Оллпорт Г.В. Личность в психологии
Подождите немного. Документ загружается.
уникальное существо в мире, чья система смыслов и ценностных ориентации
присуща только ему и никому другому. А посему экзистенциальный психолог,
проводя исследование, диагностику или терапию, видимо, нуждается в
отдельной методике для каждого конкретного случая. Но до настоящего
времени сторонники этой школы так и не стали настолько изобретательными,
насколько того требуют их собственные постулаты. Налицо методологическое
отставание.
Да, действительно, психиатрам и клиническим психологам давно
известно, что за отправную точку следует принимать собственную историю
пациента. Но выслушав эту историю, они тут же принимаются рассматривать
ее в рамках неких основных категорий, расчленяя комплексный образ на
стандартные измерения (способности, потребности, интересы и т. п.), и
торопятся приписать какие-то баллы наиболее интересующим их переменным.
Заметьте, что и те терапевты, которые заявляют о том, что придерживаются
экзистенциальной ориентации, также, как правило, используют в своей работе
стандартные процедуры. Их методики и даже их интерпретации порой не
отличишь от тех, что предлагает нам ортодоксальный психоанализ (G. W.
Allport, 1961a).
Мы проявляем большую концептуальную, нежели методологическую
гибкость. Позволю себе проиллюстрировать это утверждение ссылкой на
ценный и обширный методологический обзор, включающий около пятисот
работ (Ruth Wylie, 1961). Большинство этих работ касается эмпирических
исследований Я-концепции. (Сам факт того, что в последние годы система «Я»
снова начала рассматриваться в качестве предмета психологического анализа,
говорит о нашей концептуальной гибкости.) Однако при более пристальном
взгляде на эти исследования мы обнаруживаем, что фактически все они
подходят к изучению Я-концепции только с позиции общих измерений. Мы
встречаем описания типа «этот тест выявляет самооценку на основе балла по
шкале тревожности»; или «были использованы девять биполярных шкал,
построенных по принципу семантического дифференциала»; или
«ранжирование по пятибалльной шкале восемнадцати понятий, обозначающих
черты личности, позволяет определить степень самопринятия». Я не имею
ничего против подобных исследований, я только говорю о том, что их
методологическая основа довольно стереотипна.
Но давайте обратимся к тем инструментам из морфогенетической
половины нашего методологического чемоданчика, которые доступны нам на
современном этапе. Мой обзор будет скорее иллюстративным, чем
исчерпывающим. Я вкратце опишу каждый из методов, надеясь, что этот
перечень в целом поможет понять, что именно я подразумеваю, говоря о
морфогенезисе. Я также хочу надеяться, что этот обзор стимулирует
дальнейшие разработки.
1. Известен метод сопоставления, успешно используемый как немецкими,
так и американскими исследователями (см. G. W. Allport, 1961b, p. 387, 446).
Суть метода заключается в сопоставлении друг с другом различных, зачастую
сложных элементов экспрессивного стиля личности. Мы проверяем себя,
81
решая, относится ли данное описание ситуации к данному личностному
профилю, принадлежат ли этот голос и этот почерк одному и тому же человеку.
Хотя этот метод не дает представлена о причинно-следственных отношениях,
он является хорошим примеров стопроцентно морфогенетической процедуры.
2. Другой морфогенетический метод был разработан Болдуином на
основе анализа писем одной женщины по имени Дженни (Baldwin, 1942).
Предметом изучения была индивидуальная структура ее мышления, т.е.
комплексы ассоциаций. Каков эмоциональный тон ее письма, когда она говорит
о женщинах, о деньгах, о природе? Если она рассказывает о своем сыне, что
еще упоминается в этом контексте? С помощью этого метода, названного
Болдуином «анализ структуры личности», можно ВЫЯВИТЬ ряд интересных
личностных феноменов, и он не требует привлечения каких-то
среднегрупповых показателей.
3. Еще один морфогенетический метод, до некоторой степени
напоминающий предыдущий, был разработан Шапиро (Shapiro, 1961). На
основе пятичасового глубинного разговора психиатра с пациентом
конструируется опросник, который в дальнейшем используется для работы с
этим и только с этим пациентом. Повторные его заполнения с интервалом
несколько месяцев или лет помогают проследить процесс взаимодействия врача
с пациентом, а также моменты улучшения или ухудшения здоровья.
4. Более претенциозной, но тоже вполне морфогенетической, является
попытка определить сферу и количество основных жизненных интересов
конкретной личности. Много лет назад Г. Уэллс в своих «Автобиографических
экспериментах» заявил, что в его жизни были только две основные темы —
мировое правительство и секс. В одной из своих рабе я рассуждал о том, можно
ли максимально полно понять жизнь человек проследив только несколько
основных жизненных интересов или мотивов. Возможно, две темы — это
слишком мало для большинства личностей (и, мне кажется, особенно для
Уэллса), хотя говорят, что у Л. Н. Толстого после его отлучения от церкви была
только одна тема, а именно - стремление к простоте жизни. Более типичен, на
мой взгляд, пример Уильяма Джеймса, у которого, по свидетельству его
биографа (R. В. Perry 1936, ch. 90—91), было восемь доминирующих
тенденций. В ряде предварительных исследований, которые я проводил на
студентах (G. W. Allport 1958), я установил, что они считают возможным
адекватно охарактеризовать собственного друга, перечислив в среднем от 3 до
10 его существ венных характеристик.
Я не нахожу точного названия этим центральным мотивам. Эти
«существенные характеристики» по большей части носят мотивационньпй
характер, хотя некоторые, возможно, являются и стилевыми. Моим братом был
предложен такой термин, как «телеономические тенденции» (F. Н. Allport,
1937). Фрэнк полагал, что их следует рассматривать как некие жизненные
гипотезы личности и что целесообразно тщательно подсчитать, какое
количество повседневных действий может быть отнесено к одной или
нескольким из этих тенденций. В этой идее есть смысл, однако до настоящего
момента она не подвергалась надлежащей проверке. Один из вопросов
82
заключается в том, можем ли мы обеспечить достаточно высокий уровень
надежности экспертов, оценивающих соответствие частных актов поведения
той или иной гипотетической тенденции. На современном этапе это не более
чем направление рассуждении, требующее тщательной проработки.
5. Предположим, нас интересует индивидуальная система ценностей. Тут,
конечно, хороши прямые вопросы типа «Что бы вам хотелось иметь больше
всего на свете?», «Какие события вызывают у вас ощущение полноты жизни
или собственной уникальности?» или, в терминах Маслоу, «В чем заключаются
ваши пиковые переживания?». В одной из своих работ я выступал за
интенсивное использование такого рода прямых вопросов, поскольку я убежден
в том, что мы должны доверять нашему клиенту, когда он рассказывает о
принципиальных аспектах своей жизни. Проективные тесты не могут
применяться в отрыве от направленных методов, так как мы не можем
проинтерпретировать полученные с их помощью результаты, если нам
неизвестно, согласованы ли они с его представлением о себе или противоречат
ему (см. G. W. Allport, 1960, ch. 6).
6. Можем ли мы повысить точность этих процедур, учитывая наработки в
области количественных методов диагностики? Одним из примеров такого рода
является «шкала самоопределения» (Kilpatrick, Catttipil, 1960). Перед
испытуемым кладут бланк, на котором нарисована лестница с десятью
ступенями. Испытуемого просят рассказать, в чем, по его мнению, заключается
«самый лучший или идеальный образ жизни». На рисунке этому образу жизни
соответствует самая верхняя, десятая ступенька. Затем его просят описать
«наихудший образ жизни», как он его себе представляет. Это, говорят ему,
нижняя ступенька лестницы. После этого испытуемый должен указать, на какой
из ступенек лестницы, по его мнению, находится сейчас он сам. Также нередко
задаются вопросы типа: «В каком месте этой лестницы Вы находились два года
назад? Как вы думаете, где Вы окажетесь через пять лет?».
Такая методика довольно продуктивна в консультировании. Авторы
использовали ее также в исследовании, посвященном динамике моральных
установок, в частности при сравнительном анализе установок в стабильных
странах и тех, которые недавно пережили революцию. А в этом случае
происходит любопытная вещь: морфогенетическая техника применяется в
качестве инструмента номотетического исследования. Обычно ситуация, как
нам хорошо известно, прямо противоположная: личность пытаются вставить в
номотетическую рамку.
Все эти примеры убедительно доказывают нам, что можно исследовать
уникальную внутреннюю структуру личности, не ссылаясь при этом на
универсальные или групповые нормы. Все методы, о которых я уже рассказал,
являются полностью морфогенетическими, хотя это далеко не всегда
осознается теми, кто эти методы использует.
Теперь давайте обратимся к некоторым методикам, которые могут
оказаться очень полезными при изучении индивидуальности, хотя по своей
природе они близки к количественным методам.
Прежде всего я имею в виду столь привычный всем измерительный!
83
инструмент, как шкала ранжирования. В одном давнем исследована (Conrad,
1932) учителей просили оценить учащихся по выраженности них конкретных
черт личности, всего в списке была 231 черта. То eсть учителям пришлось
исходить из того, что у каждого ребенка в той ил иной степени выражены все
эти черты. В этом случае степень согласованности оценок одного и того же
ребенка различными учителями был невысока, коэффициент корреляции
составил приблизительно 0,48. После такого номотетического беспредела тех
же учителей попросили отметить только те черты, которые, по их мнению,
являются «центральными или имеющими принципиальное значение в
структуре личности ребенка». В этой части задания учителя
продемонстрировали исключительное единодушие — коэффициент корреляции
равнялся 0,95. Такой результат говорит о том, что причиной низкой надежности
экспертных оценок может являться несоответствие используемых нами
характеристик тому объекту, которому эти характеристики приписываются.
Напротив, обоснованный подбор ключевых диспозиций может стать залогом
надежности результатов работы.
Родственный этому метод — использование простого перечня
прилагательных. В этом случае респонденту предлагается список, состоящий,
возможно, из сотен различных черт личности, но от него требуется
использовать только те из них, которые, на его взгляд, представляют
первостепенное значение для описания конкретной индивидуальности.
Преимущество обоих вышеописанных методов заключается в том, что
они предоставляют респонденту возможность игнорировать нерелевантные
переменные. А этого не хватает практически всем количественным методам.
7. Другой пограничный метод — это «репертуарный тест ролевого
конструкта», разработанный Келли (Kelly, 1955). Суть его заключается в
следующем. Испытуемого просят сказать, что общего между двумя
предлагаемыми понятиями и чем они оба отличаются от третьего. Например,
предлагаются такие понятия, как мать, сестра, жена. И испытуемый может
ответить, что мать и сестра похожи в том, что обе они оказываю ему
поддержку, а жена отличается от них тем, что она требовательна. Предъявив
большой перечень пар для сравнения, мы можем выяснить не только частные
установки в сфере семейных взаимоотношений, но и существенные
характеристики когнитивного стиля в целом; скажем, npoтивопоставление в
сознании требовательности и эмоциональной поддержки со стороны
окружающих. Этот метод не является полностью морфогенетическим,
поскольку он априорно определяет те «значимые другие», которые нужно
охарактеризовать, и ограничивает спонтанность выбора в ряде других
аспектов. И все же он может оказаться вполне продуктивным в интересующем
нас типе исследования.
8. Для определения когнитивного стиля также может успешно
применяться и ряд других методик. Так, в одном из исследований (Broverman, 1
1960) испытуемому предлагались стандартные тесты, но интерпретации
основывались на том, насколько хорошо или плохо (по сравнению со всей
группой) он справился с конкретным тестом. Тем самым выявлялись те
84
тенденции, которые были выражены у данного испытуемого наиболее ярко.
Может быть, нам стоит обратить внимание на индивидуальную
психофизику. Мы могли бы, например, установить связь между остротой
зрения Билла и сферой его интересов, между когнитивным стилем и
характеристиками нервной системы, между объемом легких и экстраверсией.
Насколько необходимо использовать для подобных целей стандартные
процедуры измерения — это вопрос для будущих исследований.
9. Еще одна методика разработана мной в соавторстве с Верноном и
Линдсеем (Allport, Vernon, Lindzey, 1960). Это — тест «Изучение ценностей»,
направленный на выявление степени значимости для конкретной личности
каждого из шести описанных Шпрангером психологических типов.
Получаемый в результате профиль не показывает, больше или меньше по
сравнению с группой в целом данный человек придает значение
экономическим, теоретическим или религиозным ценностям. Его назначение —
продемонстрировать соотношение значимости этих ценностей для данной
личности: какая для него более существенна, какая менее. Такой тип профиля
является полустатистическим-полуморфогенетическим.
10. Иногда считается, что предложенная Стефенсоном Q-сортировка
(Stephenson, 1953) также относится к разряду идиоморфических техник. Хотя в
действительности, как и другие рассмотренные нами методы, она лишь
частично попадает в эту категорию. Она может быть использована для
определения изменений в концепции «Я». Но поскольку предъявляется, как
правило, стандартный набор формулировок, испытуемому предоставляется не
большая свобода, чем при работе со стандартной шкалой ранжирования.
Дополнительные ограничения накладывает обычное требование
квазинормального распределения карточек по категориям. Тем не менее, это
достаточно гибкий метод, и в некоторых вариантах он может оказаться весьма
продуктивным, особенно если применить к нему инверсивный факторный
анализ.
11. Хорошо известно исследование Наннелли (Nunnally, 1955), который в
течение двухлетнего терапевтического взаимодействия с пациенткой определил
шестьдесят утверждений, имеющих непосредственное отношение к ее личности
(Я думаю, что это большой шаг вперед по сравнению со стандартными
списками.) Пациентка производила сортировку множество раз с различными
инструкциями и при различных обстоятельствах. Использование инверсивного
факторного анализа дало возможность определить три независимых фактора,
составляющих основу ее Я-концепции. За время терапевтического
взаимодействия эти факторы претерпели лишь незначительные изменения.
Крайне любопытен тот факт, что среди многих тысяч исследований,
основанных на использовании факторного анализа, практически нет ни одной,
которая была бы направлена на то, чтобы выявить внутренние уникальные
структурные единицы, характеризующие конкретную человеческую жизнь.
Даже с помощью инверсивного факторного анализа это становится возможным
только в том случае, когда исходная информации подбирается по принципу ее
морфогенетической релевантности. А ведь такой анализ весьма продуктивен
85
при решении творческих задач подобного рода; он, как мне кажется, таит
огромные возможности для определения центральных тенденций человеческой
жизни, хотя пока это мало кем осознается.
Выводы
Приведенный обзор имеющих отношение к нашей проблематике методов,
конечно же, далеко не полон, но он показывает, что с помощью искусно
подобранных методов мы можем внести свежую струю в нашу вялотекущую
науку. Но для того, чтобы это стало возможным, мы должны в значительной
степени ограничить наш современный статистический беспредел.
В настоящей работе я представил на суд читателей идею
«морфогенетической психологии»; идея эта была почерпнута из биологии, хотя
и не совпадает полностью с биологической трактовкой. Мне кажется, это
хороший термин, лучший, чем «идиоморфическая», который студенты,
изучающие личность, так любят неправильно писать и неправильно
употреблять. Я надеюсь, что понятие «морфогенетическая» приживется, и еще
более я надеюсь на то, что те исследования, на которые я рискнул навесить этот
ярлык, будут множиться и развиваться. Мы уже знаем, что личность (в целом)
— это интереснейший предмет изучения. Но, только имея разработанные
морфогенетические методы, мы сможем отдать должное тому удивительному
своеобразию, которое отмечает личности Билла, Джона и Бетти
Я абсолютно убежден, что нам необходим прогресс в этой области, дабы
наша молодая наука достигла, наконец, своей зрелости. Именно наша
односторонняя озабоченность общим делает попытки понять конкретную
личность бесплодными и даже неуместными. Возможно, нам стоит с большей
серьезностью отнестись к тем насмешкам, которые иногда можно услышать в
адрес нашей профессии. Г. Сайке в своих «Скрытых пережитках» обвинил
психологов в том, что они, «будучи полуобразованными, осмеливаются
навязывать остальным какие-то интеллектуальные и моральные стандарты».
Это довольно-таки оскорбительное замечание. И все же в нем есть доля
правды. Надеюсь, что мы достигнем более высокого качественного уровня,
если наша изобретательность будет проявляться не только в теории, но и в
методах, и если мы распространим наши интересы на всю личностную сферу.
Библиография
Allport, F. H., «Teleonomic description in the study of personality», Charact.
& Pers., 1937, 6, 202—214.
Allport, G. W., «What units shall we employ?» гл. 9 в G. Lindzey (ed.),
Assessment of human motives, New York: Rinehart, 1958. Также глава 7 в G. W.
Allport, Personality and social encounter, Boston: Beacon, 1960.
Allport, G. W., «The trend in motivational theory», глава 6 в Personality and
social encounter, Boston: Beacon, 1960.
Allport, G. W., Vernon, P. E., Lindzey, G., A study of values, third ed.,
Boston: Houghton Miff lin, 1960.
Allport, G. W., Comment. In R. May (ed.), Existential psychology, New York-
Random, 1961, стр. 94—99. (а)
Allport, G. W., Pattern and growth in personality, New York: Holt, Rinehart &
86
Winston, 1961. (b)
Allport, G. W., «Das allgemeine und das eigenartige in der psychologischen
praxis», Psycholog. Beitr., 1962, 6, 630—650. English translation: «The general and
the unique in psychological science»,
in J. A. Ross and R. Thompson (eds.), Proceedings of the Summer Conference,
Western Washington State College, 1961, стр. 25—37.
American Psychological Association, «Ethical standards of psychologists»,
Amer. Psychologist, 1959, 14, 279—282.
Baldwin, A. L., «Personal structure analysis: a statistical method for
investigation of the single personality», J. Abnorm. Soc. Psychol., 1942, 37, 163—
183.
Broverman, D. M., «Cognitive style and ultra-individual variation in abilities»,
J. Pers., 1960, 28, 240—256.
Conrad, H. S., «The validity of personality ratings of preschool children», J;
Educ. Psychol., 1932. 23, 617—680.
Graumann, С. F., «Eigenschaften als Problem der Personlichkeits-Forschung.
Глава 4 в P. Lersch and H. Thomae (eds.), Personlichkeitsforschung und
personlichkeitstheorie, Gottingen: Hogrefe, 1960.
Hearnshaw, L. S., Bull.xxx Brit. Psychol. Soc., No.36, 1, 1956. См. также,
Leytham, G. W. H., «Psychology and the individual», Nature, vol. 189, no. 4763,
1961, стр. 435—438.
James, W., Memories and studies, New York: Longmans, Green, 1912.
James, W., Psychology: the brief course (G. W. Allport, ed.), New York:
Harper, Torchbooks, 1961.
Kelly, G. A., The psychology of personal constructs, New York: Norton, 1955,
vol. 1.
Kilpatrick, F. P., and Cantril, H., «Self-anchoring scale: a measure of the
individual's unique reality world», J. Indiv. Psychol., 1960, 16, 158—170.
Kluckhorn, С. M., Murray, H. A., and Schneider, D. M. (eds.), Personality in
nature, society, and culture, New York: Knopf, 1953.
Meehl, P. E., Clinical vs. statistical prediction, Minneapolis: Univ. Minnesota
Press, 1954.
Meehl, P. E., «When shall we use our heads instead of a formula?», J.Counsel.
Psychol., 1957, 4, 268—273. ;•
Meehl, P. E., «A comparison of clinical with five statistical methods of
identifying psychotic MMPI profiles», J. Counsel. Psychol., 1959, 6, 102—109.
Nunnaly, J. С., «An investigation of some proposition of self-conception: the
case of Miss Sun», J.Abnorm. Soc. Psychol., 1955, 50, 87—92.
Sarbin, Т. R., Taft, R., and Bailey, D. E., Clinical inference and cognitive
theory, New York: Holt, Rinehart & Winston, 1960. ,
Shapiro, M. В., «The single case in fundamental clinical psychological
research», Brit. J. Med. Psychol., 1961, 34, 255—262. ,^
Syces, G., The hidden remnant, New York: Harper, 1962.
Wylie, R. C., The self-concept: a critical survey of pertinent research literature,
Lincoln: Univ. Nebraska Press, 1961.
87
ТВОРЧЕСКАЯ ФАНТАЗИЯ ПСИХОЛОГА И ОБЛАСТИ ЕЕ
ПРИМЕНЕНИЯ
Некоторых людей приводит в дрожь мысль о том, что психологи могут
еще в большей степени использовать в работе свою фантазию, чем это делают
они сейчас. Эти люди скажут: «Посмотрите на то, что вы уж напридумывали.
Вы заморочили нам голову обучающими машинами, компьютерами и
тренажерами; всевозможными личностными коэффициентами. Вы угощаете
нас пилюлями правды и подвергли проверкам на детекторе лжи, опросам
общественного мнения и тестам, лабиринтам прочей ерунде; и, что самое
ужасное, вы приписываете нам Эдипов комплекс... Мы сыты по горло всем
этим. То, что нам действительно нужно, это способ, с помощью которого мы
могли бы противостоять вашему натиску». В качестве примера они приведут
способ, который использовал один человек, устраиваясь на работу в
Британскую разведслужбу. Подозревали, что он не прочь приложиться к
бутылке, и перед психологом поставили задачу выяснить, так ли это на самом
деле. Психолог предложил ему ассоциативный тест:
Скажи мне, что первое приходит тебе в голову, когда я говорю «Haig!»
.
«Ну, — отвечает претендент, — вы знаете, это известный генерал, Первая
мировая война, Северная Африка. А так больше ничего».
«Gordon!»* «Ну, еще один генерал, из Китая, Тайпинское восстание».
«Booth!»* «А, снова генерал. Этот современный, из Армии Спасения».
«Vat 69!»* «Ну... может, это номер телефона Папы Римского?»
Такого рода сопротивление и мне по душе. Но теперешний
психологический «натиск» лучше всего лечить не отказом от творческой
фантазии, а большей на нее опорой.
Переходный период
В настоящее время психология напоминает юнца, возможно, неловкого и
излишне самоуверенного, но здорового и подающего определенные надежды.
Эту ситуацию лучше всего рассматривать в контексте всей интеллектуальной
истории нашего века.
На раннем этапе выдающиеся психологи того времени — Вильгельм
Вундт, Уильям Джеймс, Уильям Мак-Даугалл и Джон Дьюи — отказались от
полностью теоретического философского подхода и обратились к широкому
эмпирическому пониманию человеческой природы. В своих рассуждениях они
стремились опираться на эмпирические доказательства, собранные в
лаборатории или клинике, хотя и не располагали достаточным объемом такого
рода информации; в то же время они не собирались отказываться от своего
целостного взгляда на основной предмет психологии, а именно на сущность
человеческой природы.
Их протест против философии не заходил так далеко, чтобы поощрять
энтузиастов, пропагандировавших простые формулы человеческой природы.
Фрейд, например, предлагал нам удобный концептуальный стул на трех
Различные марки джина
88
ножках — ид, эго и суперэго. Уотсон и другие представителя бихевиоризма
говорили, что все дело в реакциях на стимулы. Было разработано множество
доступных редукционистских концепций и понятий, таких, как
бессознательное, обусловливание, подкрепление, иерархия привычек.
Редукционизм — это доктрина, основная идея которой сводится к тому, что все
лабиринты человеческой природы в принципе могут быть объяснены на основе
одного или нескольких (в зависимости от предпочтений исследователя)
механизмов.
Но дух времени этого века оказался еще более новаторским. Психология
запуталась в той же паутине, что и другие науки, философия, искусство и
литературоведение. Наступила эпоха крайнего позитивистского
редукционизма. Все теории стали считаться подозрительными из-за своей
вербальной соблазнительности и слабой эмпирической базы. Вундт и Джеймс,
Мак-Даугалл и даже Фрейд предлагали нам частную точку зрения, свою
личную интерпретацию. Но это не наука, говорили они нам, поскольку эти
интерпретации основаны на наших личных представлениях о
действительности, а они всегда субъективны.
Гораздо лучше, было нам заявлено, стать объективными — избегать
интроспекции, воздерживаться от личного мнения. Окончательно разделаться с
любыми субъективными проявлениями, использовать только операциональные
определения понятий. Приспосабливать все полученные данные к
математическим или компьютерным моделям, использовать статистические
методы, определять вероятности. Минимизировать опосредующие переменные,
рассуждать с точки зрения «пустого организма», чтобы все измерения и
концепции были общедоступными для проверки.
Важно отметить, что тенденция к крайнему позитивизму не
ограничивалась только рамками психологической науки. Аналогичная ситуация
складывалась и в философии, которая повсеместно отказывалась от метафизики
и теории ценностей в пользу лингвистического анализа и методологии. В новом
подходе к литературоведению эта тенденция реализовывалась в рассмотрении,
скажем, того или иного стихотворения вне целостного контекста, вне его связи
с личностью автора; как изолированной вереницы слов, представляющей собой
просто текст. В искусстве были отброшены реализм и образность,
опирающиеся на смыслы и на традиции. В моду вошли абстракции,
отражавшие преходящие переживания художника.
Фактически все сферы человеческой мысли декларировали одно и же:
давайте откажемся от нашего передаваемого из поколения в поколение багажа
слов, слов, слов. Не стоит доверять тому, что не может быть редуцировано до
физических, поддающихся измерению операций. Не что не истинно, если с
помощью лингвистического анализа нам не уд лось дать определение истины.
Что же касается литературы и искусства, давайте остановимся на текущих
фрагментах переживаний и на текстуальных доказательствах.
Этот период недавнего прошлого, который мы могли бы определи как
эпоху «великой чистки», еще никоим образом не закончился. В психологии мы
все время наталкиваемся на последствия редукционизма. Современные
89
концепции, в отличие от целостных концепций раннего периода, чрезвычайно
упрощены. Иногда это редукция к биологическому - тенденция, отчетливо
наблюдаемая у Фрейда, иногда к физическому, как в стимульно-реактивной
психологии, иногда к операционализму, кибернетическим аналогиям, к
компьютерным аналогиям, к математическим формулам, включая, конечно же,
факторный анализ и прочие формы бескомпромиссного эмпиризма. Плоды
такого редукционизма продолжают считаться последним словом в психологии.
Я надеюсь, что эта эпоха не будет полностью предана забвению,
поскольку преподанные ею уроки слишком ценны, чтобы оказаться забытыми.
Никто, за исключением, возможно, нескольких мыслителей-философов, не
хотел бы вернуться к априорным системам психологических рассуждения,
почти или совсем не опирающегося на эмпирическое наблюдение.
В то же время обращает на себя внимание одна отчетливая тенденция. В
последние десятилетия несложно заметить возрождение интереса к понятию
«Я». Можно вспомнить экзистенциальное направление, которое, принимая во
внимание фрагментарность жизни и потерю ценностных ориентиров, тем не
менее посредством таких понятий, как «трансценденция», «ответственность»,
«воля к смыслу» старается противостоять атомизации мысли и дезинтеграции
целей. Можно отметить возрождение интереса к целям терапии, а также к
предназначению нации. Возрождение феноменологии как психологического
метода, безусловно, означает определенный прогресс. С этим общим
направлением связана и трансформация психоанализа в так называемую эго-
психологию. Можно обратить внимание на появление новых журналов,
посвященных проблемам индивидуальной психологии, экзистенциальной
психологии, гуманистической психологии. Тенденция столь сильна и
отчетлива, что получила название «третьей силы» современной психологии.
Таким образом, мы переходим к новой эпохе. Удастся ли нам критически
усвоить уроки прошлых десятилетий и тем самым избежать тривиальности,
сопровождающей крайний редукционизм? Сумеем ли мы создать обобщающие
теории нового уровня, отдающие должное целостности человеческого сознания
и в то же время не отказывающиеся от недавно разработанных конструктивных
методов? Мой ответ — осторожное «да». Чтобы достичь этого, необходимо в
первую очередь определить те xapaктеристики человеческой природы, которые
ускользали от рассмотрения в эпоху массового редукционизма. Вторым
необходимым условием является, без сомнения, память о тех методологических
уроках, которые недавно были нам преподаны.
Морфогенезис и личность
90