Морен Э. Образование в будущем: семь неотложных задач
Подождите немного. Документ загружается.
Эдгар Морен
Образование в будущем: семь неотложных задач*
1. Слепота разума: заблуждение и иллюзия
Всякое сознание несет в себе риск заблуждения и иллюзии. Образование в будущем должно
столкнуться с проблемой двух ликов: заблуждения и иллюзии. Самым большим заблуждением было бы
недооценивать проблему заблуждения, а самой большой иллюзией было бы недооценивать проблему
иллюзии. Признание заблуждения и иллюзии тем более трудно, поскольку заблуждение и иллюзия отнюдь
не считают себя таковыми.
Заблуждение и иллюзия паразитируют в человеческом уме со времен возникновения homo sapiens. Когда
мы изучаем прошлое, включая и недавнее прошлое, у нас возникает ощущение, что оно подвергалось
воздействию несметного количества заблуждений и иллюзий. Маркс и Энгельс справедливо отмечали в
«Немецкой идеологии», что люди всегда вырабатывали искаженные представления о самих себе, о том,
что они делают и должны делать, о мире, в котором они живут. Однако ни Маркс, ни Энгельс не
избавились от заблуждений такого рода.
1. Ахиллесова пята сознания
Образование должно показывать, что нет сознания, которому бы ни угрожали, в той или иной степени,
заблуждение и иллюзия. Теория информации демонстрирует, что риск ошибки существует из-за эффекта
случайных возмущений или шума в любом процессе передачи информации, при любой пересылке
сообщения.
Знание не является зеркалом вещей или внешнего мира. Все восприятия представляют собой
осуществляющиеся в человеческом мозге процессы перевода и реконструкции стимулов и сигналов,
которые уловлены и закодированы чувствами. Отсюда проистекают, как мы хорошо знаем,
бесчисленные ошибки восприятия, даже если эти восприятия связаны с нашим наиболее надежным
органом чувств — со зрением. К ошибкам восприятия добавляются и интеллектуальные ошибки. Знание в
форме слова, идеи, теории является продуктом перевода/реконструкции посредством языка и мышления,
которые также подвержены риску ошибки. Это знание, будучи результатом перевода и реконструкции,
включает в себя интерпретацию, что вносит риск ошибки по причине субъективности познающего
субъекта, его собственного видения мира и принципов познания. Несмотря на наш рациональный
контроль, внезапно возникают неисчислимые ошибки в концепциях и заблуждения в идеях. Осознание
наших желаний или опасений, мысленных колебаний, возникающих из-за бурлящих в нас эмоций,
умножают риск заблуждений.
Можно допустить, что существует возможность существенно уменьшить риск заблуждений, подавляя в
себе свою эмоциональность. Действительно, страсть, ненависть, любовь, дружба могут нас ослеплять. Ио
фактически уже в царстве млекопитающих и, в особенности, у человека развитие способности мышления
неотделимо от развития эмоциональности, т.е. любопытства и страсти, которые являются движущими
силами философского и научного исследования. Поэтому эмоциональность может не только подавлять
познание, но и обогащать его. Способность мышления и эмоциональность тесно взаимосвязаны:
способность к умственным рассуждениям может быть ослаблена или даже уничтожена при недостатке
эмоций; ослабление способности реагировать эмоционально может само быть источником ирраци-
онального поведения.
Стало быть, нет верхнего этажа разума, господствующего над эмоциями, но существует взаимосвязь
интеллект <-► аффект; и в некоторых отношениях эмоциональная способность абсолютно необходима
для осуществления рационального поведения.
Развитие научного познания — мощное средство выявления ошибок и борьбы с иллюзиями. И все же в
рамках парадигм, которые контролируют развитие науки, могут развиваться иллюзии, и ни одна научная
теория не обладает полным иммунитетом по отношению к заблуждению. Более того,
эпистемологические, философские и этические проблемы не могут трактоваться только и исключительно
в рамках научного знания.
В процессе обучения должна, следовательно, развиваться способность выявлять источники
заблуждений, иллюзий и ослеплений.
1.1. Ментальные заблуждения. Никакое мозговое устройство не
позволяет отличать галлюцинацию от восприятия, сон от бодрствования, воображаемое от реального,
субъективное от объективного.
Человек обладает экстраординарной способностью фантазии и воображения; пути входа и выхода, по
которым осуществляется связь человеческого организма с внешним миром, составляют всего лишь 2 %
общего объема функционирования нейрофизиологической системы, тогда как остальные 98 % связаны с
внутренним функционированием этой системы. В мозгу складывается относительно независимый
психический мир, где бродят потребности, грезы, желания, идеи, образы, фантазии, и этот мир
просачивается в наше видение или концептуальное представление о внешнем мире.
Более того, в сознании каждого человека существует возможность измышления о самом себе
(самообмана), которая является постоянным источником заблуждений и иллюзий. Эгоцентризм,
потребность в самооправдании, стремление предполагать, что не я, а другой является причиной зла,
приводят к тому, что каждый обманывает самого себя, не отдавая себе отчета о том, что создателем
вымысла является он сам.
Сама наша память является полем для весьма многочисленных заблуждений. Память, не
подкрепленная реальными воспоминаниями,
постепенно угасает, но всякое всплывающее воспоминание может ее
или усилить, или еще больше затемнить. Наш ум бессознательно стремится выбирать только те
воспоминания, которые нам выгодны, и отбрасывать и даже полностью стирать неприятные вещи, и
каждый из
нас может выступать в таком случае в роли льстеца. Каждый имеет склонность искажать воспоминания
посредством бессознательных
образов или внутренних смятений. Иногда ложные воспоминания внушают нам убеждение, что с нами
произошло то, чего на самом деле
никогда не было, а подавленные воспоминания отрицают события, которые действительно имели место.
Итак, память, незаменимый источник истины, подвержена заблуждениям и иллюзиям.
1.2. Интеллектуальные заблуждения. Системы наших идей (теории, доктрины, идеологии) не только
подвержены ошибкам, но и защищают ошибки и заблуждения, связанные с их внутренним содержанием.
Логика организации всякой системы идей заключается в оказании
сопротивления той информации, которая в нее не вписывается или
которую она не может интегрировать. Теории оказывают сопротивление нападкам со стороны враждебных
теорий или противоположной аргументации. Хотя только научные теории относятся к тому типу знании,
которое допускает возможность своего опровержения, они все же имеют тенденцию демонстрировать
такое сопротивление. Что же касается доктрин, которые замкнуты на самих себя и содержат абсолютное
убеждение в своей истинности, они неуязвимы для любой критики, которая разоблачает содержащиеся в
них ошибки.
1.3. Заблуждения разума. Рациональная активность ума — это то, что позволяет провести различие
между бодрствованием и сном, воображаемым и реальным, субъективным и объективным. Такого рода
умственная активность предусматривает различные способы контроля: контроль со стороны окружения
(физическое сопротивление среды нашему желанию и воображению), практику (верифицирующую
активность), культуру (ссылку на общеизвестные знания), контроль со стороны другого (видите ли вы то же
самое, что вижу я?), контроль коры головного мозга (память, логические операции). Иначе говоря, такая
рациональность является корректирующей.
Рациональность представляет собой наилучшую гарантию против заблуждения и иллюзии. С одной
стороны, существует конструктивная рациональность, которая разрабатывает логически последователь-
ные теории, проверяя логический характер теоретической организации, взаимную совместимость между
идеями, составляющими теорию, согласование между теоретическими утверждениями и эмпирическими
данными, к объяснению которых она применяется: такая рациональность должна оставаться открытой ко
всему тому, что ее оспаривает; в противном случае она замкнула бы себя в доктрину и превратилась бы в
рационализацию. С другой стороны, существует критическая рациональность, которая упражняется, в
частности, на заблуждениях и иллюзиях, содержащихся в верованиях, доктринах и теориях. Но эта
рациональность также несет в своих недрах возможность заблуждения и иллюзии, когда она
превращается, как мы только что это отмечали, в рационализацию. Рационализация считает себя
рациональной, поскольку она создает совершенную логическую систему, основанную ни дедукции или
индукции. Но такая рациональность основывается на ложных или искаженных базовых элементах,
остается замкнутой и ми вступает в дискуссии в случае выдвижения противоположных аргументов, не
заботится об эмпирической проверке. Рационализация замкнута, тогда как рациональность открыта.
Хотя рационализация проистекает из тех же самых источников, что и рациональность, она является одним
из наиболее мощных источников заблуждений и иллюзий. Таким образом, доктрина, базирующаяся на
механистической и детерминистической модели построения картины мира, является не рациональной, а
рационализирующей.
Подлинная рациональность открыта по своей природе и ведет диалог с реальным, которое ей
противостоит. Она функционирует как челнок, который беспрестанно двигается между логическим содер-
жанием и эмпирической реальностью; она является результатом аргументированных обсуждений
различных идей, а не исключительной собственностью какой-либо одной системы идей. Рационализм,
который игнорирует бытие, субъективность, эмоциональность, жизнь, иррационален. Рациональность
должна признавать присутствие эмоций, любви, раскаяния. Настоящая рациональность понимает
пределы логики, детерминизма, механических представлений; она знает, что человеческий ум не может
быть всемогущим, что реальность несет в себе тайну. Она ведет диалог с иррациональным, темным,
непонятным. Она является не только критичной, но и самокритичной. Для подлинной рациональности
характерна способность признавать свои собственные недостатки.
Рациональность не является тем качеством, которым оснащено только научное и техническое сознание
и которого лишено другое сознание. Ученые-атомщики, рациональные в своей области компетенции в
стенах своей лаборатории, могут быть полностью иррациональными в политике или в своей частной
жизни.
Равным образом, рациональность не является тем качеством, которым может монопольно
распоряжаться западная цивилизация. Западная Европа уже давно считает себя собственником
рациональности, строя суждения о других культурах только с точки зрения их технологических достижений
и видя в других культурах только заблуждения, иллюзии и отсталость. Однако мы должны признать, что во
всяком обществе, даже в архаическом, существует рациональность в производстве орудий, стратегии
охоты, изучении растений, животных, территорий и в то же время существуют мифы, магия, религия. В
наших западных обществах также имеются мифы, магия, религия, включая миф о разуме, обладающем
провидением, и религия прогресса. Мы становимся подлинно рациональными, только когда признаем
рационализацию, включенную в нашу рациональность, и осознаем наши собственные мифы, в том числе
миф о всемогуществе нашего разума и миф о гарантированном прогрессе.
Отсюда вытекает необходимость учета в образовательных системах будущего принципа рациональной
неопределенности: рациональность беспрестанно рискует превратиться в рационализованную иллюзию,
если она не развивает в себе самокритичную бдительность. Можно сказать, что подлинная
рациональность является не только теоретической и критической, но также и самокритичной.
1.4. Парадигмальные ослепления. Игра между истиной и заблуждением не происходит только в
области эмпирической проверки и логической связности теорий. Она происходит также в глубине, в
невидимой зоне парадигм. Поэтому они должны изучаться в процессе образования.
Парадигма может быть определена через:
Выдвижение / отбор главных понятий для мыслительных рассуждений. Такие понятия, как Порядок в
детерминистических концепциях, Материя в материалистических концепциях, Дух в спиритуалистических
концепциях, Структура в концепциях структурализма, являются главными, отобранными/отбирающими,
которые исключают или подчиняют себе понятия, которые противоположны им по содержанию
(соответственно, беспорядок, сознание, материя, событие). Итак, парадигмальный уровень является
уровнем принципа отбора идей, которые должны быть включены в рассуждения или теорию и которые
следует отклонить и отбросить.
Определение основных логических операций. Парадигма скрыта в глубине логики и производит отбор
логических операций, которые становятся преобладающими, уместными и очевидными при ее господстве
(исключение - включение, дизъюнкция - конъюнкция, импликация - отрицание). Именно она отводит
привилегированное место определенным логическим операциям по отношению к другим, скажем,
дизъюнкции в ущерб конъюнкции; именно она придает действенность и универсальность логике, которую
она избрала. Тем самым она придает рассуждениям и теориям, которые она контролирует, свойства
необходимости и истинности. Посредством своих предписаний и запретов парадигма выдвигает аксиому и
выражает себя в аксиоме («всякий природный феномен подчиняется детерминизму», «всякий
собственно человеческий феномен определяется в противоположность природе»...).
Таким образом, парадигма осуществляет отбор, детерминирует построение концепций и логические
операции. Она определяет фундаментальные категории для правильных, логичных рассуждений и кон-
тролирует, как они используются. Индивиды, стало быть, познают, думают и действуют в соответствии с
парадигмами, усвоенными ими
ИЗ КУЛЬТУРЫ.
Рассмотрим такой пример: существуют две противоположные парадигмы, касающиеся отношения
человек -► природа. Первая парадигма включает человека в природу, и всякое рассуждение, развернутое
в ее рамках, превращает человека в природное существо и видит «человеческую природу». Вторая
парадигма исходит из разделения этих двух терминов и, определяя специфику человека, исключает идею
природы. Обе эти противоположные по своему смыслу парадигмы сходны в том, что они, по сути,
развертываются в рамках некоторой более широкой
парадигмы — парадигмы упрощения, которая перед лицом всей концептуальной сложности предписывает
или редукцию (человека к природному), или разделение (между человеком и природным). Обе эти
парадигмы препятствуют пониманию двойственного единства (при родное - культурное, мозговое <->
психическое) человеческого бытии а также мешают осознанию отношения одновременно причастности
человека к природе и разделения человека и природы. Только сложна парадигма
причастности/различения/соединения позволяет построить такую концепцию, но она еще не вписана в
научную культуру.
Парадигма играет роль одновременно и глубинного слоя, и верховного уровня во всякой теории,
доктрине или идеологии. Парадигма является бессознательной, но она питает сознательное мышление,
контролирует его, в этом смысле она является также сверхсознательной.
Короче говоря, парадигма устанавливает первичные отношения, в соответствии с которыми
формулируются аксиомы, определяются понятия, протекают размышления и/или строятся теории. Она
организует их организацию и порождает их рождение или возрождение.
Здесь стоит упомянуть «великую парадигму Запада», сформулированную Декартом и обусловленную
достижениями европейской истории с XVII века. Картезианская парадигма разъединяет субъект и объект,
каждому из них отводится своя собственная сфера: философия и рефлексивное исследование здесь,
наука и объективное исследование там. Это разъединение насквозь принизывает вселенную:
Субъект / Объект
Душа / Тело
Дух / Материя
Качество / Количество
Целесообразность / Причинность
Чувство / Разум
Свобода / Детерминизм
Существование / Сущность
Это, в самом деле, некая парадигма: она определяет Высшие понятия и предписывает в качестве
логического отношения дизъюнкцию. Неподчинение этому разъединению может быть только подпольным,
маргинальным, отклоняющимся от нормы. Эта парадигма определяет двоякое видение мира, фактически
раздвоение одного и того ж< мира: с одной стороны — мир объектов, который можно наблюдать, с
которым можно экспериментировать, манипулировать; с другой мир субъектов, размышляющих над
проблемами существования, коммуникации, совести, судьбы. Итак, парадигма может как разъяснять, так и
ослеплять, как раскрывать, так и скрывать. Именно в ее лоне находится ключевой фактор, управляющий
взаимной игрой истины и заблуждения.
2. Импринтинг и упорядочивание
Детерминизм парадигм и объяснительных моделей связан с детерминизмом убеждений и верований,
которые, царствуя в обществе, накладывают на всех и на каждого из нас повелительную силу святого,
упорядочивающую силу догмы, запрещающую силу табу. Господствующие доктрины и идеологии также
обладают повелительной силой, которая приводит доводы тем, кто уже убежден, и принудительной силой,
которая вызывает сдерживающий страх у тех, кто еще сомневается.
Повелительная и запретительная мощь парадигм, официальных верований, господствующих доктрин,
установленных истин определяет когнитивные стереотипы, идеи, выдвинутые без обсуждения, глупые
неоспариваемые верования, торжествующие нелепости, отвержение очевидности от имени очевидности,
и она стремится расширить во всех отношениях господство интеллектуального и когнитивного
конформизма.
Все собственно социальные-экономические-политические детерминации (власть, иерархия, классовые
различия, специализация и, в
современное время, технобюрократизация работы) и все собственно-
культурные детерминации соединяются и взаимно усиливают друг
друга, чтобы заточить сознание в многоликом детерминизме императивов, норм, запретов,
одеревенелостей, тупиков.
Когнитивный конформизм есть нечто большее, чем конформизм. Существует культурный импринтинг,
шаблонный отпечаток, который встраивает конформизм в самую глубину сознания, и существует
упорядочивание, которое уничтожает все то, что может подвергнуть его сомнению). Импринтинг — это
термин, который предложил Конрад Лоренц, чтобы обозначить тот неизгладимый след, который
накладывает первый опыт на молодое животное (например, птенчик, вылупившийся из яйца, следует за
первым проходящим мимо живым существом, принимая его за свою мать, как об этом по-своему уже
рассказал Г.Х. Андерсен в сказке о гадком утенке). Культурный импринтинг оставляет отпечаток в людях с
момента их рождения, сначала он обусловлен семейной культурой, затем — школьной культурой, свою
печать накладывают далее обучение в университете и профессиональная деятельность.
Таким образом, социологический и культурный отбор идей редко зависит от их истинности; напротив,
он может быть безжалостным к поискам истины.
3. Ноология: одержимость
Маркс справедливо сказал: «Продукты человеческого мозга предстают в человеческой
коммуникации в качестве независимых существ, наделенных особыми телами».
Скажем больше: верования и идеи являются не только продуктами духа, но и духовными существами,
ведущими свою собственную жизнь и обладающими могуществом. Тем самым они могут возыметь власть
над нами.
Мы должны осознать, что уже на заре человечества возникает ноосфера, сфера духовных сущностей, в
этой сфере развертываются мифы, обитают боги. И чудовищное развитие этих духовных сущностей и
толкало, вовлекало homo sapiens в психозы, массовые избиения, жестокости, поклонения, экстазы,
возвышенности мыслей и чувств, неведомые в животном мире. Со времен возникновения человечества
мы живем в темных чащобах мифов, которые обогащают наши культуры. Будучи всецело порождением
наших душ и наших умов, ноосфера находится в нас, и мы — в ноосфере. Мифы приняли форму,
устойчивость, реальность, развившись на основе образов, возникших во сне и в нашем воображении.
Идеи приняли форму, устойчивость, реальность, сформировавшись из символов и мыслей, возникших у
нас в голове. Мифы и Идеи вернулись к нам, захватили нас силой и наделили нас эмоциями, любовью,
ненавистью, экстазом, неистовством. Неистовые люди способны умирать или убивать во имя бога, за
идею. И даже на пороге третьего тысячелетия, как и демоны греков, а иногда как демоны Евангелия,
демоны наших «идей» увлекают нас за собой, наводняют наше сознание, приводят нас в совершенно
бессознательное состояние, внушая иллюзию о том, что мы являемся сверхсознательными существами.
Общества приручают индивидов посредством мифов и идей, которые, в свою очередь, приручают
общества и индивидов, но индивиды, со своей стороны, по-видимому, обладают способностью приручать
свои идеи, поскольку они могут осуществлять контроль над обществом, которое контролирует их. В
столь сложной (дополнительной-антагонистической-неопределенной) игре взаимного порабощения-
эксплуатации-паразитизма между тремя компонентами (индивид- общество «-» ноосфера), вероятно,
можно искать пути симбиоза, взаимного согласования. Речь совершенно не идет о том, чтобы внушить
нам в качестве идеала, что надо свести идеи к простым инструментам, к оперированию вещами. Идеи
существуют благодаря человеку и для него, но и человек существует также благодаря идеям и ради них.
Мы не можем правильно использовать идеи, если мы HЕ ЗНАем, насколько мы сами полезны в процессе
их претворения в жизнь. Не следует ли осознать, что нами владеют идеи, с тем чтобы иметь возможность
вести диалог с нашими идеями, контролировать их в той мере, в какой они контролируют нас, и применять
их для проверки истины и заблуждения?
Идея или теория не должна быть превращена только в инструмент
исследования, в то же время она не должна выносить свои приговоры авторитарным образом; она должна
быть релятивизирована и приручена. Теория должна помогать и направлять когнитивные стратегии,
используемые субъектами управления.
Весьма непросто осмыслить момент разделения и оппозиции между концептуальными сущностями,
имеющими одно и то же происхождение: Идеальность — способ необходимого существования Идеи,
чтобы выразить, реальное, осуществить его перевод, и Идеализм — овладение реальным посредством
идеи; рациональность, осуществление диалога между идеей и реальным, и рационализация, которая
препятствует такого рода диалогу. Подобным образом невероятно трудно распознать миф, скрытый под
ярлыком науки или разума.
И снова мы видим, что главное интеллектуальное препятствие для познания заключается в нашем
интеллектуальном способе познания, Ленин сказал, что факты упрямы. Он не понимал, что навязчивые
идеи и побудительные идеи, каковыми были его собственные идеи, еще более упрямы. Миф и идеология
уничтожают и пожирают факты.
И тем не менее именно идеи позволяют нам понять недостатки и опасности идей. Отсюда неизбежный
парадокс: мы должны вести решительную борьбу с идеями, но мы можем делать это только при помощи
идей. Мы должны использовать идеи в их посреднической роли, но не отождествлять их с реальностью.
Нам следует доверять только тем идеям, которые содержат в себе идею о том, что
реальнoe оказывает сопротивление идее. Таков необходимый урок в борьбе против иллюзий.
4. Неожиданное. . .
Неожиданное застигает нас врасплох. Ибо мы сами безопасно уютно устроены в теориях и идеях, и
последние не структурированы должным образом для принятия нового. А ведь новое беспрестанно бьет
ключом. Никогда нельзя предсказать, в какой форме оно обнаружится, но следует ожидать его прихода, т.
е. ожидать неожиданного (см. раздел V «Не бояться неопределенностей»). И если произошло что-то
неожиданное, мы должны уметь пересмотреть свои теории и идеи, а не вводить новый факт
насильственными методами в теорию, которая в действительности не способна его принять.
5. Неопределенность познания
Насколько многочисленны источники и причины заблуждений и иллюзий! И, кроме того, они беспрестанно
обновляются в нашем познании!
Поэтому на всех уровнях образования необходимо ставить важнейшие вопросы о самой нашей
возможности познания. Ввести в практику эти вопросы означает впустить кислород во все дело познания.
Так же как кислород убивает примитивные живые существа, пока жизнь не начинает использовать этот
тлетворный элемент для детоксикации, т.е. обезвреживания ядов, неопределенность, которая губит
упрощенческое познание, выступает в качестве детоксиканта для сложного познания. Во всяком случае,
познание всегда останется увлекательным приключением, для которого образование должно
предоставить необходимый походный набор инструментов.
Знание о знании, которое включает в себя интеграцию познающем о в его знание, должно
рассматриваться преподавателями в качеств базового принципа и как постоянная необходимость.
Мы должны понять, что существуют биоантропологические условия (способности человеческого мозга <-
► рассудка), социокультурные условия (открытая культура, позволяющая вести диалог и обмениваться
идеями) и ноологические условия (открытые теории), которые делают возможным «подлинное»
вопрошание, т. е. постановку фундаментальных вопросов о мире, о человеке и о самом познании.
Нам надлежит понять, что в поисках истины самонаблюдение неотделимо от наблюдения, самокритика
— от критики, процессы ре флексии неразрывно связаны с процессами соотнесения наших мыслей с
реальностью.
Мы должны учить тому, что поиски истины требуют нахождения и выработки метаточек зрения, которые
открывают возможность для рефлексивной активности, предполагающей интеграцию наблюдателя-
мыслителя в наблюдение-концепцию и экологизацию наблюдения- концепции в его собственном
ментальном и культурном контексте.
Мы можем даже извлечь пользу из того, что идеи имеют власть над нами, и позволить себе очутиться
во власти идей критики, самокритики, открытости, сложности. Идеи, которые я здесь защищаю, – это не
столько идеи, которыми я обладаю, сколько идеи, которые владеют мной.
В более широком плане мы должны попытаться сыграть на двойственном обладании, на том, что наш
ум владеет идеями, и на том, что идеи владеют умом, с тем чтобы прийти к таким формам, где взаимное
закабаление стало бы желанным.
Ибо ключевая проблема такова: как создать такие условия, при которых наши идеи, как и наши мифы,
были бы нам легко доступны.
Человеческий ум должен остерегаться своих мыслительных продуктов, которые в то же время ему
жизненно необходимы. Нам необходим постоянный контроль, чтобы избегать идеализма и
рационализации. Наш ум должен вести диалог с продуцируемыми им идеями, должен осуществляться их
взаимный контроль. Необходим обмен и коммуникация между различными областями нашего сознания.
Надо осознать это и их, которые говорят сквозь я, и не терять бдительности, чтобы обнаруживать
измышления о самом себе.
Нам нужно сделать более цивилизованными наши теории, а именно создать новое поколение
открытых, рациональных, рефлексивных, самокритичных, способных к самореформированию теорий.
Нам необходимо найти метаточки зрения на ноосферу, которые могут быть обнаружены только с
помощью сложных идей, в сотрудничестве с самими нашими умами, ищущими метаточки зрения для
самонаблюдения и самопостижения.
Мы нуждаемся в том, чтобы кристаллизовалась и укоренялась парадигма, открывающая возможность
сложного познания.
Возможности впадения в заблуждение и иллюзию множественны и постоянны: они проистекают из
внешнего культурного и социального окружения, создающего препятствия для автономии сознания и
поиска истины; они проистекают из нашего внутреннего мира, иногда таятся в наших наилучших методах
познания и приводят к тому, что наш ум ошибается и строит ложные суждения о самом себе.
Сколько страданий и потерь было вызвано ошибками и заблуждениями на протяжении всей человеческой
истории и, самым ужасающим образом, в XX веке! Судя по всему, эта когнитивная проблема имеет
большое антропологическое, политическое, социальное и историческое значение. Если бы мы могли
надеяться на существенный прогресс в этом отношении в XXI веке, то мужчины и женщины перестали бы
быть бесссознательными игрушками своих идей, и не только идей,
но и измышлений о самих себе, самообмана. Главная целевая установка и обязанность
преподавателей состоит в том, чтобы вооружить каждого человека в жизненной борьбе за ясность ума.
II. Принципы надлежащего познания
1. О контекстуальности познания
Поскольку мы стремимся избегать ненадежных результатов в познании, мы всегда должны иметь в
центре внимания ключевые проблемы мира, ключевую информацию о мире, какой бы трудной и рис-
кованной ни была познавательная задача. Тем более сегодня, когда контекстом всего политического,
экономического, антропологического, экологического познания... является мир в целом. Планетарная
эра требует рассмотрения каждой проблемы в контексте, в масштабе всего земного шара. Познание
мира как мира целостного становится одновременно интеллектуальной и жизненной необходимостью.
Универсальная проблема, затрагивающая каждого гражданина нового тысячелетия, такова: как получить
доступ к информационным сведениям о мире и как сформировать умение последовательно излагать и
организовывать эти сведения? Как воспринимать и понимать KOHTЕКСТ, Глобальное (отношение
целого и частей), Многомерное, Сложное? Чтобы уметь соединять и организовывать накопленные
знания и тем самым осознать и познать проблемы мира во всей их глубине, необходима реформа
мышления. А такая реформа является парадигмальной, но не программной. Это фундаментальный
вопрос для образования, поскольку он касается нашей способности организовывать знания.
Эта универсальная проблема встает перед образовательными системами в будущем, ибо наши
разъединенные, раздробленные, распределенные по дисциплинарным областям знания глубоко, даже
чудовищно неадекватны для постижения сегодняшних реальностей и проблем, которые становятся
все более глобальными, транснациональными, полидисциплинарными, многомерными и планетарными.
Из-за этой неадекватности становятся невидимыми:
Контекст
Глобальное
Многомерное
Сложное
Чтобы мы смогли организовывать наши знания надлежащим образом, преподаватели должны обучать
видению контекстуальной сложности проблем.
1.1. Контекст. Познание изолированных информационных сведений недостаточно. Надо
располагать эти сведения в контексте, в котором они только и приобретают смысл. Чтобы обрести смысл,
слово нуждается в тексте, который является его подлинным контекстом, и для текста нужен контекст, в
рамках которого он пишется. Так, слово «любовь» изменяет свой смысл в зависимости оттого,
употребляется ли оно в религиозном контексте или же в нашем повседневном жизненном контексте, и
объяснение в любви меняет свой смысл в зависимости от того, произнесено ли оно соблазнителем или
соблазненным.
Клод Бастьен отмечает, что «когнитивная эволюция протекает не в направлении замены знаний все
более и более абстрактными, а, в направлении помещения их в контекст»*, который определяет
условия их включения в целостную структуру знания и пределы их истинности. Бастьен добавляет, что
«контекстуализация является существенным условием эффективности (когнитивного
функционирования)».
1.2. Глобальное (отношения между целым и частями). Глобальное – больше чем контекст, это —
ансамбль, содержащий различные части, которые связаны в нем взаимным, имеющим обратное действие,
или организованным образом. Так, общество представляет собой нечто большее, чем контекст: это
организующее целое, частями которого являемся мы. Планета Земля есть нечто большее, чем контекст:
это одновременно и организующее, и дезорганизующее целое, частями которого являемся мы. Целое
обладает качествами или свойствами, которые не присутствуют в частях, если они изолированы друг от
друга. Кроме того, целое может препятствовать проявлению определенных качеств или свойств частей.
Марсель Мосс говорил: «Надо снова составить целое». Надо действительно заново создать целое,
чтобы познать части.
Отсюда становится ясным когнитивное преимущество принципа Паскаля, который должен служить
вдохновляющим стимулом для образования в будущем: «Поскольку все вещи, причинно обусловленные и
причинно обуславливающие, которым оказывается помощь и которые сами помогают,
опосредованные и непосредственные, и поскольку все связано друг с другом естественной и
неощутимой связью, которая соединяет самые отдаленные и самые непохожие явления, я считаю
невозможным познать части, не познав целое, а равным образом и познать целое, не познав
досконально части»..
БОЛЕЕ ТОГО, у человека, как и у других живых существ, целое содержится внутри частей: каждая клетка
многоклеточного организма содержит полный набор его генетической наследственности; общество как
целое представлено в каждом индивиде через его язык, его знания, его обязательства, нормы поведения,
которым он следует. Подобно тому, как каждая отдельная точка голограммы содержит целостную
информацию о той картине, которую она воспроизводит, каждая отдельная клетка, каждый отдельный
индивид содержит голографическим образом целое, частью которого он является и которое в то же время
является его частью.
1.3. Многомерное. Сложные образования, такие, как человек или общество, многомерны. Так,
человек является биологическим, психическим, социальным, эмоциональным, рациональным существом.
Общество имеет историческое, экономическое, социологическое, религиозное... измерения.
Надлежащие методы познания должны признавать эту многомерность и вписывать туда свои данные.
Нельзя не только изолировать части от целого, но и отделять одни
части от других. Экономическое измерение, например, находится во взаимных, имеющих обратное
действие отношениях со всеми другими человеческими измерениями; более того, экономика включает в
себя голографическим образом человеческие потребности, желания, страсти, которые выходят за
пределы чисто экономических интересов.
1.4. Сложное. Надлежащие методы познания должны безбоязненно смотреть в лицо сложности,
комплексности. Слово complexus означает то, что соткано, или сплетено воедино. В самом деле,
сложность появляется тогда, когда различные элементы, составляющие целое, становятся
неотделимыми друг от друга (как, например, экономическое, политическое, социологическое,
психологическое, эмоциональное, мифологическое) и когда существует взаимозависимая,
интерактивная и взаимная ретроактивная ткань между объектом познания и
его контекстом, частями и целым, целым и частями, частями между собой. Поэтому сложность
представляет собой связь между единством и множественностью. Достижения нашей планетарной эры
все чаще и
все более неотвратимо бросают нам вызов сложности.
Стало быть, образование должно способствовать развитию «общем способности мышления»,
включающей в себя умение понимать сложное, контекст, многомерность и глобальные отношения.
2. Общая способность мышления ,.
Как отмечал Г. Саймон, ум человека проявляется прежде всего в способности «ставить и решать
общие проблемы». Вопреки широко распространенному мнению, развитие общих способностей мышления
ведет к лучшему решению частных или специальных проблем. Чем сильнее развита общая способность
мышления, тем больше возможности ума в изучении специальных областей. Также и для понимания
частных данных требуется активация общей способности мышления, которая оперирует знаниями и
мобилизует знания о целом в каждом конкретном случае.
Поскольку в познании каждой вещи необходимо рассматривать соответствующий контекст, ее
отношение к глобальному, к сложному, познающий должен подключать все свое знание о мире. Как
сказан Франсуа Реканати, «понимание высказываний далеко от того, чтобы сводиться к чистому и
простому расшифровыванию, оно представляет собой не укладывающийся в определенные нормы
процесс интерпретации, который мобилизует общую способность мышления и широко апеллирует к
знанию о мире». Итак, существует корреляция между вовлечением совокупных знаний и активацией
общей способности мышления.
В процессе образования должна развиваться естественная способность ума ставить и решать
важнейшие проблемы и, соответственно, должно поощряться полное использование общей способности
мышления. Дпя максимальной мобилизации умственных сил требуется свободное движение
любопытства, этой самой распространенной и самой мощной способности детского и юношеского
возраста, которую весьма часто заглушают инструкции. Эту способность требуется постоянно
стимулировать или, если она спит, пробуждать.
Выполняя свою миссию, состоящую во всемерном развитии общей способности мышления индивидов,
образование в будущем должно быть поставлено так, чтобы использовать существующие знания,
преодолевать противоречия, возникающие в результате прогресса в специализированных областях
знания (см. 2.1) и выявлять искаженную рациональность (см. 3.3).
2.1.I Антиномия. В условиях нарастающей специализации научных дисциплин в течение XX века в
познании мира произошли гигантские прогрессивные сдвиги. Но эти прогрессивные сдвиги рассеяны и не
связаны друг с другом именно по причине такой специализации, которая часто приводит к отрыву от
контекста, от рассмотрения глобального и сложного. В результате этого в самих недрах систем
образования накопились огромные препятствия для осуществления надлежащего познания сложного
мира.
В образовательных системах проводится жесткая разграничительная линия между гуманитарными и
естественными науками, науки разделяются по дисциплинам, ставшим сверхспециализированными,
замкнутыми на самих себя.
Таким образом, глобальные и сложные реальности раздроблены. Человек расчленен: его
биологическое измерение, включая мозг, находится в ведении биологии; его психическое, социальное,
религиозное, экономическое измерения отделены друг от друга и отданы на рассмотрение в различные
разделы гуманитарных наук; его субъективные, экзистенциальные, поэтические качества изучаются в
отделах литературы и поэзии. Философия, которая призвана, по своей природе, размышлять о целостном
человеке, оказалась, в свою очередь, замкнутой на саму себя.
Фундаментальные и глобальные проблемы вынесены за пределы научных дисциплин. Они
рассматриваются только в философии, но при этом более не подпитываются новыми достижениями в
научных дисциплинах.
Разум, на формирование которого оказали решающее влияние специальные дисциплины, теряет свою
естественную склонность контекстуализировать знания и интегрировать их в естественные совокупности.
Ослабление восприятия глобального ведет к ослаблению ответственности (когда каждый человек имеет
склонность быть ответственным только за свою специализированную задачу) и к ослаблению
солидарности (когда индивид теряет ощущение связи со своими согражданами).
3. Важнейшие проблемы
3.1. Разъединение и закрытая специализация. Фактически сверхспециализация (то есть
специализация, которая замкнута на саму себя, не позволяет
интегрировать себя в глобальную проблематику или создать целостное концептуальное представление об
объекте, который она рассматривает только в
одном аспекте или в одной части) препятствует пониманию глобального (которое она расчленяет на части),
а также существенного (которое она растворяет). Она также служит препятствием для корректного
обсуждения частных проблем, которые могут быть поставлены и осмыслены только в своем контексте. А
ведь важнейшие проблемы никогда не могут быть разделены на части, а глобальные проблемы
становятся все более и более существенными. Тогда как общая культура стремилась искать подходящий
контекст для любых информационных данных для всякой идеи, научная и техническая дисциплинарная
культура раздробляет знание на части, разъединяет и распределяет по дисциплинарным отделам, все
более и более затрудняя понимание в их собственном контексте.
Сквозное разделение дисциплин приводит к невозможности постигнуть «то, что соткано воедино», т. е.
сложное в его буквальном и первоначальном смысле.
Специализированное знание является особой формой абстракции Специализация как бы
«абстрагирует», т. е. «готовит экс-тракт», извлекает объект из его контекста и из совокупности, в которую
он ЕЗДИТ, обрезает его связи и взаимодействия со средой, включает eго в абстрактную концептуальную
область — одну из областей разгороженной внутренними перегородками дисциплины, границы которой
произвольно разбивают системную целостность (отношение части к целому) и многомерность феноменов.
Специализация ведет к математической абстракции, которая отбрасывает из рассмотрения все
конкретное, отдавая предпочтение лишь тому, что исчислимо и формализуемо.
Так, например, экономика, которая математизирована в наибольшей степени по сравнению со всеми
социальными науками, в социальном и гуманитарном отношении является наиболее отсталой наукой,
поскольку она абстрагируется от социальных, исторических, политических, психологических,
экологических условий, неотделимых от
экономической активности. Именно поэтому эксперты все чаще и чаще оказываются неспособными
понять причины и следствия финансовых и биржевых потрясений, предвидеть и предсказывать
экономические тенденции, даже на достаточно короткий срок. В результате ошибка в экономической
практике становится прямым следствием экономической науки.
3.2. Редукция и разделение. До середины XX века большинство наук подчинялось принципу редукции,
который сводит познание целого к познанию его частей, как если бы организация целого не приводила к
возникновению новых качеств или свойств целого, которые отсутствуют у частей, рассматриваемых
изолированно.
Принцип редукции неизбежно ведет к сведению сложного к простому. В соответствии с этим принципом
сложные живые и человеческие существа рассматриваются с точки зрения механистической и
детерминистической логики искусственной машины. Тем самым затемняется истина, отбрасывается все
то, что не поддается численному выражению и измерению, отрицается человеческое в человеке, т. е. его
страсти, эмоции, горе и счастье. К тому же, когда принцип редукции применяется в строгом соответствии с
детерминистическим постулатом, непредвиденный случай, нововведение, изобретение остаются
скрытыми и незамеченными.
Поскольку в процессе обучения нас научили разделять, изолировать, распределять знание по
отдельным областям, а не устанавливать связи внутри знания в целом, создание целостной картины из
этих отдельных фрагментов и кусков знаний оборачивается для нас трудноразрешимой головоломкой.
Для нас становятся невидимыми взаимодействия, обратные связи, контексты, сложности, оставшиеся в
том пространстве между дисциплинами, где нет человека (nо man's land). Важнейшие человеческие
проблемы исчезают, и вместо них процветают частные технические проблемы. Неспособность
организовывать рассеянное и раздробленное по разделам знание приводит к атрофии естественной
умственной предрасположенности контекстуализировать и глобализировать.
Узкоспециализированный и разгороженный внутренними пepeгородками, механистический,
разъединяющий и редуцирующий интеллект разбивает сложный мир на разобщенные фрагменты,
раздробляет проблемы, разделяет то, что связано, превращает многомерное в одномерное. Такой
интеллект близорук и очень часто кончает полной слепотой. Он уничтожает в зародыше возможность
понимания и рефлексии, сокращает шансы корректного суждения или долговременно го видения. Итак,
чем более многомерными становятся проблемы, и сильнее проявляется его неспособность понять их
многомерность; чем глубже развивается кризис, тем стремительнее сокращаются возможности его
понимания; чем более планетарными становятся проблемы, тем более непостижимыми для него они
становятся. Будучи неспособным рассматривать контекст и планетарную сложность, слепой интеллект
лишает нас способности думать и чувства ответственности.
3.3. Искаженная рациональность. Дан Симмонс в своем фантастическом романе «Гиперион»,
состоящем из четырех частей, рисует такую фантастическую картину. В результате прогресса техники и
технологии возникает некий техноцентр, управляемый устройствами искусственного интеллекта, который
прилагает усилия к тому, чтобы установить контроль над самими людьми. Для нас, людей, проблема
состоит в умении извлекать пользу из техники, не попадая и зависимость от нее.
И все же мы становимся зависимыми от техники, которая глубоко внедрена в наши умы в форме
технократического мышления. Последнее, будучи пригодным для рассмотрения искусственных устройств,
не способно понять живое существо и человека, к познанию которых оно тем не менее применяется,
считая себя единственным типом рационального мышления.
Фактически искаженная рациональность, т.е. абстрактная и одномерная рационализация, торжествует
на Земле*. Повсюду и на npoтяжении
_________________________________________________________________________________________
_______________
* Случилось так, что спасительные намерения, когда они подчиняются этой ложной рациональности,
проводят в итоге к пагубным результатам, которые уравновешивают и даже превосходят по своим
последствиям их благотворные результаты. Так, Зеленая революция, осуществленная в целях
стимулирования развития стран третьего мира, в значительной степени приумножила их
npoдовольственные ресурсы и во многом позволила избежать неурожаев; тем не менее надо было
пересмотреть стартовую идею, вероятно рациональную, но абстрактно максималистскую, которая
состояла в том, чтобы селекционировать и размножать на очень обширных площадях единственный
растительный геном – количественно самый продуктивный. Но оказалось, что отсутствие генетического
разнообразия давало возможность патогенному фактору, сопротивление которому не мог оказать этот
геном, уничтожать весь сезонный урожай. Toгда пришли к заключению, что надо восстановить
определенное генетическое pразнообразие, для того чтобы оптимизировать, а не пытаться более
максимизировать урожайность. Кроме того, массовое высаживание пшеницы-однозернянки приводит к
деградации почв, ирригация, которая не учитывает особенности почвы, вызывает их эрозию, накопление
пестицидов разрушает регуляции между видами, уничтожая полезные наряду с вредными, даже иногда
стимулируя безудержное размножение вредного вида, который получил иммунитет против пестицидов;
затем токсичные вещества, содержащиеся в пестицидах, nepexoдят в продукты питания и ухудшают
здоровье потребителей.
десятков лет якобы рациональные решения выносились экспертами, убежденными в том, что они
работают во имя разума и прогресса, и не принимавшими в расчет протесты местного населения, считая
их необоснованными суевериями и иррациональными страхами. Действия этих экспертов, по сути,
истощали, обогащая, разрушали, создавая. Повсюду на планете распахивание новых земель и
выкорчевывание лесов на тысячах гектаров приводит к нарушению водного
равновесия и превращению земель в пустыни. Если эти процессы не
регулировать, то слепая вырубка леса превратит тропические оазисы Нила в
пересыхающие в течение трех четвертей года русла и осушит Амазонку. Культивация обширных
монокультур привела к уничтожению малых поликультур питания, усугубляя неурожаи и вызывая
массовое бегство сельского населения и рост городских трущоб. Как говорит об этом Франсуа Гарчинский,
«такое сельское хозяйство порождает пустыню в двойном смысле этого слова — эрозию почв и
массовое переселение из деревни». Псевдоуправление, не принимающее в расчет потребности, которые
не могут быть точно определены и просчитаны количественно, привело к росту числа пригородов и новых