Лукашева Е.А. (ред.) Права человека
Подождите немного. Документ загружается.
В соответствии с этим в ст. 101 Закона о Конституционном Суде говорится: "Суд при рассмотрении
дела в любой инстанции, придя к выводу о несоответствии Конституции Российской Федерации закона,
примененного или подлежащего применению в указанном деле, обращается в Конституционный Суд
Российской Федерации с запросом о проверке конституционности данного закона". Последствием
внесения запроса по закону является то, что с момента принятия судом решения обратиться в
Конституционный Суд и до принятия последним постановления производство по делу или исполнение
вынесенного судом решения приостанавливается (ст. 103). Эта новая, ранее неизвестная российской
системе конституционного контроля форма имеет большое значение. Смысл ее состоит в том, что она
должна внедрять конституционные принципы соблюдения и защиты прав и свобод человека и
гражданина, а также укреплять конституционную законность в отправлении правосудия, воздействуя в
этом смысле на всех участников судебного процесса.
Форма конкретного контроля ориентирует суд при рассмотрении дела на поиск наиболее
оптимальной с позиции защиты прав человека оценки соответствующего закона. Отметим, что в
процессе применения процедуры конкретного контроля за конституционностью законов в западной
доктрине и судебной практике сформировалась следующая установка: если при толковании
подлежащего применению закона возникает несколько вариантов его прочтения, то предпочитается тот,
который гарантирует защиту прав и свобод человека и исключает возможность их нарушения. Такой
подход прочно утвердился в судебной практике конкретного контроля в ФРГ*. Из аналогичной позиции
исходит и французский профессор Ф. Люшер, который пишет, что, если текст нормы допускает
двусмысленное толкование, ее следует понимать в том смысле, в каком она способна дать наиболее
положительный эффект**.
* См.: Защита прав человека в современном мире. М., 1993. С. 74.
** См.: Люшер Ф. Конституционная защита прав и свобод личности. М., 1993. С. 23.
В условиях проведения в России глубинных реформ всех отраслей права и соответствующих
изменений законодательства значение конституционного контроля по запросам судов невозможно
переоценить. Осуществляя разбирательство по конкретному делу, суд общей юрисдикции обязан
следить за тем, чтобы подлежащий применению закон полностью соответствовал Конституции (ч. 4 ст.
125 Конституции РФ, ст. 101 Закона о Конституционном Суде РФ).
Осуществление права запроса о соответствии применяемого закона Конституции ставит перед
любым судом и проблему различения права и закона, т. е. выявления правовой сущности закона. В
рамках концепции правового государства упор всегда делается именно на правовой характер закона,
который по своему содержанию должен соответствовать основополагающим демократическим
ценностям. Права человека должны выступать основанием правового пространства, т. е. вся сфера
позитивного законодательства должна постоянно соизмеряться с правами человека, получать
"человеческое измерение". Из этого следует, что они выступают высшим легитимирующим источником
властных функций государства.
В соответствии с этим в ч. 2 ст. 55 Конституции РФ указывается, что "в Российской Федерации не
должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина". Это
значит, что законы должны быть правовыми и только верховенство таких законов и их соблюдение
создают соответствующий требованиям правового государства режим законности. Рассматриваемое в
этом контексте право судов ставить вопрос о конституционности закона обязывает самих судей давать
оценку правового содержания закона и тем самым исключать возможность действия и применения
неправового, т. е. правонарушающего, закона. Это правомочие – оценивать законы и саму
государственную власть с точки зрения прав человека – расширяет ответственность судей за
укрепление конституционной законности.
171
Как известно, у российского правосудия нет такой традиции, а по наследству от прошлого
сохранилась привычка действовать в соответствии с инструкциями, разъяснениями, указаниями
вышестоящих инстанций. Неподготовленность профессионального правосознания российских судей к
соизмерению применяемых законов с принципами права и нормами Конституции, к прямому действию
Конституции достаточно часто проявляется при решении судебных дел. Так, известна практика
призывных комиссий военкоматов, отказывающих призывникам в реализации их конституционного
права заменить военную службу на альтернативную гражданскую, как это предусматривает ст. 59
Конституции РФ. Однако в первое время суды со ссылкой на отсутствие федерального закона об
альтернативной службе и вопреки принципу прямого действия Конституции отказывали в
удовлетворении подобных исков. В последние годы суды все чаще удовлетворяют такие требования,
ссылаясь на прямое действие ст. 59 Конституции РФ.
Важнейшим аспектом правозащитной деятельности органов конституционного контроля является
проблема ограничения прав и свобод и пределы таких ограничений. Как известно, конституции
предоставляют законодателю полномочия при определенных условиях и в определенных границах
регулировать права и свободы человека и гражданина, издавая законы и соответствующие им
нормативные акты, в которых определяются условия, порядок осуществления, гарантии защиты и
формы ответственности за их нарушения.
Установление границ и пределов действия прав и свобод является одной из наиболее сложных
проблем юридической системы. Решая ее, законодатель должен руководствоваться принципами и
нормами конституции. Вводимые им ограничения составляют важный аспект деятельности органов
конституционного контроля. Исходя из посылки о том, что конституционные ограничения выступают
показателем, позволяющим определять степень свободы и защищенности личности, конституционные
суды решают, насколько вводимые ограничения соответствуют принципам правового государства и
демократии, конституции и общепризнанным принципам международного права. В практике
конституционных судов, а также региональных и международных органов по защите прав человека
сложился ряд принципов и концептуальных установок для определения конституционности таких
ограничений. К их числу относится отсылка к закону*. Согласно данному принципу нормативная
регламентация прав и свобод человека, а также их ограничения возможны только на уровне закона,
соответствующего общим положениям конституции относительно допустимости и объема вводимых
ограничений.
* В западной доктрине и практике используется термин, который буквально переводится на русский язык как
"оговорка о законе".
Другим важным принципом считается соразмерность или запрет чрезмерных ограничений прав и
свобод. Смысл его в том, чтобы выяснить, действительно ли опасность для конституционного строя и
правопорядка настолько велика и реальна, что законодатель обязан ограничить права и свободы
человека, и соразмерны ли они возникшей угрозе. Особые сложности и конфликты касаются тех прав и
свобод, для которых конституция не устанавливает прямых оговорок, сужающих их содержание.
Выход из такой ситуации конституционные суды ряда зарубежных стран находят в принципе
сохранения сущностного содержания прав и свобод, смысл которого – дополнительные правозащитные
гарантии против чрезмерных ограничений. Это требование призвано обеспечить сущностное
содержание прав и свобод; оно используется как заслон против опасности "опустошения" этих прав, как
панацея от многочисленных отсылок к закону, когда парламент может ввести такие ограничения,
которые "выхолостят" содержание прав и свобод человека. Из этого следует, что ограничения должны
быть сведены к необходимому минимуму, а чрезмерные ограничения – запрещены.
Теория и практика этой деятельности основываются на том, что подобные ограничения находятся в
зависимости от специфических условий существования каждого государства и устанавливаются им
172
самостоятельно. Однако в современных условиях международное сообщество выводит эту проблему за
пределы внутренней компетенции государства. Основные международные документы по правам
человека определяют принципы введения ограничений, необходимых и допустимых в демократическом
обществе, а также их пределы. Такие ограничения подразделяются на общие, перечисляющие условия,
цели и пределы ограничений, и специальные, сопровождающие конкретные права и свободы. Всеобщая
декларация прав человека (ст. 29) и Международные пакты о правах человека указывают следующие
основания и условия возможных ограничений: они могут вводиться только на уровне закона;
исключительно с целью соблюдения и уважения прав и свобод других и постольку, поскольку это
совместимо с природой указанных прав; в интересах удовлетворения справедливых требований морали,
обеспечения и охраны государственной безопасности, общественного благосостояния в
демократическом обществе. Как видим, все вышеуказанные принципы конституционного правосудия –
отсылка к закону, сохранение сущностного содержания, принцип соразмерности, запрет чрезмерных
ограничений – в полной мере соответствуют международно-правовым нормам о необходимых и
допустимых в демократическом обществе ограничениях.
Некоторые аспекты ограничений в международных документах регулируются более подробно. Так,
в п. 2 ст. 8 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах, где речь идет о
свободе объединения в профсоюзы и праве на забастовки, специально указывается, что "настоящая
статья не препятствует введению законных ограничений пользования этими правами для лиц, входящих
в состав вооруженных сил, полиции или администрации государства". Перечень допустимых
ограничений содержится в Международном пакте о гражданских и политических правах
применительно к свободе передвижения и свободе выбора места жительства, а равно к праву покидать
любую страну (п. 3 ст. 12); применительно к свободе мысли, совести и религии (п. 3 ст. 18). К ним
относятся ограничения, установленные законом и необходимые для охраны общественной
безопасности, общественного порядка, здоровья и нравственности населения, прав и свобод других лиц.
Аналогичные критерии устанавливаются в отношении права на свободу выражать свое мнение, свободу
собраний, ассоциаций и некоторых других. В полном соответствии с этими установками российская
Конституция дает в ч. 3 ст. 55 перечень допустимых ограничений прав и свобод человека и гражданина.
Рассматриваемая проблема стала решающей в деле о проверке конституционности ст. 12 Закона
СССР от 9 октября 1989 г. "О порядке разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов)". Закон
СССР ограничивал право на забастовку для ряда организаций, учреждений, предприятий и некоторых
отраслей промышленности. Не устанавливая точные пределы ограничений, проистекающие из смысла и
предназначения права на забастовку, законодатель ввел запрет, препятствующий осуществлению
содержательной сущности этого права, а именно использованию забастовки в качестве средства защиты
профессиональных, социальных и экономических интересов работников. Тем самым установленный
законодателем запрет затрагивал саму сущность права на забастовку, что противоречило ст. 18
Конституции РФ, поскольку такое ограничение несовместимо с природой данного права, с его
конституционными гарантиями .
Особое место проблеме ограничений было отведено Конституционным Судом РФ при
рассмотрении дела о проверке конституционности 220' и 220
2
УПК РСФСР по жалобе гражданина
Аветяна. В отношении него было возбуждено уголовное дело за злостное уклонение от уплаты
алиментов и вынесено постановление о применении к нему меры пресечения в виде заключения под
стражу, которое не было исполнено вплоть до момента прекращения уголовного дела. Аветян
обращался в суды общей юрисдикции с жалобами на незаконность такого постановления и просил его
отменить. Однако в рассмотрении жалобы ему дважды было отказано со ссылками на ст. 220
1
и 220
2
УПК, согласно которым такие жалобы могут быть принесены только реально содержащимся под
стражей лицом и рассматриваются судами по месту такого содержания. Эти нормы УПК ограничивают
реализацию конституционного права граждан на обращение за судебной защитой. Между тем, согласно
173
Конституции, допустимые ограничения могут быть введены только в целях защиты основ
конституционного строя, нравственности и здоровья населения, прав и законных интересов других лиц,
обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55). Суд разъяснил, что право на
судебную защиту ни в каком случае не может вступить в противоречие с данными целями и,
следовательно, оно не подлежит ограничению. Поэтому, подчеркнул Суд, право на судебную защиту
отнесено по Конституции к таким правам, которые не могут быть ограничены ни при каких
обстоятельствах (ч. 3 ст. 56), а в контексте оспариваемых статей УПК его смысл должен состоять в
конкретизации субъективного права на охрану государством достоинства личности, а также ее свободы
и неприкосновенности. Суд особо подчеркнул, что личность в ее взаимоотношениях с государством
выступает не как объект государственной деятельности, а как равноправный субъект, который может
защищать свои права всеми не запрещенными законом способами (ч. 2 ст. 45 Конституции) и спорить с
государством в лице любых его органов.
Произволу властей и любой опасности злоупотреблений с их стороны должно противостоять право
на судебное обжалование. Одновременно Суд указал и на то, что ограничение круга лиц, имеющих это
право, нарушает положение ст. 19 Конституции РФ о равенстве всех перед судом и законом. Исходя из
этого, Конституционный Суд в своем постановлении от 3 мая 1995 г. признал ст. 220
1
и 220
2
УПК
РСФСР не соответствующими Конституции РФ и противоречащими ее статьям: 46 (ч. 1 и 2), 19 (ч. 1),
21 (ч. 1), 22 (ч. 1), 55 (ч. З).
В этом обстоятельном и развернутом постановлении Конституционный Суд не только представил
свое понимание различных аспектов проблемы ограничения применительно к свободе и
неприкосновенности личности, но и выявил систему конституционных механизмов ее защиты от
возможных злоупотреблений ими.
Таким образом, главная проблема защиты прав и свобод человека состоит в том, чтобы не
допустить злоупотреблений ограничениями. Как справедливо отмечает Р. Мюллерсон, возможность
ограничения прав и свобод личности всегда таит в себе угрозу если даже не злоупотреблений, то во
всяком случае принятия несоразмерных охраняемому общественному интересу ограничительных мер*.
Панацеей от таких злоупотреблений, как уже отмечалось, служит принцип соразмерности и выводимая
из него формула о запрете чрезмерных ограничений. Этот запрет (в процессе законодательной и
правоприменительной деятельности) означает, что допустимые по Конституции и международным
документам о правах человека ограничения должны по содержанию и объему соответствовать целям
вводимых ограничений и могут применяться только для защиты иных равнозначных правовых
ценностей. Применяемые средства защиты к тому же должны быть необходимы, оптимально пригодны
и соразмерны.
* См.: Мюллерсон Р.А. Права человека: идеи, нормы, реальность. М., 1991. С. 86.
§ 3. Юридическая сила решений Конституционного Суда
Особое значение для эффективности системы конституционного контроля имеют юридические
последствия решений Конституционного Суда и механизм их исполнения. В условиях переходного
периода проблема исполнения решений Конституционного Суда стоит особенно остро. Исходя из
необходимости обеспечения конституционной законности, верховенства Конституции и соблюдения
законов, защиты прав и свобод человека и гражданина Закон о Конституционном Суде, определяя
юридическую силу решений, основывается на следующих принципах. Во-первых, его решения
являются общеобязательными. Статья 6 Закона указывает: "Решения Конституционного Суда РФ
обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и
судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий,
учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений". Во-вторых, решения
174
Конституционного Суда являются окончательными, обжалованию не подлежат; юридическая сила
решения Конституционного Суда об антиконституционности закона или нормативного акта не может
быть преодолена повторным принятием аналогичного акта. В-третьих, решения Конституционного
Суда вступают в силу немедленно после их провозглашения; в ст. 80 о сроках исполнения решения
принцип незамедлительного действия устанавливается и для их исполнения, если иные сроки
специально не оговариваются в постановлении Конституционного Суда. Решения действуют
непосредственно и не требуют подтверждения другими органами и должностными лицами.
Названные общие принципы занимают важное место в обеспечении режима конституционной
законности. Однако ратификация Россией Европейской конвенции о защите прав человека и основных
свобод и признание ею обязательной юрисдикции Европейского суда по правам человека вносят
определенные коррективы в функционирование этого механизма. По вопросам прав и свобод человека
решения Конституционного Суда РФ могут быть обжалованы в Европейский суд, если индивид,
неправительственная организация или группа лиц сочтут, что их права, гарантируемые Европейской
конвенцией о защите прав человека и основных свобод, оказались нарушенными и не были защищены
Конституционным Судом РФ. Таким образом, положение ст. 79 Закона о Конституционном Суде РФ,
согласно которому решение Суда окончательно, не подлежит обжалованию и вступает в силу
немедленно, утрачивает свой императивный характер и нуждается в корректировке.
Подчеркивая значение взаимодействия европейских и национальных органов в защите
закрепленных в Конвенции прав и свобод, Председатель Европейского суда по правам человека Р.
Рисдал вместе с тем отмечает, что возглавляемый им Суд может служить лишь последним прибежищем
для граждан. "Никто не должен рассчитывать получить от него больше, чем содействие выполнению
национальными судами их задачи по защите прав человека"*.
* Рисдал Р. Проблемы защиты прав человека в объединенной Европе // Защита прав человека в современном мире. М.,
1993. С. 132–133.
Нормативные акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают
силу и не подлежат исполнению. Особое значение в этом смысле имеет порядок информирования судов
общей юрисдикции, обратившихся с запросами по поводу конституционности закона, подлежащего
применению в конкретном деле. Это важно, поскольку обычный суд, обратившись в Конституционный
Суд, как правило приостанавливает производство по делу или исполнение принятого судом решения.
По этому поводу специально указывается, что решения судов и иных органов, основанные на актах,
признанных неконституционными, не подлежат исполнению и должны быть пересмотрены в
установленных федеральным законом случаях (ст. 79). На основании ч. 3 ст. 79 и ч. 2 ст. 100 Закона
Конституционный Суд в своем постановлении может конкретно определить порядок и степень
пересмотра принятого ранее судом решения по делу. Важное значение имеет норма Закона о
непосредственном (прямом) действии и применении норм Конституции в случаях, когда в результате
признания акта неконституционным создается пробел в правовом регулировании.
Решения Конституционного Суда играют важную юридическую роль и в том смысле, что обычно
Конституционный Суд в своих постановлениях дает указания (рекомендации) законодателю о
необходимости внести определенные коррективы в действующее законодательство или о принятии
новых законов для устранения пробелов, возникших в результате признания правовых норм
неконституционными. При этом Суд конкретно определяет основные положения и содержательные
параметры будущего закона. Так, в п. 3 постановления о забастовках Конституционный Суд указал, что
Федеральному Собранию РФ в соответствии с ч. 4 ст. 37 Конституции РФ надлежит определить условия
и основания ограничения права на забастовку и связанные с этим необходимые компенсационные
механизмы и процедуры разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов).
В гл. VIII Закона о решениях Конституционного Суда также содержатся специальные нормы о
175
порядке разъяснения и исправления допущенных им неточностей (ст. 82 и 83 Закона). Решения могут
быть официально разъяснены только самим Конституционным Судом в пленарном заседании или
заседании палаты, принявшей эти решения. С ходатайством о разъяснении могут обратиться органы и
лица, имеющие право на обращение в Конституционный Суд, а также другие органы и лица, которым
направляется решение. Разъяснение оформляется Судом в виде определения, которое излагается
отдельным документом и публикуется в тех изданиях, что и само решение. Подобные нормы
направлены не только на обеспечение четкости и ясности решений, но и на укрепление авторитета
самого Суда и эффективности его деятельности.
С целью обеспечить неуклонное исполнение решений Конституционного Суда Закон
предусматривает необходимость установить юридическую ответственность за неисполнение,
ненадлежащее исполнение либо воспрепятствование исполнению решения Конституционного Суда (ст.
81 Закона). Такая ответственность устанавливается федеральным законом, в котором должны быть
предусмотрены конкретные виды и порядок привлечения к ответственности за неисполнение решений
Конституционного Суда; однако этот закон до сих пор не принят. Подобная ответственность может
быть предусмотрена также специальными нормами Уголовного кодекса или Кодекса об
административных правонарушениях, как это имеет место в других странах, однако действующее
законодательство таких норм не содержит. Этот пробел в законодательстве необходимо устранить, так
как процесс исполнения решений Конституционного Суда на практике сталкивается с немалыми
трудностями. Так, постановление Конституционного Суда от 23 мая 1995 г. о проверке
конституционности статей 2' и 16 Закона РСФСР от 18 октября 1991 г. "О реабилитации жертв
политических репрессий" в редакции от 3 сентября 1993 г. начало исполняться лишь после
продолжительной переписки с рядом государственных органов. Сам Конституционный Суд не наделен
принудительными средствами исполнения своих решений. Как правило, эта обязанность возлагается на
другие властные структуры.
В гл. IX–XV Закона применительно к отдельным видам конституционного производства
устанавливаются конкретные процедуры и определенные обязанности по выполнению принятого
Судом решения. Так, в ст. 100 "Итоговое решение по делу" указывается, какое решение может принять
Конституционный Суд по итогам рассмотрения жалобы на нарушение законом конституционных прав и
свобод граждан. В статье также определяются правовые последствия такого решения: если
Конституционный Суд признает закон, примененный в конкретном деле, не соответствующим
Конституции, данное дело в любом случае подлежит пересмотру компетентным органом в обычном
порядке.
ГЛАВА XI. СУДЕБНАЯ ЗАЩИТА ПРАВ И СВОБОД ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА
§ 1. Суд как гарант прав личности
Конституция Российской Федерации, предписав, что права и свободы человека и гражданина
определяют смысл, содержание законов, деятельность законодательной и исполнительной власти,
местного самоуправления, одновременно установила способ обеспечения этих прав и свобод –
правосудие (ст. 18).
Правосудие – это деятельность суда, осуществляемая в предусмотренном процессуальным законом
порядке и заключающаяся в рассмотрении и разрешении конфликтов, связанных с действительным или
предполагаемым нарушением норм гражданского, уголовного, административного и иных отраслей
права. Исторический опыт свидетельствует, что судебное разбирательство, облаченное в детально
урегулированную процессуальную форму, – наилучший способ разрешения споров, установления
истины, отыскания правды. Но применение этого способа возможно лишь тогда, когда суду обеспечена
реальная независимость, когда он принимает решения только на основе рассмотренных доказательств,
176
по убеждению, по совести и полностью огражден от всякого давления извне, особенно со стороны
властных структур. В таких условиях суд становится надежным гарантом прав и свобод личности в
конфликтных отношениях, возникающих между гражданином и государством.
В цивилизованном обществе суду принадлежит центральное место во всей правовой системе.
Именно суд олицетворяет подлинное право, истинную справедливость. Чем выше роль, авторитет суда
и правосудия в целом, чем большей самостоятельностью и независимостью обладает суд во
взаимоотношениях с представительными органами и органами управления, тем выше в стране уровень
законности и демократии, тем надежнее защищены от возможных посягательств права и свободы
граждан.
С сожалением приходится констатировать, что в России роль суда пока еще крайне низкая. Как и
квалификация судей. Мы уже привыкли: что ни газета, то новая судебная драма. Нет смысла
пересказывать варианты судебных ошибок – их бесконечно много. Вопрос в другом: как быстрее
избавиться от этого опасного социального зла, творимого под видом правосудия? Почему суд не
замечает явного брака в работе следователя и прокурора? Почему забывает, что, кроме обвинительного,
есть еще один вид приговора – оправдательный?
Причин тому много. Из-за культивировавшегося советской властью пренебрежения к
регулирующим возможностям права, подмены юридических актов волевыми решениями, голым
администрированием суд изначально оказался низведенным до уровня обычного управленческого
учреждения. Коммунистическая идеология никогда не признавала теорию разделения властей, считая ее
буржуазной выдумкой, вуалирующей классовую сущность эксплуататорского государства. Но
поскольку ни одно общество не может обойтись без такого специфического инструмента разрешения
социальных конфликтов, каким исторически является суд, то и большевики, придя к власти, декретом о
суде № 1 от 22 ноября 1917 г. учредили на территории РСФСР, а затем и СССР систему судебных
органов. Эта система в достаточно демократическом виде была обрисована в советских конституциях и
отраслевых законах. Многие правовые нормы, регламентировавшие организацию и осуществление
правосудия, могут считаться эталонными даже с точки зрения мировых стандартов. Однако между
конституционными декларациями и реальной действительностью существовала колоссальная пропасть,
порожденная безраздельным всевластием коммунистической партии. В СССР никогда не было
независимой и самостоятельной судебной власти. Все, что делалось судами, прокуратурой, органами
дознания и следствия от имени государства, делалось по прямому указанию различных партийных
комитетов и отдельных их функционеров. Причем команды давались на всех без исключения уровнях и
чем ниже (особенно в районных условиях), тем чаще и практически по каждому судебному делу.
Правда, время от времени раздавались окрики высших партийных инстанций в адрес местных
руководителей, позволявших себе чересчур прямолинейно командовать судом, прокуратурой,
милицией. Это отражало традиционный стиль отношения КПСС к суду и правоохранительным органам:
держать их на коротком поводке и одновременно, ради элементарного приличия, создавать в глазах
общественности, в том числе зарубежной, видимость их самостоятельности и независимости. В
результате ни одно из конституционных положений, декларировавших независимость суда, на практике
не выполнялось. Нормы Конституции лишь прикрывали бесхребетную угодливость и холуйское
послушание так называемой судебной власти.
Командный стиль по отношению к суду утвердился не только в его контактах с местными органами
власти и управления, но проник и в законодательство. В соответствии с Конституцией СССР 1977 г. и
Конституцией РСФСР 1978 г. судьи должны были отчитываться о своей работе перед избирателями или
органами, их избравшими. Прокуратура на основании закона о ней, принятого в 1979 г.,
координировала деятельность судов, а министерство юстиции осуществляло организационное
руководство ими (Закон о судоустройстве РСФСР 1981 г.). Где уж тут суду, "обложенному" со всех
сторон указаниями и предписаниями, сохранять приличествующую его конституционному статусу
177
независимость! Причем степень давления на суд все возрастала. Если в 70-х годах лишь 10 процентов
опрошенных судей (опрос, естественно, был анонимным) заявили, что подвергались всякого рода
незаконным воздействиям, то в начале 80-х годов на это указали уже 25 процентов, а в 1987 г. – больше
половины.
Так дальше продолжаться не могло. В государстве, стремящемся стать правовым, суд обязан быть
именно Судом – авторитетным, властным, самостоятельным, подлинно независимым. Люди хотят
видеть в нем не бюрократическое учреждение, долгое на разбирательство и скорое на расправу, а
реального гаранта их прав, надежного защитника их интересов, какое бы важное кресло ни занимал
нарушитель, какие бы влиятельные связи ни пускал он в ход.
"Каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод", – провозглашает ст. 63 Конституции
Российской Федерации. К сожалению, одной этой декларации недостаточно. Нужна всесторонняя
судебная защита. Слабая защита лишь сеет иллюзии, рождает недоумение и озлобленность,
дискредитирует самую идею обращения к суду за помощью. Создать сильный суд – центральная задача
судебной реформы, концепцию которой, представленную Президентом РФ, одобрил Верховный Совет
Российской Федерации 24 октября 1991 г.
Чтобы выполнить эту задачу, необходим комплекс мер – политических, правовых,
организационных, материальных. К успеху могут привести лишь радикальные меры, осуществляемые
совокупно и одновременно. Такие меры предусмотрены принятым 26 июня 1992 г. Законом РФ "О
статусе судей в Российской Федерации" (в 1993 и 1995 гг. в него был внесен ряд поправок). И хотя
нельзя безоговорочного сказать, что это первый акт на такую тему, ибо хронологически ему
предшествовал союзный Закон от 4 августа 1989 г. о статусе судей, но по своему содержанию
российский закон столь значительно отличается от союзного, так кардинально меняет прежнее
положение судей, что его по праву можно считать и первым, и основополагающим для практической
реализации судебной реформы в Российской Федерации. Позднее многие положения этого закона были
уточнены и дополнены нормативными предписаниями Конституции РФ 1993 г. и Федерального
конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации", принятого 31 декабря 1996 г.
Конституция и указанные законы остаются основными, базовыми актами для организационного и
функционального построения судебной власти в обновляющейся России.
Разумеется, законодательство, даже самое совершенное, еще не делает погоды, не снимает
ключевого вопроса: а судьи кто? Но своим целенаправленным регулированием оно четко ориентирует
на необходимость существенного изменения качественного состава судейского корпуса. Ни для кого не
секрет, что с кадрами судей у нас далеко не все благополучно. Многие из них еще не перевернули в
своем сознании пирамиду, в основании которой, в ее самой нижней плоскости всегда был маленький
человек, просящий и коленопреклоненный, а на вершине царственно возлежали интересы всемогущего
государства. Однако сама жизнь – не без помощи демократического законодательства – заставляет
менять прежнюю иерархию ценностей. Серьезно корректируется система юридического образования. В
судебные кабинеты приходят новые люди. Судей практически, с помощью экспериментально
проверяемого в ряде регионов обновленного законодательства учат иметь дело с непривычными для нас
юридическими явлениями, в частности с судом присяжных. В результате постепенно формируется иной
по своей ментальности судейский корпус, которому предстоит работать в условиях настоящей, а не
призрачной независимости и потому брать на себя всю полноту ответственности – юридической и
нравственной.
Какие же принципиальные решения содержит действующее законодательство о суде, если
подходить к нему с точки зрения эффективности судебной защиты прав личности?
Прежде всего о требованиях, предъявляемых к носителям судебной власти. Они значительно выше,
чем прежние. Судьей может быть гражданин Российской Федерации, достигший 25 лет, имеющий
высшее юридическое образование и стаж работы по юридической профессии не менее пяти лет. Для
178
вступления в должность судьи ему необходимо успешно сдать квалификационный экзамен. Судья не
может быть одновременно депутатом любого представительного органа. Ему запрещено заниматься
предпринимательской деятельностью или совмещать работу в должности судьи с какой-либо другой
оплачиваемой службой, кроме научной, преподавательской, литературной и иной творческой
деятельности. Судья должен избегать всего, что могло бы умалить авторитет судебной власти,
достоинство судьи или вызвать сомнение в его объективности, справедливости и беспристрастности.
К судьям вышестоящих судов предъявляются еще более высокие требования: они должны быть не
моложе 30 лет, а судьи Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ – не моложе 35 лет и
иметь стаж работы по юридической профессии не менее 10 лет.
Ни один закон прежнего тоталитарного режима никогда не касался проблемы принадлежности
каких-либо категорий служащих государственного аппарата, в частности судей, к политическим
партиям и движениям. Этой проблемы просто не существовало, поскольку в стране не было никаких
других официальных партий, кроме КПСС; карьеру мог сделать только тот, кто попадал в пресловутую
партийную номенклатуру, имевшую разные уровни и охватывавшую более 20 тысяч должностей, в том
числе все без исключения судебные посты. Разумеется, номенклатура создавала привилегии прежде
всего членам партии. Поэтому вплоть до начала 90-х годов коммунисты составляли 85 – 90 процентов
всех народных судей (остальные – комсомольцы) и 100 процентов судей вышестоящих судов. В силу
своей принадлежности к КПСС все они были повязаны партийной дисциплиной и должны были
руководствоваться не столько законами, сколько указаниями партийных комитетов и отдельных
коммунистических функционеров. Именно система номенклатуры служила питательной средой для
такого безотказного способа воздействия на судей, как "телефонное право". Именно система
номенклатуры формировала в стране безликую и карманную, целиком зависимую от партаппарата
судебную власть.
Покончить с этой зависимостью был призван Указ Президента РСФСР от 20 июля 1991 г. "О
прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных
движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР". Реализуя идею указа,
закон, регламентирующий статус судей, запретил им принадлежать к политическим партиям и
движениям (ст. 3). Специфика судебной деятельности требует не только чистых рук, но и избавленной
от политических страстей головы. Судья с партбилетом (неважно, какой партии) так же опасен для
правосудия, как если бы он в свободное от основной работы время подвизался на ниве
предпринимательства.
Требуемая Законом о статусе судей (ст. 3) политическая нейтральность судьи не может быть
сведена только к запрету формальных его связей с политическими партиями и движениями. В принципе
возможны и иные проявления судьей его политических симпатий или антипатий (оказание
материальной поддержки определенной партии, участие в уличных шествиях и демонстрациях,
агитация за кандидатов в депутаты и т. п.). Все это – акции политического характера, и судья должен
быть от них в стороне. Если же его политическая ангажированность превращается в постоянный
фактор, на фоне которого он продолжает выполнять свои профессиональные обязанности, то
независимо от отсутствия у судьи формального членства в партии или движении вполне правомерна
постановка вопроса о прекращении судейских полномочий.
За всю свою долгую историю человечество не смогло придумать сколько-нибудь значительного
разнообразия способов формирования судейского корпуса. Отвлекаясь от частностей, все они в
конечном счете могут быть сведены к двум: либо назначение, либо выборы. Долгое время у нас
господствовал стереотип, что выборы судей непосредственно населением в наибольшей степени
олицетворяют социалистическую, а значит, самую демократическую, правовую систему. Но при этом
почему-то забывали, что, например, в большинстве штатов США местные судьи тоже избираются
населением. Да и опыт бывших социалистических стран Восточной Европы не подтверждал этого
179
стереотипа. Так, в Польше сначала предполагалось судей выбирать, но в 1976 г. были внесены
изменения в Конституцию, и они стали назначаться Государственным советом. В Венгрии все суды
выбирались Президиумом республики, причем без указания сроков полномочий, т. е. фактически
пожизненно. В Чехословакии выборы всех судей сроком на 10 лет были прерогативой парламентов
Федерации и составлявших ее тогда республик. В Болгарии от выборов судей населением в 1982 г.
перешли к назначению их Народным собранием.
Вывод ясен: однозначного рецепта, как сконструировать правосудие, нет и быть не можеь Все
зависит от конкретных условий каждой страны (ее административно-территориального деления, уровня
правосознания населения, традиционной престижности суда и т. д.). Но ясно и другое: в прежних
условиях, когда подбор кандидатов в судьи фактически находился в руках партийного аппарата,
выборы населением или местными. представительными органами служили лишь квазидемократическим
оформлением уже решенного вопроса.
Где же выход? Его искали долго, выдвигая и реализуя на практике различные варианты
(увеличение срока полномочий судей с 5 до 10 лет, выборы их не равноположенными, а вышестоящими
по отношению к данному суду органами власти и др.). В конечном итоге Закон о статусе судей, а затем
Конституция РФ и Федеральный конституционный закон "О судебной системе Российской Федерации"
предписали, что судьи наделяются полномочиями на неопределенный срок. Неограниченность
полномочий конкретным сроком – новелла, доселе неизвестная нашему праву. Ее закрепление, причем
только в отношении судей, подчеркнуло уникальность этой профессии, особую сложность
осуществления правосудия. Наконец-то над головами судей перестал висеть дамоклов меч очередных
выборов. Наконец-то судья, принимая решение по делу, избавился от унизительного осознания себя
заложником тех сил, которые через определенное время прямо или косвенно будут решать его судьбу.
Безусловно поддерживая введение неограниченного срока полномочий, зададимся, однако,
вопросом: неужто срок этот и в самом деле не будет иметь никаких границ? Конечно, границы будут, и
прежде всего естественные – смерть судьи. Но при нынешней регламентации постоянно возникает
очень деликатная проблема удаления в отставку судьи, который из-за своего преклонного возраста уже,
мягко говоря, не в состоянии работать в полную силу. Не позавидуешь квалификационным коллегиям
судей, которым приходится решать этот вопрос при отсутствии в законе каких-либо объективных
критериев. Не лучше ли было установить предельный возраст, по достижении которого судья обязан
уйти в отставку? В Федеральном конституционном законе "О Конституционном Суде Российской
Федерации", принятом 21 июля 1994 г., такой возраст указан – 70 лет (ст. 12). На наш взгляд, это
решение оптимально, оно формализует и тем самым упрощает проблему, позволяет использовать еще
один рычаг для сохранения высокого рабочего потенциала судейского корпуса.
Впервые в российском законодательстве задействована такая мощная гарантия независимости
судей, как их несменяемость. Принцип несменяемости означает, что судья не может быть назначен
(избран) на другую должность или переведен в другой суд, в том числе вышестоящий, без его согласия.
Полномочия судьи могут быть прекращены или приостановлены только решением соответствующей
квалификационной коллегии судей и не иначе как по основаниям и в порядке, установленным законом
(ст. 121 Конституции РФ, ст. 15 ФКЗ "О судебной системе Российской Федерации").
Среди мер, реально укрепляющих статус судей и усиливающих их независимость, надо отметить
решительный разрыв с традиционным для советской системы институтом подотчетности судей
избирателям или органам, их избравшим. Мы настолько свыклись с назойливыми и трескучими
лозунгами о подотчетности всех и вся народу, Советам, что перестали вникать в их суть и тем самым
очень легко избавили себя от необходимости решать головоломную задачу: как совместить
несовместимое – судейскую независимость с судейской же подотчетностью? На нелепость и заведомую
лживость этой псевдодемократической конструкции, изначально заложенной в советском
законодательстве, постоянно обращали внимание западные юристы, комментировавшие наше право, но
180