Лукашева Е.А. (ред.) Права человека

Подождите немного. Документ загружается.

проверка по жалобам граждан конституционности закона, примененного или подлежащего применению

в конкретном деле (ч. 4 ст. 125 Конституции РФ), занимает значительное место в деятельности

Конституционного Суда РФ, а число поступающих к нему жалоб и обращений граждан увеличивается с

каждым годом. Если в 1994 г. их было 3115, то в 1995 г. - уже 8905, в 1996 г.-9239, в 1997 г.-9361, а в

1998 г.-10 169*.

* Надо иметь в виду, что далеко не все поступившие в Конституционный Суд жалобы были разрешены по существу.

Значительная часть из-за их нсподведомствснности была направлена в компетентные государственные органы или

организации.

Такая активизация обращений граждан в Конституционный Суд объясняется несколькими

причинами. Во-первых, действующий закон о Конституционном Суде РФ в отличие от прежнего не

требует, чтобы жалоба на правоприменительную практику подавалась в Суд лишь после использования

жалобщиком всех обычных способов проверки оспариваемого им решения. Во-вторых, о реальных

возможностях Суда помочь гражданину в его споре с властью, в том числе с той, которая издала

сомнительный закон, регулярно и достаточно подробно стали сообщать средства массовой информации,

и эта своеобразная реклама не осталась незамеченной. В-третьих, рассмотренные Конституционным

Судом индивидуальные жалобы затрагивали столь острые и болевые вопросы, что публикация

решений, которые, за единичными исключениями, были на стороне граждан, породила у многих

дополнительные и очень серьезные надежды на возможность добиться справедливости с помощью

средств конституционного контроля. Линия на всемерное обеспечение права граждан обращаться в суд

последовательно проводится во многих постановлениях Конституционного Суда РФ (от 5 февраля 1993

г., 3 мая 1995 г., 29 апреля 1998 г., 2 июля 1998г., 6 июля 1998 и др.)*.

* В свете сказанного невозможно согласиться с М.С. Шакарян, будто Конституционный Суд "правосудия по

конкретным делам не осуществляет" (Шакорян М.С. Указ. соч. С. 234). А в чем же тогда его функции? И что это за суд,

который занимается чем угодно, но только не правосудием? К сожалению, никаких доводов в обоснование своей позиции

М.С. Шакарян не приводит.

§ 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде

Уголовный процесс как особый вид деятельности специальных государственных органов

существует и необходим лишь постольку, поскольку продолжает сохраняться преступность –

негативное социальное явление, прямым следствием которого являются тяжкие нарушения прав и

свобод граждан, посягательства на интересы общества и государства. При расследовании и судебном

разбирательстве конкретного дела в сферу уголовного процесса вовлекается, как правило, множество

граждан, принимающих участие в этом деле в разных процессуальных ипостасях – подозреваемые,

обвиняемые (подсудимые), потерпевшие, свидетели, эксперты, специалисты, переводчики, понятые и

др. Все они в различных формах взаимодействуют с органами дознания, предварительного следствия,

прокуратурой и судом, а также друг с другом как участники процесса, т. е. конкретных уголовно-

процессуальных отношений, урегулированных нормами закона.

Как и во всяком правоотношении, они обладают определенными правами и несут соответствующие

обязанности, что составляет предмет процессуальных отношений. Нет такого участника, который несет

только одни обязанности, но бесправен по отношению к своему процессуальному контрагенту, будь то

орган государства, должностное лицо или гражданин. И если права участника уголовного процесса

ущемлены, ограничены или иным образом умалены, то прямой путь добиться их восстановления –

обратиться за защитой к суду. Суд – основной, решающий, ключевой орган (dominus litis) во всем

уголовном судопроизводстве, и его правоохранительная функция распространяется на всех без

191

исключения лиц, участвующих в уголовном деле. Даже если дело не дошло до стадии судебного

разбирательства, если оно было по каким-то причинам прекращено на более ранних процессуальных

стадиях следователем или прокурором, все равно каждый участник процессуальных отношений прямо

или косвенно находится под защитой суда.

Отсюда вывод: если попытаться изложить все основания и способы обращения к суду,

предоставленные законом каждому участнику уголовного процесса, а также акты судебного

реагирования на такие обращения, то это непременно поставит перед необходимостью решить по сути

неразрешимую задачу: описать в одном небольшом разделе учебника весь российский уголовный

процесс со множеством его участников и сложным разнообразием возникающих между ними

правоотношений. Целесообразно, на наш взгляд, поступить иначе: выделить из всех граждан –

участников уголовного процесса тех, чьи права и законные интересы служат основным, главным

предметом исследования в суде, чьи судьбы в буквальном смысле решаются в результате рассмотрения

дела и вынесения приговора. Такими лицами, несомненно, являются, с одной стороны, обвиняемый, т.

е. тот, кто может быть признан виновным, преступником со всеми вытекающими из этого

последствиями, а с другой – потерпевший, т. е. лицо, которому преступлением причинен моральный,

физический или имущественный вред и которое добивается от суда наказания виновного и возмещения

вреда. Вот об этих процессуальных фигурах и пойдет в первую очередь речь, когда возникает вопрос об

обеспечении прав граждан в уголовном процессе.

Итак, обвиняемый и потерпевший. Эти процессуальные фигуры – разнополюсные, их позиции, как

правило, диаметрально противоположны, их усилия в процессе направлены на доказывание своей

правоты и тем самым безосновательности доводов процессуального оппонента. У каждого из них есть

совокупность конкретных прав, каждый из них может использовать их так, как посчитает необходимым

в соответствующем случае. И в этом им должны помочь органы расследования, прокурор, суд. Есть ли в

этой линии защиты прав, в обеспечении правового статуса обвиняемого и потерпевшего какие-либо

приоритеты, если исходить из задач, целей уголовного судопроизводства?

На первый взгляд уголовный процесс есть прежде всего гарантия защиты общества от

преступности, из чего легко сделать вывод, что главная задача процесса – защитить права

потерпевшего. Но уголовный процесс одновременно и в той же мере есть и гарантия от незаконного

привлечения гражданина к уголовной ответственности, гарантия от незаслуженного наказания. В

органичном сочетании двух этих видов гарантий и заключены ядро, смысл всего уголовного

судопроизводства. Причем защита общества от преступности может быть успешной только при

условии, что его охраняют от действительных, а не мнимых преступников. Гарантия точного,

безусловного установления виновности – первооснова всех процессуальных гарантий, фундамент

правосудия. Именно поэтому действующий УПК начинает перечень участников процесса с

обвиняемого, его прав и гарантий их осуществления (глава третья Кодекса).

Но есть и противоположный взгляд. Сторонники его считают, что стремление точно выяснить

виновность, наделение обвиняемого широким спектром прав на защиту, усиление гарантий этих прав –

все это односторонний подход, неоправданный либерализм, который в конечном счете сводится к

потаканию преступнику и оставляет без защиты жертвы преступлений. На первый план, считают они,

должен быть поставлен потерпевший, его права и их реализация. Эта точка зрения особенно отчетливо

проявилась в проекте УПК РФ, составленном и опубликованном в 1994 г. НИИ проблем укрепления

законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ. В нем потерпевший рассматривается как

основная фигура процесса, открывающая перечень участников уголовного судопроизводства (гл. IV, ст.

31). Высказана такая позиция и в некоторых других работах.

Все это, к сожалению, не отражает действительности. Мы сталкиваемся здесь с очередной

попыткой в условиях роста преступности изобразить в чисто конъюнктурных целях такой подход как

повышенную заботу о защите прав граждан. Отнюдь не умаляя важности задачи обеспечить каждому

192

человеку безопасность, оградить от посягательств его жизнь, здоровье и имущество, обеспечить ему

возмещение причиненного преступлением ущерба, нужно решительно признать, что ни одно из всех

этих благих пожеланий выполнить не удастся, если в каждом конкретном уголовном деле не будет

достоверно решен главный вопрос: было ли преступление вообще, а если было, то кто его совершил.

Поэтому процессуальные гарантии должны действовать прежде всего в отношении того, кто предстал

перед следствием и судом. Иначе уголовный процесс утратит свое социальное назначение. Из средства

борьбы с преступностью он станет орудием расправы. А если вина обвиняемого доказана и ему

назначено справедливое наказание, то тем самым соблюдены и права потерпевшего. Ведь пока не будет

достоверно установлена и подтверждена судебным приговором вина обвиняемого, потерпевший не

может претендовать на возмещение обвиняемым имущественного вреда. Не получит он удовлетворения

и от того, что будет наказан не действительный, а лишь вероятный преступник. Поэтому как в

действующем УПК, так и в подготовленном официальном проекте нового кодекса обвиняемый, его

права и их гарантии, решение вопроса о виновности стоят на переднем плане как основная задача,

подлежащая выяснению и реализации.

Достаточны ли для нормального отправления правосудия установленные законом права

обвиняемого, надежны ли предусмотренные УПК гарантии этих прав? Есть ли в российском уголовном

процессе условия для того, чтобы всегда осуществлялся конституционный принцип презумпции

невиновности и каждый человек имел реальную возможность защищаться от предъявленного ему

обвинения?

К сожалению, на все эти вопросы пока приходится отвечать отрицательно. Конечно, за последние

годы многое изменилось в правовом статусе обвиняемого и он постепенно все более превращается в

полноправного участника процесса. Медленно, шаг за шагом удается искоренять из сознания

законодателей и правоприменителей традиционный советский постулат, будто расширение прав

обвиняемых ведет к их безнаказанности, плодит преступность, мешает успешной борьбе с нею,

сковывает руки нашим доблестным органам расследования и поэтому некоторые отступления от этих

прав в интересах дела не только возможны, но и в ряде случаев необходимы как высшее благо для

общества и государства. Постепенный отказ от этого заблуждения, продиктованного ложно понятыми

интересами дела, позволил ввести в наше законодательство ряд норм, обеспечивающих и успешную

борьбу с преступностью, и защиту прав лиц, привлекаемых к уголовной ответственности.

Казалось бы, что может быть проще и понятнее элементарного, логически безупречного

положения: как только в уголовном процессе, еще на стадии расследования, возникает обвинительная

функция и появляется процессуальная фигура обвиняемого, тотчас должна возникнуть и

противоположная, защитительная функция и появиться ее главный носитель – защитник? Тогда

достигается естественный баланс оппонирующих сил, способный привести к установлению истины.

Тем не менее до 1950 г. защитник мог участвовать только в стадии судебного разбирательства, на

предварительное следствие его не допускали. Позднее он получил такое право, но только в момент,

когда предварительное следствие уже было закончено. Право на защиту законодатель вводил с большой

оглядкой, шел к этой цели как-то боком, зигзагами. Достаточно вспомнить неодинаковые моменты

допуска защитника в дело для разных категорий обвиняемых, безуспешную попытку сгладить эти

различия с помощью прокурорских полномочий, введение и поспешную отмену права обвиняемого, не

владеющего языком, на котором ведется судопроизводство, обратиться к защитнику в момент

предъявления обвинения и др. И только сейчас ст. 47 УПК предоставляет наконец обвиняемому право в

любом деле иметь защитника с момента предъявления обвинения.

Больше того, впервые получил право воспользоваться помощью защитника и подозреваемый, если

он задержан или арестован. Правда, из сопоставления ст. 47 и 122 УПК следует, что задержанный лишь

спустя сутки может встретиться с защитником. Этот срок чрезмерно велик. Кроме того, он расходится с

правилом ст. 48 Конституции РФ, предоставляющей каждому задержанному право пользоваться

193

помощью защитника с момента задержания. Думается, срок пребывания подозреваемого под стражей

до встречи с защитником должен быть сокращен до шести, в крайнем случае до двенадцати часов.

Как это ни парадоксально, но в нашем уголовно-процессуальном законодательстве никогда не было

нормы, разрешающей защитнику иметь свидания с обвиняемым без ограничения их числа и

продолжительности (такая норма содержалась только в Положении о предварительном заключении под

стражу от 11 июля 1960 г.). Законодатель как-то уж очень стыдливо вводил право на свидания. В ст. 51

УПК об этом праве говорилось в общей форме (причем речь шла о свидании, а не свиданиях); когда же

защитник знакомился с материалами оконченного расследования, то получал право на свидание (опять

одно!) с обвиняемым наедине (ст. 202 УПК). И только в 1992 г. все эти сомнительные формулировки

были заменены безоговорочным правилом: с момента допуска к участию в деле защитник вправе иметь

свидания с обвиняемым и подозреваемым (о подозреваемых раньше и речи быть не могло) наедине без

ограничения их количества и продолжительности. В этих же статьях вместо прежнего права защитника

выписывать из дела "необходимые сведения" (кому необходимые? для чего необходимые?) появилась

более точная и верная формулировка: выписывать "любые сведения и в любом объеме".

Еще одна мера, направленная на усиление гарантий прав личности, – разрешение защитнику

участвовать не только на предварительном следствии, но и при производстве дознания. Раз на дознании

фигурируют подозреваемый и обвиняемый, значит, должен быть и защитник. Прежние ограничения,

существовавшие более тридцати лет и касавшиеся почти пятой части всех расследуемых уголовных дел,

т. е. тех, по которым материалы дознания служат основанием для рассмотрения дела в суде, отменены

(ст. 120 УПК).

Поправки, внесенные в УПК 15 июня 1996 г., не только расширили право обвиняемого и

подозреваемого на свидания с защитником, но и предоставили им право на свидания с родственниками

и иными лицами. Кроме того, УПК предусмотрел их право на переписку, чего раньше никогда не было.

Порядок и условия предоставления этих прав определяются Федеральным законом от 15 июля 1995 г.

"О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений".

Ряд изменений, внесенных в УПК в 1992 г., усилил гарантии важнейшего права человека и

гражданина – права на свободу и неприкосновенность. Еще в 1973 г., когда СССР ратифицировал

Международный пакт о гражданских и политических правах, раздавались голоса, что мы должны,

выполняя требования пакта (п. 4 ст. 9), предусмотреть в законе право каждого задержанного или

арестованного безотлагательно предстать перед судом, который проверил бы правильность ограничения

свободы и либо подтвердил его, либо отменил. Но тогда власти предержащие не услышали эти голоса,

вернее, не захотели услышать. То же самое повторилось и в 1975 г. при подписании СССР

Хельсинкских соглашений. Только Копенгагенское (1990 г.) и Московское (1991 г.) совещания

Конференции по человеческому измерению СБСЕ подвигли советское, а затем и российское

правительство на реализацию взятых на себя международных обязательств. В итоге УПК был дополнен

нормами о праве арестованного на судебную проверку правильности заключения его под стражу (ст. 11,

46, 52), а также развернутой процедурой проверки в суде законности и обоснованности ареста или

продления срока заключения под стражу (ст. 202

и 220

Но при этом надо иметь в виду, что Конституция Российской Федерации допускает арест,

заключение под стражу и содержание под стражей только по судебному решению (ст. 22). Из этого

следует, что санкцию (согласие) на заключение под стражу впредь должен давать не прокурор, а суд

или судья. И тогда автоматически отпадает надобность в специальной судебной проверке законности и

обоснованности заключения под стражу, поскольку во всех случаях эта мера будет применяться не

чиновником, а представителем судебной власти.

Но для того, чтобы все вопросы о санкционировании арестов или об отказе в санкции решал только

суд, требуется существенная организационно-кадровая перестройка судебной работы. Сделать это сразу

невозможно. Нужен определенный переходный период. Поэтому в "Заключительных и переходных

194

положениях" Конституции записано: "До приведения уголовно-процессуального законодательства

Российской Федерации в соответствие с положениями настоящей Конституции сохраняется прежний

порядок ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении

преступления" (п. 6).

Подобной оговорки нет в переходных положениях применительно к судебным решениям,

ограничивающим тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных

сообщений, разрешающим проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц. С момента

вступления Конституции в силу все перечисленные ограничения прав граждан могут иметь место не по

усмотрению прокурора, как раньше, а только по решению суда (ст. 23, 25). Следовательно, в этих

случаях на практике непосредственно применяются указанные правила Конституции, что и было

разъяснено Пленумом Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 24 декабря 1993 г.

"О некоторых вопросах, связанных с применением статей 23 и 25 Конституции Российской Федерации".

После длившейся десятилетия критики законодатель наконец-то признал ошибку, допущенную им

при формулировании процедуры прекращения дела вследствие изменения обстановки (ст. 6 УПК).

Никакими аргументами невозможно было объяснить, почему при прекращении дела следователем по

любому нереабилитирующему основанию (истечение срока давности, амнистия, передача на поруки и т.

д.) обвиняемый вправе был настаивать на своей реабилитации по суду, а если дело прекращалось ввиду

изменения обстановки, что, конечно, не реабилитировало обвиняемого, его лишали возможности

требовать направления дела в суд*. Чтобы решить этот простейший, на наш взгляд, вопрос,

потребовалось вмешательство Конституционного Суда РФ, который 28 октября 1996 г. рассмотрел

жалобу О. В. Сушкова, просившего признать неконституционной ст. 6 УПК, не позволявшую ему

добиваться реабилитации по суду. Конституционный Суд признал, что "уголовное дело не может быть

прекращено, если лицо против этого возражает и ходатайствует о продолжении производства по делу. В

этом случае производство по делу должно продолжаться в обычном порядке". Именно так решен этот

вопрос в новой редакции ст. 6 УПК.

* Подробно об этом см.: Савицкий В.М. По поводу уголовно-процессуальных гарантий права невиновного на

реабилитацию // Советское государство и право. 1965. № 9. С. 52-54.

В соответствии с конституционным велением "заочное разбирательство уголовных дел в судах не

допускается" (ч. 2 ст. 123). На столь высоком уровне этот запрет раньше никогда не фиксировался, хотя

в УПК это правило было записано (ст. 246). Разумеется, принцип очного, т. е. с участием обвиняемого,

разбирательства дела относится прежде всего к суду первой инстанции, где устно и непосредственно

исследуются все доказательства, в том числе выслушиваются объяснения и возражения обвиняемого, и

выносится приговор. Это положение, на наш взгляд, в комментариях не нуждается.

Но ситуация в суде обычно складывается так, что кто-то из участников процесса (чаще всего это

бывает осужденный) недоволен вынесенным приговором, подает на приговор кассационную жалобу и

требует, чтобы вышестоящий суд рассмотрел его жалобу и проверил справедливость приговора с его,

осужденного, участием. Встречается и противоположная ситуация: прокурор принес протест на

оправдательный приговор и оправданный настаивает, чтобы этот протест вышестоящий суд рассмотрел

с непременным его, оправданного, участием. Казалось бы, вполне естественное и законное требование.

Да, естественное, но, увы, не опирающееся на закон, хотя суд кассационной инстанции, в отсутствие

осужденного (оправданного) и не выслушав его объяснений, может произвести с приговором самые

разные юридически значимые операции (отменить приговор, изменить его, направить дело на новое

расследование и т. д.). И все это, оказывается, может быть совершено в отсутствие осужденного

(оправданного), без предоставления ему возможности заявлять отводы и ходатайства, знакомиться с

позициями других участников судебного заседания, без учета его устных высказываний и вообще без

его ведома.

195

А все потому, что действующий закон не считает обязательным участие осужденного

(оправданного) в суде второй инстанции, рассматривающем его жалобу или протест прокурора. Пришел

осужденный (оправданный) в суд – тогда его выслушают. Не пришел, даже по уважительной причине, –

суд рассмотрит жалобу без него (ст. 335 УПК). И получается, что запрет Конституции заочно

рассматривать уголовные дела имеет чисто формальный характер, ибо очное разбирательство дела в

суде первой инстанции может быть сведено на нет заочной проверкой вышестоящим судом

вынесенного приговора. По изложенным основаниям Конституционный Суд РФ признал

регламентацию, лишающую осужденного права лично участвовать в заседании суда кассационной

инстанции, не соответствующей Конституции (постановление от 10 декабря 1998 г.). Казалось бы, такое

решение должно повлечь за собой единственное практическое следствие: если осужденный,

находящийся под стражей, настаивает на своем непосредственном участии в кассационной инстанции,

то он должен быть доставлен в судебное заседание. Но Конституционный Суд, исходя, видимо, из

финансовых затрат, которые возникнут при повсеместной реализации этой меры, предусмотрел и

другой способ, долженствующий обеспечить права осужденного: он может, находясь под стражей,

получить для ознакомления кассационные жалобы или протест, а также дополнительно представленные

материалы и направить в кассационный суд свои возражения, письменно изложить свою позицию. Что

даст осужденному эта переписка – пока неясно, скорее, ничего. Тем не менее в целом постановление

Конституционного Суда нужно рассматривать как определенный шаг в сторону усиления гарантий прав

обвиняемого (осужденного).

Следует напомнить, что такая же проблема возникает и в суде надзорной инстанции, т. е. когда

проверяется приговор, вступивший в законную силу. И там все зависит от суда, который может вызвать

осужденного для участия в заседании, а может и не вызвать. Насколько нам известно, ни один суд этой

возможности осужденному никогда не предоставлял. А если и были такого рода уникальные случаи, то

они не делают погоды. Обвиняемый (осужденный или оправданный) фактически лишен права на очную

проверку в надзорном порядке вынесенного в отношении него приговора. Неужели нужно дожидаться

очередного, теперь уже о надзоре, постановления Конституционного Суда? Есть основания

рассчитывать, что в новом УПК РФ все эти нарушения права обвиняемого на защиту будут устранены.

Конституция РФ гарантирует каждому осужденному за преступление право на пересмотр

приговора вышестоящим судом (ч. 3 ст. 50). Однако УПК до недавнего времени не предусматривал

права обжаловать в кассационном порядке приговоры Верховного Суда РФ. Приговоры любого другого

суда – можно, а Верховного – запрещено. Почему?

Когда принимался действующий УПК (это было в 1960 г.), требовалось подчеркнуть высокий

уровень Верховного Суда, непререкаемость его решений. Заботой же о правах отдельно взятой

личности власть себя особенно не обременяла. С тех пор многое изменилось. Другими критериями

стали определяться социальные ценности. В новых условиях возникла настоятельная потребность

вплотную заняться проблемами этой самой личности. Даже если эта личность – осужденный. Как

примирить конституционное право каждого осужденного на пересмотр приговора с запретом,

установленным УПК? Этот непростой вопрос разбирал Конституционный Суд. Непосредственным

поводом стала жалоба В. Шаглия, осужденного Верховным Судом за тяжкое преступление к 15 годам

лишения свободы. Он жаловался не на суровый приговор (известно, что Конституционный Суд

приговоры не проверяет), а на норму УПК, лишившую его права на кассацию. Право на пересмотр

приговора – это право на рассмотрение дела заново, повторно. Результаты пересмотра могут быть

разными. Главное же здесь – обязанность вышестоящего суда, получившего жалобу, проверить дело и

приговор. Чтобы устранить противоречие между положениями Конституции и У ПК, в принципе были

возможны два решения. Первое – лишить судебные коллегии Верховного Суда полномочий

рассматривать дела по первой инстанции. Однако вряд ли это целесообразно. Концепция судебной

реформы оставляет у Верховного Суда юрисдикцию суда первой инстанции по узкому кругу дел.

196

Второй путь устранения отмеченной коллизии – дать возможность осужденному коллегией Верховного

Суда обжаловать приговор в кассационную коллегию. В этих целях образовать в составе Верховного

Суда новую структуру – кассационную палату. Вопрос лишь в том, насколько такое решение будет

соответствовать конституционному праву осужденного обращаться с кассационной жалобой именно в

"вышестоящий суд".

Фактически, конечно, и первая, и кассационная инстанции при таком раскладе будут действовать в

рамках одного и того же суда. Но, следуя букве ст. 36 Федерального конституционного закона "О

судебной системе Российской Федерации", кассационная коллегия будет все же считаться

вышестоящим судом по отношению к судебным коллегиям по уголовным делам, по гражданским делам

и военной коллегии Верховного Суда, действуя как "вышестоящая судебная инстанция". В результате

конституционное право на пересмотр приговора при таком решении будет, думается, обеспечено.

Появление у осужденного права подать кассационную жалобу повлечет за собой безусловную проверку

приговора. А "вышестояние" кассационной коллегии по отношению ко всем другим коллегиям

Верховного Суда может быть достигнуто более сложным порядком ее формирования. Поскольку состав

обычных коллегий утверждается Пленумом Верховного Суда, судьи кассационной коллегии могли бы

получать полномочия от Совета Федерации по представлению Президента РФ. Именно так

урегулирована эта проблема Законом от 4 января 1999 г. о внесении изменений и дополнений в У ПК.

Еще одно существенное право обвиняемого – обратиться за защитой к суду присяжных

заседателей. Суд присяжных создан, точнее, возрожден в России в 1993 г., и уже накоплен

определенный опыт его деятельности. Двенадцать совершенно случайно, по жребию, отобранных

мужчин и женщин решают вопрос о виновности обвиняемого (подсудимого), который сам, по своему

желанию и разумению, доверил им распорядиться своей судьбой.

Конкретные процессуальные формы, в которых дело решается судом присяжных, представляют для

обвиняемого определенную систему достаточно значимых гарантий. Из этого, однако, не следует, что,

обращаясь к суду присяжных, обвиняемый непременно окажется в выигрыше. Бывает и наоборот. Но

сама возможность для обвиняемого выбирать состав суда, обсуждать, взвешивать все "за" и "против" –

эта идея несомненно в высшей степени гуманная и демократическая. Суд присяжных, появившийся

много веков назад в Англии, конечно же, не свободен от разного рода прегрешений, о чем немало

пишется в западной печати. Но несмотря на известные минусы высказываемая иногда мысль отказаться

от суда присяжных встречает решительное возражение, жесткое неприятие в странах англосаксонской

системы права, где не только фактическая реализация этого института, но даже сама лишь

потенциальная возможность каждого быть судимым себе равными справедливо считается символом

настоящей свободы и подлинной демократии.

Какие конкретные гарантии возникают у обвиняемого (подсудимого), если он решит искать защиту

своих прав в суде присяжных? Не вдаваясь в детали процедуры рассмотрения дела судом присяжных

(она изложена в разделе десятом УПК), в самом общем, контурном виде эти гарантии можно свести к

следующему:

а) обвиняемый, заявивший по окончании предварительного следствия о своем желании предстать

перед судом присяжных (а у него по закону есть выбор: либо суд присяжных, либо суд в составе судьи

и двух народных заседателей, либо суд из трех профессиональных судей), вправе в дальнейшем, во

время предварительного слушания, изменить свое желание и отказаться от суда присяжных, но только

до вынесения судьей постановления рассматривать дело с участием присяжных заседателей;

б) обвиняемый (подсудимый) и его защитник участвуют в отборе 12 присяжных заседателей (а их

должно быть приглашено в данное судебное заседание не менее 20) путем заявления им

мотивированных и безмотивных отводов. Но даже при соблюдении всех правил отбора подсудимый и

его защитник вправе заявить, что ввиду особенностей данного дела этот состав присяжных может

оказаться не в состоянии вынести объективный вердикт, и просить судью сформировать новую

197

коллегию присяжных;

в) из числа неотведенных заседателей необходимые для рассмотрения дела 12 присяжных

отбираются путем случайной выборки (жеребьевки), что исключает возможность искусственного

подбора присяжных какой-либо стороной или судьей;

г) процедура исключения из дела доказательств, полученных с нарушением закона, урегулирована

в суде присяжных более детально и тщательно, чем в обычном суде, и это позволяет обвиняемому

надеяться, что уличающие его доказательства, если они получены, например, в отсутствие понятых или

не оформлены надлежащим протоколом, не будут представлены присяжным;

д) если прокурор в ходе судебного разбирательства откажется поддерживать обвинение и против

этого не будет возражать потерпевший, то суд присяжных обязан прекратить дело, и это –

дополнительный шанс для подсудимого. Такой обязанности нет у суда, когда дело слушается в

обычном порядке, и он вправе постановить обвинительный приговор даже при отказе прокурора от

обвинения;

е) в совещательной комнате присяжные самостоятельно, в отсутствие судьи решают вопрос о

виновности подсудимого и в случае положительного ответа могут в своем вердикте сформулировать

мнение, что виновный заслуживает снисхождения или особого снисхождения, и это влечет для судьи

безусловную обязанность снизить виновному наказание или даже назначить ему наказание ниже

низшего предела, предусмотренного санкцией соответствующей статьи Уголовного кодекса;

ж) для вынесения вердикта "невиновен" достаточно половины голосов присяжных; чтобы

поставить обвинительный вердикт, требуется большинство;

з) вердикт присяжных о невиновности подсудимого для судьи обязателен; он должен вынести

оправдательный приговор. Если же присяжные признали подсудимого виновным, то судья при наличии

указанных в законе условий может с ними не согласиться, распустить коллегию присяжных и направить

дело на новое рассмотрение в ином составе присяжных заседателей;

и) при обжаловании осужденным приговора, вынесенного судом присяжных, кассационная

инстанция не вправе изменить приговор в худшую для осужденного сторону. Оправдательный приговор

не может быть отменен, даже если прокурор ссылается на существенные нарушения прав обвиняемого.

И вообще кассационная инстанция не вправе отменить приговор и направить дело на новое

расследование для выяснения каких-либо обстоятельств, к чему довольно часто прибегает суд в

обычном производстве и что в ряде случаев может повлечь за собой установление новых, отягчающих

вину обвиняемого фактических данных.

Таковы в суммарном виде очевидные преимущества, которые приобретает обвиняемый, если

обращается в суд присяжных. Беда лишь в том, что такую возможность имеют далеко не все

обвиняемые, а только те, кто привлекается к уголовной ответственности за преступления, совершенные

на территории некоторых субъектов Российской Федерации (Алтайского, Краснодарского,

Ставропольского краев, Московской, Ивановской, Ростовской, Рязанской, Саратовской, Ульяновской

областей). В остальных 80 субъектах Федерации суды присяжных из-за разного рода объективных

трудностей, прежде всего финансовых, отсутствуют. Так что гуманное положение Конституции:

"Обвиняемый в совершении преступления имеет право на рассмотрение его дела судом присяжных

заседателей в случаях, предусмотренных федеральным законом" (ч. 2 ст. 47), к сожалению, пока не

может быть осуществлено полностью. Это нарушает принцип равенства всех перед законом и судом,

который предусматривает и право каждого на суд присяжных независимо, в частности, от места

жительства (ст. 19 Конституции РФ).

Заканчивая на этом рассмотрение вопросов, связанных с обеспечением в уголовном процессе права

обвиняемого на защиту, нельзя с сожалением не отметить отсутствие в УПК основополагающего

принципа любого цивилизованного процесса – принципа, который в тоталитарное лихолетье постоянно

подвергался остракизму, но без которого мы даже близко не подойдем к справедливому, гуманному

198

правосудию. Имеется в виду принцип презумпции невиновности. Он провозглашен в действующей

Конституции Российской Федерации (ст. 49), но – удивительное дело! – для кардинального принципа,

определяющего саму суть, ядро, характер именно уголовного судопроизводства, никогда не находилось

места в российском уголовно-процессуальном законодательстве. Нет такого принципа в УПК и сейчас,

если не считать упоминания об обязанности председательствующего в суде присяжных разъяснить им

"сущность принципа презумпции невиновности" (ст. 451). Этот пробел необходимо исправить как

можно скорее, воспроизведя в УПК добротную конституционную формулу: "(1) Каждый обвиняемый в

совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в

предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу

приговором суда. (2) Обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. (3) Неустранимые

сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого"*.

* Последнее практическое следствие из принципа презумпции невиновности более правильно, на наш взгляд, изложить

в иной редакции: "(З) Неустранимые сомнения в виновности обвиняемого толкуются в его пользу". Кроме того,

конституционную формулу необходимо дополнить важным положением, вытекающим из презумпции невиновности:

"Обязанность доказывать обвинение возлагается на обвинителя". Отсутствие в Конституции этого положения объясняется

только одним: ст. 49 находится в гл. "Права и свободы человека и гражданина" и в нее, естественно, не укладывается

определение обязанности обвинителя, в роли которого, как правило, выступает должностное лицо государства – прокурор.

Переходя к анализу процессуальных возможностей, которые закон предоставляет такому участнику

уголовного процесса, как потерпевший, надо напомнить, что лишь действующий УПК, принятый в

1960 г., наделил потерпевшего широкой палитрой прав, превратив его тем самым в активную

процессуальную фигуру, достаточно успешно защищающую свои права, нарушенные преступлением.

До этого потерпевший фактически участвовал в процессе, лишь когда: а) он выступал в делах частного

обвинения или б) им был заявлен гражданский иск в уголовном деле. Во всех остальных случаях он не

выполнял никакой уголовно-процессуальной функции и нес обязанности, аналогичные обязанностям

свидетеля.

Такое положение не могло в должной мере обеспечить защиту жизни, здоровья, чести и

достоинства граждан, пострадавших от преступлений. Осуществленное УПК значительное расширение

прав потерпевшего, естественно, отразилось на характере выполняемых им функций. Деятельность

потерпевшего приобрела отчетливо выраженный обвинительный характер, а сам он превратился в

субъекта уголовного преследования, носителя обвинительной функции. Поскольку преступление

причинило потерпевшему моральный, физический или имущественный вред, он, конечно,

заинтересован в том, чтобы виновный был наказан судом за свои противоправные действия и чтобы его

заставили этот вред загладить. Закон наделяет потерпевшего правом давать показания, представлять

доказательства, участвовать в их исследовании, заявлять ходатайства и отводы, знакомиться со всеми

материалами дела с момента окончания предварительного следствия, приносить жалобы па действия и

решения органов дознания, следователя, прокурора и суда (ст. 53 УПК).

Специально надо сказать о праве потерпевшего обжаловать в суд решение органа дознания,

следователя или прокурора о прекращении уголовного дела. В ч. 5 ст. 209 УПК не было формального

запрета на такое обжалование. Но правоприменительная практика однозначно придавала ей

ограничительный смысл, и ни один суд не принимал к проверке жалобы на незаконность прекращения

дела следователем, органом дознания или прокурором. Это выяснилось при рассмотрении

Конституционным Судом РФ 13 ноября 1995 г. жалоб потерпевших Р.Н. Самигуллиной и

А.А._Апанасенко, посчитавших, что такое толкование судами ч. 5 ст. 209 УПК нарушает их

конституционное право на судебную защиту. Конституционный Суд пришел к выводу, что хотя

указанная норма УПК соответствует Конституции, она не может служить основанием для отказа в

судебной проверке обоснованности постановления о прекращении дела. Чтобы окончательно устранить

199

всякие сомнения на этот счет, 21 декабря 1996 г. в ч. 5 ст. 209 УПК было внесено дополнение о том, что

постановление о прекращении дела может быть обжаловано прокурору или в суд.

Но потерпевший не только носитель прав. В силу публичного начала, присущего уголовному

процессу, он привлекается к участию в деле и как источник доказательств, с помощью которых

исследуются событие преступления, виновность обвиняемого и определяется размер возможного

наказания. В этих целях потерпевший обязан являться по вызовам следователя и суда и давать

правдивые показания, не разглашать без разрешения следователя данные предварительного следствия,

подвергаться экспертному исследованию или освидетельствованию в случаях, указанных в законе,

представлять для сравнительного изучения образцы своего почерка или иные образцы, участвовать по

указанию следователя в производстве осмотра, следственного эксперимента и выполнять некоторые

другие обязанности (ст. 75, 79, 86, 139, 179, 181, 183 УПК).

Для потерпевшего чрезвычайно важной, можно даже сказать, знаковой является гарантируемая ему

возможность пользоваться услугами представителя. Известно, что институт процессуального

представительства может быть реализован лишь при условии, что доверитель имеет в деле

самостоятельный интерес и обладает широким кругом прав для отстаивания этого интереса. Только

тогда возникает потребность поручить защиту своего интереса представителю, выбранному самим

доверителем или назначенному по закону. Признание за потерпевшим права иметь представителя –

существенный элемент его характеристики как стороны в процессе.

Процессуальные права представителя производны от соответствующих прав самого потерпевшего.

Все то, что по закону вправе предпринимать потерпевший, он может передоверить своему

представителю. Лишь в одном последний ограничен: у него нет права давать показания, поскольку

сугубо личный характер этого права делает невозможным реализацию его через представителя.

Важную практическую роль играет правильное решение вопроса, может ли потерпевший лично

пользоваться своими правами, если в процессе участвует его представитель. Вопрос этот возник в связи

с тем, что долгое время в законе содержалась альтернатива: процессуальные права имеет потерпевший

или его представитель. Отсюда делался вывод, что одновременно использовать свои права они не

могут, действовать должен либо тот, либо другой. Впоследствии разделительный союз или был заменен

на соединительный и, но кое-где в У ПК первоначальная редакция осталась. Так, сохранено указание о

потерпевшем или его представителе в ст. 298 УПК, где речь идет о сообщении суду в письменном виде

формулировок некоторых пунктов будущего приговора. В суде присяжных после окончания судебного

следствия проводятся прения сторон, которые состоят, в частности, из речей потерпевшего или его

представителя (ст. 447 УПК).

Но суть вопроса заключается в том, что процессуальная дееспособность потерпевшего не может

быть ограничена фактом появления в деле его представителя. Было бы противоестественно лишать

самого потерпевшего возможности активно участвовать в процессе, если он пожелал иметь

представителя. Ведь по смыслу закона наличие у потерпевшего представителя должно усиливать его

позицию, создавать дополнительные гарантии удовлетворения его законных интересов. Наделение

потерпевшего правом пользоваться услугами представителя, в том числе адвоката, свидетельствует о

стремлении законодателя максимально обеспечить потерпевшему практическую реализацию его прав.

Именно в таком плане сформулированы взаимоотношения потерпевшего и его представителя в проекте

нового УПК РФ.

Вопрос о представителе переходит в совершенно иную плоскость, когда рассматривается дело о

преступлении, в результате которого наступила смерть потерпевшего. Здесь, понятно, исчезает почва

для дискуссии о совместном или взаимоисключающем участии потерпевшего и его представителя в

процессе. Но практика поставила не менее сложный вопрос: каково процессуальное положение лиц,

действующих вместо умершего потерпевшего?

Полемика развернулась вокруг нормы ч. 4 ст. 53 УПК, устанавливающей, что "по делам о

200