Мид М. Культура и мир детства

Подождите немного. Документ загружается.

старейшины титулованы — у каждого из них либо титул вождя, либо титул

говорящего вождя, то есть оратора, глашатая, посланника, передающего слова

вождей. На официальных собраниях деревни каждый матаи имеет право на

только ему принадлежащее место и представляет всех членов своего

семейства. Он же несет за них ответственность. Эти семейства состоят из всех

индивидуумов, проживших определенное время под защитой общего матаи. Их

состав варьирует от малой семьи, куда входят только родители и дети, до

семей, состоящих из пятнадцати-двадцати членов, то есть до больших семей,

связанных с матаи или его женой по крови, браку или усыновлению, не имея

часто никаких близких родственных связей друг с другом. Усыновленные члены

семейства обычно, хотя и не обязательно, близкие родственники.

Вдовы и вдовцы, особенно бездетные, обычно возвращаются к своим кровным

родственникам, по женатая пара может жить как с родственниками жены, так

и с родственниками мужа. Семейства такого рода необязательно проживают в

одном месте, а могут быть разбросаны по деревне, занимая три-четыре

жилища. Но человек, постоянно проживающий в другой деревне, не может

считаться членом семейства, так как последнее представляет собой строго

локальную единицу самоанского общества. И в экономическом отношении

семейства представляют собой некоторые элементарные ячейки, так как все

его члены работают на плантации под присмотром матаи этого семейства,

который, в свою очередь, распределяет между ними пищу и другие предметы

жизненной необходимости.

Внутри семейства дисциплинарную власть дает скорее возраст, чем

родственные отношения. Матаи обладает формальной, а часто и реальной

властью над каждым членом семейства, находящегося иод его руководством,

даже над своими собственными отцом и матерью. Степень этой власти,

безусловно, зависит от его личностных особенностей, но все строго следят за

тем, чтобы соблюдались некоторые церемониальные формы признания его

главенствующего положения. Самый младший ребенок в семействе такого

рода подчинен всем его остальным членам, и его положение ни на йоту не

улучшается с возрастом, до тех пор пока не родится следующий младший по

возрасту ребенок. Но положение самого младшего члена в большинстве

самоанских семей очень кратковременно. Племянники, племянницы, сильно

нуждающиеся молодые кузены постоянно вливаются в семью, меняя ее

ранговые возрастные отношения. В подростковом возрасте девушка

оказывается как раз в середине этой ранговой иерархии: ей должны

подчиняться ровно столько же людей, скольким должна подчиняться она. При

другой организации семьи растущая уверенность в своих силах и растущее

самосознание быстро сделали бы ее непокладистой и мятежной. Здесь же у

нее богатые возможности для проявления ее крепнущего чувства собственной

значимости.

Этот процесс * имеет силу строгого закона. Замужество девушки почти ничего

не дает ей в этом отношении. Изменится только одно: число милых и

послушных подчиненных увеличат самым приятным для нее образом ее

собственные дети. Но девушка, не вышедшая замуж даже после двадцати пяти

лет, ни в каком отношении не чувствует себя менее уважаемой или более

безответственной, чем ее замужние сестры. Эта же тенденция делать

основанием классификации возраст, а не брачное состояние подкрепляется и

вне дома тем, что жены нетитулованных мужей и все незамужние девушки,

достигшие половой зрелости, образуют единую группу в церемониальной

структуре деревни.

* Имеется в виду изменение положения в семейной иерархии только с

зависимости от относительного возраста члена семьи. — Примеч. пер.

Родственники, живущие в других семействах, также играют определенную

роль в жизни детей. Любой старший по возрасту родственник имеет право

требовать личных услуг от своих младших родственников из других семейств,

право критиковать их поведение и вмешиваться в их дела. Так, маленькая

девочка может сбежать из дома на берег искупаться, но почти наверняка

встретит там какую-нибудь свою старшую кузину, которая заставит ее стирать,

нянчиться с ребенком или принести кокосовый орех, которым пользуются при

стирке вместо щетки. Повседневная жизнь так тесно связана с этой всеобщей

подчиненностью, эти признанные родственные отношения, во имя которых

можно потребовать услуг от человека, столь многочисленны, что ребенку почти

невозможно даже на час избегнуть надзора старших.

Эта не имеющая четких границ, но тем не менее требовательная родственная

группа не лишена и своих достоинств. В ее пределах любой трехлетний

ребенок может бродить в полной безопасности, будучи уверенным, что всюду

ему дадут поесть и попить, уложат поспать, что всюду найдется добрая рука,

чтобы утереть ему слезы или перевязать ранку. Маленьких детей, которых

вечером не оказывается дома, ищут у родственников, а младенец, мать

которого ушла работать на огороды в глубь острова, переходит из рук в руки

по всей деревне.

Распределение по рангам в соответствии с возрастом нарушается лишь в очень

редких случаях. В каждой деревне один или два высоких вождя имеют

наследственное право возводить какую-нибудь девочку из их семейства в сан

таупоу — церемониальной принцессы дома. Девушка в возрасте пятнадцати

или шестнадцати лет вырывается из ее возрастной группы, а иногда и из круга

своих ближайших родственников. Ее окружает ореол престижа. Старшие по

возрасту женщины почтительно титулуют ее при обращении. Ее собственная

семья часто пользуется высоким положением девушки в личных целях и очень

внимательна поэтому к ее просьбам. Но так как на всю деревню всего две или

три таупоу, то исключительность их положения скорее подчеркивает, чем

опровергает, общий статус молоденьких девушек.

К атому необычайному росту значительности присоединяется и боязнь

неосторожно задеть родственные связи, которая выражается в

дополнительном уважении к личности девушки. Уже сама численность ее

властелинов хорошо ее защищает, ибо, если один из них заходит слишком

далеко в своих требованиях, ей нужно только сменить местожительство —

перейти жить в дом более покладистого родственника. Дома, открытые для

нее, можно классифицировать следующим образом: в этом доме самая тяжелая

работа, в этом меньше старух-наставниц, там меньше бранятся, здесь больше

или меньше сверстниц, в том доме меньше всего младенцев, а в том — самая

хорошая пища и т. д. Очень немногие дети постоянно живут в одном и том же

доме. Большинство их постоянно пробуют иные возможные места жительства.

И все это можно делать под предлогом хождения в гости, не вызывая при этом

никаких упреков в уклонении от семейных обязанностей. В ту минуту, когда

дома возникает малейший конфликт, одна только возможность подобного

бегства смягчает дисциплину и снимает остроту чувства зависимости у

ребенка. Ни один самоанский ребенок, исключая таупоу и закоренелых

малолетних преступников, никогда не испытывает чувства, что он загнан в

угол. У него всегда есть родственники, к которым можно убежать. К этой

возможности неизменно и сводится ответ, который дает самоанец, когда перед

ним развертывают картину какого-нибудь семейного тупика: “Но она может

перейти жить к другому родственнику”. А запас таких родственников

теоретически неисчерпаем. Если маленький бродяга не совершил какого-

нибудь очень серьезного проступка, например инцеста, то все, что от него

требуется при этом,— формально порвать с лоном собственного семейства.

Девочку, которую отец утром слишком сильно избил, вечером почти наверняка

можно будет найти в двухстах футах от ее собственного дома, в неприступном

убежище другого семейства. Эта система родственных убежищ соблюдается

настолько свято, что даже нетитулованный человек или же человек меньшего

ранга решительно воспротивится своему благородному родственнику, если тот

придет к нему требовать возвращения своего сбежавшего ребенка. Очень

вежливо и с бесконечным разнообразием примирительных интонаций он

попросит своего благородного господина вернуться в свой благородный дом и

оставаться там до тех пор, пока не уляжется его благородный гнев против его

благородного ребенка.

Наиболее важные родственные отношения в самоанском семействе, сильнее

всего влияющие на жизнь молодых людей, — это отношения между

мальчиками и девочками, называющими друг друга словами “брат” или

“сестра” (безотносительно к тому, идет ли речь о родстве по крови, по браку

или по усыновлению)

, и отношения между младшими и старшими

родственниками. Усиленное внимание, обращаемое на половые различия среди

лиц одной возрастной группы, и большая значимость относительного возраста

легко объяснимы самими условиями семейной жизни. Родственники

противоположного пола в своем общении друг с другом руководствуются

правилами самого жесткого этикета. После того как они достигнут возраста, в

котором должны соблюдаться приличия, в данном случае девяти-десяти лет,

они не смеют прикоснуться друг к другу, сидеть рядом, есть вместе, запросто

обращаться друг к другу, упоминать в присутствии друг друга о каких бы то ни

было непристойностях. Они не могут быть вместе ни в каком другом доме,

кроме собственного (исключение делается только для некоторых общих для

всей деревни церемоний). Им запрещено гулять вместе, пользоваться вещами

друг друга, танцевать на одной и той же площадке, принимать участие в делах

одной и той же малой группы. Это строгое избегание распространяется па всех

индивидуумов противоположного пола в возрастном диапазоне от пяти лет

младше собственного возраста до пяти лет старше, с которыми человек

воспитывается или же с которыми у него имеются признанные родственные

отношения по крови или по браку. Соблюдение этого табу на общение братьев

и сестер начинается с момента, когда младший из двух детей чувствует

“смущение” от прикосновения старшего, л продолжается до старости, когда

дряхлая, беззубая пара вновь может сидеть на одной и той же циновке, не

чувствуя при этом никакого стыда.

Теи, слово, обозначающее младшего по возрасту родственника, подчеркивает

другую человеческую связь — может быть, одну из самых эмоционально

насыщенных. Первые проявления материнских инстинктов девочки никогда не

изливаются на ее собственных детей, но на кого-нибудь из ее младших

родственников. И именно девушки и женщины чаще всего пользуются этим,

словом, продолжая лелеять его и после того, как и они сами, и те, к кому оно

относилось, выросли. Младшее поколение, в свою очередь, изливает свое

материнское тепло на тех, кто еще младше, не обнаруживая при этом особой

привязанности к воспитавшим их взрослым.

Слово аинга охватывает обобщенно все отношения родства — кровного,

брачного, родства по усыновлению, но его эмоциональное значение остается

одинаковым во всех случаях. Родственные отношения, основанные па браке,

сохраняют силу лишь до тех пор, пока фактический брак соединяет оба

семейства. Если же брак каким бы то пи было образом разрывается (уход из

семьи, развод, смерть), то все родственные отношения между семействами

оканчиваются и их члены свободны вступать в брак друг с другом. Если после

такого брака остаются дети, то отношения взаимных обязательств продолжают

существовать между, обоими семействами в течение всей жизни этих детей,

ибо материнское семейство всегда будет обязано снабжать их одним видом

материальных благ, а отцовское — другим во всех случаях, когда у ребенка

возникает в них необходимость.

Любой родственник рассматривается как человек, к которому может быть

предъявлено множество требований. Вместе с тем это человек, по отношению

к которому существует столь же большое множество обязательств. От

родственника можно потребовать пищу, одежду, кров или же помощь в распре.

Отказ в помощи заклеймит отказавшего как человека скаредного, недоброго, а

доброта — добродетель, превыше всего ценимая самоанцами. В момент, когда

оказывают услуги такого рода, отдача не требуется, если речь не идет о

дележе продуктов общесемейного труда. Но тщательный учет стоимости

отданной собственности или оказанной услуги ведется, и отдаривания требуют

при первом подходящем случае. Тем не менее, согласно местной теории, эти

два акта разделены, просто каждый из их участников по очереди становится

“нищим”, живущим от щедрот другого. В прежние времена “нищий” надевал

специальное ожерелье, указывающее па цель его визита. Один старый вождь

привел мне красочное описание поведения человека, пришедшего просить что-

нибудь у родственника: “Он придет рано утром, войдет потихоньку в дом и

усядется на наименее почетное место. Вы скажете ему: ,,Итак, ты пришел,

приветствую тебя". И он ответит: „Я действительно пришел, сберегая твое

благородное время". Затем вы спросите его: „Хочешь пить? Но, увы, у меня нет

ничего подходящего". И он ответит: ,,Не беспокойся, я совсем не хочу ни есть,

ни лить". И он будет сидеть, и вы будете сидеть весь день, и не будет сказано

пи слова о том, зачем он пришел. Весь день он будет сидеть и будет выгребать

пепел из вашего очага, делая с великой тщательностью эту грязную и низкую

работу. Если кого-нибудь надо будет послать на огород и принести пищу, то он

первый предложит свои услуги. Если надо будет выйти в море за рыбой с

другими ловцами в каноэ, то он, конечно, будет в, восторге отправиться туда,

даже если печет солнце и он проделал долгий путь. А вы весь день будете

сидеть и дивиться: „Зачем он пришел? Может быть, он попросит у меня самую

большую свинью или же он прослышал, что моя дочь закончила большой кусок

прекрасной тапы? Может быть, эту тапу лучше всего сейчас же отправить в

подарок моему оратору, как я и намеревался сделать, чтобы отказать ему с

чистым сердцем?" А он будет сидеть и следить за выражением вашего лица,

спрашивая себя, откликнитесь ли вы на его просьбу. Он будет играть с детьми,

но откажется от гирлянды цветов, которую они сплетут в его честь, и

преподнесет ее вашей дочери. Наконец наступит вечер. Время идти спать, а он

все еще ничего не сказал. И тогда наконец вы скажете ему: „Послушай, я хочу

спать. Пойдешь ли ты спать или же вернешься туда, откуда пришел?" И только

тогда он заговорит о желании своего сердца”.

Вот почему интриги, нужды, обязательства большой родственной группы,

которые постоянными нитями соединяют между собой много домов и много

деревень, пронизывают жизнь самоанского семейства. Однажды приедут

родственники жены погостить на месяц или позаимствовать парадную

циновку; в другой раз навестят родственники мужа; или племянницу, очень

ценную работницу по дому, из-за болезни отца отзывают в другую деревню.

Очень редко бывает, чтобы все, даже маленькие дети одной биологической

семьи, жили в одном доме. Хотя нужды собственного семейства и стоят всегда

на первом месте, но в обычной повседневной жизни беда или болезнь близкого

родственника в другом семействе призовет отсутствующих домой.

Обязательства прийти на помощь вообще или же оказать требуемую обычаем

услугу, как в случае свадьбы или же рождения ребенка, определяются

широкими родственными отношениями, а не узкими границами семейного

очага. Брак, длящийся много лет, так тесно объединяет группы родственников

со стороны мужа и жены, что, по всей видимости, они образуют единое

семейство, оказывающее помощь и чутко реагирующее на нужды любого

родственника с той и с другой стороны. Только в семьях высокого ранга, где

женская линия имеет приоритет при принятии определенных решений и в

выборе таупоу — принцессы дома, а мужская — в передаче титулов,

действительное кровное родство продолжает иметь большое практическое

значение. В более же расплывчатой группе обычного семейства, образованного

по принципу кровного родства, брачных связей и усыновления и

объединенного общими связями повседневной жизни и взаимной

экономической зависимостью, значение кровного родства теряется.

Матаи какого-нибудь семейства в принципе освобожден от выполнения мелких

работ по хозяйству. Но на практике так почти не бывает, исключая вождя

высокого ранга. Однако ему отводится роль руководителя в любом виде работ.

Он разделывает свиную тушу при подготовке какого-нибудь празднества, он

раскалывает кокосовые орехи, собранные женщинами и детьми. Пищу готовят

и мужчины и женщины, но основные работы здесь выпадают на долю

мальчиков и молодых мужчин. Старые мужчины сучат волокна кокосовых

орехов и готовят из них бечевки для лесок и рыболовных сетей, сшивают части

каноэ, соединяют различные части поставленного дома. Вместе со старыми

женщинами, на плечи которых выпадают основные работы по изготовлению

материи из луба, они присматривают за маленькими детьми, оставшимися

дома. Тяжелый повседневный сельскохозяйственный труд — прополка,

пересадка растений, сбор урожая и его транспортировка — удел женщин.

Женщины же собирают прутья бумажной шелковицы, с которых потом сдирают

кору и делают тапу, кору гибискуса и листья пандануса для плетения циновок.

Девушки постарше и женщины обычно ловят на рифах осьминогов, морские

яйца, медуз, крабов и другую мелочь. Младшие девочки носят воду, заботятся

об освещении (сейчас пользуются керосиновыми лампами и фонарями, к

свечному ореху

и кокосовому маслу прибегают лишь в случаях крайней

нужды), подметают пол, прибирают дом. Все работы тщательно распределены

по возрастному принципу — по способности человека в данном возрасте их

выполнить. Исключая людей очень высокого ранга, взрослый может отвергнуть

ту или иную работу лишь потому, что ее могут выполнить люди младшего

возраста, а не потому, что она ниже его достоинства.

Статус в деревне и статус в собственном семействе соответствуют друг другу,

но деревенский статус отца никак не сказывается на маленьких детях. Если

отец девочки — матаи, матаи ее семейства, то это его положение никак на ней

не отражается. Но-если другой член семьи — матаи, то он может защитить

девочку от чрезмерных требований ее собственного отца. В первом случае ее

разногласия с отцом приводят к тому, что она покидает свой собственный дом

и уходит жить к родственникам, во втором возникают небольшие семейные

трения. В семьях вождей высокого ранга или ораторов также высокого ранга

большее внимание обращается на церемониал, на гостеприимство. Дети там

лучше воспитаны и работают значительно больше. Но если отвлечься от общей

атмосферы дома, зависящей от общественного ранга его главы, обстановка в

различных домах деревни может показаться маленьким детям очень сходной.

Их, как правило, больше заботит темперамент людей, командующих ими, чем

их ранг. Дядя из другой деревни, являющийся высокопоставленным вождем,

значительно меньше значит для жизни ребенка, чем какая-нибудь зловредная

старуха в его собственном доме.

И тем не менее ранг не по рождению, а по титулу очень важен на Самоа.

Статус целой деревни зависит от ранга ее главного вождя, престиж семьи — от

титула ее матаи. Титулы эти имеют две градации — вождь и оратор; каждый из

них несет с собой много обязанностей и прав помимо обязанности главы

семейства. Для самоанцев ранг — предмет самого живого интереса. Они

изобрели тщательно разработанный церемониальный язык, на котором следует

обращаться к титулованным людям; каждый титул предполагает усложненный

этикет обращения. Все, что касается родителей, не может не сказываться

косвенным образом на жизни детей. Это в особенности касается отношения,

детей друг к другу в семействах, где титулы перейдут к детям. Как эти

отдаленные проблемы взрослой жизни влияют на жизнь, детей и молодежи,

лучше всего проследить на примерах из жизни некоторых девочек.

В доме высокопоставленного вождя по имени Малаэ жили две маленькие

девочки: Мета двенадцати лет и Тиму — одиннадцати. Мета была собранной,

способной девочкой. Малаэ забрал ее из дома матери, своей кузины, потому

что у нее обнаружился необычный интеллект и раннее развитие. Тиму, с другой

стороны, была болезненно застенчивым, отсталым ребенком, по умственному

развитию ниже своей группы. Мать Меты была всего лишь дальней

родственницей Малаэ. Не случись Малаэ некоторое время прожить в

отдаленной деревне, куда мать девочки уехала к своему мужу, Мета осталась

бы неизвестной своему благородному родственнику. А Тиму была единственной

дочерью умершей сестры Малаэ. Отец Тиму был из местной знати, что

выделяло ее и способствовало росту ее самосознания. Однако танцы были

смертной мукой для нее. Едва услышав зовущий голос старших, она бежала от

них сломя голову. Но именно Тиму должна была унаследовать титул таупоу —

принцессы в доме Малаэ. Она была миловидна, главное качество, требующееся

от принцессы, и родственницей Малаэ по женской линии — предпочитаемая

линия при выборе принцесс. Поэтому Мета, во всех отношениях “более

способная, должна была отойти в сторону, а Тиму, становившаяся несчастной

от любого внимания, обращенного на нее, усиленно выдвигалась на первый

план. Уже сам по себе факт присутствия более одаренного и предприимчивого

ребенка, по-видимому, усиливал в ней комплекс неполноценности, а это

пребывание на глазах у публики и шумиха делали ее жизнь просто

непереносимой. Когда ей приказывали танцевать, а это было часто, она

замирала, как только улавливала на себе взгляд зрителя, сжимала руки и с

громадным усилием продолжала сноп танец. <.. .>

Так как в деревне редко бывает больше одной-двух таупоу, то влияние

расчетов на достижение высокого ранга играет сравнительно скромную роль в

жизни девушки, чего нельзя сказать о мальчике, так как в каждой родственной

группе, как правило, один или более матаи. <...>

Итак, во многих семействах тень благородного происхождения накладывается

на жизнь детей — иногда легко, а иногда мучительно; накладывается еще

задолго до того, как они станут достаточно взрослыми, чтобы понять значение

этих ценностей.

V. Девочка и ее возрастная группа

До шести-семи лет как минимум девочка очень мало общается со

сверстницами. Конечно, братья, сестры, кузены, живущие в одном доме,

резвятся и играют вместе, но вне дома каждый ребенок льнет к своей юной

няньке и вступает в контакт с другими детьми только тогда, когда их няньки

дружны между собой. Но около семи лет начинают образовываться большие

группы, своего рода добровольные товарищества, впоследствии

распадающиеся. В эти группы входят и дети родственников, и соседские дети.

Они строго разделены по половому признаку, и вражда между маленькими

девочками и мальчиками — одна из самых заметных черт жизни этих групп.

Маленькие девочки в это время уже начинают “смущаться” своих старших

братьев, и для них входит в силу запрет появляться когда бы то ни было в

обществе группы мальчиков. Различие между половыми группами создается и

тем, что мальчики в отличие от девочек, загруженных заботами о своих

маленьких подопечных, меньше заняты по дому и могут дальше удаляться от

него в поисках приключений. Группы маленьких детей, из которых состоит

толпа зевак, наблюдающих какую-нибудь работу взрослых, нередко включают

как мальчиков, так и девочек, но здесь основой объединения оказываются

возрастные ограничения, устанавливаемые взрослыми, а не добровольные

объединения самих детей.

Эти детские компании обычно состоят из детей восьми или десяти соседних

домов. Все это — текучие, случайные сообщества, настроенные явно

враждебно к своим сверстникам из других деревень или даже к таким же

группам в своей собственной. Кровные связи нарушают границы этих

образований, построенных по принципу соседства, так что ребенок может быть

в хороших отношениях с членами двух или трех различных групп. Чужая

девочка из другой группы, нрибывшая в новую для нее компанию в своей

деревне, всегда может рассчитывать на помощь своей родственницы. Но

маленькие девочки из Сиуфанги поглядывают искоса на маленьких девочек из

Лумы, ближайшей соседней деревни, и уж совсем подозрительно — на

маленьких девочек из Фалеасао, деревни в двадцати минутах ходьбы от их

собственной. <.. .>

Сильные дружеские привязанности никогда не завязываются в этом возрасте.

В структуре группы явно доминируют родственные или соседские отношения,

личность стоит на втором плане. Наиболее сильные привязанности всегда

возникают между близкими родственниками, и пара маленьких сестричек

занимает на Самоа место наших закадычных подружек. Когда говорят о

глубокой привязанности, то западное: “Да, Мэри и Джулия так хорошо дружат,

совсем как сестры” — заменяется на Самоа простым объяснением: “Но ведь она

родственница”. Старшие девочки защищают младших, балуют их, сплетают

для них ожерелья из цветов, дарят им свои самые дорогие раковины. Эти

родственные связи — единственный устойчивый элемент в группе, но даже они

ставятся под угрозу, если меняется местожительство. Эмоциональный тон в

отношении жителей другой деревни приводит к тому, что даже две кузины из

разных деревень поглядывают друг на друга искоса. <...>

Дети этого возраста, собираясь в группы, только играют, у них нет никаких

других занятий. И в этом отношении пребывание в группе диаметрально

противоположно домашней жизни самоанской девочки, где она только

работает: нянчится с детьми, выполняет бесчисленное множество простейших

хозяйственных

дел, постоянно бегает с какими-то поручениями. Девочки собираются в группки

рано вечером, еще до позднего самоанского ужина, а иногда и во время

всеобщей послеполуденной сиесты. Лунными ночами они бегают по деревне, то

нападая, то спасаясь бегством от ватаг мальчишек, подглядывают, что

делается в домах за занавесями-циновками, ловят прибрежных крабов,

устраивают засады на неосторожных любовников или же подкрадываются к

какому-нибудь отдаленному дому, чтобы посмотреть на роды, а может быть, и

на выкидыш. Одержимые страхом перед старейшинами деревни, перед

маленькими мальчишками, собственными родственниками, ночными

призраками, они не рискнут отправиться в свои ночные похождения, если их не

набралось четверо или пятеро. Это группки настоящих маленьких бунтарок,

сбежавших от домашней скуки. Из-за сильного родственного чувства, из-за

привязанности к дому, осознания того, что они пользуются украденным

временем, из-за необходимости незамедлительного осуществления

намеченных группой планов, а также из-за опасности наказания, нависшей над

головами детей, если они зашли слишком далеко, самоанский ребенок столь

же зависим от своего непосредственного взрослого окружения, как и ребенок

на нашем сельском Западе. В действительности круг, в котором девочка

замкнута, здесь не превышает в диаметре одной восьмой мили. Но палящее

солнце, обжигающие пески, вдобавок к количеству родственников, от которых

нужно сбежать днем, сонмы призраков, от которых необходимо скрыться по

ночам, увеличивают это расстояние, превращая его в барьер для дружбы,

равнозначный трем-четырем милям в сельской Америке. Так возникает

феномен изолированного ребенка в деревне, полной сверстников. <.. .>

Но эти прихотливо возникающие сообщества девочек были возможны только в

возрасте от восьми до двенадцати лет. По мере приближения периода

полового созревания и но мере того как девочка набирает физическую силу и

приобретает новые навыки, ее снова поглощают заботы по дому. Она должна

разжигать очаг, идти работать на огород, ловить рыбу. Ее дни заполнены

долгим трудом и новыми обязанностями.

Вот случай с Фиту. В сентябре она была одной из руководительниц маленькой

ватажки — немного выше других, немного худощавее, более шумная и

предприимчивая, но всего лишь легкомысленная маленькая девчонка среди

других девочек и постоянно с крупным младенцем на коленях. Однако в апреле

она передала этого младенца младшей сестре девяти лет. Еще меньший

ребенок был передан на попечение пятилетней сестренке, и Фиту стала

работать с матерью на огороде. Ее стали брать в длительные походы за корой

гибискуса и на рыбную ловлю у рифоз. Она стала стирать белье у моря, а в дни

приготовления пищи помогать на кухне. Время от времени она по вечерам

убегала поиграть на лужайке со своими прежними подружками, но тяжелый и

непривычный дневной труд, как правило, слишком утомлял ее, да к тому же в

ней выросла какая-то легкая отчужденность. Она чувствовала, что ее более

взрослые занятия отделяют ее от остальной группы, с которой она была так

близка прошлой осенью. Несколько раз она пыталась сблизиться со старшими

девочками, живущими по соседству. Мать посылала ее ночевать в дом пастора,

где много старших девочек, но через три дня она вернулась домой. Эти

девочки были слишком взрослыми для нее. “La'itiiti a'u” (“Я еще маленькая”), —

сказала она, вернувшись. И все же она была потеряна для своей прежней

группы. В трех деревнях было четырнадцать таких девочек, вплотную

приблизившихся к возрасту полового созревания, выполнявших непривычную

для них работу, девочек, вступивших в новые и более тесные отношения со

взрослыми в своих семействах. У них еще не проснулся интерес к мальчикам,

поэтому среди них не возникали новые компании, основанные на сексуальных

интересах. Они спокойно выполняли свои работы по хозяйству, выбирали

наставницей одну из пожилых женщин своего семейства и постепенно

привыкали к тому, что эпитет “маленькая” уже больше не применялся к ним. И

никогда более они не сольются в те свободные, подвижные группки, как в

возрасте до десяти лет. В шестнадцать-семнадцать лет соседские связи все

еще господствуют в жизни девушки, и потому в этом возрасте их компании

состоят из двух-трех человек, не более. Но чувство соседской солидарности

полностью исчезает у девушек после семнадцати лет, и они не обращают ни

малейшего внимания на сверстницу, живущую рядом, и ходят в гости к

родственнице на другом конце деревни. Решающим фактором

складывающейся дружбы теперь оказываются родство и сходные сексуальные

интересы. Девушки в это время уже реагируют, хотя и пассивно, на

возрастающий интерес к ним юношей. Если милый ее сердцу имеет

закадычного друга, неравнодушного к ее кузине, то между этими

родственницами возникает пылкая, хотя и преходящая дружба. Иногда

дружеские связи такого рода выходят за рамки чисто родственной группы.

Хотя девушки в это время могут довериться только одной или двум своим

юным родственницам, их изменившийся сексуальный статус ощущается и

другими женщинами в деревне. Он же приводит к тому, что дружеские

привязанности постоянно смещаются и меняются: девушка превращается из

пугливого подростка, боящегося всех девиц старше себя, в девушку, для

которой ее первая или вторая любовная связь все еще представляется очень

важным событием, в девушку, начинающую сосредоточивать все свое

внимание на одном юноше и строящую брачные планы. Кроме того,

незамужние матери выбирают ей друзей женского пола, по возможности

находящихся в том же положении, либо же женщин с неопределенным

брачным статусом — брошенных или опозоренных молодых жен.

Очень немногие из привязанностей младших девочек к старшим переживают

пубертатный период. Двенадцатилетняя девочка может сильно привязаться к

своей шестнадцатилетней кузине, быть в восторге от нее, хотя это поклонение

не более чем бледная тень школьного “обожания”, характерного для пашей

цивилизации. Но когда ей будет пятнадцать, а кузине — девятнадцать,

картина изменится. Ведь весь мир взрослых или почти взрослых враждебен ей,

он шпионит за ее любовными похождениями, проявляя при этом самую

изощренную утонченность. Ему нельзя верить ни в коем случае. Можно

доверять лишь тем, кто именно сейчас занят столь же рискованными

похождениями.

Можно с уверенностью сказать, что, исключая те искусственные условия,

которые создаются, когда девушки живут в семье местного пастора или же в

большом миссионерском пансионате, они заводят дружбу только среди

родственников. (Наряду с большими женскими школами-пансионатами, сеть

которых охватывает все Американское Самоа, пастор каждой общины

содержит небольшой неофициальный пансионат для девочек и мальчиков. В

эти школы посылают девочек, родители которых желают, чтобы вспоследствии

они поступили в большие государственные пансионаты, а также тех, чьи

родители хотят, чтобы их дочери после трех-четырех лет пребывания в

пасторском доме приобрели преимущества лучшего образования и

воспитания.) Но если учесть, что одна из решающих характеристик семейных

связей на Самоа — совместное проживание, то дружба, возникающая между

девочками, живущими в пасторском доме, психологически не очень отличается

от дружбы кузин или дружбы родственниц, в одной семье. Единственный вид

дружбы, где совместное проживание и членство в одной и той же родственной

группе не является основой дружеских связей,— это институционализованные

взаимоотношения между женами вождей и женами ораторов. Но эти

дружеские отношения могут быть поняты только по аналогии с дружбой

мальчиков и мужчин.

Маленькие мальчики следуют тому же самому образцу, что и маленькие

девочки, образуя ватажки, основанные на двойных узах — соседства и родства.

Чувство возрастного превосходства здесь всегда сильнее, чем у девочек,

потому что старшие мальчики не поглощены домашней жизнью, как девочки.

Мальчики двенадцати лет пользуются той же самой свободой, что и мальчики

пятнадцати-шестнадцати лет. Граница между мальчиками младшего и

старшего возраста здесь постоянно смещается: подросток то верховодит

младшими, то послушно плетется за старшими. Между мальчиками существуют

две институционализованные формы отношений, обозначаемые одним и тем

же словом, которое, возможно, в свое время определяло одно и то же

отношение.

Это соа — товарищ по обрезанию и посланник по любовным делам

Мальчиков обрезают парами, причем они сами организуют этот обряд, находя

старика, славящегося искусством в этом деле. Здесь, по-видимому, мы

сталкиваемся с простой логической взаимозависимостью причины и следствия:

мальчик выбирает друга (а это обычно его родственник) как товарища по

обряду, а опыт, приобретенный ими при этом, теснее привязывает их друг к

другу. В деревне, где я жила, имелось несколько пар таких мальчиков,

совместно подвергшихся обрезанию; они все еще оставались неразлучными

друзьями и часто спали вместе в доме одного из них. Такие связи иногда

приводили к гомосексуальным отношениям. Однако когда я проанализировала

дружбу между юношами в деревне, то я не смогла обнаружить ее тесной

зависимости с подростковыми союзами: мальчики старшего возраста столь же

часто образовывали группы из трех-четырех членов, как и парные.

Выбор товарища мальчиком, у которого период полового созревания наступил

уже два или три года назад, определяется и обычаем: молодой человек очень

редко сам говорит о своей любви и никогда сам не предлагает девушке выйти

за него замуж. Соответственно он нуждается в друге приблизительно своего

возраста, которому он может доверить пропеть свои мадригалы и продвинуть

дело с требуемым пылом и осторожностью. Для этих дел прибегают к помощи

родственника, а если предприятие кажется достаточно безнадежным — то и

нескольких родственников. Выбор друга молодым человеком определяется

тем, что ему нужен посланник не только верный и преданный, но и

вкрадчивый, умеющий внушить доверие сводник. Эта дружба, соа, часто, но не

обязательно основана и на взаимных услугах. Эксперт по любовным вопросам,

когда приходит время, освобождается от услуг посредника, желая в полной

мере насладиться сладкими плодами всех стадий ухаживания. В то же самое

время на его услуги большой спрос и у других, при условии, конечно, что ему

доверяют и надеются на его добропорядочность.

У мальчиков есть и другие дела помимо любовных, где требуется кооперация.

Каноэ для ловли бонито нуждается в команде из трех человек; для ловли угрей

петлей на рифах нужны два человека; работа на общинных плантациях таро

требует усилий всех юношей деревни. Поэтому, хотя мальчики тоже выбирают

своих лучших друзей среди родственников, чувство общественной

солидарности у них всегда более развито, чем у девочек. Ауалума —

организация молодых девушек и жен нетитулованных — чрезвычайно

неспаянное товарищество, собирающееся для весьма редких общинных работ и

для еще более редких празднеств. В деревнях, теряющих из-за ненадобности

старую усложненную социальную организацию, именно ауалума исчезает

первой. В то же самое время ауманга — организация молодых людей —

занимает слишком большое место в деревенской экономике, чтобы от нее

можно было избавиться с такой же легкостью. И действительно, аумаига —

наиболее устойчивое социальное образование деревни. Собрания матаи —

более формальная организация, так как большую часть времени они проводят

в своих семействах. Молодые же люди работают вместе целыми днями,

трапезничают до и после работы, прислуживают на всех сборищах матаи, а

когда дневные работы окончены, вместе отправляются танцевать и ухаживать

за девушками. Многие из этих молодых людей ночуют в домах друзей —

привилегия,. с большой неохотой даваемая девушкам, которые, вообще говоря,

находятся под большим присмотром. <.. .>

Можно сказать, что как организационный принцип дружеские связи,

основанные на возрасте, кончаются для девушек перед наступлением полового

созревания, их домашние обязанности очень индивидуальны и им нужно

скрывать свои любовные похождения. У мальчиков дело обстоит наоборот: их

большая свобода, более обязательный характер организации их групп,

постоянное участие в общественном труде порождают возрастные группы,

сохраняющиеся в течение всей жизни. На организацию таких групп

определенное, но не решающее влияние оказывает родство. На солидарности

же этих группировок отрицательно сказываются различия в рангах их членов,

различные притязания молодых людей на будущее положение в обществе,

разный возраст людей равного ранга.

VII. Принятые формы сексуальных отношений

Первое, чему учится маленькая девочка в своих отношениях с мальчиками,—

это стремление их избегать и чувство антагонизма. Ее приучают соблюдать в

своем общении с мальчиками ее родственной группы и семейства в целом все

запреты, накладываемые табу на отношения братьев и сестер; вместе с

другими девочками ее возраста она привыкает рассматривать всех других

мальчиков как своих заклятых врагов. После того как ей исполнится восемь-

девять лет, она никогда не приблизится к группе старших мальчиков. Это

чувство антагонизма, испытываемого девочкой к маленьким мальчикам, и

стыдливого отстранения от старших продолжается до тринадцати-

четырнадцати лет, то есть до достижения пубертатного периода у девочек и

совершения ритуала обрезания у мальчиков. Дети этого возраста перерастают

рамки однополых возрастных групп и возрастного полового антагонизма. Тем

не менее у них еще нет активного полового сознания. Именно в это время

отношения между полами на Самоа менее всего напряжены эмоционально.

Самоанская девочка будет так же спокойно смотреть на мальчиков, как и

потом, много позднее, когда она станет пожилой замужней женщиной,

матерью нескольких детей. Когда подростки собираются вместе, они '

устраивают веселую возню, не испытывая при этом ни малейшего смущения,

добродушно поддразнивают друг друга. Любимый предмет шуток при этом

—“страсть”, испытываемая какой-нибудь девочкой к дряхлому

восьмидесятилетнему старику, или же провозглашение какого-нибудь

мальчика отцом восьмого ребенка пухлой матроны. Время от времени

начинают поддразнивать и двух сверстников, смеясь над страстью, питаемой

ими друг к другу. “Обвинения” такого рода весело и с негодованием

отвергаются обоими. Дети этого возраста встречаются на неформальных

сборищах — так называемых сива

— во время более формализованных встреч,

на общинном лове рыбы на рифах (когда риф на многие ярды окружается

сетью) или же на ночном лове рыбы с факелами. Добродушная возня, шутки,

совместная работа — главная тональность сборищ такого рода. К сожалению,

однако, они слишком редки и непродолжительны, чтобы научить девочек