Микешина Л.А. Эпистемология ценностей

Подождите немного. Документ загружается.

вывая необходимость действовать на основе «должного», определенных

моральных критериев, снимающих узкопрактические, корыстные, стихийные цели и

потребности, Кант вместе с тем не дает социально-философской исторической

интерпретации смысла моральных требований и критериев. Отмечая этот момент,

О.Г.Дробницкий полагал, что за такой постановкой проблемы у Канта скрывается важная

социальная функция морального сознания, определяющего основные, «сущностные»

потребности человека и общества, «скрытый за поверхностью каждодневных явлений

сущностный закон бытия человека, тенденции и перспективы его исторического

развития»

. Эта мысль представляется весьма важной как для понимания значимости кан-

товской постановки проблемы практического разума, так и для понимания роли

нравственных ценностей в познании в целом.

Исследуя проблему соотношения теоретического и практического разума, Кант

приходит к пониманию необходимости их единства и взаимодействия. Практический

разум, несомненно, обладает первенством. Без такой субординации «чистый

спекулятивный разум стремился бы плотно закрыть свои собственные границы и не

допускать в свою область ничего принадлежащего практическому разуму, а чистый

практический разум старался бы для всего раздвинуть свои границы и там, где это

диктовала бы его потребность, включить теоретический разум в свои границы. Но нельзя

требовать от чистого практического разума, чтобы он подчинился спекулятивному... так

как всякий интерес в конце концов есть практический и даже интерес спекулятивного

разума обусловлен и приобретает полный смысл только в практическом применении»

. В

целом при рассмотрении этих вопросов Кант по существу поставил проблему

методологической роли нравственного сознания (а следовательно, ценностного сознания

вообще) в когнитивной деятельности субъекта, сделав «моральный закон в нас» условием

сохранения интеллектуальной честности.

Исследования последних десятилетий показали, что такая трактовка присутствует

уже в «Критике чистого разума», особенно в «Трансцендентальной диалектике». Идеи

заключительной ее главы Э.Ю.Соловьев, вопреки идущей от Г.Когена скептической

оценке, рассматривает как «величайшее завоевание», которое Кант мог бы развернуть «в

особое этическое (а точнее — этико-эпистемологическое) исследование»

. «Моральная

интенциональность самого познающего мышления» проявляется, в частности, в

необходимости преодолевать иллюзии, или видимости, коренящиеся в человеческой

«способности желания»; отсюда борьба разума с видимостями предстает у Канта как

«морально ориентированное восхождение», освобождающее разум от субъективно

неизбежных иллюзий.

Подход к проблеме «когнитив ное — ценностное» проявляется также в том, что, по

Канту, морально ориентированная воля уже присут-

Глава 1

ствует во всех процедурах, обеспечивающих разрешение антиномий, а

необходимость суждения понимается как «субъективное убеждение нравственного

порядка, всегда уже предполагающее направленность сознания на критерий добра,

ценности и совершенства»

1.2.3. Предпосылки и основополагающие принципы познания: ценностные аспекты

В свете современных представлений в «Критике чистого разума» можно

обнаружить и ряд других фундаментальных проблем, имеющих, в конечном счете,

значение для понимания роли ценностей в познавательной деятельности субъекта. Прежде

всего это касается рассуждений Канта о различии конститутивных и регулятивных

принципов, о «максимах разума», под которыми он понимал «все субъективные

основоположения, взятые не из природы объекта, а из интереса разума в отношении

некоторого возможного совершенства познания этого объекта»

. Он и имеют

непосредственное отношение к выявлению механизмов включения ценностных моментов

в научное знание прежде всего потому, что выполняют нормативную и целеполагающую

функции, а также вследствие их систематизирующих возможностей в сфере самого

знания. Особая, не конститутивная, а регулятивная природа теоретического разума

раскрывается в различии его интересов, что обусловливает и расхождение в способах

мышления. Так, на одного философа, считал Кант, имеет большое влияние интерес

многообразия, а на другого - интерес единства. «Каждый из них воображает, будто

черпает свое суждение из знания объекта, а на самом деле основывает его на большей или

меньшей приверженности к одному из этих двух основоположений, которые опираются

не на объективные основания, а только на интерес разума...»

Данное суждение выражает по сути дела тот факт, что регулятивное

(методологическое) знание, в отличие от конститутивного (предметного), определяется не

только объектом, но существенно зависит и от субъекта, и соответственно от всех его

логико-гносеологических, социально-психологических и социокультурных характеристик.

Сама же проблема ценностей предстает как система ценностных ориентации субъекта, т.е.

из сферы онтологической переводится в сферу субъектно-объектных отношений. В

качестве регулятивных принципов у Канта выступают такие максимы разума, которые

имеют ярко выраженный мировоззренческий, а следовательно, и ценностный характер.

О.Г.Дробницкий обратил внимание на то, что учение об идеях чистого разума

можно представить в виде области «предельных» мировоззренческих вопросов

философии, в отличие от эмпирического опыта и рассудочной аналитики науки.

Разграничивая познание и миро-истолкование, Кант стремился доказать неизбежность

выхода мировоззрения за границы опытного и логически доказуемого

. Под-

Когнитивное и ценностное: к истории

вопроса_______________________________________

тверждение тому я нахожу в приложении к трансцендентальной диалектике, где он

неоднократно указывал на то, что «космологические идеи суть лишь регулятивные

принципы»; понятие «мира вообще» есть «вторая регулятивная идея»; идея о Боге —

«третья регулятивная идея чистого разума», помогающая «связать вещи в мире согласно

телеологическим законам и тем самым дойти до их наибольшего систематического

единства»

. Итак, будучи мировоззренческими, трансцендентальные идеи теоретического

разума не должны претендовать на статус конститутивных, говорящих нечто о самом

объекте, но оставаться лишь нормативными, определяющими цель, интерес и мотивы

деятельности разума, т.е. выступать как система ценностных ориентации субъекта.

Очевидно, что Кант «не игнорирует мировоззренческую "метафизическую"

проблематику, рассматривает ее как наиболее важную и ценную в духовной жизни

человечества. Он, однако, исходит из необходимости сознательного, критико-

рефлексивного отношения к жизни духа»; считает, что сознание с помощью

трансцендентального метода «должно взять под свой контроль собственные неявные

предпосылки и установки, обусловливающие его деятельность»

. Отсюда ясно, почему

среди множества вопросов, содержащихся в «Критике чистого разума» и оказавшихся

созвучными современным трактовкам познания, его структуры, движущих сил, поиску

социокультурных детерминаций, особое значение приобрела поставленная Кантом

проблема предпосылочного знания.

Сегодня становится все более очевидным, что учение Канта о существовании

априорных принципов деятельности человеческого рассудка отражает в специфической

форме реальные проблемы научного познания, тот факт, что оно возможно лишь на

основе некоторых исходных представлений, предпосылок, в рамках соответствующих

категорий, основоположений и принципов. Разумеется, необходимо понимать, что

кантовское трансцендентальное и внеисторическое понимание этих предпосылок как

вечных и имманентных сознанию предполагает критическое осмысление, однако сама его

мысль о необходимости выявления и исследования исходных оснований,

«предпосылочного знания» отвергает концепции «беспредпосылочности» и ведет к

принципиально новому пониманию генезиса и структуры научного познания. Поскольку

априорные суждения и основоположения у Канта имеют внеисторический, имманентный

сознанию характер, то, естественно, они связаны с теми феноменами, которые позже у

неокантианцев будут именоваться трансцендентальными ценностями. Если же полагать,

что предпосылки только в данном конкретном исследовании выступают как априорные,

но, «будучи рассмотрены в контексте социально-исторической практики, они

оказываются выкристаллизованными в некоторые нормативные универсальные схе-

Глава 1

мы обобщенными результатами предшествующего опыта»

, то понимание

природы и генезиса этих предпосылок принципиально меняется, в них может сочетаться

априорное и апостериорное.

Сегодня также стало очевидным, что предпосылки познания не исчерпываются

собственно гносеологическими параметрами и компонентами, но одновременно являют

собой исторически сложившиеся формы вхождения в специально научное знание

различных по природе и генезису ценностных ориентиров, отражающих социально-

культурную детерминацию познания, в ыполняющих нормативные — философско-

методологические и мировоззренческие функции. По мнению А.С.Кармина, у Канта

фактически «абсолютизируются и возводятся в ранг априорных истин некоторые

сложившиеся в ходе исторического развития человеческого познания общие установки

здравого смысла и логико-семантические нормы философского и научного языка,

фиксирующие такое содержание употребляемых в нем терминов, какое стало привычным

и приобрело статус «самоочевидности» в контексте культуры данной эпохи»

В целом, учение Канта о регулятивных функциях, максимах чистого разума, а

также об априорных основоположениях, выражая идею активности субъекта, подводит

вплотную к проблеме ценностных, мировоззренческих предпосылок, оснований, идеалов

и норм, выявлению их фундаментального значения, наряду с эмпирическим знанием, в

становлении теории. Именно здесь заложена возможность расширить представления о

ценностях и их социокультурной природе, а также их роли в самом знании, его росте и

развитии, построении и обосновании, что приобрело особое значение в связи с развитием

учения о социокультурной обусловленности познания. Кант, исследуя априорные

основоположения и принципы познавательной деятельности, по существу, характеризует

такие эпистемические формы, в которых органически сочетаются собственно

когнитивные и идущие от социальной практики, культуры регулятивы и принципы, т.е.

тем самым намечаются пути философско-теоретического рассмотрения проблемы

«когнитивное — ценностное». Если сегодня традиционно и утверждается, что под

влиянием ценностей происходит «деформация» познания, его результатов, то Кант видел

причины ошибок и иллюзий теоретического разума как раз в отсутствии контроля со

стороны морального сознания (практического разума). Но в то же время он не

обольщается относительно интенций практического разума, который старается включить

теоретический разум в свои границы. Отсюда естествен тот выход, который видит Кант:

«Быть может, когда-нибудь удастся постичь единство всей способности чистого разума

(как теоретического, так и практического) и можно будет все выводить из одного

принципа, а это неизбежная потребность че-

Когнитивное и ценностное: к истории

вопроса_______________________________________

ловеческого разума, который находит полное удовлетворение только в полностью

систематическом единстве своего познания»

Таким образом, в фундаменте познавательной деятельности лежит соотношение

теоретического и практического разума, или, в современной интерпретации, —

диалектика когнитивного и ценностного, их взаимопроникновение и взаимодополнение.

Только в этом случае разум не сможет вольно гипостазировать мыслимое, но не

существующее, будет введен в рамки гуманистических требований, а также могут быть

преодолены различного рода иллюзии, видимости, возникающие из нравственных идеалов

справедливости, всеобщего блага и т.д.

1.2.4. О ценностях в метафизике нравов

Для понимания роли ценностей в познании значимы также фундаментальные идеи

Канта о природе нравственного, переходе от обыденного нравственного разумного

познания к философскому, исследуемые в «Основаниях метафизики нравов». Уже в

предисловии Кант излагает идею, несомненно важную не только для понимания природы

«чистой моральной философии», в отличие от «практической антропологии», но и для

представления о природе ценностей в целом, которые исследуются на

«антропологическом» уровне, в частности, как я полагаю, при диспозиционном подходе, и

в «чистой» моральной, т.е. трансцендентальной философии, «которая была бы полностью

очищена от всего эмпирического и принадлежащего к антропологии... Основу

обязательности дблжно искать не в природе человека или в тех обстоятельствах в мире, в

какие он поставлен, a a priori исключительно в понятиях чистого разума»

. И даже общее

предписание, основывающееся на принципах опыта, эмпирического основания, можно

назвать только практическим правилом, но никак не моральным законом. «...Вся

моральная философия всецело покоится на своей чистой части. Будучи применима к

человеку, она ничего не заимствует из знания о нем (из антропологии), а дает ему как

разумному существу априорные законы, которые, конечно, еще требуют усиленной

опытом способности суждения...»

Это положение Кант подкрепляет своего рода методологическим суждением:

«Философия, которая перемешивает чистые принципы с эмпирическими, не заслуживает

даже имени философии», постигать «вперемешку» (выражение Канта) — это особенность

обыденного познания, «философской популярности» — «отвратительной смеси

нахватанных отовсюду наблюдений и полупродуманных принципов». Итак, моральная

философия — это «чистая» (трансцендентальная), обособленная от человека и

обыденного знания наука. Это классическое кантовское утверждение, по-видимому, не

может быть принято безоговорочно. Принципиально важно осуществленное Кантом раз-

Глава 1

деление двух видов знания, описывающих моральные ценности, но «чистый

моральный закон», как сегодня очевидно, нуждается в «антропологическом» дополнении,

связывающем его не только с априорными, но и с диспозиционными формами

существования ценностей. У каждой из форм своя роль и функция, что хорошо видно на

примере-аналогии самого Канта, когда он пишет об отличии обычной логики от

трансцендентальной философии: «Первая излагает действия и правила мышления вообще,

а вторая — только особые действия и правила чистого мышления, т.е. такого мышления,

посредством которого предметы познаются совершенно a priori. В самом деле, метафизика

нравственности должна исследовать идею и принципы некоторой возможной чистой

воли, а не действия и условия человеческого воления вообще, которые большей частью

черпаются из психологии»

Следует, по-видимому, согласиться с оценкой «этики доброй воли» Канта как

теоретического построения, данной, в частности, А.А.Гусейновым: «Она является первой

и, возможно, единственной научно-философской концептуализацией морали, целиком

замыкающей ее на личность. Кант обогатил европейскую культуру и философию

представлением о нравственном достоинстве как основном лич-ностно-образующем

признаке человека»

. Но если речь идет о «концептуализации морали», то возникает

проблема специфики такого рода теоретического знания, и тем более потому, что в этой

же статье Гусейнова поставлен воп рос о том, в чем различие знания и нравственности как

ценности. «Нравственность не входит в сферу знания, — полагает философ. — Она

образует особую сферу — сферу ценностей. Их различие состоит в том, что знания

черпаются из мира, а ценности создают мир. Знания фиксируют содержательность мира,

его неисчерпаемое предметное многообразие... Мораль же организует мир человеческих

отношений, задает их самую общую основу. Знания всегда являются знанием об объекте,

даже в том случае, когда речь идет о познании человека. Мораль же всегда исходит из

субъекта, даже в том случае, когда она постулируется в качестве закона универсума.

Знания открываются, обнаруживаются, а моральные принципы избираются,

устанавливаются. Первые объективны, независимы от познающего, вторые субъективны,

произвольны»

В этом высказывании, с которым нельзя согласиться безоговорочн о, содержится

несколько проблем: 1 —может ли нравственность быть объектом знания так же, как

предметы природного мира; 2 — определяется ли содержание морали только субъектом и

произвольно ли оно; 3 — возможно ли различить мораль, нравственность как знание

(когнитивный подход) и как феномен другой, «незнаниевой » природы. По существу, эти

проблемы получат более масштабный характер, если частную форму ценностей —

нравственность — мы заменим феноме-

Когнитивное и ценностное: к истории

вопроса_______________________________________

ном ценностей в целом и сформулируем эти же проблемы по отношению к ним.

Мне представляется, что в трудах Канта мы можем найти ответы на эти вопросы,

поскольку именно он рассматривал фундаментальные аспекты теоретической формы и

понятий этики доброй воли, в частности, при анализе понятия «императив». Очевидно,

что Кант размышляет об императиве не только содержательно, но и как о форме знания —

«формуле веления». В частности, для анализа императива Кант переносит и з логики

термины «аподиктический», «ассерторический», «гипотетический» и др. как

характеристики аналогичных типов суждений. «...Императивы суть только формулы для

выражения отношения объективных законов воления вообще к субъективному

несовершенству воли того или другого разумного существа, например воли человека»

Кант различает два вида императивов: гипотетический — поступок хорош как

средство для другой цели (проблематически- или ассерторически-практический принцип),

и категорический — поступок хорош сам по себе, сообразно с разумом и имеет силу

аподиктически-практического принципа. Если в гипотетическом императиве мы не знаем,

что он будет содержать, пока не дано условие, то в категорическом императиве мы тотчас

знаем, что он в себе содержит — всеобщий закон и сообразные необходимые максимы.

Соответственно категорический императив примет следующую форму: «Поступай

только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь

пожелать, чтобы она стала всеобщим законом»

, хотя он и может иметь различные

оттенки и предстать, как подсчитали специалисты, по крайней мере в десяти вариантах.

Кант использует также такую форму знания, как максима, под которой он понимает

«субъективный принцип [поведения]», который «дблжно отличать от объективного

принципа, а именно практического закона»

. Как практическое правило максима

определяется согласно с условиями субъекта, в отличие от закона — объективного

принципа, и выполняет роль «основоположения», согласно которому действует субъект.

Таким образом, введенные Кантом понятия императива и максимы фиксируют разные

формы знания - аподиктически-всеобщего и практически (антропологически) зависимого,

существующего для представления ценностных феноменов различной природы. На мой

взгляд, эти понятия возможно и даже необходимо употреблять и за пределами самих

кантовских текстов, в том числе в современных ценностных дискурсах, предполагающих

различение трансцендентальных и эмпирически зависимых форм представления

ценностных феноменов.

Кант вводит впрямую также и категории цены и ценности, соотнося их с

понятиями цели и достоинства. В отличие от «мира сущего» с его законами и

необходимостью, в «мире должного» господствуют

Глава 1

свобода и цели, «то, что составляет условие, при котором только и возможно,

чтобы нечто было целью самой по себе, имеет не только относительную ценность, т.е.

цену, но и внутреннюю ценность, т.е. достоинство», оно «бесконечно выше всякой цены,

которую совершенно нельзя сравнить с ней, не посягая как бы на его святость»

. Цену

имеют умение и прилежание в труде, остроумие, воображение и веселость, тогда как

«верность обещанию», «благоволение из принципов» имеют внутреннюю ценность.

Основой ценности, таким образом, являются цели и автономия (самозаконность) воли. В

отличие от законов природы, в «царстве целей» человек участвует во «всеобщем

законодательстве» и подчиняется только этим им созданным законам.

Обсуждая эту проблему, П.П.Гайденко подчеркивала, что, по Канту, нравственный

мир, мир свободы не является реальностью или бытием, э то мир должного, и идеал

практического разума — долженствование. Главное отличие ценности от античного и

средневекового понимания блага она справедливо в идит в «отнесенности ее к субъекту

чистой воли, т.е. к трансцендентальному субъекту, сверхэмпирический статус которого

обеспечивает общезначимость ценностей. Принадлежа к сфере практического разума,

ценности не имеют бытия, безотносительного к трансцендентальному субъекту, они

имеют лишь значимость... Ценности — это не принципы сущего, а принципы должного.

Вот это-то разведение бытия и долженствования и составляет предпосылку теории

ценностей»

, а само это отличие в полной мере выражено также и у Канта.

В книге не ставится задача охватить все темы и проблемы ценностей,

представленные в трудах Канта, что было бы в принципе нереально. Очевидно, что

особого рассмотрения требует «аналитика эстетической способности суждения»,

суждения вкуса, прекрасного, идеал красоты и многие другие из фундаментальной

«Критики способности суждения», но это очевидное обращение к ценностям не входило в

мои цели, меня интересовали идеи Канта преимущественно на стыке знания и ценностей и

те, что не всегда лежат на поверхности в его работах.

1.3. Ценности в методологии наук о природе и наук о культуре -концепция

неокантианцев

Богатое наследие Канта, которое может рассматриваться как одно из крупных

завоеваний философской мысли, по-новому развивалось его непосредственными

последователями — неокантианцами. Однако, как мне представляется, утрачено было

наиболее продуктивное — признание необходимости единства практического и

теоретического разума; абсолютизирована сама мысль о первенствующей роли

ценностных отношений, самостоятельном существовании «царства цен-

Когнитивное и ценностное: к истории

вопроса______________________________________

ностей». Вместе с тем проблема «когнитивное — ценностное», ставшая ведущей в

философии неокантианства, как в Марбургской, так и во Фрайбургской школах, обретает

новые повороты и аспекты, за идеалистической формой которых стоит, в частности,

реальная проблематика социокультурной и ценностной обусловленности познания. Вот

почему необходимо преодоление традиционной интерпретации идей представителей этих

школ, обычно сводящейся лишь к обоснованию объективно-идеалистической оценки их

воззрений.

Неокантианская философия ценностей — одна из наиболее влиятельных в истории

философии, что, в частности, подчеркивал М.Хайдеггер в своей критике ее идей

понимании ценностей в трудах ведущих и наиболее популярных теоретиков этой школы

В.Виндельбанда и Г.Риккерта спорят до сих пор, в том числе и в отечественной

литературе, но мало внимания уделяют философии ценностей Р.Г.Лотце, хотя уже

Виндельбанд — его ученик — специально отмечал роль философа: «С тех пор, как Лотце

энергично выдвинул на первый п лан понятие ценности и поставил его во главу как

логики, так и метафизики, часто делаются попытки создать «теорию ценностей» как

новый вид основной философской науки»

. Исследователи отмечают, что Лотце первый

придал понятию и философии ценностей категориальный философский статус. Опираясь

на идеи Канта, он стремился объединить универсальные требования нравственного закона

с живым личностным чувством непосредственной «любви к красоте». Такое соединение

признания абсолютности ценностей с непосредственным субъективным ценностным

чувством не было признано философами и в последующем развитии аксиологии

сменилось полемикой «противоборствующих тенденций ценностного абсолютизма и

субъективного ценностного релятивизма». Указав на это, исследователи Ю. и В.Перовы,

высказывают предположение о том, что именно от него пошли два конкурировавших в

первой половине XX в. варианта философии ценностей: неокантианский (Виндельбанд) и

феноменологический (Ф.Брентано, Э.Гуссерль, М.Шелер и Н.Гартман).

1.3.1. Лотце Р.Г.: ценности как философская проблема

Рудольф Герман Лотце — немецкий фи лософ, врач и естествоиспытатель,

использует понятие ценности как философскую категорию. Он полагает, что ценности

идеальны по своей природе, они не существуют, но значимы, сверхчувственный мир идей

предстает как мир ценностей. Внешний мир — это бесчисленные материальные явления

«самодеятельного духа», которые обретают смысл, значение, внутреннюю ценность

только в силу «законов собственной его сущности». Он видел «близкое сродство между

внутренноценящим разумом и художественной фантазией... Обе эти высшие способности

- великое сокро-

Глава 1

вище нашего внутреннего бытия», они существенно отличны от науки, и

«нравственные начала каждой эпохи всегда одобрялись духом иначе, нежели истины

положительного знания: в них высказывалось живое чувство внутренней оценки»

На примере «Оснований практической философии», где рассматриваются ее

принципы, «основоположения деятельности», свобода воли, осуществление этических

идей, индивидуальная жизнь, общество и государство, можно видеть, что для

исследования этих, как бы мы сегодня сказали, социально-гуманитарных, проблем Лотце

широко применяет категории, включающие различные ценностные смыслы. Это формы

деятельности, обладающие «непосредственно ясною и абсолютною ценностью»,

«безусловно ценная цель», «принцип удовольствия», «нравственное достоинство», «само

в себе благо», «ценности/неценности», «верное измерение интереса» и др. Обсуждая

вопрос о способе существования ценностей, он пишет, что «ни ценности, ни неценности,

которая была бы присуща какой-нибудь вещи в себе, вовсе не существует; и та, и другая

существует лишь в виде удовольствия или неудовольствия, которое и спытывает

обладающий чувствительностью дух»; «никакой такой ценности в вещах и в их условиях

не имеется», «непосредственным приговором нашего чувства устанавливается

определенная градация этих ценностей». И тут же утверждается нечто другое,

позволяющее предположить признание объективных предпосылок ценностей: с помощью

наслаждающегося духа «ценность, заготовленная в вещах, вызывается к действительному

существованию»; «дух, испытывающий удовольствие, все-таки не из себя самого

производит отличительные характеры различных чувств удовольствия»

Подвергая критике дуализм бытия и ценностей, существующий в неокантианстве в

целом, Хайдеггер видит заслугу Лотце именно в том, что он, пусть и в первом

приближении, но принципиально, принял участие в освобождении «подлинной и

решающей философской проблематики», в преодолении такого принципиального

заблуждения, как «абсолютное овеществление духа, привносимое натурализмом,

редукцию всего бытия к телесно-материальному, вещному процессу», в открытии «не

эмпирической, не натур-бытийственной, не соразмерной опыту сферы, не-чувственного

мира»

. Не следуя «систематической» ориентации и «робея перед системой», Лотце

стремился преодолеть натурализм в принципе, сохраняя смысл концепции о

трансцендентальном априори и рассматривая ценности как центральную философскую

проблему. Размышляя о нормативной функции мышления и объективности познания, он

вводит понятие «объективной значимости», как не зависящей от чувственного мира и

являющейся логической реальностью, что выше эмпирического существования. Лотце

выделяет три рода (понятия) бытия: логическое, реальное с его

Когнитивное и ценностное: к истории

вопроса_______________________________________

каузальными законами и телеологическое, трансцендентное бытие, каждое из

которых имеет свое место в системе знания, чему соответствуют миры истины,

действительности и ценностей. Положительно оценивая эти усилия Лотце, Хайдеггер,

однако, не принимает противопоставления бытия реальности и идеальной значимости, с

его точки зрения, речь должна идти об их взаимопроникновении и взаимосвязи.

Рассматривая новый подход Лотце к миру, Г.Риккерт в «Философии жизни»

утверждал, что философ хотел не только «исчислять» мир, но также «понимать» его. Но

«понимать можно только «смысл» или «значение» вещи, а смысл и значение что бы то ни

было имеет лишь по отношению к ценности. Во всех отношениях свободное от ценностей

бытие вместе с тем лишено смысла и значения. Поэтому если хотеть «понимать», то

нельзя игнорировать ценности»

. Того же мнения Риккерт придерживается и о понятии

«значимость» у Лотце, полагая, что ничто, кроме ценности, не может иметь значимости в

том числе и факт, значимость имеет только полож ение о том, что нечто фактично, в связи

с чем возникает проблема истины (истинного смысла) и ее ценности.

1.3.2. Философия - учение об общезначимых ценностях: В.Виндельбанд

Для основателей Фрайбургской школы неокантианства ценности, по сути, стали

главным предметом философии, что сложилось вполне органично, как своего рода

следствие их обращения в большей мере к «Критике способности суждения» и

ориентации на гуманитарное, особенно историческое знание, в отличие от марбургских

неокантианцев, размышлявших над «Критикой чистого разума» и естественно-научным

знанием. Выступив в качестве основания философии культуры, критической философии

истории, гуманитарных наук, фиксирующих ин дивидуальное, особенное с помощью

идиографическо-го метода, учение о ценностях в целом предстало как своего рода

«нормативная наука».

Для неокантианской философии ценностей кантовский дуализм сущего и

должного, практического и теоретического разума, бытия и ценностей стал одновременно

как содержательным, так и методологическим принципом. Как отмечают Ю. и В.Перовы,

эволюция исторического сознания на рубеже XIX-XX вв. побуждала даже мыслителей,

постулировавших необходимость абсолютных ценностей, признавать их укорененность в

историческом времени и в обстоятельствах эпохи

. Видевшие в философском историзме

своего главного непосредственного оппонента, неокантианцы Виндельбанд и Риккерт

были согласны «уступить» ему сферу сущего, включая исторические системы ценностных

представлений людей. Но исторический и психоло-

Глава 1

гический ценностный релятивизм, по словам Виндельбанда, для них — это

«отставка философии и ее смерть». Философия может существовать лишь «как учение об

общезначимых ценностях»

*. «Абсолютное нормативное сознание» стало для

неокантианцев спасением от релятивизма, именно оно, по их мнению, составляет предмет

философии, тогда как конкретные науки - история, психологи я, социология и другие

познают и объясняют все «реально сущее». «Философия не должна быть копией мира, ее

задача — доводить до сознания людей те нормы, от которых зависит ценность и значение

всякого мышления»

Интересны размышления Виндельбанда о проблеме ценностей в целом в

философии XX в. Начало XX столетия — это продолжение спора между историческим и

естественно-научным мышлением, что подтверждает устойчивость этого

противопоставления, так и не осмысленного в полной мере философией XIX в.

недостаточности развития ее принципов. Стремление отграничить себя от отдельных наук

в целом не способствовало решению центральных проблем, которые были просто

отодвинуты до п оры. Виндельбанд отмечает, что, хотя в XIX в. и замечается расцвет в

психологии, натурфилософии, антроп ологии, а также в философии истории, права и

религии, все остальные дисциплины эклектичны и не самостоятельны. Одна из причин —

обилие и давление традиций, что проявилось в процессе мощного и плодотворного роста

историко-философских трудов, происходящего в этот период. Но соответственно

потребовалось и «новое преобразование самого ядра философии, чтобы она могла

удовлетворительным образом ответить на вновь обращенные к ней в последнее время

запросы со стороны общего сознания и отдельных наук»

. Следует учитывать также, что

поиск решения проблем усложнился как влиянием волюнтаризма и психологизма,

существенным различием в определении ценностей историческими или естественными

науками, так и быстрым развитием и подъемом культуры, породившим движение под

лозунгом «переоценки всех ценностей».

По Виндельбанду, на этом фоне «выдвигается вперед вопрос об отношении

индивидуума к обществу», что влияет на форму и содержание ценностей и оценок.

Иллюстрируя эту мысль, он приводит серию работ и имен: от оптимистического

отношения к миру и «ценности жизни» (М.Гюйо, Л.Фейербах, Е.Дюринг) до

пессимистического настроения в «Философском бессознательном» Э.Гартмана, призыва

Карлейля к культу героев, теории среды И.А.Тэна, в которой сводится к минимуму роль

индивидуума на фоне действия масс. О т «индивидуалистического идеала образованности»

и теории этого идеала в учениях Фихте, Шиллера и Шлейермахера до «грубой формы

стремления к самоутверждению индивидуума»у М.Штирнера в книге «Единственный и

его собственность» — «крик о помощи угнетенного массой индивидуума». «Восстание

безграничного индивидуализма дос-

Когнитивное и ценностное: к истории

вопроса_______________________________________

тигает своей высшей точки в утверждении Ницше относительности всех ценностей.

Только властная воля "сверхчеловека" продолжает существовать в качестве абсолютной

ценности и санкционирует всякое употребляемое средство. Для "высшего" человека нет

уже более никакой нормы — ни логической, ни этической. Место "автономии разума"

заступил произвол "сверхчеловека"— вот тот путь, каким XIX век пришел от Канта к

Ницше»

Философия должна существовать «лишь как учение об общезначимых ценностях....

У нее есть своя собственная область и своя собственная задача в рассмотрении тех

общезначимых ценностей, которые образуют общий план всех функций культуры и

основу всякого отдельного осуществления ценности. Но и их философия будет описывать

и объяснять лишь с той целью, чтобы определить их значение (в соответствии с теорией и

понятием значения у Лотце. — Л.М.). Она рассматривает общезначимые ценности не как

факты, но как нормы. Поэтому и задача ее сведется к "законодательству", но это будут не

законы произвола, которые она диктует, но законы разума, которые она открывает и

постигает»

С точки зрения истории становления и развития проблемы «когнитивное —

ценностное» определенный интерес представляет исследование В.Виндельбандом

специфики высказываний — «суждения» и «оценки», — которое, как указывал

М.Хайдеггер, «покоится на принятии и разработке основополагающих прозрений

Франца Брентано»

. Истоки этой проблемы лежат в кантовской «Критике способности

суждения», в которой открыт еще один «мир», отличающийся от мира наличной

действительности и связанный со способностью суждения о прекрасном и

целесообразном. При анализе способности суждения о прекрасном Кант выдвигает ряд

принципиальных идей, в известной мере предопределивших направление дальнейших

исследований эстетических ц енностей. Он ставит и рассматривает проблему

познавательного и ценностного в эстетическом восприятии, а также осуществляет

логический анализ суждений ценности, в частности эстетических. Эта проблема отражает

реальное познавательное противоречие, которое состоит в том, что, совпадая по

грамматической форме и логической организации, эти высказывания различаются как

содержательно, так и функционально. «Все предикаты суждения суть поэтому

положительные представления... свойств, деятельностей, состояний, отношений и т.д...

Все предикаты оценки, наоборот, суть выражения симпатии или антипатии

представляющего сознания... Оценка ничего не прибавляет к пониманию оцениваемого

объекта»

. Учение о «суждении» и «оценке» положило начало не только широкой

полемике, но и разработке этой проблемы как в рамках западной аксиологии, так и этики,

особенно в ее эмотивистской интерпретации. Позитивистская программа в этике ставила

цель: свести мораль-

Глава 1

ные суждения (оценки) к суждениям о фактах, применить принцип различения

аналитических и синтетических суждений, а также принцип верификации, что, в конечном

счете, привело к серьезным методологическим и гносеологическим трудностям и

ошибкам. В частности, согласно одному из выводов, какая-либо связь между «фактами» и

«ценностями» полностью отсутствует; суждения этих двух типов не сводимы друг к

другу, поскольку ценности не принадлежат к сфере рационального, а наука некомпетентна

в вопросах ценности. Это выражало саму суть позитивистской трактовки, сводящей

отношение «когнитивное — ценностное» только к логической и языковой проблемам.

Таким образом, хотя проблема и была поставлена, но абстрактно-логический

анализ «суждения» и «оценки», которым ограничивались неокантианцы и позитивисты, не

мог вскрыть реальной глубинной взаимосвязи этих суждений, их психологической

природы и значимости в осуществлении познания. Абсолютизация различий «суждения»

и «оценки» привела, в конечном счете, к усилению в неокантианстве представления о

«трансцендентном существовании всеобщих ценностей», особенно в работах Г.Риккерта,

претендовавшего на открытие автономного «царства ценностей». Общая оценка этих

представлений уже давалась многими философами

, однако пришло другое время и

другое — неклассическое видение, сегодня необходимо более внимательно присмотреться

к тому, какие реальные проблемы стоят за неокантианскими представлениями о

ценностях. «Трансцендентные всеобщие ценности» в сфере познания имеют, по существу,

форму соответствующих абсолютных норм, представленных в «нормальном сознании»

(не эмпирическом, но сознании вообще). Соответственно существуют три формы оценок -

логические, этические, эстетические, — определяющие соотношение «нормального» и

эмпирического сознания. Из этого следует, что, наряду с научным методом,

«включающим факты в одну цепь причинных зависимостей», «есть и другие методы

исследования явлений», с помощью которых «мы можем обсуждать и оценивать данное

явление с точки зрения определенной нормы»

, не принимая во внимание причинных

зависимостей.

По-видимому, мы вправе усмотреть здесь догадку о методологической и

мировоззренческой функциях философии как области сознания, формирующей