ЛОГОС 2009 №3 (71)

Подождите немного. Документ загружается.

Лqxq{ 3 (71) 2009 141

вается в прошлом или будущем. То он мысленно переносится в прошлое

и утверждает необходимость детерминации будущего действия данным

моментом, то заранее считает действие совершенным и говорит, что

иначе оно и не могло совершиться»

¹⁰

В соответствии с правилами мышления «в» длительности, Бергсон

парадоксальным образом должен мыслить акт, действие, как некоторое

длящееся событие, длящееся настоящее. Здесь, как и в других случаях,

Бергсон использует тот же прием, состоящий в том, чтобы переводить

различные формы нашего опыта, опираясь на разнообразные примеры,

из пространственного регистра в регистр длительности, т. е. он превра-

щает любой ставший опыт, опыт как результат или определенное зна-

ние, в опыт становящийся

¹¹

. Свободный акт не случается вдруг, спонтан-

но и непредвиденно, перечеркивая прошлое и закладывая новое буду-

щее, но, согласно красноречивым метафорам Бергсона, «исходит», т. е.

эманирует из нашей личности, «выражает ее», имея «то неопределимое

сходство с ней, какое мы обнаруживаем порой между художником и его

произведением»

¹²

, «отделяется <…> подобно созревшему плоду»

¹³

На примере проблемы свободы воли Бергсон хочет показать нераз-

рывность между субъектом воли и той целью, к какой он обращен, меж-

ду субъектом и объектом в чистой длительности. Речь не идет о разво-

рачивании некоей доказательной конструкции, в результате которой

Бергсон должен прийти к решению той или иной метафизической про-

блемы, в данном случае

—

проблемы свободы. Стратегия Бергсона состо-

ит в воспроизведении в мысли определенной опытной ситуации, позво-

ляющей нам заявить со всей определенностью, что мы совершаем сво-

бодный акт. Поэтому опыт, о котором идет речь, может описываться

и обосновываться только внутри определенных эмпирических ситуа-

ций

—

на примерах, приводимых Бергсоном. Возьмем один из таких

примеров и посмотрим, как именно разворачивается мышление с точ-

ки зрения длительности. Этот пример, как и все остальные аналогич-

ные примеры, должен служить прояснению основной мысли Бергсона

о том, что «свободу следует искать в особом оттенке или качестве само-

го действия, а не в отношении этого действия к тому, что им не является,

или к тому, чем оно могло бы быть»

¹⁴

Итак, представим себе, говорит Бергсон, что мы встаем, чтобы

открыть окно. Но тут нас что-то отвлекло, и мы вдруг забываем, что

заставило нас покинуть наше место. Ассоциационисты скажут, что речь

идет о простой ассоциации двух идей: цели, которой нужно достичь,

¹⁰

Там же. С. .

¹¹

Немецкий язык хорошо передает это различие при помощи слова Еrfahrung, в пер-

вом случае, и Еrlebnis, во втором.

¹²

Там же.

¹³

Там же. С. .

¹⁴

Там же. С. . Курсив мой.

142

Юлия Подорога

и самого движения, которое нужно совершить для достижения этой

цели. Но тогда, если в данном случае ассоциация рассыпалась, посколь-

ку мы утратили одну из идей, то почему мы не садимся обратно в кресло,

а продолжаем стоять, смутно ощущая, что нам остается еще выполнить

какое-то действие? В самом деле, мы утратили направленность и смысл

действия, но само наше положение свидетельствует о присутствии неко-

го внутреннего образа, заступившего на место действия. Образ остался,

и в нем как будто чувствуется некоторая предопределенность. Бергсон

предлагает изучить этот образ, чтобы обнаружить в нем исчезнувшую

идею. «Очевидно, эта идея сообщила внутреннему образу намеченно-

го движения и принятой позы какую-то особую окраску: и нет никако-

го сомнения, что при другой цели эта окраска тоже была бы иной; тем

не менее язык выразил это движение и эту позу по-прежнему»

¹⁵

. Сама

поза есть уже часть движения, и ее «окраска» должна определяться той

целью, на осуществление которой действие направлено. «Ассоциатив-

ная психология свела бы различие между обоими случаями к тому, что

с идеей одного и того же движения ассоциировалась на этот раз идея

новой цели: как будто сама новизна цели не вносит новых оттенков

в представление о движении, которое надо совершить, даже если это

движение остается одним и тем же в пространственном отношении»

¹⁶

Парадоксальным образом, природа и характер действия выявляет-

ся в ситуации, когда осуществлению самого действия что-то помеша-

ло, и когда сама возможность его выполнения была поставлена под

вопрос. Бергсон помещает нас в такую опытную ситуацию, где дей-

ствие уже началось, поскольку первое движение, а именно покидание

своего места, уже совершилось, но еще не закончилось, поскольку оно

вдруг оказалось подвешенным. Именно в ситуации помехи, задержки,

отклонения от общего хода вещей и событий (специфического кли-

намена) и создается возможность мышления с точки зрения длитель-

ности. Любой акт, любая мысль, любое усилие творчества и изобре-

тения осознается или проявляется только негативным образом

—

как

следствие того препятствия, что мысль или действие встречает на сво-

ем пути. Собственно, мы свободны и осознаем нашу свободу, когда забы-

ваем цель нашего действия. Забывание есть своеобразное препятствие,

позволяющее нам отсоединить само действие как актуальный акт, как

то, что с нами происходит в данный момент, от той цели, которая его

определяет. Действие всегда носит прагматический характер, оно заин-

тересовано, Бергсон же предлагает нам помыслить его в самом себе,

т. е. вне того чисто практического интереса, какой оно для нас пред-

ставляет. Тема незаинтересованности выступит наиболее ярким обра-

зом в последующих сочинениях Бергсона, особенно в «Материи и памя-

¹⁵

Там же. С. .

¹⁶

Там же.

Лqxq{ 3 (71) 2009 143

ти», где Бергсон выдвинет теорию чистого, т. е. незаинтересованного

восприятия.

Поскольку забывание цели ведет к подвешиванию действия, время

растягивается, оно открывается для осознавания и для мысли. Мысль

здесь встроена в действие, она как бы является его продолжением, она

экспериментирует его изнутри, пускай лишь в его подвешенности. Мы

можем мыслить в длительности, только замедляя, приостанавливая,

растягивая сам мыслимый феномен, т. е. по-настоящему погружая его

во время. Только в таком случае мы можем ухватить его как совершаю-

щееся, длящееся, становящееся. Действие и мысль здесь одно, посколь-

ку мысль экспериментальна. Она не способна объективировать, она

мыслит во времени. Таким образом, мы можем понимать бергсонов-

скую идею длительности в почти что буквальном смысле

—

смысле, кото-

рый доносит до нас сам язык: длиться, удлинять, удерживать непрерыв-

ность опыта.

Начиная с «Опыта о непосредственных данных сознания», в фило-

софии Бергсона постепенно вырабатывается целый комплекс тезисов

или правил, указывающих явным или скрытым образом на то, что такое

мыслить с точки зрения длительности. Все они естественным образом

связаны, т. е., если мы придерживаемся одного из правил, все осталь-

ные вытекают отсюда логическим путем. Итак, необходимо:

– переместиться в область действия понятия «длительность» (где

упраздняется понятие пространства) или

– избегать использования понятий / символов, а также процедур экс-

пликации постфактум, полагаясь, скорее, на образы, примеры, мета-

форы в том, что в них есть конкретного;

– сохранять непрерывность мысли / действия, мыслить в этой непре-

рывности: это мышление, обращенное на само себя, где субъект

и объект суть одно целое и становятся во времени.

Действительно, Бергсон систематически и с завидным постоянством

избегает понятийной финализации своих высказываний. Его больше

интересует развертывание мысли во времени, чем сведение ее в одну

точку, в которой рождается понятие. Философия, отказывающаяся

от понятий, систематически избегающая тезисной формы изложения,

находит свое основание и обоснование в движении самого мышления.

Мыслить с точки зрения длительности

—

это мыслить вместе с Берг-

соном, пытаясь понять его философский проект, логику его мысли,

и стремясь активировать длительность как сам движущий принцип его

мышления.

144

Арно Франсуа

q ´{

Понятие истины у Бергсона

Замечания о бергсоновском

«прагматизме»

огда говорят о бергсоновском «прагматизме», зачастую этому тер-

мину придают следующий смысл: прагматизм это эпистемологическое

учение, согласно которому способности, обычно признающиеся теоре-

тическими,

—

восприятие, память, сам рассудок, называемый в таком

случае «интеллектом»,

—

рассматриваются в соответствии с их прак-

тическим предназначением. Такое строгое понимание «прагматизма»

действительно присутствует у Бергсона, но это не единственное значе-

ние понятия, в том числе и у самого Бергсона. В данной статье я поста-

раюсь подчеркнуть этот момент, показав, что у Бергсона можно най-

ти второй вид «прагматизма», который, без сомнения, обладает более

глубоким смыслом, чем первый. Первый «прагматизм» был бы непол-

ным, если бы не преодолевал себя, не совпадал, выходя за свои пре-

делы, со вторым прагматизмом, не находил бы в нем, сверх того, свое

основание. Этот второй прагматизм

—

было бы преждевременным сра-

зу же давать ему определение

—

отличается характерным для него спосо-

бом понимать отношение между истиной и реальностью. В этом смыс-

ле, хотя он и является эпистемологическим учением, однако вводится

там, где эпистемология встречается с онтологией

—

а именно там, где

речь идет о теории «реальности».

Стоит напомнить для начала, в каком виде или в какой форме пред-

стает прагматизм Бергсона, рассмотренный в его первом значении,

т. е. как учение, согласно которому наши спекулятивные способности

имеют практическое назначение. В первую очередь, речь идет о тео-

рии восприятия, разрабатываемой Бергсоном в «Материи и памя-

ти» ()

—

книге, которая отмечает собой, можно сказать, «прагма-

тистский поворот» в философии Бергсона. Воспринимать не значит

Лqxq{ 3 (71) 2009 145

посредством некой химической операции создавать второй, всецело

ментальный, мир, который бы дублировал мир материальный, доступ-

ный нашим чувствам. Восприятие уже дано в материи, поскольку оно

само и есть материя, в том смысле, в котором последняя является сово-

купностью образов. Напротив, воспринимать означает вырезать внут-

ри мира как целого отдельные фрагменты материи, тем самым перево-

дя их из состояния простого «восприятия» в состояние «восприятия

сознательного». При этом основное различие между фрагментами мате-

рии, остающимися скрытыми от меня, и теми, что я непосредственно

схватываю, заключается в том, что последние имеют отношение к мое-

му действию, т. е. полезны для меня, иначе говоря, представляют инте-

рес «прагматического» свойства.

Примерно в том же ключе можно говорить и о воспоминании.

Заметим, что для Бергсона память не является способностью удержи-

вать прошлое или его представлять, поскольку она в своей недели-

мой целостности и есть само прошлое. Но лишь часть этого прошло-

го

—

т. е. памяти как таковой

—

присутствует в моем сознании в каждое

мгновение, т. е. всего лишь часть моих воспоминаний непосредствен-

но схватывается мной в каждое мгновение. Необходимо поэтому раз-

личать, согласно Бергсону, между «помнить», что значит обладать про-

шлым, и «вспоминать»

—

актом, посредством которого субъект вызыва-

ет в памяти воспоминание, чтобы перевести его из состояния простой

бессознательной виртуальности в состояние сознательной и квазипер-

цептивной актуальности. Однако, как и в случае восприятия, действие

служит здесь критерием, по которому одни воспоминания возникают

в памяти, в то время как другие бесчисленные воспоминания остаются

во мраке бессознательного. В моем сознании присутствует лишь часть

моей прошлой жизни, которая способна непосредственно освещать

мое настоящее действие, т. е. быть для него полезным. Функцию, благо-

даря которой актуализируется лишь часть прошлой жизни, тогда как все

остальное остается в тени, Бергсон зачастую приписывает самому моз-

гу, называя ее «вниманием к жизни»

Интеллект становится объектом прагматического анализа начи-

ная главным образом с «Творческой эволюции» (). Распространяя

на интеллект как таковой теорию, которая до этого момента применя-

лась лишь в отношении психологических способностей, с виду «вспомо-

гательных» и «вторичных», Бергсон совершает поворот внутри своей

собственной философии. Если интеллект направлен в первую очередь

на действие

—

а это именно так и есть: во второй главе «Творческой эво-

Bergson H. L’âme et le corps. P.  – , ; «Fantômes de vivants» et «recherche psychique».

P.  – 

Bergson H. L’Énergie Spirituelle. Paris:

PUF

, ; De la position des pro-

blèmes

_ Bergson H. La pensée et le mouvant. Paris:

PUF

, . P.  – ; Les deux sources

de la morale et de la religion, P.  –  (русский перевод: Бергсон А. Два источника

морали и религии. М.: Канон, . С. ).

146

Арно Франсуа

люции» перечисляются его «функции», и все они носят прагматический

характер,

—

это значит, что он находит свое основание, свои истоки или

корни в жизни, потребностям которой и призвано, прежде всего, удо-

влетворять действие. Но в таком случае, если интеллект укоренен в жиз-

ни, становится невозможным использовать его для того, чтобы схваты-

вать жизнь как сущность или как основание. Возникает необходимость

прибегнуть к вне- или сверх-интеллектуальной спекулятивной способ-

ности, введенной Бергсоном четырьмя годами ранее во «Введении

в метафизику», а именно

—

к интуиции. Однако интуиция также в силу

своего происхождения не может выйти за пределы жизни как таковой,

но должна быть обнаружена внутри нее, а именно

—

на эволюционной

линии инстинкта, параллельной линии интеллекта в той реальности,

тождественной жизни, которую Бергсон называет «сознанием». Интуи-

ция сама есть инстинкт, в той мере, в какой последний присваивает себе

свойства интеллекта, чтобы осознать самого себя и охватить бесконеч-

ное количество вещей. Именно потому, что интеллект коренится в жиз-

ни, верно утверждение, что «теория жизни» и «теория сознания», как

мы читаем в «Творческой эволюции», образуют круг. Понимание того,

что такое интеллект, должно основываться исключительно на теории

жизни, а разработка этой теории предполагает решенным вопрос о том,

на какую способность или какую потенциальность (virtualité) нашего

духа

—

интеллект или интуицию

—

мы при этом опираемся. Таким обра-

зом Бергсон приходит к следующему выводу: интеллект обладает двой-

ным смыслом, поскольку эта способность, с одной стороны, скрывает

от нас доступ к абсолюту

—

к жизни,

—

в той мере, в какой интеллект ори-

ентирован исключительно на действие; но с другой стороны, интеллект

по своей природе

—

т. е. снова как жизнь

—

ведет к абсолюту, или указыва-

ет на абсолют, который мы и должны постичь. Однако то же можно ска-

зать, в конце концов, и о жизни в целом: она, с одной стороны, отвле-

кает нас от созерцания абсолютного, направляя наш дух на потребно-

сти ее сохранения, т. е. подталкивая его к определенному роду действия.

С другой стороны, жизнь сама есть абсолют, который следует созерцать,

а такое созерцание возможно опять же только внутри жизни, посколь-

ку интуиция обнаруживается, как было сказано, на одной из эволюци-

онных линий в виде инстинкта, который необходимо расширить и при-

вести к самосознанию.

Таким образом, основываясь на этих трех моментах, которые отно-

сятся к восприятию, памяти и интеллекту, мы вправе сказать, что сущест-

вует «прагматизм» Бергсона. Слово «прагматизм» в этом употреблении

означает учение, которое привязывает наши спекулятивные способно-

сти к их практическим функциям. Бергсон не упускает случая подчерк-

нуть ту теоретическую пользу, которую несет в себе прагматизм. Фор-

мулируя в «Материи и памяти» одно из наиболее важных и наиболее

поразительных тождеств (équations) книги, Бергсон, в самом деле, утвер-

ждает, что настоящее, которое актуально (как актуальны также материя,

Лqxq{ 3 (71) 2009 147

восприятие и само сознание), является также «действующим»

. Именно

в этом заключается, на наш взгляд, главное обоснование бергсоновско-

го прагматизма, в том смысле, в каком мы его только что описали. Соот-

ветственно, «прошлое по своему существу есть то, что уже не действует»

Такой характер [бездействия] свойствен и другим аналогичным прошло-

му духовным областям, а именно: духу, воспоминанию, бессознательному.

Однако по поводу этого двойного тождества Бергсон пишет:

Но этого-то упорно и не хотят видеть, смотря на восприятие как на раз-

новидность созерцания, приписывая ему чисто спекулятивную цель

и направленность на некое неведомое бескорыстное познание: как будто,

отделяя его от действия, обрывая таким образом его связи с реальным,

его не делают сразу и необъяснимым, и бесполезным!

⁴

Таким образом, согласно Бергсону, только прагматистская постановка

проблемы восприятия способна рассеять ложные антиномии, порож-

даемые реалистическим или идеалистическим пониманием этого фено-

мена. Именно прагматизм позволяет обнаружить «связи» восприятия

с «реальным», причем реальное определяется как «действие», т. е. как

становление, как процесс, как длительность. Поэтому только определяя

восприятие в терминах действия, а не созерцания, становится возмож-

ным, согласно Бергсону, не допустить представления о восприятии как

о чем-то «необъяснимом» и «бесполезном». Только так философский

анализ может оставаться на почве «реального». Подобного рода рассуж-

дение можно провести и в отношении двух других примеров, а именно

памяти и интеллекта.

Таким образом, в бергсоновской версии прагматизма речь идет

именно о «реальности» и об отношении реальности к «истине». Вот

мы и подошли к тому моменту, анализ которого я собирался предло-

жить. Но вначале я хотел бы показать, что бергсоновский прагматизм,

в том виде, в каком я попытался его описать, рискует остаться непоня-

тым. Природа той «реальности», о которой говорит Бергсон, и ее отно-

шения к «истине» всегда упускается из виду, если мы совершаем ошиб-

ку в интерпретации. К этой ошибке я и постараюсь привлечь внимание.

Можно попытаться понять бергсоновский прагматизм следующим

образом. Есть реальность, существующая сама по себе и обладающая

некоторыми строго определенными свойствами. Но время от време-

ни случается так, что эта реальность предстает скрытой от нас как бы

«пеленой» досадных случайностей, таких как восприятие, память или

интеллект, которые укоренены в потребностях жизни. В то же время

Бергсон А. Материя и память

Бергсон А. Собр. соч.: В  т. Т. . М.: Московский клуб,

. С. .

Там же.

⁴

Там же. С. .

148

Арно Франсуа

должна существовать способность

—

по крайней мере, было бы жела-

тельно, чтобы она существовала,

—

которая поможет нам раскрыть «в-се-

бе» вещей, или же с помощью которой мы сможем «получить доступ»

к этому в-себе. Разумеется, стоит добавить, что это «в-себе»

—

подвижно,

в отличие от того, о чем нам говорили Платон или Шеллинг, если взять

примеры, приводимые самим Бергсоном. Первый возводил в основу

реальности систему Идей, иерархически соотнесенных друг с другом,

второй

—

абсолютный акт, посредством которого Воля исходит из самой

себя и себя схватывает, как субъект

—

свой собственный объект. В этом

смысле «истиной» можно назвать отношение соответствия или адек-

вации между мышлением или речью созерцающего, с одной стороны,

и созерцаемой реальностью, с другой.

Именно таким образом поняли учение Бергсона его первые коммен-

таторы, и в первую очередь Рене Бертело, который в  году посвя-

тил бергсоновскому «прагматизму» отдельную книгу. Бертело проводит

различие между «частичным прагматизмом» Бергсона и «радикальным

прагматизмом» Ницше. Если для Бергсона практические представле-

ния создают пелену видимости, «за» которой находится реальность

в себе, а доступ к этой реальности дает определенный способ позна-

ния

—

интуиция, то Ницше, наоборот, отрицая всякую форму «интуи-

ции», заявляет, что за пеленой ничего нет, что вся реальность как тако-

вая, сама по себе, есть не что иное, как видимость. Вот что Бертело

пишет по поводу интуиции Бергсона:

Интуиция позволяет нам познать живую реальность, реальность в ее ста-

новлении. Таким образом, перед нами

—

частичный прагматизм.

У Ницше прагматизм носит тотальный характер; он распространя-

ется на все виды познания. Материя, пространство не обладают, соглас-

но Ницше, собственной реальностью; это всего лишь практические

фикции, полезные символы, которые наш дух сотворил сам для себя.

Бесполезно утверждать существование истины, которая бы оставалась

неизменной в потоке явлений и передавалась во времени от одного ума

к другому. Идея истины у Ницше имеет совершенно иной смысл, чем

у Бергсона. Ницше лишает ее всякой ценности. Жизнь сама творит необ-

ходимые для нее иллюзии; вера в то, что существует лишь одна истина,

радикальное противопоставление истинного и неистинного есть не что

иное, как одна из таких иллюзий. <…> Вселенная как таковая

—

не более,

чем эстетическая видимость; слово «иллюзия» здесь не очень подходит,

поскольку, кажется, подразумевает противопоставление между истиной,

которую мы не можем ухватить, и видимостью, противоположной исти-

не, которая только и может быть нам доступна

⁵

Berthelot R. Un romantisme utilitaire. Étude sur le mouvement pragmatiste. Paris: Alcan,

coll. «Bibliothèque de philosophie contemporaine». T.

: Le pragmatisme chez Bergson,

. P.  – .

Лqxq{ 3 (71) 2009 149

Я не собираюсь ни отрицать необходимость проведения тщательно-

го различия между позициями Ницше и Бергсона, ни утверждать, что

Бергсону можно приписать ницшеанский жест, которым отвергается

само по себе понятие истины по той причине, что бинарная оппози-

ция, в которой это понятие участвует, его противопоставление лож-

ному, придает ему моральную ценность. Тем не менее, многие аспекты

интерпретации, представленной Бертело и демонстрирующей основ-

ные черты достаточно распространенного понимания бергсонизма,

могут быть поставлены, скажем прямо, под сомнение.

Во-первых, необходимо исследовать смысл пространственной мета-

форы, которая, выступая в качестве очевидной, дает нам право говорить,

что реальность находится «за» видимостью. Именно эта метафора позво-

ляет Бертело утверждать, что для Бергсона такая реальность существу-

ет, тогда как для Ницше

—

нет: как если бы видимость не обладала сама

по себе определенной реальностью или же не существовала бы опре-

деленным образом, который Бергсон и Ницше, каждый на свой манер,

позволяют тематизировать (так, Бергсон говорит о «снимках» с просто-

го движения, которые мы делаем, и эти снимки настолько же реальны,

как то, с чего они сделаны, поскольку они всего лишь «фрагментарны»;

а Ницше говорит о «самоосмеянии» (Selbstverspottung), но не реальности,

которая прикидывается видимостью, а самой видимости, которой удает-

ся заставить нас поверить в то, что за ней находится реальность!

⁶

Впрочем,

—

и в этом заключается действительно принципиальный

момент

—

можно поставить следующий вопрос: если мы утверждаем, что

подвижная реальность находится «за» прагматической видимостью, про-

должаем ли мы мыслить с точки зрения длительности, оставляем ли мы

здесь хотя бы толику смысла за словом «подвижный»? В самом деле, когда

говорят, что для Платона, как и для Бергсона, реальность скрывается

за видимостью, уточняя, тем не менее, что для Платона эта реальность

—

вечна и неподвижна, в то время как для Бергсона она «подвижна», руко-

водствуются одной и той же схемой мышления. Существует предданная

реальность, но она существенным образом отличается от другой, более

высокой реальности, находящейся «за» первой. Однако можно пред-

положить, что вечное заключено здесь в самой структуре мышления,

а не в объекте, который помещают «за» данной реальностью. Иными

словами, если исправить Платона, утверждая, что истинная реальность

не «неизменна», но «подвижна», то это приведет только к замене одного

прилагательного на другое, и ничего нового высказано не будет. Следо-

вательно, выдвигаемый тезис звучал бы так: понятие вечности принадле-

жит теории истины, а не теории времени. То, что вечно в первом смысле,

—

это вечные истины, veritates aeternae; о длительности можно сказать, что

она вечна только в производном смысле. Как только мы помещаем перед

⁶

Ницше Ф. Веселая наука, § 

Ницще Ф. Сочинения: В  т. Т. . М.: Рипол Классик,

. С. .

150

Арно Франсуа

нашей речью и мышлением уже готовый объект, в том виде, в каком он

существовал до того, как мы могли о нем говорить или его помыслить,

мы делаем из него тем самым вечный объект. Как только мы начинаем

рассматривать истину как отношение, существующее между речью или

мышлением и таким объектом, который дан заранее, т. е.

—

как только мы

определяем истину как соответствие, мы принимаем точку зрения вечно-

сти в ущерб длительности. Судя по всему, именно это и имеет в виду Берг-

сон, когда в «Творческой эволюции» подвергает критике не сами фило-

софские системы, для которых мир или истина «вечны», но, скорее, док-

трины, как научные, так и философские, для которых «все дано»

⁷

. Все

дано, т. е. все уже существует, уже присутствует, предложено мышлению

или речи в своей окончательной форме, до того, как мышление или речь

смогут сами обнаружить, приподнимая пелену практического, в чем соб-

ственно заключается суть, и выстроить так называемый «адекватный»

и в этом смысле истинный дискурс,

—

вот одно из значений бергсонов-

ского «уже ставшего» в противоположность «становящемуся».

Однако Бергсон совсем не так понимает истину. Дело в том, что

«мышление с точки зрения длительности», а именно само философство-

вание Бергсона, подразумевает, как можно догадаться, критику поня-

тия «соответствия» (adéquation). Таков, в действительности, настоя-

щий смысл бергсоновского прагматизма, чью суть можно уловить лишь

путем обнаружения предельных следствий теории, согласно которой

восприятие, память и интеллект обладают значимостью только для

нашего действия. Ведь если мы называем «длительностью» ту реаль-

ность, которая существует «за» видимостью, то само различие между

реальностью и «видимостью» перестает быть существенным. Мы более

не можем наделять мышление или речь способностью схватывать эту

реальность адекватным образом, преодолевая пелену и заслоны. Фак-

тически, Бергсон предлагает критику теории истины как соответствия.

Эта критика очень часто ускользала от внимания комментаторов; имен-

но она содержится в работе «О прагматизме Уильяма Джеймса. Исти-

на и реальность» (). Само название этой статьи, которая была опуб-

ликована как предисловие к французскому изданию «Прагматизма»

Джеймса, указывает на то, что именно выработка новой теории отно-

шений между истиной и реальностью и является для Бергсона основ-

ным достижением прагматизма как философского течения.

Бергсон начинает с вопроса:

Что такое истинное суждение? Мы называем истинным утверждение,

которое согласуется с реальностью. Но в чем заключается такое согласие?

Мы хотели бы видеть в нем нечто вроде сходства портрета с моделью:

тогда истинным было бы то утверждение, которое копирует реальность

⁸

⁷

Бергсон А. Творческая эволюция. М.: Канон-пресс, Кучково поле, . С. .

⁸

Bergson H. Sur le pragmatisme de William James. Vérité et réalité

Bergson H. La pensée

et le mouvant. P. . Здесь и далее перевод И. Блауберг, готовящийся к изданию.