Найдорф М.И. Введение в теорию культуры: Основные понятия культурологии

Подождите немного. Документ загружается.

2.6. Языки культуры и проблема единства культуры

Любое утверждение (например, «Идет дождь», или: «В прямоугольном треугольнике сумма

квадратов катетов равна квадрату гипотенузы», или: «У меня сегодня отличное настроение»)

может быть рассмотрено в широком смысле как сообщение, информирующее о том, каков

(как устроен) наш мир или о том, как человек с ним (миром) соотносится. Очевидно, что и

культура, определенная выше (2.3) как упорядоченная совокупность принятых в данном

обществе представлений о мире и месте человека в нем, свою очередь, может быть понята в

целом как огромная так или иначе организованная сумма разнообразных утверждений

(сообщений) обо всем, что по миропредставлениям этого общества соотнесено с

человеческим существованием. Иначе говоря, культура сама предстает перед нами как

гигантское сообщение, выражающее определенное понимание мира в соотнесенности его с

человеком, которое выработано предшествующими поколениями данного общества и

адресовано их ныне живущим потомкам – всем в целом и каждому человеку в особенности.

Бытует представление, будто значительная часть окружающего нас природного и вообще

вещного мира состоит из объектов, которые настолько самоочевидны, что даны нам прямо,

сами по себе, без посредства культуры. Но это всего лишь иллюзия, обычная иллюзия

восприятия, сходная с той, какую мы переживаем, когда «видим» действие, описанное в книге

словами. Многое в этом мире может существовать независимо и без участия человека. Но

любой элемент этого мира дан человеку как элемент его культуры.

Дождь как физическое явление в самом деле очевиден и для животных, но простейшее

высказывание типа «идет дождь» означает уже человеческое (культурное) овладение этим

фактом. Оно может означать предупреждение (не выходить на улицу, переждать), может

выражать, наоборот, побуждение (закрыть окно). Оно может быть информационной частью

предписания, например, для идущего на посадку самолета. Во всех случаях «дождь»

выступает уже не в качестве слепого природного процесса, но такого явления, которое

поименовано, так или иначе включено в человеческую деятельность, и свойства которого

соотнесены с человеком, его интересами и потребностями. Все это вместе взятое, весь этот

блок культурной информации относительно «дождя», должен быть сформулирован на каком-

то языке и передан новому поколению. Язык, следовательно, является важнейшим

конструктивным элементом культуры.

Определим, что язык – это выработанная человеческой средой система знаков, с помощью

которых содержание культуры (представления, умения, умения, знания, отношения) может

быть зафиксировано и передано в будущее. Этот процесс передачи называется трансляцией

культуры (лат. translatio – передача).

Осуществление трансляции культуры, однако, на деле связано с преодолением трудностей,

часть из которых порождена, во-первых, ограниченными трансляционными возможностями

языка и, во-вторых, природной ограниченностью каждого отдельного человека в усвоении

сообщаемой ему информации. Как показывает опыт, никакой из существующих языков не

может служить единственным носителем всего содержания культуры – в силу чрезвычайного

многообразия этого содержания. На первый взгляд утверждение это кажется слишком

категоричным – ведь мы можем обсуждать на естественном для нас, скажем, русском языке

любую тему! Действительно, естественного языка достаточно, чтобы построить и объяснить,

например, приведенное в начале этого параграфа высказывание о сторонах прямоугольного

треугольника (в т.ч. и известным школьным способом: «пифагоровы штаны на все стороны

равны»). Но естественного языка в этом случае недостаточно, чтобы /1/ показать, как

соотношение между сторонами прямоугольного треугольника вытекает из постулатов

Евклидовых «Начал», и /2/ доказать, что утверждение, составляющее вывод теоремы

Пифагора, не является единичным, но входит в систему утверждений о свойствах плоских

фигур, которая представлена особой областью знаний – «геометрией». Для выражения

системности геометрии был выработан язык, включающий ее основные понятия, аксиомы,

определения, теоремы, символы. Причем, специфика этого языка, приспособленного

специально для нужд геометрии, делает его непригодным к тому, чтобы служить в качестве

носителя других видов знания, например, химического.

Естественный язык оказывается также недостаточно приспособленным и для выражения

человеческих душевных состояний. «Отличное настроение», упоминаемое в нашем третьем

примере явление, смысл которого легче угадать, чем понять в результате логического

объяснения. Недаром, чтобы сообщить о своем настроении и передать его другим, люди

издревле пользуются «языком мимики и жеста» как языком более прямого эмоционального

общения. В то же время для любой культуры, т.е. для любого сообщества –создателя и

носителя культуры, человеческие чувства, эмоции, переживания, интересны не как объекты

простой констатации (как некоторые возможные состояния психики), но как способы

переживания человеком своего положения в мире. И чем богаче культура, тем разнообразнее

и тоньше в ней смыслы человеческих эмоций.

Допустим, что для кого-то мысль «У меня сегодня отличное настроение» означает что-то

вроде: «Я нахожусь сегодня в оптимальной психо-физической форме». Попробуем

поделиться этой новостью с кем-либо. Пожалуй, только близкие, если они уже измучены

нашей непрестанной хандрой, вздохнут с облегчением. Остальные пожмут плечами. Как и в

случае с «дождем», сам по себе факт ощущения человеком какого-то состояния в себе

остается бессмысленным «голым» фактом. Смысл, а следовательно, и значение для себя и

для других, человеческие чувства приобретают тогда, когда они поняты как переживания

определенных отношений человека к себе и миру. Но там, где необходимо прочтение,

возникает проблема языка.

В отличие от пифагорова треугольника или любого другого всегда равного себе

конструктивно завершенного предмета, которые можно правильно описывать средствами

точных и однозначных научных языков, живые человеческие отношения к себе и миру

изменчивы по силе и направлению: досада на себя легко может обратиться на другого, обида

– перерасти во вражду, а перепалка между друзьями иногда заканчивается миром еще более

крепким. Языковые средства, пригодные к тому, чтобы передавать разнообразные чувства и

отношения человека, очевидно, тоже должны обладать свойствами изменчивости,

напряженности, заразительности и тому подобными качествами, которых, например, не ждут

от языка математики.

Наиболее ранним средством «хранения и передачи» эмоций было естественное

человеческое тело, организованное жесткими требованиями ритуала. Групповая ритуальная

песнепляска, приуроченная к предстоящей войне или охоте, давала урок мужества и энергии

участникам ее перед началом опасного предприятия. В средневековом христианском храме

возвышенная эмоциональная атмосфера создавалась целым комплексом специально

организованных средств, в числе которых архитектурное решение и внутреннее убранство

здания, разного рода изображения страшных, трогательных, возвышенных, чувствительных

религиозных сюжетов, пение псалмов и речитация на загадочной для прихожан латыни, блеск

одежд служителей, благовония, неторопливый ритм службы и другие средства, вместе

способные передать (внушить) общине молящихся чувство ниспосланной Богом благодати.

В большинстве известных нам из истории культур преимущественное внимание

направлялось на сохранение и передачу групповых, совместно переживаемых чувств,

акцентировалось сходство положений, интересов и переживаний людей, принадлежавших

какой-то общности – сельской общине, боевой фаланге, ремесленному цеху, монашескому

ордену, школярскому братству и т. п. Поэтому то, что мы называем «отличным настроением»

фиксировалось в этих культурах тоже не как индивидуальное, но как групповое чувство,

совместно переживаемое по случаю «нашей победы», «собранного урожая», «окончания

поста», «дня святого – покровителя цеха» и т. д.; и воспроизводилось оно в каждом случае

особым церемониальным сценарием, включавшим, например, шествия, турниры, хороводы,

застолья и другие ритуальные действия.

Только в недавние 3-4 века, в наступившей после эпохи Возрождения культуре Нового

времени, можно наблюдать выраженный интерес к переживанию человеком своей и чужой

природной неповторимости, неповторимости жизненных положений и поступков в них – к

тому, что мы называем новоевропейским индивидуализмом. Подстать новым интересам

формировались и новые средства запечатления и передачи человеческих отношений к себе,

к другим, к миру. Эти средства развивались как языки разных видов искусств.

Языки искусства, появившиеся там и тогда, где общественно важными стали индивидуальные

человеческие чувства, должны отвечать иным требованиям, чем те, которым отвечают языки

ритуалов. Основное отличие обстоятельств, в которых работают языки ритуалов и языки

искусств, может быть обозначено так: в ритуале необходимо участие, при художественной

коммуникации – присутствие (на спектакле, концерте и т.п.), ритуальное (мифопоэтическое)

восприятие – это всегда «включенное» восприятие, тогда как художественное восприятие

всегда – дистанцированное; происходящее в мифе (ритуале) происходит «со всеми нами» и

потому непременно «со мной», происходящее с персонажем романа, спектакля, живописной

картины и пр. переживается как происходящее «с ним», с «другим», с которым я – зритель,

читатель, слушатель волен себя отождествить или не отождествить.

Любое душевное состояние, в том числе и «отличное настроение» в классическом искусстве

передается через образы персонажей, которые находятся в определенных отношениях с

окружающим их миром. В образах живописи, например, в отличном настроении пребывают

«Пьяный Вакх» (у П.П. Рубенса), герой «Автопортрета с Саскией на коленях» Рембрандта,

«Курильщики» в уличной кофейне (у А.Браувера, Фландрия, ХUII век), полководец,

принимающий ключи от завоеванной крепости (Веласкес. Сдача Бреды.), восхищенная собою

в зеркале Венера (Веласкес), царствующая в сказочном мире молодости и красоты Флора (у

Н.Пуссена). «Отличным настроением» пронизана ослепительно роскошная праздничная

атмосфера оперного театра (у Пушкина: «Театр уж полон, ложи блещут») и оперной музыки (у

Глинки – в увертюре к опере «Руслан и Людмила»). Разработанный в Новое время язык

классического искусства оказался способным передать множество оттенков и смыслов

«отличного настроения», одарив, тем самым, каждого человека возможностью разнообразно

и тонко понимать свое и чужое «отличное» (и вообще всякое) настроение.

Подведем теперь некоторый итог.

Очевидно, что культура, даже в пределах естественного языкового пространства – русского,

английского, испанского и т.д. – многообразна и многоязыка. Естественный язык, как мы

увидели, слишком приблизителен для описания специализированных областей культуры. С

другой стороны, представления о мире, сформулированные на любом из специальных

языков, неизбежно фрагментарны, и потому не могут полноценно ориентировать человека в

его отношениях с миром его культуры в целом. Да и возможности каждого человека в

овладении специализированными языками очень ограничены. Существует постоянная угроза

ситуации, которая описана в знаменитой притче о слепых, ощупывающих разные части слона

и дающих поэтому разные описания животного. Кто-то может вспомнить в этой связи

библейскую притчу о Вавилонской башне, указав тем самым, что проблема единства

культуры – языковая проблема, одна из давних и коренных ее проблем.

2.7. Третья универсалия: «язык-интегратор» культуры

Единство большого сообщества людей (равно древних египтян или граждан современной

Украины) может быть достигнуто только единством в культуре – общностью взглядов на мир

и человека в нем. Мы видели, что эта общность труднодостижима: культура в целом «не

вмещается» ни в один из языков и недоступна охвату одним человеческим сознанием.

Возникает, следовательно, необходимость /1/ сжатой формулировки базовых представлений

(своего рода аксиом) данной культуры и /2/ выработки особых языковых средств, которые

позволили бы донести равнодоступно и единообразно базовые представления его культуры

до каждого человека, независимо от его индивидуальных способностей восприятия и

общественного положения. Важность последнего требования подтверждается историей:

например, его несоблюдение в царской России привело к возникновению взаимно

автономных «двух культур» – крестьянской и аристократической, со всеми хорошо

известными трагическими последствиями их противостояния.

Блок базовых представлений как раз и образуется универсалиями – хронотопом и героем –

культуры. При этом степень устойчивости и определенности содержания этих универсалий

указывает на степень сформированности самой культуры. Например, формирование

современной культуры Украины должно пройти через созревание ее собственного хронотопа

– системы представлений об историческом прошлом народа, живущего в сегодняшней

Украине, его современном и будущем существовании среди других народов и государств.

Должны, во-вторых, отстояться представления о типе человека, который исторически

сложился как носитель этой культуры, унаследовал ее сегодня – в чем он совпадает с

общеевропейским этнокультурным типом, какими особенностями отличается от него, от

соседей и т.д. («герой культуры»).

Третьим показателем полноты украинской культуры будет достигнутая всеобщность этих

представлений – самоочевидность и доступность их для восприятия каждым человеком –

носителем этой культуры. Необходимо, но совершенно недостаточно для этого, чтобы

процессы созревания украинской культуры происходили в специализированных сферах –

исторической, социологической, политологической и прочих науках, равно как и в прикладном,

живописном, музыкальном и других искусствах. Должен сложиться неповторимо украинский

язык образов и понятий, способный донести с неотразимой убедительностью и буквально до

всех особый мир – хронотоп и образ героя культуры. Этот язык мы называем «языком-

интегратором» культуры (от лат. integre – целый), потому что от него, в конечном счете,

зависит реальная целостность культуры.

Современным примером решения комплекса культурообразовательных проблем может, по-

видимому, служить американская массовая культура. Почти каждый ее образец (к примеру,

кинофильмы) доносит до зрителя образ «стопроцентного» американца вместе с образом

Соединенных Штатов как страны и как особого мира юридических и нравственных законов,

убеждений и ценностей, имеющих свою историю, очевидных в своей справедливости и

потому способных вдохновить каждого честного человека при необходимости встать на их

защиту. Массовая культура США сыграла и продолжает играть решающую роль в

формировании культурной целостности этой страны и во многом служит моделью для

формирования массовых культур в других странах регионах мира.

Язык-интегратор складывается в процессе формирования культуры при коллективном

участии всех ее носителей. Миф об Осирисе создавался поколениями египтян в качестве

языка-интегратора, способного сохранить и донести до каждого особое, свойственное и

утвердившееся только в древнеегипетской культуре переживание пространства-времени и

человека в нем. Точно так же сложная и таинственная система средневекового

миропредставления нашла со временем свое совершенное выражение в универсальном

языке христианского храма и храмового действа. Культура европейского Просвещения

формировала свой язык-интегратор на основе представления о Разуме как царстве чистой

доказательности. Язык-интегратор своими свойствами точно так же воплощает свойства

выражающей себя через него культуры, как их воплощают две другие универсалии –

хронотоп и герой культуры.

Все три универсалии образуют фундамент любой культуры и находятся в неразрывной связи

между собой.

Сведения об авторе:

НАЙДОРФ МАРК ИСААКОВИЧ, канд. философских наук, доцент кафедры

культурологии и искусствоведения Одесского национального политехнического

университета.

Подробнее об авторе...

карта библиотеки yyyyyyyФОРУМ "Studia humanitas"

Majordomo - надежный хостинг

Поиск

Библиотека > Теория культуры > Найдорф М.И. Введение в теорию культуры:

Основные понятия культурологии > Глава 3. Мотивирующие механизмы культуры

Определив культуру любого сообщества людей как организованную совокупность

принятых в данном обществе представлений о мире и месте человека в этом мире (см. 2.3),

мы обозначили затем основные ее составляющие («универсалии»), благодаря которым

культура может быть понята как система средств, с помощью которых мир представлен

человеку (2.4 - 2.7). Кроме того, жизненный опыт каждого из нас позволяет увидеть в культуре

сотворенную (т.е. искусственную – в отличие от естественно-природной) среду человеческого

существования (1.3). Мы знаем также (2.2), что культура образует смысловой контекст

целесообразной деятельности людей. В этом направлении, в направлении формирования

человеческой деятельности, о чем далее пойдет речь, культура способна воздействовать на

намерения человека как некая анонимная, иногда загадочная, но влиятельная сила,

обосновывающая совершение определенных поступков, иногда даже во вред собственному

благополучию. Такая жертвенность во имя культуры довольно распространена и

зафиксирована речевыми формулами, вроде «наука требует жертв» или «искусство требует

жертв». И красота, как говорят красивые люди, тоже требует жертв.

Культура, рассматриваемая с разных позиций, предстоит человеку по-разному: то как образ

мира, в котором он живет, то как воплощение всеобщих связей этого мира, благодаря

которому отдельные людские судьбы втягиваются в единый поток человеческого бытия, то –

в аспекте человеческой деятельности – как некая надчеловеческая «воля», мотивирующая

людей к определенному поведению (что переживается обычно как требование времени, или

приличий, или моды, или долга и т. д.) и, одновременно, запрещающая такие формы

поведения, которые признаются в данной культуре нежелательными – «постыдными»,

«недостойными», «оскорбительными», «несовременными», «греховными» и т. п.

Обзор некоторых средств (механизмов) этого управляющего воздействия культуры на

поведение человека составит содержание последующих разделов этой главы, которую можно

было бы назвать «Механизмы мотивирования человеческой деятельности».

3.1. Общее представление о механизмах в человеческой деятельности

В общем виде механизмом можно назвать любую структуру обеспечивающую определенный

конечный результат действия. Примерами могут служить: в технике – кривошипно-шатунный

механизм (устройство, обеспечивающее взаимопереход вращательного и возвратно-

поступательного движений); в политике – переговорный механизм (система контактов

представителей противоборствующих сторон, обеспечивающая достижение соглашений); в

науке примером механизма может служить процедура доказательства, используемая для

того, чтобы убедить коллег в достоверности фактов и идей, составляющих научное открытие.

Механизмы, таким образом, предстоят людям как готовые средства получения общественно

значимого продукта (результата) человеческой деятельности.

Одна из особенностей действия любого механизма заключается в том, что при его работе

получается результат, запрограммированный его устройством, и никакой другой. Так, каждый

работающий гражданин пополняет казну частью своих доходов через налоговый механизм

даже и в том случае, если он не ставит перед собой такой цели. В библиотеке механизм

таков, что человек может получить книгу бесплатно, но на время, хотя, возможно, хотел бы

купить ее, а в магазине – навсегда, но за деньги и т. д. Так что, механизмы, с одной стороны,

как бы ограничивают возможности людей в спектре желаемых результатов, но, с другой

стороны, и усиливают их тем, что посредством механизмов цели достигаются с меньшим

трудом и даже, возможно, бессознательно. Пассажир достигнет нужного ему пункта и в том

случае, если он не представляет себе пути следования: сработает «транспортный

механизм».

В самой деятельности, основанной на использовании заранее оформленных структур

(механизмов), содержится неустранимая двойственность: новый продукт такой деятельности

не будет новым, т. к. в значительной степени он явится повторением результатов,

достигнутых посредством того же механизма раньше. Использование готового механизма

помогает обеспечить известные параметры конечного продукта (результата) при

сравнительно низких стандартизированных требованиях к человеку в соответствующей

сфере деятельности. Авиапассажир может ничего не знать о технике пилотирования, он

должен лишь знать, где и как купить билет и пройти процедуру регистрации и посадки.

Применяя понятие «механизм» в сфере культуры и в отношении к отдельным ее функциям,

следует иметь в виду не метафору, а реальные признаки механизма, которые

обнаруживаются в действии устойчивых интеллектуальных структур – взаимосвязанных идей,

представлений и способов деятельности, нацеленных на воспроизводство общественно-

необходимых форм поведения.

3.2. Культура как универсальный механизм очеловечивания человека

Человеческая жизнь не есть простое предметное существование, но осуществление

человеком своего бытия в мире. В самом общем виде можно сказать, что ее содержанием

является оформление естественных (животных) сил человека, дарованных ему природой, в

целесообразные поступки, направленные, в конечном счете, на адаптацию (от лат. adaptare –

приспособлять) окружающего мира к своим нуждам и себя к окружающему миру.

Строго говоря, всякое биологическое существование может быть истолковано как

целесообразно-адаптивное (приспособительное), причем, иногда очень сложное. Известно

немало примеров удивительно совершенного приспособительного поведения живых существ.

Можно вспомнить строительство речных плотин бобрами, сложную роевую жизнь пчел и

муравьев, сезонные миграции птиц, которые безошибочно ориентируются в бескрайних

пространствах над океаном и т. д. Отличие же человека от других живых существ

заключается в способе адаптации, а именно – внебиологическом способе организации жизни,

владение которым делает человеческую жизнь принципиально иной, чем любая другая жизнь

на Земле. Этот особенный способ существования, выделивший человека из природного

мира, и есть то, что мы называем культурой.

Мы не можем сказать точно, когда и как возникла культура. Но даже самые ранние

свидетельства о ней – это свидетельства о человеке, т.е. свидетельства о таких умениях

наших давних предков, которые не могли бы быть сформированы на основе биологической

(генетической) памяти, и о таких видах деятельности, которые никогда не возникали в чисто

биологических сообществах. Речь идет об обработке камня, использовании огня, о

разнообразных приемах обустройства жилищ и т. п., речь также идет о древнейших формах

«праискусства» – наскальных и пластических изображениях животных и человека,

сооружениях символического назначения, т.е. о разнообразных признаках того, что

существование наших далеких предков уже тогда в значительной степени выстраивалось и

формировалось созданной ими же искусственной средой, «второй природой», основанной на

человеческом языке, человеческом воображении, на обучении, как чисто человеческом

способе передачи опыта и т. д., иными словами – культурой.

Разумеется, уже генетические возможности существа, рожденного от людей – это особенные

возможности, делающие для него доступными в будущем овладение прямохождением,

речью, мышлением в знаках и символах. Но между потенциальными возможностями

новорожденного и их реализацией в нем же взрослом, лежит процесс очеловечивания –

воспитания, обучения, развития. Конкретное содержание того, чем должен овладеть ребенок,

чтобы стать полноценным человеком, бесконечно разнообразно у разных народов и в разные

времена. Но вне культуры очеловечивание невозможно. Известны случаи, когда дети

вырастали среди животных. Людьми они не становились. Поэтому каждый из нас вправе

сказать: культура – это то, что делает меня человеком.

Таким образом, культура выступает каждый раз в качестве механизма очеловечивания

человека, в качестве готовой, «преднайденной», человеком структуры (системы воспитания,

образования и развития), действие которой приводит к определенному результату –

формированию существа, в котором человеческое сообщество готово признать своего

полноценного и полноправного участника. В каждом сообществе этот момент отмечается

торжественным актом сертификации (от лат. sertum – верно + fasere – делать) как «день

совершеннолетия» – через «обряд инициации» (у раннекультурных народов) или через

другие символические действия, вплоть до таких как конфирмация в протестантизме или

торжественное вручение «аттестатов зрелости», паспортов, иных знаков общественного

полноправия.

3.3. Традиция в культуре

Мы видим, что культура – это искусственно-природная («вторичная») среда существования

человека, однако, настолько организованная, что обладает колоссальной принудительной

силой воспроизводящего механизма, способного в миллионах повторений формировать

людей, сходных между собой в главном – в своих представлениях о мироустройстве (о мире

и человеке в нем). Эта мирообъяснительная функция культуры обеспечивается комплексом

средств, называемых «универсалиями», описанию которых посвящена предыдущая глава.

«Универсалии», по существу, формируют человеческую коллективность, т. к. общность людей

в сфере этих фундаментальных представлений и составляет глубинную основу единства

человеческих сообществ «мы» (2.5.). Так что культура являет собой поразительный пример

самовоспроизводящейся системы, которая: а) создана человеческими сообществами; б)

организует жизнь человеческих сообществ; в) обеспечивает их устойчивое воспроизведение

и обновление. Функцию организации коллективной жизни (мироорганизующую функцию)

культура выполняет посредством комплекса мотивирующих механизмов, из которых самым

раним является механизм традиции.

Механизм культуры, посредством которого происходит простое воспроизведение

сложившихся форм коллективной жизни, называется традицией. Действие механизма

традиции в культуре напоминает функцию генетической памяти у животных. В обоих случаях

речь идет не о самом поведении, но схемах построения, программах поведения, которые

заложены в генном механизме различных видов животных, равно как и в культурной

(общественной) памяти человеческих групп, и которые пригодны для формирования

поведения, правда, в стабильных, повторяющихся из поколения в поколение условиях

существования.

Основа традиции – подражание. В ходе совместной деятельности наследователь (ученик)

перенимает умения и навыки их от носителя непосредственно при соучастии, из рук в руки и

тут же воспроизводит закрепленные традицией приемы, «формулы», стереотипы (от гр.

stereos – твердый + typos – отпечаток) бытового, трудового, обрядового поведения. В

обществах, культура которых ориентирована на устойчивую повторность форм жизни (так

называемых, «традиционных обществах»), практически все сколько-нибудь важные виды

деятельности регулируются традицией. Устойчивость традиций остается важным фактором

стабильности не только в традиционных, но и таких обществах, в которых высоко ценится

усовершенствование и обновление форм жизни.

До тех пор, пока традиционные, общепринятые и сохраняемые формулы поведения отвечают

существующим условиям, в отношении которых они сложились, механизм традиции трудно

различим в самой жизни. Например, распространенный среди австралийских аборигенов

способ охоты с применением бумеранга на протяжении веков существовал как естественная

часть их образа жизни, и никто из аборигенов не осознавал ее как особую традицию. Когда же

встреча с Западной цивилизацией открыла аборигенам способ более продуктивной –

огнестрельной охоты, сохраненная традицией бумеранговая охота стала цениться ими как

навык, пригодный для демонстрации туристам. Стало быть, традиция как способ сохранения

общественно ценных навыков (способов) поведения осуществляет свое действие

«автоматически» и до тех пор, пока в ней есть общественная нужда.

В то же время, утрата общественного интереса к определенной ритуализированной форме

деятельности приводит к разрушению традиции как механизма ее воспроизводства. В

дореволюционной Москве «посреди улицы ходили разносчики и громкими голосами

выкрикивали о своих товарах, немножко нараспев. У всякого товара был свой определенный