны быть

реализовываться не в качестве средства, а в качестве цели человеческого существования. Добро не

должно быть лишь средством для достижения каких-либо других целей.

Различные подходы к определению добра и зла отмечают те или иные моменты доброго

поведения, конкретных проявлений добра. Добро само по себе есть нечто возвышающее человека,

поднимающее его над эгоистическими устремлениями. Без добра существование человеческого

общества и личности просто невозможно. Зло же вносит дисгармонию в общество, во внутренний

мир личности, разрушает исходные ориентиры человеческой жизни.

Добро заключается в таком качестве, добродетели человека, как доброта, которая выражается

в соответствующих установках, нацеленности поведения человека, в его возможности делать одни

поступки и неспособности совершать другие.

Религиозные мыслители довольно часто подчеркивают: «Добро можно утверждать только

при помощи добрых дел!». Для утверждения добра необходимо освободить жизненное пространство

от зла. Злу противостоять может только добро. Но всегда ли добро – чистое добро – может

противостоять злу? Над этими вопросами размышляли многие философы. Дать волю злодею –

значит придать слабых.

Важно не только иметь образ Добра, но и уметь отстаивать добро, утверждать его в

повседневной жизни. Необходимо формировать навыки доброго поведения. Важно также уметь

отличать доброту от псевдодоброты, от доброты притворной, от замаскированной корысти, от

эгоизма, равнодушия.

Представление о добре и зле, образ добра и зла формируется не только в процессе

рассудочной деятельности, но и в работе чувств в ответ на потребность в добре, в чем-то святом,

абсолютно значимом, в том высшем свете, который озаряет и одухотворяет всю жизнь человека.

Появление этого чувства можно отметить уже на самых ранних этапах человеческой истории, когда

возникает уважительное отношение к старшим, любовь к жизни…

32. Честь и достоинство как этические категории.

Будучи существом общественным, разумным и сознательным, человек не может не

задумываться над тем, как относятся к нему окружающие, что они о нем думают, какие оценки

выносятся его поступкам и всей его жизни. В то же время он не может не думать и о своем месте

среди других людей, не совершать акта са.мооценки . Эта духовная связь человека с обществом и

выражается в понятиях Чести и Достоинства. "Честь - жизнь моя, - писал Шекспир, - они срослись в

одно, и честь утратить - для меня равно утрате жизни".

Категории "честь" и "достоинство" отражают моральную ценность личности, они

представляют собой общественную и индивидуальную оценку нравственных качеств и поступков

человека. Исполнение долга, следование велениям совести придают личности тот• моральный

статус, который и отражен в понятиях "достоинство" и "честь". Близкие по значению, они, между

тем, имеют важные смысловые различия.